Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterСвятитель Феофан Затворник. Толкование на 1-е послание святого апостола Павла к Коринфянам (часть 2)
Стих 27. Вы же есте тело Христово, и уди от части.
«Дабы кто не сказал: какое имеет отношение к нам пример тела? Оно устроено так по природе, а наши совершенства зависят от воли,– Апостол прилагает этот пример к нашим обстоятельствам и показывает, что мы по воле должны иметь такое же согласие, какое члены тела имеют по природе: вы же есте тело Христово, говорит. Если в нашем теле не должно быть несогласия, то гораздо более в теле Христовом, и тем более, чем благодать сильнее природы» (святой Златоуст).
Все вместе вы тело Христово, а каждый отдельно член сего тела. Но собственно тело Христово есть «вся вселенская Церковь, а не одна Коринфская. Присовокупляя: от части, он дает им разуметь: ваша церковь есть часть Церкви вселенской, сего таинственного тела Христова, составляемого всеми Церквами; так что вы обязаны быть в мире не только друг с другом, но и со всею вселенскою Церковью, если вы в самом деле члены целого тела» (святой Златоуст).
Стих 28. И овых убо положи Бог в Церкви первее Апостолов, второе пророков, третие учителей, потом же силы, таже дарования исцелений, заступления, правления, роди языков.
Бог положи. Устроители церквей и хранители порядков в них не сами по себе установились: они небесного происхождения. Потому существующее в Церквах устроение должно принять с полною покорностию, как непосредственное Божие учреждение (Феофилакт). Говоря: первее, второе, третие, Апостол ставит чины церковные по их достоинству.
Первее Апостолов. «Превосходнейший чин становится выше всех, ибо Апостолы имели в себе все дары» (святой Златоуст). «Они началовожди веры» (Экумений). «Проводники всех духовных благ и сокровищ» (Феофилакт). «Разумеет не двенадцать только, но и семьдесят, и других, впоследствии сподобившихся сей благодати. Ибо и сам, будучи впоследствии призван, приял сие поставление, также божественный Варнава, а кроме их и многие другие» (Феодорит).
Второе пророков. «Разумеет бывших не прежде благодати, но под благодатию. Из числа их был Агав» (Феодорит). «Пророчествовали и дочери Филиппа, и те из коринфян, о которых он говорит: пророцы же два или трие да сказуют (14, 29). Вообще тогда было гораздо больше пророков, нежели в Ветхом Завете, потому что этот дар был ниспосылаем не на десять, двадцать, пятьдесят или сто человек, но обильно изливалась эта благодать, и каждая Церковь имела много пророков. Если Христос говорит: закон и пророцы до Иоанна (Мф. 11, 13), то говорит о тех пророках, которые предвозвещали Его пришествие» (святой Златоуст).
Третие учителей. «И они великую приносили пользу, и по справедливости полагаются тотчас за пророками» (Экумений). «Вдохновенные Божественною благодатию, они предлагали учение Божественных догматов, и делали нравственные наставления» (Феодорит). «Пророчествующий говорит все от Духа, а учащий говорит иногда и от собственного разума. Почему Апостол и говорит: прилежащии добре пресвитеры сугубыя чести да сподобляются; паче же труждающиися в слове и учении (1 Тим. 5, 17). Кто говорит все от Духа, тот не труждается, посему Апостол и поставил учителя после пророка, так как дело последнего есть всецело дар, а первого – и труд человеческий; учитель говорит многое и от себя, хотя, конечно, согласно с Божественными Писаниями» (святой Златоуст).
Потом же силы, таже дарования исцелений.
Прежде указывал на лица, получившие дары, а теперь стал указывать только дары,– что никакой разности не производит в ходе речи, ибо и эти дары лицам же определенным были посылаемы.– «Видишь ли, как он опять отделяет дар исцелений от силы, как сделал и прежде? Это потому, что сила больше исцеления. Имеющий силу и поражает, и исцеляет, а имеющий дар исцелений только исцеляет» (святой Златоуст). Может быть, силы означают и дар, обнаруживавшийся в чрезвычайной власти над силами и стихиями природы. «Апостол напереди сих даров поставил учительство не просто, но научая тем, что дарования сии ради учения, а не оно ради их; потому что учение споспешествовало спасению. Поелику же не принимали оного без знамений, то, по необходимости для приходящих, как бы в некое поручительство, творили чудеса» (Феодорит).
Заступления, αντιληψεις.– Заступаются за обижаемого и терпящего насилие. Если взять пополнее это значение и перебрать все, от чего терпеть может немощный человек, и вследствие того требовать заступления, то под этим даром многое можно разуметь. Терпят от неправд человеческих, терпят от бедности и болезней, терпят насилие и стужение от бесов. Соответственно сему дар заступлений будет или дар мужества и мудрости в защищении притесняемых пред властями, или дар попечения о бедных и больных, или дар власти над бесами. Что признать более уместным в настоящем случае? Наши толковники не дали этому слову строгого определения, потому можно разуметь все. Но ближе – заступление от злых людей и бесов.
Правления, κυβερνησεις.– Дар управления частными Церквами – пастырство. Феодорит правления и заступления ставит вместе и говорит: «Сим Апостол изобразил домостроительство Церквей». Феофилакт говорит то же об обоих вместе: «Заступления, правления, то есть чтоб заступаться за немощных и управлять, или устроять дела братий. Это хотя и от нашего усердия зависит, но Апостол называет то дарами Божиими, научая быть и за них благодарными Богу и к Нему взирать, а не возноситься». Святой Златоуст говорит: «Что такое заступления? – То, чтобы помогать слабым. Неужели и это есть дар? – Без сомнения, помогать и распоряжаться духовными предметами (здесь святой Златоуст говорит и слово: правления) есть дар Божий.– Впрочем Апостол и многие из наших добродетелей называет дарами не с тем, чтобы мы предавались беспечности, но дабы показать, что мы всегда имеем нужду в помощи Божией, и дабы расположить к благодарности, сделать более ревностными и возбудить души слушателей».
Роди языков. «Дарование сие поставил Апостол на последнем месте не просто, но потому, что коринфяне высоко о нем думали и неумеренно пользовались им напоказ, а не по мере нужды. Ибо поэтому Апостол представил и порядок дарований, и сказал, которое из них есть первое, которое второе, и которое третье, чтобы прилагали попечение о более нужном» (Феодорит).
Стихи 29 и 30. Еда вси Апостоли? Еда вси пророцы? Еда вси учители? Еда вси силы? Еда вси дарования имут исцелений? Еда вси языки глаголют? Еда вси сказуют.
«Сим Апостол снова утешил приявших дарования, по мнению их меньшие, и ясно научил, что невозможно всем иметь одни и те же дарования, и что они имеют нужду друг в друге, как члены телесные имеют нужду во взаимном пособии» (Феодорит).
«Так как перечислением даров он опять показал великое между ними различие и возбудил болезнь тех, которые получили меньшие дары, то, наконец, после того как представил множество доказательств на то, что они не слишком унижены, обращается к ним с весьма сильным обличением говорит: еда вси Апостоли? и проч. Не останавливается на одном или другом даре, но исчисляет все до последнего, выражая или то, что всем нельзя иметь всего, или вместе с тем присовокупляя к слову утешения еще нечто другое. Что же такое? – То, что и меньшие дары, подобно большим, равно должны составлять предмет желаний, потому что и они даны не всем вообще. Для чего, говорит, ты скорбишь о том, что не имеешь дара исцелений? Помысли, что имеющий большее часто не имеет того, что ты имеешь, хотя бы это было меньшее. Как не всем Бог даровал все великие дары, но одному такой, а другому другой, так Он поступил и с меньшими, даровав не всем все. А сделал Он это для того, чтобы внушить великое согласие и любовь, дабы каждый, имея нужду в ближнем, теснее соединялся с ним. То же Он сделал и в художествах, и в стихиях, и в растениях, и в наших членах, и во всем вообще» (святой Златоуст).
Стих 31. Ревнуйте же дарований больших; и еще по превосхождению путь вам показую.
Этот текст стоит на переходе к следующему слову о любви. Сказав все о чрезвычайных дарах благодатных, проявлявшихся в Церкви, и умиротворив всех, смущавшихся получением меньших сравнительно с другими даров, Апостол говорит как бы им: желаете лучших даров? – Ищите. Но я скажу вам, что дело жизни христианской не в дарах. Дары все могут прекратиться в Церкви. Есть в христианстве нечто, что выше всех даров. И вот это я вам хочу теперь показать.
По превосхождению путь, превосходнейший путь, то есть путь жизни, дух жизни о Христе Иисусе. Фотий у Экумения говорит: «Показую вам путь, на коем, не имея нужды ни в одном из показанных дарований, вы окажетесь, однако ж, лучшими и совершеннейшими всех. Что же это такое? – Нечто самое простое, беструдное, наилегчайшим образом достигаемое, именно – любовь. Стяжавший чистую любовь, всех стал выше, всех превзошел. А у кого нет ее, тот ниспал ниже всех, и сверх того пуст есть (от всех духовных благ). Стяжав любовь, не будешь уже с завистию малодушно взирать на высшие дарования других».
Вот слова святого Златоуста. «Не сказал: ревнуйте дарований высших, но κρειττονα, лучших, то есть нужнейших, полезнейших. Не сказал: дарование, но путь, дабы более возвысить то, о чем намеревался говорить; не один, не два, не три дара, говорит, я покажу вам, но один путь, ведущий ко всем им, и не просто путь, но путь превосходнейший, открытый для всех вообще. Это не то, что прочие дары, из которых одни даются тем, другие другим, а не все всем, но есть дар всеобщий».
Сначала показывает Апостол: а) превосходство любви над всеми дарами и подвигами (стихи 1–3); потом б) изображает светлый лик ее, указывая в ней полноту добродетелей и отвержение всех страстей (стихи 4–7); наконец в) сказывает, что она непрестаема (стихи 8–13).
Глава 13, Стих 1. Аще языки человеческими глаголю и аггельскими, любве же не имам, бых яко медь звенящи, или кимвал звяцаяй.
Любовь – внутренняя сила жизни. Погружаясь в Боге и Богом исполняясь, она и Божие все, и свое иждивает на братий, в которых также живет не мыслию, а сердцем, все, их касающееся, почитая касающимся себя. Это самораспятая жизнь, неистощимый источник всякого добра. Говорение на языках – совсем внешнее дело, и в естественном порядке им занята разве только память, а в благодатном и того нет, ибо и ослица могла говорить, когда то нужно было, и камение возопиют, говорит Господь, когда некому будет изречь волю Божию. Говорящий без присутствия внутренней жизни точно есть медь звенящая, или кимвал звяцаяй. Первым выражается однотонный звук, как удар по куску меди, или по медной вещи, а вторым и перемены тонов, но без значения. По-гречески – αλαλαζον,– лалачит, а ничего определенного не сказывает.
«Апостол, делая сравнение дарований, первым из всех поставил дарование языков, потому что оно, по мнению коринфян, было важнее других. Важнейшим же почитали оное, потому что прежде всех других дано Апостолам в день Пятидесятницы при сошествии Всесвятого Духа. Он говорит: если узнаю все человеческие языки, а сверх того и языки невидимых Сил, но любви к ближнему иметь не буду, то ничем не отличусь от неодушевленных орудий» (Феодорит). «И смотри, с чего начинает он: прежде всего с того, что они почитали удивительным и великим, то есть с дара языков, и, говоря об этом даре, представляет его не таким, какой они имели, но гораздо большим. Не сказал: аще языки глаголю, но: аще языки человеческими глаголю. Что значит человеческими? – Языками всех народов вселенной. Не довольствуясь и этим увеличением, прибавляет еще другое, гораздо большее: и ангельскими, говорит. Видишь ли, как он возвысил этот дар и как после низвел и уничижил его? Не просто сказал: тогда я ничто, но: бых яко медь звеняща, нечто бесчувственное и бездушное, издающее звук попусту, без цели и без всякой пользы, и не только пользы никому не приносящее, но для многих кажущееся беспокойным, тягостным и несносным (κυμβαλον – означает и трещетку» (святой Златоуст).
Что за ангельский язык? – Блаженный Феодорит пишет о нем: «Под ангельскими языками разумеет не чувственные, но некие мысленные, на которых песнословят Ангелы Бога всяческих и беседуют между собою. Ибо Исаия слышал поющих, а Иезекииль, также Даниил, Захария и Михей слышали их беседующих. Выразил же это божественный Апостол преувеличенно, в намерении показать превосходство любви». Святой Златоуст говорит: «Говоря о языке ангельском, Апостол не приписывает Ангелам тела, но выражает следующее: хотя я буду говорить так, как обыкновенно беседуют Ангелы между собою, без любви я ничто и даже тягостен и несносен. Подобным образом и в другом месте, когда говорит: поклонится Ему всяко колено небесных (Флп. 2, 10), он не приписывает Ангелам колен и костей,– да не будет, но подобием нашего поклонения желает выразить усердное поклонение Ангелов. Так и здесь говорит о языке, означая не член телесный, а известным нашим способом собеседования выражая взаимное собеседование их между собою».
Стих 2. И аще имам пророчество, и вем тайны вся и весь разум, и аще имам всю веру, яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь.
Эти дары внутренне, и указывают на большую близость к Богу. При всем том они не самой глубины естества нашего касаются, и не существенное сочетание с Богом означают. Пророчество – с полным ведением таин Божиих в устроении царства благодати и с полным познанием устройства мира и всех тварей, в начале их, в течении времени и в целях, к чему все ведется,– и такое пророчество все же в голове имеет свое седалище, и, когда нужно, Бог может преподать его уму, не соображаясь с тем, что происходит в сердце, так же, как заставить ослицу говорить. Следовательно, и при этом внутреннейшее может быть чуждо Бога и ближних, чуждо истинной жизни. Вера чудодейственная, горы преставляющая, предполагает великое пред Богом дерзновение; но как дела, ею совершаемые, суть внешние, и не ее собственно, а Божии, Бог же по целям промышления может действовать и чрез несовершенные орудия, не их имея в виду, а других, то и этот дар может обнаруживаться совершенно внешним образом, не быть решительным удостоверением о внутреннейшем единении с Богом и с братиями в Боге. Обычным порядком духовной жизни ни такого пророчества, ни такой веры иметь нельзя без совершенной чистоты и приискреннего богообщения; но Бог, по целям Своим, когда нужда належит, может сообщить то и другое и таким лицам, которые по внутреннему своему строю и не могли бы иметь их. Отсюда выходит, что деяния такого рода не суть удостоверители в духовном истинном совершенстве, которое совмещается все в любви, то есть можно и при них быть без любви, и, следовательно, быть ничем. Возможность таких явлений и Сам Господь подтвердил, когда сказал: мнози рекут Мне в день он: Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом? И тогда исповем им, яко николиже знах вас: отъидите от Мене делающии беззаконие (Мф. 7, 22–23). Я никогда не знал вас, скажет, так как весть Господь сущая Своя. Этим выразил Господь, что, несмотря на такие знамения, творившие их не были свои Ему, а не были свои Ему потому, что воли Его не творили, или, что то же, любви не имели. Так слово Апостола сходится со словом Господа. Мысль Апостола не та, чтобы сказать, что такие дары никогда не указывают на приискреннюю близость к Богу проявляющих их, но та, что и при них возможно отсутствие такой близости, а без нее все ничто.
Святой Златоуст такие мысли высказал на это место: «Апостол не останавливается на даре языков, но указывает и на прочие дары и, показав ничтожность их без любви, потом уже начертывает ея изображение. А как он хотел постепенно усиливать речь, то восходит от меньшего к большему; то, что поставил последним при исчислении даров, то есть дар языков, теперь поставляет на первом месте, восходя, как я сказал, от меньшего к большему. Сказав о языках, он тотчас переходит к пророчеству и это также представляет в превосходной степени. Ибо как там указал не на языки только, но на языки всех людей, и даже на языки Ангелов, и потом уже сказал, что этот дар без любви ничто, так и здесь говорит не о пророчестве только, но о пророчестве самой высшей степени. Сказав: аще имам пророчество, присовокупляет: и вем тайны вся и весь разум, представляя и этот дар в превосходной степени».
«Потом Апостол переходит и к прочим дарам, и дабы не показаться тягостным, исчисляя их порознь, указывает на мать и источник всех их, и опять в превосходной степени: и аще, говорит, имам всю веру. Не довольствуясь этим, присовокупляет и то, что Христос признал великим: яко и горы преставляти, любве же не имам, ничтоже есмь. Смотри, как он и здесь опять уничижает дар языков. От пророчества показывает великую пользу, именно – знание таин и всякое разумение, равно и от веры немаловажное дело, именно – переставление гор, а о даре языков только упомянул и более не сказал о нем ничего. Заметь еще, как он в кратких словах обнимает все дары, то есть в пророчестве и вере; это потому, что чудеса заключаются или в словах, или в делах. Вере приписывает переставление гор, не потому, чтобы вся вера могла производить только это, а потому, что людям грубым это казалось великим по тяжести гор. Апостол таким образом возвышает предмет, и смысл слов его следующий: если я имею всю веру, если даже могу переставлять горы, а любви не имею, то я ничто».
Стих 3. И аще раздам вся имения моя, и аще предам тело мое, во еже сжещи е, любве же не имам, никая польза ми есть.
От даров переходит Апостол к самым высоким видам подвигов,– раздаянию имения и преданию себя на сожжение. Апостол смотрит на них, как на дела, внешним образом совершаемые, при которых внутреннее настроение может и не соответствовать достоинству внешнего. Можно все раздавать без любви, и решиться на смерть, тоже не имея любви. Если Бог смотрит на сердце и по нему ценит дела, цена же дел вся от любви, то может статься, что и такого рода великие дела не будут пред Богом иметь никакой цены, то есть никакой не принесть пользы. Не та мысль Апостола, чтобы сказать, что дела такие ничтожны, но та, что вся цена их от любви; и не та также, чтобы можно было любить и не совершить таких дел, когда потребуется. У него одна мысль – представить чрез такие сопоставления, что и всем дарам, и всем подвигам цену дает одна любовь, и что коль скоро ее нет, все ни во что.
Святой Златоуст говорит: «Какая усиленная речь! И здесь он представляет все в превосходной степени. Не сказал: если я отдам бедным половину имения, или две, или три части, но: вся имения моя. Не сказал: отдам, но раздам –ψωμισω (кормить кого своими руками), выражая, кроме употребления имущества, самую усердную услужливость. Также не сказал: если я умру, но опять выражается усиленно, представляет самую жестокую смерть, то есть сгореть живому, и говорит, что и такая смерть без любви не важное дело. Но вся сила слов Апостола откроется, когда я приведу свидетельство Христово о милостыне и смерти. Какое же свидетельство? – Богатому Христос сказал: аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим; и имети имаши сокровище на небеси (Мф. 19, 21); также, беседуя о любви к ближнему, сказал: больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15, 13). Отсюда видно, что и в очах Божиих такая любовь есть самая высокая. Но я утверждаю, говорит Павел, что если мы положим душу свою даже за Бога, и не просто положим, но и будем сожжены, то и тогда не будет нам никакой пользы, если мы не любим ближнего. Нет ничего удивительного в том, что дары без любви не приносят никакой пользы,– они даже ниже доброй жизни; потому что многие, обладавшие дарами, будут наказаны, как нечестивые, как например, именем Христовым пророчествовавшие, изгонявшие бесов и производившие многие чудеса, подобно Иуде предателю. Итак, нисколько не удивительно, что дары имеют нужду в любви; но чтобы самая исправная жизнь ничего не значила без нее, это может показаться преувеличением и ввести в недоумение, особенно когда Христос приписывает великое достоинство этим двум добродетелям, то есть нестяжательности и мученическим подвигам. Почему же говорит он так? Что сказать на это?
«Или то, что Павел предполагает невозможное возможным, как он обыкновенно делает, когда хочет сказать что-нибудь чрезвычайное; например в послании к Галатам говорит: аще мы, или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет (Гал. 1, 8). Ни он сам, ни Ангел, конечно, не могли сделать этого; но, дабы изобразить предмет самым усиленным образом, он предполагает то, чего никогда не будет. То же самое он делает и здесь. Итак, или это надобно сказать, или»... Но эту вторую мысль возьмем у Феодорита, который выражает ее короче, согласно однако же с святым Златоустом. Он говорит: «Надлежит знать, что праведный Судия взирает не только на праведное дело, но и на цель сего дела. Многие же весьма многое делают ради славы человеческой».
Как можно, не имея любви, страдать, пример этому представил некто Саприкий, иерей Антиохийский. Он был в самых дружеских отношениях к одному мирянину Никифору. Потом они из-за чего-то разладили, и очень. Никифор, впрочем, скоро опомнился и искал примирения, но безуспешно. В этом состоянии застало их гонение в царство Валерианово. Саприкия взяли; он твердо стоял в вере и за это разнообразно мучен, а наконец осужден на отсечение главы. Никифор, узнав о том, поспешил вслед его и просил примирения; но тот отказал ему в этом. За то отступила от него благодать, и он отрекся от Христа Господа в ту минуту, как уж совсем было преклонил голову под меч. Вот, он страдал, и на все готов был, а любви не имел; и никакой не получил пользы от страданий (см. Четьи-Минеи 9 февраля).
Стихи 4–7. Любы долготерпит, милосердствует; любы не завидит; любы не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине; вся любит (покрывает), всему веру емлет, вся уповает, вся терпит.
«Доказав, что без любви нет большой пользы ни от веры, ни от знания, ни от пророчества, ни от дара языков, ни даже от совершенной жизни и мученичества, Апостол описывает, как и необходимо было, беспримерную красоту ее, украшая ее изображение, как бы какими-нибудь красками, различными родами добродетели и тщательно соединяя все его части. Посему, возлюбленный, будь внимателен к сказанному и вникни в каждое слово с великим тщанием, дабы видеть и совершенство предмета, и искусство живописца. Смотри, с чего он начал и что поставил первою причиной всех благ. Что же именно? – Долготерпение» (святой Златоуст).
Любы долготерпит. Благодушно сносит все неприятности, оскорбления и напраслины, не поддаваясь движениям гнева или отмщения. «Долготерпение – корень всякого любомудрия; посему и Премудрый говорит: долготерпелив муж мног в разуме, малодушный же крепко безумен (Притч. 14, 29); и далее, сравнивая эту добродетель с крепким городом, говорит, что она крепче его. Это несокрушимое оружие, непоколебимый столп, легко отражающий все нападения. Как искра, упадшая в море, не причиняет ему никакого вреда, но сама тотчас исчезает, так все, неожиданно неприятное, поражая долготерпеливую душу, скоро исчезает, а ее не возмущает. Долготерпеливый, как бы пребывая в пристани, наслаждается глубоким спокойствием; причинишь ли ему вред, не подвинешь этого камня; нанесешь ли ему обиду, не потрясешь этого столпа; нанесешь ли ему удары, не сокрушишь этого адаманта; потому он и называется долготерпеливым, μακροθυμος, что имеет как бы долгую и великую душу, ибо долгое называется и великим. Эта добродетель рождается от любви, и тем, которые имеют и хорошо употребляют ее, доставляет великую пользу. Не говори мне, что люди потерянные, делая (долготерпеливому) зло и не претерпевая за то зла, становятся хуже: это происходит не от долготерпения, а от тех самых, которые пользуются им не так, как должно. Посему не говори мне о них, а вспомни о людях более кротких, которые получают от того великую пользу, ибо, когда они, делая зло, не претерпевают за то зла, то, удивляясь терпению страждущего, получают самый лучший урок любомудрия» (святой Златоуст).
Милосердствует χρηστευεται, благствует: от других терпит неприятности, сама же не только никому не причиняет ничего скорбного, напротив, все скорби других считает своими, и, входя в сочувствие их скорби, всячески старается облегчить их горе; она, как елей на раны, так есть на всякую нужду, скорбь и немощь ближнего,– не успокаивается, пока не утешит, не поможет, не умиротворит; болезнует о всех, паче же о нуждающихся и страждущих; даже тем самым, которые ей причиняют неприятности, старается вложить в душу мирное расположение; «кротко поступает с пламенеющими гневом, чтобы укротить его и погасить и не только мужественным терпением, но и угождением и увещанием врачует рану и исцеляет язву гнева» (святой Златоуст).
Любы не завидит ни дарованиям, ни внешнему благосостоянию, ни отличиям, ни успеху в делах и никакому благу и преимуществу другого пред собою. Это противно ее природе, существо ее есть и желать, и делать другим одно добро, и притом всякое; потому не ищет того, чтобы самой быть счастливее других, а чтобы все были счастливы возможно полным счастием; к благу предлежащему сама пропустит всех, чтобы все вкусили его, не заботясь, достанется ли что на ее долю, лишь бы другим всем досталось.
Любы не превозносится, ου περπερευεται,– не заносится. Заносчивый в словах, суждениях, манерах, в обращении, в делах, допускает много неосмотрительного, потому что действует с плеча, в уверенности, что все, от него исходящее, прекрасно и должно в других оставлять одно изумление и похвалу; он парит, ни на чем не останавливаясь, оттого ничего полезного ни произвесть, ни посоветовать не может, во все вмешивается с своим суждением и, кроме смятения, ничего по себе не оставляет. Любовь так не парит; она действует потихоньку, высматривая и удостоверяясь, где, что, как может сделать полезного, и делает то, без шума и заявлений. Святой Златоуст говорит: «Любы не превозносится (не заносится), то есть не поступает легкомысленно. Она делает любящего благоразумным, степенным и основательным. Заносчивое легкомыслие свойственно людям, любящим плотскою любовию, а любящий любовию истинною совершенно свободен от этого; любовь, пребывая в душе, как бы какой-нибудь искусный земледелец, не допускает вырастать на поле сердца ни одному подобному злому тернию». То же пишет и Феодорит: «Любящий ни в чем не соглашается поступать опрометчиво». Экумений: «Ничего опрометчиво не делает: περπερος γαρ προπετης». Та же мысль и у Феофилакта: «Любовь не опрометчествует, но действует самоуглубленно и внимательно. Περπερος – парящий, μετεωριζομενος – легкий в мыслях, словах и делах.
Не гордится, ου φυσιουται,– не надымается от φυσαω – дую, надуваю, например пузырь. Какими бы совершенствами любовь ни обладала, думает, что ничего не имеет сравнительно с другими лучшего, и сколько бы добра ни наделала в своем кругу, совсем не думает, чтобы что-либо сделала. Как мать, ухаживающая за детьми, сколько бы ни трудилась над ними, так себя имеет, будто бы ничего не делала, и делая что, снова делает так, как будто начинала делать в первый раз: такова и любовь. «Не думает много она о своих добротах» (Экумений). «Не превозносится над братиями» (Феодорит). «Но смиренномудрствует, несмотря на то, что обладает высокими совершенствами» (Феофилакт). «Мы видим, что многие гордятся самими своими добродетелями, то есть тем, что они не завистливы, не злы, не малодушны, не безрассудны (эти пороки соединены бывают не только с богатством и бедностию, но и с самыми добрыми по природе качествами), а любовь совершенно очищает все» (святой Златоуст).
Сводя под один обзор все сказанные доселе качества, святой Златоуст замечает следующее: «Заметь: долготерпеливый не всегда еще милосерд; если же он не будет милосерд, то его доброе качество становится пороком и может обратиться в памятозлобие; но любовь, доставляя врачевство, то есть милосердие, сохраняет сию добродетель чистою. Также милосердый часто бывает легкомыслен, но любовь исправляет и этот недостаток. Милосердый и долготерпеливый часто бывают гордыми, но любовь истребляет и этот порок. Она, с одной стороны, производит добродетели, с другой – уничтожает пороки, или, лучше, не допускает им зародиться. Не сказал Апостол так, например: хотя у нее бывает зависть, но она побеждает зависть, или: хотя бывает гордость, но она укрощает эту страсть; а говорит: не завидит, не гордится; и, что особенно удивительно, она без усилий делает добро, без борьбы и сопротивления воздвигает трофей. Ибо кто имеет ее, того она не заставляет трудиться, чтобы достигнуть венца, но без труда доставляет ему награду, потому что где нет страсти, противоборствующей добродетельному расположению, там какой может быть труд?»
Замечательно последнее слово святого Златоуста о беструдном и беспрепятственном со стороны страстей доброделании. Любовь есть отрицание всех страстей и вселяется в сердце по изгнании их. Сие изгнание в иных прямо по обращении, в момент возрождения, совершается Духом Святым, изливающим в то же время в сердце и совершенную любовь. Как теперь мы приходим в сознание христианских обязательств довольно спустя после крещения, тогда уже, как умерщвленные в возрождении, страсти успевают снова ожить и восстать с силою, то нам, прежде чем исполнится сердце полною любовию, предлежит еще бороться со страстьми и побороть их, чтобы беспрепятственно творить всякое добро. Благо любви для нас чаемое благо. Святой Исаак Сирианин любовь называет раем, который на острове среди моря. Туда еще плывем мы. И о, когда бы доплыть!
Не безчинствует,– ουκ ασχημονει,– не мерзит, не брезгует, не гнушается ничем, коль скоро того требует благо ближнего; как бы что ни казалось унизительным в глазах людей, она не останавливается пред тем, а с охотою решается на то, лишь бы сделать добро любимому. Так все наши толковники! Феодорит пишет: «Не отказывается для пользы братий сделать что-либо и унизительное, не почитает и такого действия для себя неблагоприличным». Экумений: «Хотя приходится иногда перенесть ей нечто срамное для любимого, она не ставит того себе в посрамление». То же и у Феофилакта. Но вот пространное слово святого Златоуста: «Что я говорю, продолжает Апостол, что любовь не надымается? Она так далека от этой страсти, что и терпя крайние бедствия за любимого, не считает того бесчестием для себя. Не сказал опять: хотя терпит бесчестие, но мужественно переносит его, а – даже нисколько не чувствует бесчестия. Посмотрим в этом отношении на Христа, и увидим истину сказанного. Господь наш Иисус Христос подвергался оплеванию и бичеванию от жалких рабов, и не только не считал этого бесчестием, но еще радовался и вменял в славу; разбойника и человекоубийцу Он вместе с Собою прежде других ввел в рай, беседовал с блудницею, притом в присутствии всех обвинителей Своих, и не считал этого постыдным, а даже позволил ей целовать Свои ноги, орошать слезами Свое тело и отирать волосами, и все это пред глазами врагов и противников; потому что любовь, ουκ ασχημονει,– не гнушается ничем. Посему и отцы, хотя бы они были мудрее и красноречивее всех, не стыдятся лепетать вместе с детьми, и никто из взирающих на это не осуждает их, а, напротив, это кажется столь хорошим делом, что даже удостоивается похвалы».
Не ищет своих си. «Сказав: не бесчинствует, он показывает и то, каким образом любовь не терпит бесчестия. Каким же? – Она не ищет своих си. Любимый составляет для нее все, и она вменяет себе в бесчестие, когда не может избавить его от бесчестия, так что если можно собственным бесчестием помочь любимому, то не считает и этого бесчестием для себя; любимый для любящего есть то же, что он сам. Любовь такова, что любящий и любимый составляют уже не два отдельные лица, а одного человека, чего не может сделать ничто, кроме любви. Посему не ищи своего, дабы тебе найти свое, ибо кто ищет своего, тот не находит своего. Потому и Павел говорит: никтоже своего си да ищет, но еже ближняго кийждо (1 Кор. 10, 24). Польза каждого заключается в пользе ближнего, а польза ближнего в его пользе. Бог так устроил для того, чтобы мы были привязаны друг к другу» (святой Златоуст).
Не раздражается,– ου παροξυνεται,– не огорчается. Встречая что-либо неприятное от того самого, которому усиливается сделать добро, не огорчается тем, или не огорчается неуспешностию трудов своих во благо чье-либо, и не перестает искать способов к тому, чтоб достигнуть своей в сем отношении цели; или так, как Феодорит пишет: «Если и прискорбное что встречает от кого-либо, переносит великодушно по горячности любви, какую имеет в себе». То же говорит и святой Златоуст: «Смотри опять, как она не только истребляет пороки, но даже не дозволяет им получить начало. Ибо не сказал: хотя раздражается, но преодолевает раздражение, а: не раздражается». Не допускает и зародиться огорчению.
Не мыслит зла,– ου λογιζεται το κακον,– не берет в счет зла, и даже совсем не думает, чтобы в действиях другого было зло, не видит во зле зла; другие видят, а она не видит; для любящего всех все кажутся добрыми, и как он ничего не замышляет для других кроме добра, так и в действиях других в отношении к себе не подозревает никогда ничего злого. Так Феодорит: «Извиняет погрешительные поступки, предполагая, что то сделано не с худым намерением». Другая мысль: не замышляет зла в отмщение, будет прямым следствием предыдущей, и может быть видима здесь, но в связи с тою (Феофилакт). Святой Златоуст разумеет не замышление зла, помимо обид полученных, а так: «Не только не делает, но даже и не замышляет ничего худого против любимого. И действительно, как она будет делать зло, когда не допускает даже худой мысли? А здесь и есть источник любви».
Стих 6. Не радуется о неправде, радуется же о истине.
Неправда и истина здесь определяют себя взаимно. Как поймешь неправду, так, по противоположности, должен понимать истину, и обратно. Толковники так разнообразно понимают сии слова, что, собрав все воедино, приходится под неправдою разуметь всякое зло, а под истиною всякое добро. Святой Златоуст говорит: «Не радуется, когда другие страдают каким-либо злом (нравственным); радуется же о тех, которые благоустроены в жизни. Или здесь то же самое содержится, что говорится в другом месте: радоватися с радующимися и плакати с плачущими (Рим. 12, 15). Потому она и не завидует, потому и не гордится: блага других она признает своими. Видишь ли, как любовь делает питомца своего почти Ангелом? Ибо если он не имеет гнева, чужд зависти и чист от всякой пагубной страсти, то очевидно, что он уже выше природы человеческой и достигнул бесстрастия Ангелов». Феодорит пишет сообразно с этим: «Ненавидит противозаконное, веселится о том, что хорошо». Феофилакт несколько отлично: «Не радуется, когда кого онеправдывают, обижают и причиняют ему зло; сорадуется же людям благоустроенным, тогда как истина благоспеется, считая то славою для себя».
Стих 7. Вся любит,– στεγει,– покрывает. Святой Златоуст говорит: «Любовь вся покрывает, по своему долготерпению и кротости, что бы ни случилось прискорбное и тяжкое, хотя бы то были обиды, хотя бы побои, хотя бы смерть, или что-нибудь другое подобное. Это может видеть из примера блаженного Давида. Что может быть тяжелее, как видеть сына, возмутившегося, ищущего власти и жаждущего крови своего отца? Но блаженный Давид перенес и это; он не хотел даже произнести укоризненного слова против убийцы, а, предоставив все прочее военачальникам, повелел сохранить его жизнь; так крепко было у него основание любви! Посему и говорит Апостол: вся покрывает. Этими словами он выражает силу любви». Феодорит пишет: «По любви терпит и прискорбное». Можно и так: στεγη – кровля. Отсюда мысль: любовь служит покровом для всех, все прибегают к ней и в ней находят себе защиту и прикрытие от всех невзгод. Кров дает мысль и о прикрытии: отсюда любовь покрывает грехи, немощи, недостатки и слабости других; не только не разглашает, но прикрывает все то добрым словом.
Всему веру емлет. «Любимого почитает нелживым» (Феодорит). «Верит всему, что ни скажет любимый; и не только сама не говорит ничего с хитрым лукавством, но не подозревает даже, чтобы другой кто говорил так» (Феофилакт).
Вся уповает. Делая добро и встречая неуспех, не останавливается, но изобретает новые способы и, если эти не приводят к цели, берется еще за другие, и так далее, воодушевляясь надеждою, что Бог благословит, наконец, этот труд любви успехом. Феодорит пишет: «Если видит любимого склонным к худому, ожидает в нем перемены на лучшее». Сама же не сложа руки сидит, но употребляет с своей стороны все зависящие средства к его исправлению и, употребляя их, «не отчаивается, но уповает, что он наконец возвратится на лучшее» (Феофилакт).
Вся терпит: все труды, необходимые в доброделании, поднимает охотно, мужественно преодолевает препятствия, благодушно переносит неприятности, и все, что ни встретится на пути добра, терпит, имея одну цель – делать добро любимому, то есть всякому человеку; терпит и самую безуспешность в добре. «Если случится, что любимый не поддается ее заботам и остается на своем недобром пути, благодушно терпит его падения» (Феофилакт). «И что бы ни было в любимом, или со стороны его, ничто не может отторгнуть любящего от любви к нему» (Феодорит).
Святой Златоуст все сии три: «уповает, верит, терпит», соединяет в одну речь и говорит: «Не отчаиваясь, ожидает от любимого человека всего доброго и, хотя бы он был худ, не перестает исправлять его, пещись и заботиться о нем, и не просто надеется, но с уверенностию, потому что сильно любит; и хотя бы сверх чаяния не происходило добра, и даже любимый становился бы еще хуже, она переносит и это».
Стих 8. Любы николиже отпадает.
«Божественный Павел, изобразив вышесказанные свойства любви в чертах частных и приметив, что язык его недостаточен к тому, чтобы восхвалить любовь, вкратце присовокупляет: любы николиже отпадает, то есть не уклоняется, но всегда остается постоянною, неподвижною, пребывающею вечно. Ибо сие дает видеть Апостол в присовокупляемых за сим словах» (Феодорит). «Видишь ли, чем он завершил изображение, и что особенно превосходно в этом даре? – То, что она николиже отпадает, то есть не прекращается, не ослабевает от того, что терпит, потому что любит все. Кто любит, тот никогда не может ненавидеть, что бы ни случилось: в этом величайшее достоинство любви. Таков был и сам Павел. Сколько зла делали ему иудеи! Но это не только не охладило его любви, но еще более возвысило ее до того, что он молился отлучен быти от Христа по братии своей (Рим. 9, 3)» (святой Златоуст); «или: не престает в этой жизни, прейдет в век будущий и там пребудет, хоть все прочее упразднится» (Феофилакт).
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter