Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterСвятитель Феофан Затворник. Начертание христианского нравоучения (часть вторая)
Надобно показать и отступления от правды относительно веры, чтобы всякий мог видеть яму и не пасть в нее. Будем идти рядом с исчисленными обязанностями и означать возможные уклонения от них.
Против первой обязанности иметь веру грешат не имеющие веры, не знающие Бога и своего к Нему отношения безбожники. Не место здесь показывать существование безбожников; говорим только, что если они есть, то грешат, и грехом самым великим, которому и равного нет. Различать, впрочем, можно и должно безбожников теоретических, кои и по образу мыслей своих допускают небытие Бога, и практических, кои живут, не думая о Боге, или так живут, как бы не было Бога. К первым можно отнести фаталистов, кои говорят: самослучайно рождены есмы как у Премудрого (Прем., гл. 2). Все, что ни есть и бывает, есть и бывает так. Грехом сим искушаются и мысленно грешат все те, кои, раздумавшись о начале и судьбе мира, о запутанном ходе происшествий рода человеческого и своих, в сердце своем помышляют: неужели есть Бог? Не так ли все сие? Сюда же относятся пантеисты, для коих эта вселенная есть Бог, но не имеющий лица, связанный законом необходимости, неотдельное существо. Они родственны фаталистам. Особый вид их эволюционисты, по коим мир есть развитый Бог. Это грех грубейший, хотя к нему принадлежат очень утонченные умствователи, как Фихтэ, Гегель и др. Практические безбожники повсюднее. У них один характер жизнь в богозабвении, в волях сердца, без сознания над собою какой-либо высшей власти, без чувства неизбежной необходимости отвечать за жизнь. О них говорит пророк: Рече безумен в сердце своем: несть Бог. А что эта речь от них прилагается: растлеша и омрзишася в начиналиях своих (Не. 13). Предавшись чувственности и страстям, они подавили лучшую часть своего существа и нить, связующую их с небом, прервали. Они уже, по апостолу, не приемлют яжеДуха Божия (1 Кор. 2:14; о них же: Еф. 2; Рим. 1). Их можно встречать в большом количестве во всякое время и во всяком месте, и что особенно жалко иногда не совсем развратных, а живущих в естественных чувствах сердца. Впрочем, в сей смрад, хотя на время, погружаются и ведущие Бога, но дни, месяцы, а иногда и годы проводящие в суете ума, как бы без Бога (Еф. 2).
Против второго долга иметь единую истинную веру грешат индифферентисты, кои содержат и проповедуют, что все одно: какую ни имей веру, только имей. Всякая пригожа и приведет к своему назначению христианская ли это или не христианская. Как груба погрешность здесь, видно из того, что говорено в подтверждение необходимости иметь единую истинную веру. Тут еще приложить должно, что после того, как Сам Бог научил людей приближаться к Нему, Сам приходил, воплотился, страдал и умер, ниспослал Духа и столько чудес делал для утверждения веры, подвиг небо и землю после всего сего говорить, что все равно, сию ли веру держать или другую, означает не только безумие крайнее, в коем истину ставят наравне с ложью, но и нечестие, в коем наводится некоторый укор на человеколюбивого Бога, будто излишне расточал милости, и в коем, лжа, творят Бога истины, будто не единая та вера, которую Он объявляет единою. Индифферентизм есть, сверх того, язва рода человеческого. Если одна только вера ведет ко спасению, так что все иноверия не спасают, а влекут за собою пагубу, то кто удерживает в них, не губит ли всех, кого удерживает? Когда свирепствует мор и искусный врач изобретет единственное врачевство, то всякий уверяющий: ничего, и то-то лекарство хорошо губит всех, кои его послушают. Таков индифферентизм. Он расслабляет и убивает дух. Содержащий его почти то же, что безбожник, ибо явно, что для него вера есть стороннее дело, что он держит ее по обычаю, в подражание другим, или, еще хуже, будто какое-либо средство политическое. Все сии укоры падают и на того, кто говорит: все равно, лишь бы была христианская вера, а то какая-нибудь. Откуда эта мысль?! Апостолы с такою ревностию заботились о единомыслии, так деятельно старались восстановить его, когда оно как-нибудь нарушалось, так строго вооружались против разномыслящих, что определили им отлучение; а ныне вошло в обычай говорить: все равно, лишь бы христианская, хоть бы то была и ересь. Как же Господь говорил: аще Церковь преслушает, буди тебе яко язычник и мытарь (Мф. 18:17)? И потом как же Церковь во все свое продолжение так сильно ратовала и вооружалась против всех разномыслящих? Будто все сие так? И что Господь оправдывал знамениями и чудесами единую истинную веру и доселе оправдывает, будто и это все так?
Близко подходит к индифферентизму, или есть его вид, тот развратный образ мыслей, по коему проповедуют, будто религия не что иное есть, как средство в руках правительства. И те, кои так думают о правительстве, и само правительство, которое так поступает, крайне нечестивы и безбожны... Ну, если пригоже для правительства магометанство, или жидовство, или другое какое нечестие, будто его вводить и ему благоприятствовать должно? Цель общества весть человека к цели; цель человека—в Боге, к Богу же идти можно только так, как Он указывает во святой вере. Следовательно, духом общества должна быть единая истинная вера. Что за правительство, которое, мало чем успокаивая своих подданных во временном, за это губит их на целую вечность! Говорят: смущение будет в народе! Кто же позволяет насилие? Яви истину, чтобы всякий увидел ее. И кто к тому способнее, как не правители? Потому они безответны пред Богом, если не хранят и не вселяют в народе истинной веры. Против третьего испытай, где истина грешат неиспытывающие, погруженные в сон беспечности; нерадящие, кои тем только отличаются от индифферентистов, что никакой мысли не имеют при своей беспечности или совсем и не думают о вере и суть потому веро-презиратели; сомневающиеся, кои вообще остановились на нерешенном вопросе: есть ли Бог и нужно ли Ему поклонение? или подозревают, истинна ли святая вера православная, и, однако ж, остаются равнодушными, не ищут разрешения недоумений и в таком нерешительном, колеблющемся состоянии продолжают жить по принятому порядку. Это как бы повисшие на воздухе, истощающие и мучащие дух свой. Сила их преступления и в равнодушии к истине, к Богу и своему спасению, и особенно в том неестественном положении духа, что держат его в известном порядке против убеждения, идут против совести и убивают в себе жизнь. Остановившиеся на лжи, все заблуждающиеся в вере: язычники, магометане, иудеи, особенно натуралисты, те, кои думают, что для познания Бога и своего спасения достаточно естественных сил человека, своего ума и самодеятельности. Это заблуждение иначе называется рационализмом. Он есть самая очевидная глупость и безумие. Видеть и свои ошибки, и ошибки других мыслителей, знать из истории, сколько заблуждений и пороков наводнили землю от разумного человека, и еще верить в свой разум! К тому же в соседстве рационалист видит откровенную Богом веру, чудодейственно утвержденную, представившую и представляющую опыты спасенных, и остается при своем упорстве! Непонятно. Не без основания потому некоторые подозревают, есть ли основательно убежденные в твердости своего рационализма рационалисты? Большая часть, без твердого, ясного убеждения, с мутным сознанием верности своих мыслей, заносчиво проповедует не знать что, чтобы только заставить говорить о себе: вот всеобъемлющий гений!
Против того, что узнанной святой православной вере должно покориться смиренно, молча, всецело, грешат тоже рационалисты, только библейские, кои признают Откровение, но принимают из него только то, что сообразно с их образом мыслей. Это гордые умы, возносящиеся на ум Божий, не покоряющиеся Ему, не хотящие послушать веры, потому суть то же, что неверы. Ибо неверие, собственно, и есть непризнание истинным того, что святая вера признает истинным. По своему духу это разбойники в ограде Божией, прилазящие отинуде, кои, вошедши туда, вместо смиренного пребывания, своевольно рвут, разбрасывают и искажают все Божии сокровища. Все еретики, паписты, протестанты всех родов и другие естественный плод неверия и своемыслия, или своенравия ума в деле веры. Вера вселенская есть правило ведения и жизни, обязательное для всех. Кто мудрствует не так, как она, в каком-нибудь члене, зная, что сей род мудрствования не. одобряется ею и противен ей, и потом далее не покоряется никаким убеждениям, а упорно стоит в своем мудровании, тот есть хульник Духа Святого, Духа истины. Он раздирает целость веры и в этом тем преступнее, чем яснее сознает порядок верования, чем больше чувствует колебаний в совести и сердце против своих мыслей, чем больше за себя, а не за истину стоит в своем упорстве ради земных и самостных каких-либо целей. Отступники, те, кои или из страха преследования, или по надеждам земным, или по человекоугодничеству, иногда по легковерию и внутренней причудливости оставляют истинную веру и переходят к заблуждающимся. Из них не извиняются и те, кои воображают, что делают сие по убеждению в истине. Истина явна. Если страсть не омрачит ума, истина не может быть не замечена. Следовательно, отступление и в таких невозможно иначе как по страсти и греху... Что отступники народ погибший, учит апостол: волею согрешающим по приятии разума истины, о гресех не обретается жертва, а страшное чаяние суда, и огня ревность (Евр. 10:26). Сему суду, очевидно, не подлежат те, кои от иноверия переходят к истинной вере. Их хвалить и за них благодарить Господа должно, что приводит братии наших из тьмы в чудный Свой свет.
Наконец, против всех остальных обязанностей стоит холодность к вере, окостенение духа от погружения в плоть, от снедающей заботы, непомерной гордости и самости себя только знающей. В сем состоянии духа не знают ни тех отрадных чувств, кои приносит вера, каковы: покой, радость, благодарение и славословие ни тех дел, кои естественно вытекают из любви к вере, как то: исповедание ее, расширение и радение о ней дел и очень ценных здесь, и приносящих блаженство вечное на небе.
Все указанные уклонения кому не приходилось встречать лицом к лицу? Да ведает теперь всяк, где им место. Если кто потрудится хорошо утвердить в мысли все показанные расположения и дела в отношении к вере и притом так, как они вытекают одно из другого, то получит значительную крепость в уме и сердце, от которой, как от стены, будет отлетать всякое нападение на веру внутреннее и внешнее.
Вступивший в область истинной веры успокаивается в ней, чувствует, что он как в безопасном пристанище. Но сей покой только со вне, внутри же его ожидает усиленная деятельность и труд в духе сей принятой, узнанной и возлюбленной им веры. Это значит, что принявший веру самым принятием обязывается сообразовать свою внешнюю и внутреннюю жизнь с ее учением, или образовать себя по ней и вселить в себя ее дух. Область веры дышит и преисполнена жизнию и деятельностию; вступивший в нее и, однако ж, не живущий по ней то же, что лишняя часть в машине или своенравник, нарушающий порядок светлого, торжественного шествия. Тот не верует, кто не живет по вере. Вера без дел мертва (Иак. 2:26). Когда утопающий не берется за руку, которую простирают к нему с обещанием вытащить, верно, не верит обещанию. Мало того, такой издевается над верою. Что, если б надел кто священническую одежду и начал в ней кривляться и безумствовать всенародно? Не насмешник ли он? То же и в отношении к вере. Потому в Слове Божием предполагаются великие угрозы ведущему и не творящему. Бога исповедают ведети, а делы отмещутся Его, мерзцы суще и непокориви, и на всяко дело благое неискусны (Тит. 1:16). Таким образом, принявший веру непременно должен осуществить ее в своей деятельности, образовать себя по ней, представлять ее как бы всю в своем лице на деле. Постоянное, искреннее, полное и всестороннее хождение в духе единой истинной и святой веры есть истинное благочестие.
Само собою разумеется, что соответственно разнообразию состава веры и деятельность благочестивая должна являться в разных видах. На сем основании есть и разные обязанности благочестия. Можно и все вообще обязанности подводить под сию одну, или выводить из нее одной, ибо все они требуются христианскою верою и вытекают из духа ее. Посему, между прочим, и у апостола (Тит. 2:12) выводится из благочестия жизнь благочестивая, праведная, целомудренная, то есть, вообще, деятельность христианская, законная и святая.
Что значит христианская благочестивая жизнь? Жизнь в единении с Богом в Господе Иисусе Христе во Святой Церкви, или по домостроительству спасения нашего. Что это так, смотрите, как было дело. Господь пришел на землю, пострадал, умер, воскрес, вознесся на небо, ниспослал Духа Божественного на святых Своих учеников и апостолов, кои силою Его и воздвигли на земле обетованную Церковь, назданную на основании Апостол и Пророк, сущу краеугольну Самому Иисусу Христу, Церковь, дом веры и спасения, тело Господу, ковчег спасающихся от потопления в нечестии, грехе и злобе сатанинской. Но что есть Церковь по духу своему? Святительство свято, приносите жертвы благоприятны Богови Иисус Христом. Церковь есть лицо богослужащее, жречествующее, святительствующее беспрерывно, разумно, духовно, и это Богу Иисус Христом. Всякий вступающий в нее должен стать с нею единым духом, быть тем в малом, чем она в большом виде, подобно как и в теле, говорят, каждый и малый член имеет все тело, то есть, все его элементы. Иначе: всякий верующий обязуется быть приносящим Богу жертвы благоприятные Иисус Христом, а это то же, что жить в общении с Богом через Господа Иисуса Христа, по домостроительству спасения. Отсюда очевидно, что жизнь христианская, благочестная деятельно выражается в восхождении к Богу через Иисуса Христа, в пребывании в Нем чрез Него и притом не иначе как в доме, устроенном для нашего спасения, или Церкви. Соответственно сему и обязанности благочестия имеют три класса, из коих 1) первым определяются чувства и расположения, вытекающие из воссоединения с Богом в Иисусе Христе, 2) вторым чувства и расположения, вытекающие из пребывания в общении с Богом, 3) третьим чувства и расположения, вытекающие из общения с домом спасения, Церковью.
Начнем с тех чувств и расположений, кои встречает человек на пути к Богу, когда воссоединяется с Ним в Господе Иисусе Христе. Так как возвращение к Богу есть дело свободы, а не принуждения и притом совершается в духе, а не в чем-либо вещественном, то оно есть дело не такое, которое, окончивши, можно бы было отложить к числу решенных, а дело, в каждое мгновение повторяемое и возобновляемое. Потому, хотя уже вступил христианин в общение с Богом, никак не увольняется и не освобождается он от тех актов, коими сие совершилось, а всегда должен питать и возобновлять их. Следовательно, все они и обращаются ему в непрерывный долг и обязанность.
Путь восхождения к Богу, или воссоединения с Ним, объяснен в другом месте (см. о норме христ. жизни). Теперь остается только выяснить вытекающие из того обязанности.
Семя всех сих обязанностей есть вера в Господа нашего Иисуса Христа, Спасителя нашего, сочетавающая нас с Ним сердечно. Но иное должно происходить в нас еще до рождения сей веры, а иное по рождении ее. Никто же приидет ко Отцу, токмо Мною, говорит Господь (Ин. 14:6). Надо прежде прийти к Иисусу Христу, чтобы от Него взойти к Богу. Следовательно, есть обязательные для нас чувства и расположения, одни на пути сочетания с Господом Иисусом Христом, а другие на пути восхождения от Иисуса Христа к Богу Триипостасному.
Сердечное сочетание с Господом совершается верою. Начало веры полагается в познании своей бедности и познании богатства Иисус Христова. Вера переносит богатство Христово на свою бедность и ради того сочетавает сердце с Господом. Для того, чтобы поддерживать в силе сию веру и возгревать более и более сочетание сердца с Господом, всякий христианин обязуется к следующим чувствам и действиям:
аа) Он обязан знать и в чувстве сердца носить свою бедность и свое окаянство. Знанием сим начинается и потом постоянно поддерживается вера. Это то же, что елей для огня в лампаде, который слабеет по мере истощения елея. Кто не знает, что дом охвачен огнем, не побежит из него; так и кто не знает своего окаянства, не позаботится о спасении. Это есть первая истина о себе; всякая другая имеет уже примесь лжи и тем более, чем более питает самодовольство. Предметы сего знания сами собою определяются историей человека. Сотворен он по образу Божию, для славы Божией и непрестанного блаженства взамен отпадших и отверженных духов, основавших в себе и из себя ад. Но завистию диаволею преступил он заповедь, подвергся осуждению и клятве, расстроил свою душу и тело, подчинился прельстителю и, бедствуя на земле, состоит в опасности по смерти быть в том же аду, который населен духами, отступниками и их князем сатаною. Итак, христианин должен содержать в мысли, что он был в состоянии падения, состоял под клятвою Божиею, был безответен пред Ним и растлен сам в себе, подлежал власти, насилию и злобе сатаны, был неминуемым оброчником и смерти, и ада. Все сие и ясно знать, и содержать во внимании должно христианину даже после того уже, как он избавлен от всех сих бед. Ибо сам по себе он действительно таков всегда. Если теперь он стоит вне сего гибельного порядка, то потому, что держится благодатию, хотя, как над бездною пламени, в каждое мгновение готов будучи отпасть и пасть снова на прежнее. Совокупностью таких мыслей, воспринимаемых сердцем, образуется и поддерживается чувство опасности своего положения, своего бессилия и беспомощности, аще не Господь. Это обязывает христианина далее пребывать в крайнем самоуничижении, смирении и оставлении себя ниже всякой твари, даже бездушной, не только одушевленной; заставляет беспрерывно взывать: Господи, спаси мя, погибаю. И такие чувства не раз или не два надо воспроизвести, а иметь их постоянно в себе утвержденными и укорененными, как бы претворившимися в естество. Теряющий их выходит в мгновение из строя спасающихся, ибо все спасающиеся так думают и так чувствуют. Потому долг всякого всячески возгревать их в себе. Делать сие может всякий как умеет. Но лучшая и действительнейшая наука им есть самая жизнь христианская. Это самое сильное и постоянное средство, так что, можно сказать, вся жизнь христианина истинного есть не что иное, как непрерывное восхождение на высоту сознания своей бедности и чувства самоуничижения. Чем больше кто растет в добродетели, тем больше сознает, чувствует, что он ничто. А из сего какое истекает обилие добродетелей! Тут смирение, самоукорение, неосуждение других, безгневие, непрекословие, невозмущаемый покой. Но за то от Бога непрестанное притечение тайных духовных утешений и обилие благодати, а от других христиан любовь и живое соединение. Кто же не имеет сего, у того и с тем бывает все противное.
бб) Обязан знать и возрастать в познании неисследимого богатства Господа нашего Иисуса Христа, пришедшего в мир грешников спасти. Одно познание своего окаянства и бессилия, с безответностию и страхом за жизнь и судьбу вечную, безотрадно. Оно приносит только скорбь и тоску, которые, если не растворяются другими утешительными чувствами, расслабляют, а не оживляют, и, что недалеко, оно может ввергнуть в отчаяние неисходное. Кто на этом одном останавливается, тот останавливается как бы на половине дела и, следовательно, не делает ничего. И истины нет здесь: ибо на самом деле не беден только есть человек и погибающ, но есть и обогащаем, и спасаем есть такое устроение от Господа и Бога нашего, по которому над человеком гибнущим простерто Божественное осенение благодати. Потому познавать сие есть непременный долг всякого христианина и, поелику все сие сосредоточивается в Господе Иисусе Христе, познавать Его. Предметы сего познания тоже определяются самим устроением благодатных действий. Милосердый Бог обетовал погибающему послать Спасителем Сына Своего, Который по исполнении времен действительно пришел, воплотился, страдал, крестного смертию принес жертву за грехи всего мира, воскрес и всех воскресил, разрушил ад и связал сатану, вознесся, воссел одесную Бога Отца, где и ходатайствует за нас, и властвует над всем, как Царь приявший власть на небеси и на земли. Так должно знать и познать, что Господь Иисус Христос есть жертва за нас, живот наш, Царь наш, истнивший силу диавола, смерти и ада. Отсюда, далее, памятовать и содержать в мысли, что было такое дивное и изумлющее дело Божие, были потрясены небо и земля; благоговейно размышлять и углубляться во все совершение спасения, особенно в страшные страсти и последовавшую затем славу Господа: что это, как, для чего, какая в этом сила? Чаще приводить сие на мысль, особенно в среду, пяток и воскресенье, радоваться и утешаться тем, что есть так. Такими занятиями само собою будет расти познание Господа; но ревностный присоединит к нему частое прочитывание Евангелий и пророчеств, паче же всего молитву о благодатном введении в тайны спасения. Кто уразуме ум Господень? вопрошает апостол и как бы в ответ на то прибавляет: мы же ум Христов имамы (Рим. 11:34; 1 Кор. 2:16). Истинное познание Господа совершается в тайне духа и, можно сказать, не столько понимается, сколько чувствуется так, что на то нет ни слов, ни изображений. Только оно беспредельно сладостно, как уверяет апостол, который все счел ни во что за превосходящее разумение Христа Господа (Флп. 3:8), который всех побуждает восходить к такому разумению и о всех молился, чтобы открыта была им глубина, широта и высота премудрости, явленной в устроении нашего спасения (Еф. 3:18).
вв) И таким образом возгревать в себе веру в Господа Спасителя. Ибо когда в одном и том же духе встретятся и познание своего окаянства и бедности, и познание Господа Спасителя, то, естественно, они сочетаваются между собою и растворяются, как вода с сухою землею или как две сродные стихии. Чувство безответности восходит к Господу пожершемуся, чувство расслабления и растления приемлет Господа живот наш; страх смерти, ада и диавола исцеляется познанием Господа, Царя нашего и победителя их. Каждое чувство скорбное находит себе соответственное врачевство в Господе. Из сего-то сочетания и рождается, как дщерь их небесная, истинная вера в Господа Спасителя, которая потому и есть не одно познание Господа, не одно познание своего ничтожества, а то и другое совместно, и не одно подле другого, а одно в другом. Как в химическом сродстве один элемент входит в другой, так и они сорастворяются взаимно. Безответный прибегает к Распятому, как жертве, и приемлет оправдание; растленный к Господу-Животу и оживляется; плененный к Господу-Царю и Победителю и освобождается. Вера есть внутреннейшее благодатное в нас действие, коим на наше ничтожество и бедность переносится полнота Христова и усвояется нам. Это есть акт всемогущий, творческий, ибо им совершается новая тварь в нас, наш дух сочетавается со Христом и рождается из того в нас новый, потаенный человек. Из сего видно, что в составе истинной веры сокрываются следующие, более чувствуемые, нежели выражаемые, слитно объединенные, а не разделенные расположения: я погибающий погиб бы навеки, но Господь Иисус Христос, отнявший все зло, лежащее на роде человеческом, восприял меня, и Им я спасаюсь. Вера зрит Господа единственным источником своего облаженствования, исчезает в Нем сердцем, объемлет Его любовно, живет Им одним и для Него одного; ибо чувствует, что если бы не Он, то все бы погибло. Так содержать и чувствовать есть постоянный долг христианина. Понятно теперь, почему для поддержания и возгревания в нас такой веры считаются необходимыми, с одной стороны, возрастающее познание своего окаянства и бедности, а с другой познание Спасителя и дел Его. Ими греется дух веры, ими же рожденный и из них составленный. Но как капля воды составляется из частей кислорода и водорода переходом сквозь них искры электрической, так и вера в первый раз рождается таинственным некоторым прикосновением Господа, к сердцу, подготовленному к вере через познание себя и Господа, как это Он дает разуметь словами: толку, вниду и вечеряю (Апок. 3:20). Познанием себя и Господа отверзается сердце; затем входит Господь Сам и вечеряет, то есть насыщает душу Своими благами, вследствие чего и изрекается в глубине духа человеческого, как Фомою по осязании Господа: Господь мой и Бог мой (Ин. 20:28). Это первый голос веры и верный ее символ.
Но как первоначально родилась вера таинственным прикосновением Господа к сердцу, так и поддерживаться она может и должна сим же прикосновением, которого верующие сподобляются в приобщении Святых Тайн и в пламенной молитве, которая в истинном смысле и силе есть не что иное, как беспрерывное повторение первоначального возношения к Господу и первого Его присещения. Из нее, как из горнила, каждый раз христианин выходит обновленным. Вот почему в наставлениях святых отцов, всех вообще, заповедуется беспрерывно вращать в устах молитву к Господу: Господе Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя... вращать так же часто, как часто дыхание, к которому некоторые и приноровляли ее. Отсюда, по противоположности, гаснет вера от забвения своей бедности, от ослабления познания Спасителя и прекращения молитвы Иисусовой.
Так совершается и поддерживается сочетание сердца с Господом Спасителем верою. Отсюда начинается ряд других чувств, коими дух от Христа Спасителя восходит к беспредельному Богу и сочетавается с Ним. В заключение предлагается всякому прочесть следующее место из Апокалипсиса, в котором все сказанное пред сим совмещено и изрекается от лица Самого Бога: Зоне глаголеши, яко богат есмъ, и обогатихся, и ничтоже требую, и не веси, яко ты ecu окаянен, и беден, и нищ, и слеп, и наг. Со-вещаю тебе купити от мене злато разжжено огнем, да обогатишися: и одеяние бело, да об-лечешися: и да не явится срамота наготы твоея: и коллурием памажи очи твои, да види-ши. Аз, ихже аще люблю, обличаю и наказую: ревнуй убо и покайся. Се стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой, и отверзет двери, вниду к нему, и вечеряю с ним, и той со Мною. Побеждающему дам сести со Мною на престоле Моем, якоже и аз победих, и седох со Отцем Моим на престоле Его. Имеяй ухо, да слышит, что Дух глаголет Церквам (Апок. 3).
Когда образуется вера и сердце сочетавается с Господом, тотчас рождаются из сего другие чувства и расположения, как лучи от солнца, по которым, как по ступеням лестницы, утвержденной на камени Христе, восходит христианин на небо к Богу и поклоняется Ему у подножия престола Его. Чувства сии и расположения суть следующие:
аа) Упование спасения в неразрывной связи с самоотвержением. Упование спасения так существенно в жизни по Христе, что есть как бы самое лучшее определение и выражение веры в Него. В нем чувствует себя христианин, что он вне опасности, за пределами всего зла, лежавшего на нем, что вступил в область спасающихся, спасается Господом. Кто из утопающих ухватился за вервь, брошенную к нему, влечется на корабль, возводится на него, стал на нем, тот не может не питать отрадного чувства избавления или минования опасностей. Таков же дух и христианина уверовавшего! Как сродно вере сие упование спасения, видно из слов апостола Петра, который почитает его отличительным признаком веры: Благословен Бог порождей нас во упование живо, взывает он (1 Пет. 1:3). У апостола Павла сие упование именуется котвою души, твердою и благонадежною (Евр. 6:19). Сим упованием отрицается или изгоняется из души главным образом отчаяние и безнадежность, но и, кроме их, всякое сомнение, неведение спасения своего и неубеждение в нем. Потому как упование спасения есть обязанность, так нечаяние его во всех видах есть грех. Самоотвержение, или жизнь в нем, есть не одно повержение себя под ноги, попрание и уничижение, но более: оно есть самоозлобление, или такая деятельность, которою беспрерывно озлобляется и поражается или тело, или душа и которая совмещает все дела наперекор самоугодию, своей воле и желаниям сердца. У святых отцов это выражается в двух правилах: не иметь своей воли и не давать покоя телу как два способа самоозлобления. Из них составляется все подвижничество, которое то же, что жизнь в самоотвержении. О сем говорит апостол: иже Христовы суть, плоть распята со страстъми и похотъми (Гал. 5:24), и Господь: ижехощет по Мне ити, да отвержется себе (Мф. 16:24). Не так очевидна связь строгой самоозлобительной подвижнической жизни с упованием спасения; но она есть, и так жива, что мера самоозлобления есть мера и упования спасения. Как тяжесть воздуха поднимает ртуть в барометре, так и тягота самоотвержения возвышает упование спасения. Основание сего можно видеть в спасении нас страданиями Господа: ими совершено спасение, и каждый человек спастись может не иначе как усвоением их себе. Как же их усвоить? Своими страданиями. Наши страдания суть точка соприкосновения к страданиям Христовым, или место привития их. Оттого апостолы говорят о некотором сообщении страстей Господа через сообразность со смертию Его (Флп. 3:10) и хвалят тех, кои успели приобщиться Христовым страстям (1 Пет. 4:13). От такого же сообщения естественным следствием должно быть возрастание упования спасения. Ибо если страданиями переходит на нас сила страданий Христовых, совершивших наше спасение, то вместе с тем не может не вселяться в душу и сознание спасения от их силы, что и есть существо упования. Но как бы это ни было, только жизнь самоотверженная, строго подвижническая, самоозлобительная есть единственное условие упования спасения. Посему, кто покоит себя, тот погашает упование и, следовательно, заглушает самое зачало, или первый исход упования спасения. Потому врагам креста Христова кончина-погибель (Флп. 3:19).
бб) Мир с Богом в неразрывной связи с беспрерывным покаянием. Оправдившеся верою, мир имамы к Богу Господем нашим Иисус Христом, говорит апостол (Рим. 5:1). В другом месте говорится, что Бог мир во Христе примирил Себе и дал апостолам слово примирения, которые и молят всех: примиритеся Богу (2 Кор. 5: 19, 20). Мир сей свидетельствуется ощущением благоволения Божия, созерцанием в духе светлого лица Божия, сознанием отъятия и изменения гнева Его на милость, веселовоззрением на небо. Прежде был будто меч над главою, и обратиться к Богу, и подумать о Нем было страшно; а теперь со святым дерзновением входят во внутреннейшее за завесу. Сподобившись сего мира, надо заботиться и о том, чтобы пребывать в нем. Но пребывать в мире с Богом нельзя без непрерывного покаяния. Условие к миру с Богом апостол Иоанн поставляет такое: аще сердце наше не зазрит нам (1 Ин. 3:21). Если нет ничего на совести, можно иметь дерзновение и доступ к Богу в чувстве мира; а если есть, то мир нарушается. Бывает что на совести от сознания греха. Но по тому же апостолу мы никогда не бываем без греха, и это так решительно, что тот уже лжец, кто иначе думает и чувствует (1 Ин. 1:8). Следовательно, нет минуты, когда бы кто не имел чего на совести вольного или невольного, а потому нет минуты, когда бы не возмущался его мир с Богом. Отсюда следует, что всенеобходимо очищать свою совесть, чтобы быть в мире с Богом. Очищается же совесть покаянием. Следовательно, непрерывно должно каяться. Ибо покаяние смывает всякую скверну с души и делает ее чистою. Аще исповедуем грехи наша, верен есть и праведен, да оставит нам грехи наши и очистит нас от всякия неправды (1 Ин. 1:9). Покаяние сие состоит не в словах только: прости, Господи; помилуй, Господи; но при нем неизбежны все действия, условливающие отпущение грехов, то есть сознание определенной нечистоты помысла, взгляда, слова, соблазна или другого чего-нибудь; сознание своей в том виновности и безответственности без самооправдания; молитва об оставлении ради Господа до умирения духа. Что касается до великих грехов, то те тотчас должно исповедать духовному отцу и принять разрешение, ибо в тех не успокоишь духа одним повседневным покаянием. Таким образом, обязанность непрерывного покаяния есть то же, что обязанность содержать совесть в чистоте и безукоризненности: У святых отцов сколько на это правил! Сколько употреблено забот, чтобы и себя к тому настроить, и других научить! Так и должно: иначе нет мира с Богом. Против сего грешат все несознательные, себя во всем оправдывающие и пред Богом, и пред людьми.
вв) Чувство любви Отчей от Бога, или сыновства Богу, в неразрывной связи с усиленною деятелъностию ради Его. В Господе Иисусе Христе истинно верующие, отрожденные водою и Духом, стали сынами Богу Отцу благодатными ради живого союза с Господом и воображения Его в себе. Такой неизреченный дар, существенный в царстве Христовом, обращает к нам Бога, как отца к детям, отеческою любовию. А это не может не отзываться и в самом сердце и не оставлять там сознания или чувства отеческой любви Божией и своего сыновства Богу. Сколько потому сии чувства существенны в христианском союзе с Богом, столько же и обязательны для христиан. Христиане обязаны иметь их и питать, напрягаться возбудить и хранить навсегда, С каким напряжением апостол Павел старался воскресить сии чувства, когда видел, что они были заглушены! Так он говорит: Елицы Духом Божиим водятся, сии суть сынове Божий. Не приясте бо духа работы паки в боязнь, но духа сыноположения, о немже вопием: Авва Отче. Самый Дух спослушествует духу нашему, яко есмы чада Божия (Рим. 8: 14-16). Вси бо вы сынове Божий есте верою о Христе Иисусе: елицы бо во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал. 3: 26-27). Господь пришел, учит он, да всыновление восприемем (Гал. 4: 5, 6). Видите, какову любовь дал нам Отец, да чада Божий наречемся и будем (1 Ин. 3:1), взывает св. Иоанн Богослов. Не называться только, но и быть чадами дал нам область Господь (Ин. 1:12). Что теперь состоит в существенной связи с сим восприятием христиан в род Божий, в родство Божественное, вполне объясняется характером сына. Не одно то главное в сыне, что он действует не как раб, а с некоторою свободою, как посвященный в тайны отца; но и то, что все, относящееся к отцу и дому, он глубоко принимает к сердцу, как бы оно непосредственно касалось его одного, чувствует, что он, состоя в союзе с отцом и домом, союзе живом, когда действует, действует от лица их и ради их, как бы благосостояние их, и честь, и слава лежали на нем одном. Такого точно характера и настроения должен быть и всякий христианин в благодатном христианском царстве, сем доме Божием. Чувствуя, что он есть Божий искренний, ближний, он должен и действовать не иначе как от лица Бога, по распоряжениям и намерениям Божиим ради чести и славы дома Его во вне, ради благосостояния внутри; должен стоять за Господа Бога и за дом Его до крови ради своего Ему сродства благодатного. Христианин есть как бы посланник и ходатай от Бога, ходатайствующий и действующий по Его делам. Таково исходное начало всей деятельности христианина! Оттого у него должна быть неудержимая ревность о благе-Церкви и христиан, ревность съедающая, болезненно отзывающаяся в сердце. Как сыновство Богу возбуждает такую деятельность от Бога и ради Его, так, наоборот, деятельность такого рода возгревает, возвышает и поддерживает чувство сыновства, так что одно в необходимой связи с другою. Они взаимно отражаются друг в друге. Потому, наоборот, деятельность иного рода, или недеятельность, погашает чувство сыновства, или лишает сыновства. Это очевидно тоже из обыкновенного примера: сын, нерадящий об отце и доме, что за сын?.. И опять: кто потерял сыновние чувства, как будет действовать по-сыновнему?
Таковы обязательные для нас чувства и расположения, непосредственно вытекающие из воссоединения с Богом во Иисусе Христе, и те, кои приводят нас к Господу Иисусу, сочетавают с Ним и держат в сем сочетании, и те, кои от Господа возводят к Богу. Их, вообще, можно назвать обязанностями к Богу по условиям спасения, или обязанности относительно веры и из веры в Господа и Спасителя. Но здесь тотчас начинается другой ряд обязательных для нас чувств и расположений к Богу собственно, или к Божеству. Молитвенно возгревать в себе их все да поможет всем Господь, Пречистая Владычица и все святые Божий.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter