Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterСвятитель Феофан Затворник. Толкование на 118-й псалом
Шестое восьмистишие идет под буквою «вав» — «крюк».
Крюк вбивают в берег и привязывают к нему лодки. Привязав крепко лодку свою, хозяин ее спокойно сидит дома, в уверенности, что вода не унесет ее. И якорь есть крюк. Когда якорь надежен,— а он нарочно таким и делается,— тогда корабль, стоящий на якоре, не боится волн, как бы сильны они ни были. Якорь у апостола есть образ упования,— «котва души твердая и известная» (Евр.6,19). Так понимал это слово и пророк и такое давал ему духовное знаменование. Потому-то и собрал он под этою буквою стихи, которые все говорят об уповании. В первых четырех стихах (41—44) излагаются преимущественно основы упования: неложное слово обетовании Божиих (41—42) и суды Божий, явленные делом на благочестивых и нечестивых (43 — 44); в последних четырех изображаются действия, в каких обнаруживается вселившаяся в сердце надежда, именно: широта хождения, или свобода действования (45), небоязненное возвещение истины даже пред сильными земли (46), преследование единого на потребу с беспопечением о всем (47) и терпеливое и неизменное пребывание в добре, несмотря ни на какие препятствия (48). Тут почти целый трактат об уповании. После предыдущего стиха очень естественно было вести об этом беседу. Там остановился пророк на преданности в волю Божию, которая составляет душу упования; но, начав о том речь, он не хотел уже отстать от нее и провел ее чрез все настоящее восьмистишие.
Стих сорок первый
«И да приидет на мя милость Твоя, Господи, спасение Твое по словеси Твоему».
«Этот стих, замечает блаженный Августин, видимо соединен с предыдущим, потому что не говорит: «да приидет»; но «и да придет», показывая этим, что тут выражается следствие предыдущего». Чего же он просит? — Милости; но милости, не как только благоволения, а как восполнения недостающего самым делом. Потому и прибавляет: «спасение Твое да придет»; да приидет то есть милость Твоя спасающая, или милостивое спасение Твое. Милость, исходя от Бога и почивая на человеке, соделывает спасение его. «Если спросишь, говорит далее блаженный Августин, что это за милость,— слушай, что тотчас следует: «спасение Твое». «Наперед, пишет святой Иларий, молится о милости, а потом о спасении, ибо спасение наше от Божией милости: оно есть дело благости Божией к нам». «Когда, поясняет Зигабен, придет милость Твоя, то придет и спасение Твое, ибо конец милости есть спасение».
Но цель у пророка изъяснить этими словами не столько то, чего он просил, сколько то, на основании чего он чает несомненно исполнения просимого, потому что говорит: «и да придет», или «да приидет же». Если бы Сам Бог спросил его: почему ты так пристаешь ко Мне? — он ответил бы: «по словеси Твоему». Как человек смело приходит к человеку, давшему честное слово, и говорит ему: ты дал слово, так сделай же по слову твоему, — так приступает теперь пророк и к Богу, говоря как бы так: Сам Ты в слове Твоем сказал, что не оставишь прибегающих к Тебе; вот я прибегаю по слову сему, сотвори же со мною милость и спаси меня!
«Чтобы не подумал кто, говорит святой Иларий, что он молится в надежде неверной и нетвердой, пророк, помянув о милости и спасении, тотчас прибавляет: «по словеси Твоему», дабы показать, что упование его в молитве происходит из веры в непреложность обетовании Божиих».— «По словеси твоему, то есть по обетованию Твоему; обетования же идут от Того, Кто «нарицает не сущая, яко сущая» (Рим.4,17), замечает блаженный Августин.
Зачем же обетования? Не достаточно ли одной уверенности в благости Божией, готовой на всякую милость? Господь, по немощи нашей, нашел это недостаточным; оттого по всему пространству слова Своего рассеял обетования. Мысль о том, что благ Господь, может породить и философствующий ум; но эта мысль дает только возможность и вероятность милости, которая держит душу в нетвердой, шаткой, влающейся (волнующейся) предположительности. Твердость убеждения, несомненная уверенность в готовой милости порождается только словом, исходящим из уст Божиих. Когда оно слышится и приемлется, тогда — конец всем колебаниям, как уверяет святой апостол: «елика обетования Божия, в том ей и в том аминь» (2Кор.1,20). Немощь наша в этом отношении так велика, что Бог для восстановления упования нашего не ограничивался одним словом обетования, но прилагал еще и клятву к нему, в удостоверение непреложности совета Своего, «да двема вещми непреложными... крепкое утешение имамы» (Евр.6,17-18). Как будто и после того, как выразил Господь обетование, возможно еще колебание: а что если переменил Он совет Свой? Вот и удостоверяет Господь клятвою, что что сказано Им, то непреложно: «клятся Господь и не раскается» (Пс.109,4). С этою-то целию обетования Божий изображены в слове Божием подробно, указаны и предметы их, и условия, и все соприкосновенности, чтобы всякому ясно было, что коль скоро он все исполняет по указанию слова Божия, то колебание упования его не должно иметь в нем места; он должен быть твердо уверен, что получит искомое и просимое.
Из этого выходит то, что если кому нужно подогреть ослабевающее упование, то самое надежное к тому средство — восстановление в памяти, сознании и чувстве всех словес Божиих, которыми удостоверяет Он в Своей милости прибегающих к Нему, с тем, конечно, условием, чтобы тотчас полагать намерение исполнять и все то, что Бог возлагает при этом и на нашу голову. Перечитывай словеса Божий и всесердечно подчиняй себя всему тому, к чему они тебя обязывают; и воскреснет упование твое, и начнешь опять ходить, «яко лев уповая». Много немощей у нас внутри, много неприязненностей и вовне; мы ходим, как по трясине, готовые погрязнуть в ней. Но слово Божие укажет тебе десницу Божию, всегда простертую к тебе и поддерживающую тебя. Опираясь на нее, ты смело пойдешь и по воде пред лицем Господа, только не выпускай из души крепости упования, чтоб не было и тебе, как некогда Петру, справедливого упрека: «маловере, почто усумнелся еси?» (Мф.14,31).
Стих сорок второй
«И отвещаю поношающим ми слово, яко уповах на словеса Твоя».
В этих словах две мысли: первая, когда станут поносить меня — зачем я так строго держусь закона Твоего, несмотря на лишения, я отвечу им: потому, что «уповах», возложил упование мое «на словеса Твои». В таком случае здесь будет говориться то же, что в предыдущем стихе, то есть будет указываться основа упования в словесах или обетованиях Божиих, с приложением только особого случая обнаружения такого упования, именно — поношения поносящих добродетель и благочестие. Зигабен пишет: «Тем, которые будут поносить меня, зачем страдаю за добродетель и соблюдение заповедей, я отвечу такое слово, что уповаю на словеса Бога моего. Бог обетовал, что даст многие блага тем, кто будет хранить заповеди его. Хоть я и злостражду и бедствую, но заповедей хранить не перестаю, потому что питаю такие благие надежды». Блаженный Феодорит коротко выражает сущность дела: «Твое, Господи, обетование поддерживает меня; с этою надеждою и совершаю я путь».
Чем воодушевлялись святые мученики, вступая в подвиг мученичества, как не уверенностию в непреложности словес Божиих? Милость Божия покрывала их и являла скорую помощь в облегчении страданий; но это было не со всеми, да и в тех, с которыми было, обнаруживалось не тотчас, как только начинались мучения. Чем поддерживали они себя в этом подвиге? — Словом Господа, которое нередко они и повторяли гласно, когда было терзаемо тело их и слух был оскорбляем поносительными для их исповедания словами.
Святые подвижники, и древние, и нынешние, в чем находили и находят опору твердости в воспринятом ими образе жизни, сущность которого состоит во всесторонних произвольных лишениях с прибавлением, особенно ныне, поносительных против них речей? — Не в чем ином, как в обетованиях Божиих. Хорошо выражается это изречением одного старца: «Господин мой сказал мне: работай мне; о прочем же ни о чем не заботься: то уж моя будет забота».
Истинно добродетельные и истинно благочестивые люди никогда не имеют недостатка в случаях возгревать свое упование или свидетельствовать его пред лицом поносящих. Как сказано в слове Божием, что «хотящий благочестно жити гоними будут» (2Тим.3,12), так оно всегда и бывает. Сказано, чтобы приступающий работать Господу уготовлял душу свою на искушения: они всегда и встречают их, — и это не только от нечестивых и грешных, но нередко и от не чуждающихся порядков богоугодной жизни, по разным недоразумениям, источника которых не доберешься. Откуда что возьмется; а терпеть — все терпи. Чем же подкрепиться? — Словом Господа: «блажени есте, егда поносят вам, и ижденут, и рекут всяк зал глагол на вы лжуще, Мене ради. Радуйтеся и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех» (Мф.5,11-12). «Мужайтеся, и да крепится сердце ваше!» (Пс.30,25). «Близ Господь сокрушенных сердцем» (Пс.33,19). В деснице его — покров вам; в шуйце — стрелы врагам вашим. «Очи Его — призирают на вас, и уши Его в молитву вашу» (Пс.33,16). «Живый же в помощи Вышняго, в крове Бога небеснаго водворится» (Пс.90,1).
Вторая мысль в настоящем тексте такая: когда Ты, Господи, окажешь мне милость и спасешь меня во очию всех, тогда я буду иметь, что отвечать поносящим меня, в оправдание упования моего на Тебя. Очевидная помощь заградит уста поносящих уповающего на обетования Божий. В таком случае тут будет делаться намек на новую основу упования — получение или ощущение действительной помощи от Бога, бывающей тоже по слову Его. Слово из уст Бога глубоко коренит упование; но оно все еще есть нечто чаемое, созерцаемое, теоретическое. Когда же избавление получается на деле, тогда сила Божия ощущается всем существом и упование входит в жизнь. Сознание, что такой человек есть человек Божий, сливается с сознанием его бытия и становится неотлучным качеством проявлений духовной его жизни. Это дает ему смелость смотреть в глаза поносителям и исходящее от них поношение возвращать на них самих. Уповаю, потому что бываю избавляем,— слепы вы, что ли? «На Мя упова», сказал Господь, «и избавлю и, покрыю и, яко позна имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его, с ним есмъ в скорби, изму ею, и прославлю ею, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое» (Пс.90,14-16).
Один мученик, весь истерзанный и едва стоявший на ногах, когда судья крайне нечестиво поносил его веру в Распятого, помолился внутренно ко Господу, и, в виду всех, раны его исчезли, кровь омылась, силы восстановились, и он стал, как бы не страдавший. «Вот что значит Распятый Господь, упование на Которого ты так уничижаешь!» — сказал святой мученик.
Святой Афанасий так перефразирует мысль этого стиха: если приобрету милость Твою, а милость эта будет для меня в спасении Твоем, то возымею дерзновение против тех, которые поносят меня и восстают на меня. Скажу, что не заслуживает поношения тот, кто содержит такие догматы, над которыми издеваются чуждые веры невежды; докажу, что догматы эти исполнены разума и премудрости. То же говорит и блаженный Феодорит: «Даруй, Владыко, спасение, которое обетовал Ты в священных словесах Твоих, чтобы с дерзновением начать мне речь с смеющимися надо мною; потому что, кто бедствует, тот молча выслушивает делаемые ему укоризны, а кто бывает обрадоваем избавлением, тот сам обличает злобно укоряющих его». Таким же образом изъясняет это и святой Иларий с блаженным Августином. Первый пишет: «Стих этот соответствует течению мыслей. Если, говорит, придет на меня милость Твоя и спасение Твое, по слову Твоему, то я буду иметь что ответить тем, кто укоряет меня в неразумии и в обманчивой надежде за упование на словеса Твои. Что тогда может сказать неверующий против такого опыта, подтверждающего неложность обетовании Божиих?» Второй говорит: «Поносящим слово о Христе отвечаю словом же о Христе, так как Им попрекают нас те, для кого Христос Распятый есть «соблазн и безумие» (1Кор.1,23). Они не знают, что «Слово плоть быстъ и вселися в ны» (Ин.1.14), — Слово, которое «было в начале, было у Бога, было Бог» (Ин.1,1). Если б знали, «не быша Господа славы распяли» (1Кор.2,8). Но на кого приидет милость и покрывающее его спасение, тот ответит поносящим слово истины. Мало иметь в сердце Христа и не хотеть исповедать Его, боясь поношения, но надо отвечать поносящим слово. Мученики отвечали слово, по обетованию: «не вы будете глаголющий, но Дух Отца вашего, глаголяй в вас» (Мф.10,20).
Опыты милости Божией за упование возвышают упование, сообщая ему небоязненное дерзновение исповедания самого упования. Таких опытов не лишен никто. Всякий, внимательно следящий за жизнию, не может не увидеть перста Божия, изводившего его из действительной крайности или предотвращавшего находившую и готовую постигнуть его беду; и потому жаловаться на недостаток возбуждающих упование случаев никто не может. Могут быть только невнимательные к путям Промысла Божия или зазнающиеся, которые хоть и видят иногда нечто особенное, но приписывают то или случайному стечению обстоятельств, которого не знает истинно верующий, или — что не менее худо — своему благоразумию и умению пользоваться встречающимися обстоятельствами к поддержанию и возвышению своего благосостояния.
Стих сорок третий
«И не отыми от уст моих словесе истинна до зела, яко на судьбы Твоя уповах».
Первые слова темноваты, потому что не сразу поймешь, когда и как Бог отнимает слово истины, и притом — «до зела»; значит, отнятие его не «до зела» еще может быть сносно. Потому-то толковники понимают их не одинаково.
По содержанию сего восьмистишия их надо понимать так, чтоб не отдаляться от главного здесь предмета — упования. В предыдущем стихе говорилось: если явишь, Господи, милость Твою ко мне, то я буду иметь, что сказать поносящим меня. Здесь продолжается та же мысль: а если не явишь, то я не буду иметь, что сказать им; слово замрет на устах моих. Пророк молится не ставить его в такое положение, а всегда являть над ним покров Свой, чтоб он мог победоносно такими опытами милости защищать свое упование на судьбы Божий. Зачем, однако ж, повторяется эта мысль? — Затем, кажется, чтобы выразить некоторое ограничение широты своего прошения, как это дает понять слово — «до зела». Молился: яви милость, и буду иметь, что сказать поносителям моим; теперь прибавляет; а если уже угодно правде Твоей отнять такое. защитительное слово сокращением явления милости ко мне, то — не «до зела»; не навсегда оставляй меня в посрамлении пред врагами моими, но, оставив на время поучительным оставлением, опять являй пред всеми покров Свой надо мною, чтоб и я опять находил в устах моих слово истины, что не напрасно уповаю на судьбы Твои. «Молюсь, толкует Беллярмин, да не будет отнято от меня слово истины, которым я мог бы отвечать поносящим меня. Не лишай меня Твоей милости; не сделай того, что я не посмею слова сказать в оправдание упования моего; не заключи таким образом уст, исповедающихся Тебе и возвещающих надежду на обетования Твои. Но если уж надобно будет отнять его, то отыми на столько, чтоб испытать только меня, а не «до зела», не совсем, не вконец».
Блаженный Августин переносится вниманием своим к положению мучеников, к тому, как мужественно держали они в устах своих исповедание, невзирая на нестерпимость мучений. Но были и такие, которых одолевал страх, и они отрекались от истины: слово истины словно похищалось из уст их, было отнимаемо от них. Из таких одни навсегда оставались в отпадении, другие — снова возвращались к исповеданию истины; у первых вконец, «до зела» было отнимаемо слово истины, а у последних не вконец, не «до зела». «Многие, говорит он, теснимые тяготою гонения, не могли вынести поношения и отрекались от Христа, а потом снова возвращались. Как будто имея их в мысли, пророк молится: «не отыми от уст моих словесе истинна до зела», то есть не вконец, как было и с ними; ибо, отрекшись на время от веры, они потом возвращались в покаянии и исповеданием истины снова восхищали пальму мученичества. Так было и с Петром, который на час отрекся из страха, а потом восстановил себя плачем, в конце же венчался и мученическим венцом. У него и подобных ему не было отнято слово истины «до зела», вконец. Не отыми — значит не попусти чтобы выпало слово истины из уст моих. И Сам Господь говорит к Петру: молихся о тебе, да не оскудеет вера твоя» (Лк.22,32); а это то же значит, что — да не отымется слово истины у тебя «до зела».
Блаженный Анфим причину отнятия слова истины или исчезновения его из уст полагает в грехе. Пока нет явного греха, истина возвращается смело; а когда впадешь в грех, то уже совестно становится возвещать истину устами, не оправдывая ее делами и жизнию. Бог не отнимает слова прямым воздействием, но попускает падения за гордость, которыми связывается язык. «Кто впадает в какой-либо грех, говорит он, у того вземлется слово истины не только из уст, но и из сердца. «Грешнику же рече Бог: векую поведаеши оправдания Моя и восприемлеши завет Мой усты твоими?» (Пс.49,16).
Если брать этот стих отдельно, вне контекста, то можно останавливаться и на этих последних мнениях; но прямая мысль — первая. К ней обязывает вторая половина стиха: «яко на судьбы Твоя уповах», чем выражает пророк вторую основу своего богоупования. И в этом главная цель его речи. Прежде говорил, что уповает на Бога, веруя слову Его, которым Он обещал не оставлять прибегающих к Нему и творящих волю его, а теперь говорит, что уповает, будучи располагаем и возбуждаем к тому судьбами Божиими. Судьбы Божий значат здесь те Божий суды, которые Он не изрекал только, но и в дело приводил, наказывая грешников и возвышая и защищая праведников. Пророк испрашивает защиту потому, что уповает, а уповает потому, что суды Божий были таковы и над целыми народами, и над частными лицами и что если по тем же судам и с ним поступит Бог, то ему непременно должно получить милость и спасение от Бога.
Судьбы, имевшиеся при этом у пророка в виду, суть все те, которые были и до него: как Ной с семейством своим спасен был от потопа, как благословлен Авраам и патриархи, как наказан Египет, а народ Божий спасен, как народ этот веден был в землю обетованную среди милостей и караний, как он поселен в земле обетованной и как потом то предаваем был, за забвение Бога, в рабство сильным соседам, то снова избавляем, когда, покаявшись, обращался к Богу Созерцающий эти суды не может не питать глубокого убеждения, что у Бога всегда готова милость даже к большому грешнику, только не упорствуй и не иди ожесточенно против Бога. Созерцание этих судов было постоянным занятием пророка, и он мог говорить: «яко вся судьбы его предо мною» (Пс.17,23). Из них он почерпал удостоверение в том, что Бог есть «Господь, судьбы творяй» (Пс.9,17) и что «судьбы Его истинны, оправданы вкупе» (Пс.18,10). Посему, всецело предаваясь Богу, он исповедует: «от лица Твоею судьба моя изыдет» (Пс.16,2).
Если перевести речь пророка по-нашему, то выйдет, что упование на судьбы Божий то же, что упование на промыслительное попечение о нас Божие, возгреваемое припамятованием опытов, какие явил Господь около нас и в нас, покровительствуя добрым и вразумляя недобрых. Лиц сторонних нельзя знать так, чтобы верно оценивать, как и почему идут к ним такие и такие суды Божий, а себя как не знать? Если бы у человека достало терпения проследить все изменения в своей участи в течение целой жизни, по отношению их преимущественно к своему внутреннему состоянию и к Богу, то несомненно открыл бы он, что как на весах две чаши в совершенном всегда состоят соответствии, так в совершенном соответствии состоят и наши внешние судьбы, определенные судьбами Божиими, со всем тем, что происходит внутри нас, и особенно с тем, каковы мы в отношении к Богу. Есть лица, которые до того свыкаются с созерцанием этого Божия порядка, что каждую, как говорится, случайность определяют с этой точки зрения; потому-то и носят убеждение, что собственно случайного ничего нет. Философы пишут, что нет случая, а в жизни только и видят, что случайности. Благочестие же и без философии носит в сердце ту истину, что все от Бога. У Бога все, как в устроении великого мира, так и в устроении участи всякого маленького человека, мудро определено мерою, весом и числом. Как это — нашему уму не постигнуть. «Судьбы Божий — бездна многа» (Пс.35,7). Сколько в этом утешения и сколько крепости получает упование того, кто дошел до такого убеждения! Блаженный Августин под судьбами, возгревающими упование, разумеет здесь именно судьбы каждого лица. «На судьбы Твоя уловах, то есть суды Твои, коими Ты меня исправляешь и наказываешь, не только не отнимают у меня надежды, но и возвышают ее; ибо «егоже любит Господь, наказует; биет же всякого сына, егоже приемлет» (Евр.12,6).
Стих сорок четвертый
«И сохраню закон Твой выну, в век и в век века».
Это вывод из предыдущего и дополнение его. Этим выражается условие к образованию упования со стороны человека. Со стороны Бога оно образуется верою в непреложность слова Божия или Божиих обетовании и размышлением о судьбах Божиих, явленных над целыми народами или над частными лицами, преимущественно же над самым тем, кто ищет возгреть в себе упование; а со стороны человека — решимостию ходить в воле Божией, и особенно самым хранением закона Божия. Это последнее условие столь важно, что без него и первые два не в силах что-либо дать в деле образования упования. Пророк знал необходимость сего и выразил поэтому решение свое в настоящем стихе. Пред сим созерцал он суды Божий, и, конечно, не мог не видеть, что всем им одна надпись: всякая милость — богобоязненным ревнителям об исполнении закона, и всякая кара — нечестивым, не боящимся Бога и небрегущим о Его законе. Вот он и постановляет для себя сам в себе и изрекает пред Богом такое правило: «когда так, то буду хранить закон Твой всегда и во всем, и в сей жизни, и в вечности». Этот закон упования изрекается пророком не здесь только, но по всему пространству псалмов, в разнообразных формах выражения. Раскройте книгу псалмов, и вы на всякой странице найдете не одно свидетельство о том. Да это такая истина, которой нечего и доказывать: она сама собою держится в сознании благочестно воззревающего к Богу. Как можно что-либо ожидать от Бога, когда сам ты Бога знать не хочешь и в своенравии непрестанно прогневляешь Его бесстрашным нарушением воли его? А между тем если испытать себя как должно, то найдем, что мы не совсем безукоризненны в этом отношении. Мы все молимся, но какой смысл может иметь молитва без упования? Молимся потому, что, имея нужду в чем-либо, надеемся получить то от милостивого Бога, и знаем, что милостивый Бог всегда готов даровать нам нужное: отчего же молитва наша, и не чуждая упования, не привлекает милости Божией? — Оттого, что отношение наше к Богу неверно. Бог подай нам все, а мы для Него ничего не хотим делать; и если делаем что-нибудь как будто no-Божьему, то только то, что попадется под руку без особенного намерения и избрания; и притом, делая кое-что, оставляем в себе много неугодного Богу, намеренно прикрывая то забвением, как будто мы ни в чем не виноваты. Как же при такой неискренности и небрежности в хранении должного отношения к Богу надеяться, что Бог несомненно сделает для нас то, о чем мы Его просим? Исправьте эту неисправность, и тогда увидите, как пойдут к вам от Бога все милости: «волю боящихся Его сотворит, и молитву их услышит и спасет я» (Пс.144,19).
Скажете: да кто же без греха? И если грех погашает упование, а без упования молитва — не молитва, то зачем и молиться? — Но когда пророк говорит: «сохраню закон Твой», то выражает не действительное сохранение, а решимость быть всегда верным закону. Эта решимость всегда и живет в благочестивом духе, хотя и то верно, что и праведник седьмижды в день падает. Падает седьмижды, но не остается и одного раза в падении — а падает и встает, падает и встает. Это похоже на бег по скользкой или камнями усеянной дороге: кто положил достигнуть конца пути, тот сколько бы ни падал, никогда не станет валяться на дороге, а упавши, вскочит и опять побежит. Путь богоугождения таков и есть. Старайся всегда быть чистым в совести пред Богом, людьми и собою и, коль скоро попадешь в какую нечистоту, тотчас очищай себя; намеренно же и с сознанием никогда не позволяй оставаться в тебе чему-либо нечистому и оскорбительному для Бога. Стараясь так, будешь в таком же положении, в каком находился и пророк, когда говорил: «сохраню закон Твой», и будешь иметь дерзновение в молитве, которая будет свидетельствоваться несомненным упованием получить то, чего ты ищешь и просишь.
Смотрите, как широка и всеобъемлюща решимость пророка хранить закон Божий: «выну», говорит, «в век и в век века». «Выну», во всем, во всех случаях жизни, и важных, и неважных,— «в век», пока буду жить в веке сем, — «в век века», в вечности. Святой Амвросий говорит, что пророк ни одного момента жизни не оставляет в небрежении, а ревнует преисполнить и пропитать всю ее законом. «И в пестунство детства и отрочества, и под дисциплиною юности, и в зрелости мужа и старца обещает не преступать пределов, положенных каждому возрасту. Ведь и душа имеет свои возрасты, по которым востекает к зрелости, и, протекши которые, может говорить: «течение скончах» (2Тим.4,7). Полный «возраст души», «возраст старости» душевной, есть «житие нескверно» (Прем.4,9). Итак, выну хранит закон тот, кто и в возрастах телесных, и в степенях преспеяния душевного не позволяет себе уклоняться от закона».
Святой Иларий, высказав подобную же мысль, обозревает затем все области бытия и всюду видит свои законы. Стало быть, если есть будущая жизнь,— а она есть несомненно,— то и там будет свой закон. «Конца жизни своей не видит пророк. Вера его не ограничивается веком сим, и верность свою простирает он в бесконечность. Сказав: «выну», он не оставил ни одного момента в жизни, в который допустил бы забвение; а когда прибавил: «в век века», то восходил к сохранению вечного закона, которого здешний есть только тень и который вступит в силу тогда, когда вечность преемственно заступит место века сего. В загробной жизни есть закон для отшедших отсюда душ, по которому они одна от другой разделяются пропастию великою, как дает разуметь Господь в притче о богатом и Лазаре. И по воскресении будет для воскресших закон, по которому они, как звезда от звезды, будут разниться во славе (1Кор.15,41). Есть законы и для ангелов, по которым одни непрестанными гласы восхваляют Бога; другие же предстоят невидимому Богу в глубоком молчании; ангелы же детей выну видят лице Отца Небесного (Мф.18,10). Таким образом, зная, что есть вечные законы, пророк обещает и предрасполагает себя хранить их, полагая сохранять в веке сем и те, которые суть только тень их».
Блаженные Феодорит и Августин объясняют, как это будет совершаться в будущем веке. Первый пишет: «Словами «в век века» пророк дал разуметь будущую жизнь, в которой всем дано будет чистое и полное хранение законов Божиих». Второй говорит: «Под законом здесь должно разуметь тот, о котором говорит апостол: полнота закона есть любовь (Рим.13,10). Этот закон хранится святыми не только в веке сем, но будет храним и в будущем вовеки. Не частные заповеди, но самая полнота закона будет там в действии, без всякой опасности греха, ибо и Бога мы будем любить полнее, потому что узрим его,— и ближнего, потому что «Бог будет всяческая во всех» (1Кор.15,28).
Стих сорок пятый
«И хождах в широте, яко заповеди Твоя взысках».
С этого стиха до конца восьмистишия (стихи 45—48) изображаются плоды упования, или каков стал пророк после того, как возгрел в сердце своем крепкое упование упомянутыми способами. Блаженный Августин говорит: «Прежде искал, а теперь (в стихах 45—48) повествует и исповедует, каким сделала его милость Божия, которую он испрашивал,— показывает, что услышан, и, вследствие того, вот что: «хождах в широте...».
Широта хождения всегда есть прямое следствие верности заповедям Божиим, и это потому, что заповеди убивают живущие в нас и теснящие нас страсти. Что всякое стеснение и вязание нашей нравственной свободы зависит от страстей — это всякий сам знает. Что сжимает руку, готовую уже на благотворение? — Своекорыстие: себе нужно. Что томит душу, при виде счастия соседа? — Зависть. Что приковывает к постели или вяжет ноги, когда следовало бы идти в церковь помолиться? — Самоугодие и леность. Так и во всем. Но кто взыскал заповеди, то есть возлюбил их и положил быть всегда им верным, тот, хоть тоже чувствует припадки подобных страстей, но они не определяют его, не вяжут: он тотчас отражает их; а когда окрепнет в делании заповедей, то и совсем почти их не чует.
«Тому не тесно, говорит святой Амвросий, кто ума своего не заключает в земное и плотское, но направляет его к небесному и жительство свое имеет на небесах, а грешный сдавливается узами своих страстей. Возьмите богача: он владеет уже множеством полей, а все ему тесно, все желает он большего: ему мало целой земли». Святой Иларий пишет: «Пророку не тесно. Тесны сердца грешников, и душа оскверненная не удостоивается посещения Божия. Обиталище для принятия Бога необъятного нужно пространное, а оно уготовляется верностию заповедям. Пророк ходит в широте, потому что в нем обитает Бог, а Бог обитает потому, что он заповеди его взыскал. Припомним, в какую широту разумения входит ум наш, когда мы, занимаясь чтением Божественных Писаний, исследуем заповеди Божий, и как широки бывают чувства смирения нашего, когда они пленяются в Божественные желания. Грехи же сокращают широту всякой души; отвсюду бывает тесно тому, кто не удостоился быть жилищем славы Божией».— «Что значит ходить в широте? — спрашивает блаженный Августин и отвечает: — Значит ходить в любви, которая излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам. Он учит нас исполнению заповедей в любви Бога и ближних».
Зигабен дает этой широте другой оттенок. Он перефразирует это место так: «Во всех делах моих находил я простор и встречал успех, потому что полюбил заповеди Твои и всегда верен был им. Будучи даже в скорби от искушений, не тяготился тем; ибо доброе свидетельство совести моей внутренно удостоверяло меня в крепкой любви и ненарушимой верности заповедям Твоим, расширяя сердце мое и в скорби. Добрая совесть всегда утешает того, кто ее имеет».
Но, судя по контексту, в настоящем месте прямее будет разуметь ту широту, в какой чувствует себя ходящим и действительно ходит уповающий на Бога. Эту широту упования, равно как и условие ее — верность Богу в исполнении заповедей Его, пространно в разных местах живописует святой Исаак Сирианин. Приведем некоторые из них.
«Есть, говорит он, некоторый сокровенный Промысл. Сподобишься его и ты, если прежде с верою понудишь себя попечение свое возвергнуть на Бога и свою попечительность заменить Его промышлением. И когда Бог усмотрит в тебе, что ты со всею чистотою мыслей доверился Богу более, чем самому себе, и понудил себя уповать на Бога более, нежели на душу свою, тогда вселится в тебя та неодолимая сила, и ощутительно почувствуешь, что она с тобою несомненно, — та сила, которую ощутив в себе, многие идут в огонь, и не боятся, ходя даже по водам, не колеблясь в помысле своем опасением потонуть; потому что вера укрепляет душевные чувства человека, и он ощущает в себе, что как будто что-то невидимое убеждает его не внимать видению вещей страшных и не взирать на видение невыносимое для чувств» (Исаак Сирин, сл.49).
«Если однажды ты вверил себя Господу, вседовлеющему для охранения тебя и смотрения о тебе, и если пойдешь вслед Его, то не заботься уже ни о чем относительно себя, но скажи душе своей: на всякое дело довольно для меня Того, Кому однажды предал я душу свою. Меня здесь нет; Он это знает. Тогда на деле увидишь чудеса Божий, — увидишь, как во всякое время Бог близок, чтобы избавлять боящихся Его, как и Промысл Его окружает их, хотя и невидим. Но потому, что невидим телесными очами Хранитель, пребывающий с тобою, не должен ты сомневаться о Нем, будто бы Его нет; ибо нередко открывается Он и телесным очам, чтобы ты благодушествовал … Когда утвердишься в таком уповании, тогда побегут от тебя устрашающие и ужасающие тебя мысли, и все, что встретится тебе трудного и неудобного, покажется тебе удобным и легким» (там же).
«Ведение (свое благоразумие) сопровождается страхом, вера — надеждою. В какой мере человек водится способами ведения (то есть сам устрояет свое благосостояние по указанию благоразумия), в такой же мере связуется он страхом, и не может освободиться от него. А кто последует вере (уповающей), тот вскоре делается свободен и самовластен и, как сын Божий, всем пользуется с свободою, самовластно. Возлюбивший веру (уповающую), как Бог, распоряжается всяким тварным естеством. А ведение (свое благоразумие) всюду встречает преграды. И как быть иначе? Текучее естество воды на хребет свой не приемлет телесных стоп, и приближающийся к огню сожигает себя. Вера же (уповающая) властно преступает эти пределы, воодушевляясь обетованием: «аще сквозь огнь прейдеши, не сожжешися, и реки не покрыют тебе» (Ис.43,2). Многие по вере входили в пламень, обуздывали сожигающую силу огня и невредимо проходили посреди его, и по хребту моря шествовали, как по суше» (Исаак Сирин, сл.49).
Вот как объясняет он то, что такое упование возможно только при верном служении Богу в исполнении Его заповедей. «Человек, который вовсе не имеет заботы о скоропреходящем, но всецело, днем и ночью, вверяет себя Господу, не заботится ни о чем мирском по великой своей рачительности о добродетелях, а все свое время употребляет на занятия Божественные и потому нерадит о приуготовлении себе яств и одежд, об устроении жилища телу и о всем прочем,— такой человек прекрасно и разумно надеется на Господа. И это подлинно истинная и самая мудрая надежда. Да и справедливо такому надеяться на Бога, потому что он сделался рабом Ему и рачителен к делу Его. Такой достоин, чтобы на нем особенным образом показал Бог попечительность Свою. Но человек, у которого сердце совершенно погребено в земном, который всегда ест с змием персть, никогда не печется о благоугодном Богу, не имеет попечения ни об одной добродетели, — такой человек не может иметь светлого упования. Будучи стесняем скудостию или подавляем плодами беззаконий своих, может быть, и он скажет: возложу упование на Бога, и Он сделает меня беспечальным, и даст мне послабление. Безрассудный! до сего часа не вспоминал ты о Боге, но оскорблял Его непотребством дел своих, и имя Божие ради тебя, как написано, хулимо было язычниками, а теперь осмеливаешься открывать уста свои и говорить: на Него возложу упование. Он поможет мне и попечется обо мне! В посрамление таковых хорошо сказал Бог чрез пророка: «Мене денъ от дне ищут и разумети пути Моя желают, яко людие, правду сотворивший и оправданий Бога своего не оставивший» (Ис.58,2). К числу таких-то принадлежит и тот безрассудный, который и мыслию своею не приближался к Богу, а коль скоро окружили его скорби, он воздевает к Нему руки свои с упованием: возложу, говорит, упование на Бога; Он избавит меня. Не обольщайся; надежду на Бога предваряет труд для Бога в делании заповедей Его. Веруешь ли, что Бог промышляет о тварях Своих? Да сопровождает же веру твою и приличное делание, и тогда услышит тебя Бог» (Исаак Сирин. Сл.67).
Стих сорок шестой
«И глаголах о свидениях Твоих пред цари, и не стыдяхся.
Это второй круг дел, в которых обнаруживается крепкое, созревшее в сердце упование — небоязненное свидетельство истины Божией. Когда слово и дело идут наперекор желаниям и пристрастиям слышащих и видящих, оно везде сопровождается неприятностями, а тем более слово истины, когда оно изрекается пред сильными земли. Можно у пророка видеть здесь речь вообще о свидетельстве истины и правды пред кем бы то ни было, — свидетельстве нестыдящемся, небоязненном, несмотря на последствия; а что он сказал: «пред цари», то можно доразумевать «даже», то есть даже пред цари, а о других-прочих и говорить нечего.
Свидетельство истины и правды есть прямое следствие верности закону и хождения в заповедях, которыми образуется в сердце искренняя добросовестность, которая не может допустить, чтобы язык скрыл истину или сказал противное истине. Но такая добродетель обнаруживается тихо и когда к тому случай откроется в житейском или гражданском порядке жизни. Тут, когда не касаются ее и не спрашивают,— она молчит. Но у пророка разумеется особая добродетель мужественного свидетельства истины, когда она не сидит на месте и не ждет, когда ее затронут, а сама исходит на поприще народов и действует среди их небоязненно. Вызывает же ее пламень любви к Богу и славе его, и особенное мановение свыше, а то и прямое послание от Бога, как это было у пророков, апостолов, мучеников и исповедников.
Что движет и воодушевляет человека, верного Богу и заповедям его, на дело свидетельства истины? — Убеждение, что он исправляет чрез то дело Божие, которому Помощник и Покровитель Сам Бог; потому-то он и уверен, что Бог поддержит его и не даст ему пасть пред напором противляющихся и грозящих ему сил. Неприятности, потери, муки и самая смерть не ставятся в числе неудач; мученик, например, замученный считается победителем, потому что, несмотря на множество орудий к отклонению его от истины, он устоял в ней непоколебимо. Что на душе у таких свидетелей в час свидетельства? Они не на земле в эту пору, а на небе, в созерцании обетованных благ. Очевиднее всего это было в мучениках, которые и воодушевлялись тем, что вот-вот оставят бедную землю и вселятся в светлые обители Божий, и нередко умоляли мучителей не отлагать мучений, а скорее посредством их препроводить их ко Христу, да будут с Ним причастниками славы его.
Наши толковники все стоят вниманием при этом стихе на картине мучеников. Святой Афанасий пишет: «Таков был Павел, таков Петр, таков лик апостолов и мучеников». Святой Амвросий говорит: «Прилично исходить такому слову из уст всякого мученика, который, быв позван пред судилище, не стыдился, когда князи и судьи поносили его за веру в Распятого, а, напротив, вменял себе в славу крест Христов и небесными свидетельствами доказывал, что в кресте спасение миру». Блаженный Феодорит перечисляет и ветхозаветных свидетелей истины: «С великим удобством, говорит пророк, совершал я путь и, живя по заповедям Твоим, не боялся царского могущества, а с великим дерзновением обращал речь и к царям, потому что жизнь, согласная с законом, делает человека дерзновенным. Свидетель сему и великий Давид, потому что прежде грехопадения с великим дерзновением говорил пред Саулом; а после греха спасался бегством от сына-отцеубийцы, шел, поникнув в землю и покрыв главу. И великий Илия, твердо полагаясь на правду, обличал злочестие Ахавово (3Цар.16), и Даниил сказал Навуходоносору: и теперь, «царю, совет мой да будет угоден тебе, и грехи твоя милостынями искупи и неправды твоя щедротами убогих» (Дан.4,24). Так и Павел вещал Агриппе, Фесту и Феликсу; так добропобедные мученики ни во что ставили угрозы царей злочестивых» (см. Деян.24, 26).
Но некоторые толкователи наводят на мысль, что здесь можно разуметь и проповедников слова Божия во всякое время. Проповедь немолчна в Церкви, и хотя обращается к христианам, однако ж не всегда встречает среди их христианский прием. В этом стихе внушается примером пророка не кривить проповеди истины, не прикрывать ее какими-либо изворотами из угождения сильным земли, но излагать без уклончивости, смело. Убеждение в истине, при доброй жизни, дает дерзновение. Святой Афанасий пишет еще: «Как приличествует слово сие (стих этот) мученику, который за Христа ведется «пред владыки и цари» (Мф.10,18); так приличествует оно и отверзающим уста свои пред царственными святыми душами. Посрамления достоин тот, кто, прияв слово от Бога, не благовествует силою многою!» Святой Иларий восходит к источнику такого слова: «Долг расширенного сердца — обильно изливать из себя словеса Божественного учения. Проповедникам истины должно при этом руководствоваться не примером только пророка, но и словом Господа, Который знающим ее заповедал проповедать ее всюду, воодушевляя их: «не бойтеся». Дидим, у Зигабена, располагает таковых возыметь ум мучеников: «Произносящему устами своими словеса Божий надобно иметь ум мучеников и всегда быть готовым на страдания за слово истины. Посему-то свидетельство Божие и названо словом, означающим вместе и мученичество». И всякий всюду, в своих обстоятельствах жизни может непрестанно встречать поводы к свидетельству истины и может даже пострадать за то. Чем же ему воодушевляться на такое свидетельство, как не упованием на Бога, не оставляющего правды и правых?
Стих сорок седьмой
«И поучахся в заповедех Твоих, яже возлюбил зело».
Третий плод упования — искание единого на потребу. Читая этот стих, невольно переносишься мыслью к Марии, сидящей у ног Спасителя и внимающей словесам, исходившим из Божественных уст его. Тут же приходит на мысль и урок Господа в лице Марфы, изреченный всем: «Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе; едино же есть на потребу. Мария же благую часть избра, яже не отымется от нея» (Лк.10,41), а далее и общий закон, возложенный на всех: «ищите прежде царствия Божия и правды Его, и сия вся приложатся вам» (Мф.6,33). Что же выходит? — То, что пророк, возгревши в себе упование, отрешился сердцем от всего житейского, земного, суетного и занят был одними заповедями Божиими, то есть как лучше уразуметь их и как лучше исполнить; ибо «поучахся» — значит учился не понимать только, но и уметь делать. Все это потому, что возлюблены заповеди, а возлюблены потому, что в них одних кроются вечные элементы жизни, к созерцанию которых перенесло его упование, возгретое, как указано выше, в предыдущих стихах.
Как только придется услышать нам слово о «едином на потребу», тотчас приходят на ум потребности, необходимые для поддержания тела, и рождается вопрос: да как же это? Но когда говорится, что надо избрать «единое на потребу», то это не значит, что внушается ничего не делать, а только соразмерять труды с достоинством дел: главному делу посвящать главную заботу и преимущественный труд, а делам побочным, придаточным — заботу второстепенную и даже десятистепенную и таковой же труд. Положи на первом месте богоугождение и спасение чрез исполнение заповедей, а на втором, третьем и четвертом — все прочее, относящееся к поддержанию жизни; и к первому прилежи всем сердцем своим, а к последним относись внешне, касаясь их как бы только концами пальцев, и будешь верным исполнителем того, что сказал Господь о «едином на потребу» и об избрании части благой. То будет у тебя главное дело, а это все— приделки или поделия, как выражались древние великие подвижники. Нельзя не трудиться и не делать в житейском и гражданском быту, но надо вести эти дела в подчинении главному, в его духе, а не противно ему.
Припоминаю при этом беседу одного старца с учеником, в которой, когда старец, объяснив различие дела и приделков, жаловался, что ныне (в то время то есть, когда это говорилось) порядок извратился и приделки стали главным делом, а главное дело — приделком, ученик просил его объяснить ему это примером. «Вот видишь ли, сказал старец, сидишь ты за рукодельем, а тут ударили в било к церковной молитве; следует тотчас бросить работу и спешить в церковь, положив несколько поклонов в келлии своей. Ты так и сделаешь, если у тебя на сердце главным делом имеется дело Божие. Но если ты скажешь: докончу, немного осталось, и просидишь сколько-нибудь за работою, отняв это время у службы Божией, то покажешь, что для тебя работа и приобретение работою дороже дела Божия, и строй твой душевный перевернулся головою вниз, а ногами кверху. Так разумей и о прочем».
Прилагая это сказание к себе и обобщая его, мы получим вот что: коль скоро у кого только и заботы, что о временных потребностях, дело же спасения и богоугождения всегда из-за них отодвигается на задний план и относящееся к нему исполняется лишь на столько, на сколько допускают те заботы, и притом кое-как, наскоро и наполовину: то у него главное стоит не там, где ему следует быть, и приделье занимает не свое место. Там, где число таких лиц размножается до того, что непохожих на них уже не видно, все общество находится не в настоящем строе; с духовной точки зрения это будет общество ходящих вверх ногами. А так как это не в порядке вещей, то естественно, что за этою непорядочностию развивается в нем и всякая другая непорядочность: отсюда смятение, разложение и пагуба. Сколько хлопот, шума, толкотни! Выходит же из всего этого одна грязь. Часто слышим, что оставившие мир и уединившиеся в обители толкут воду; — нет, вот эти толкут, да добро бы воду, а то грязь; те избрали благую часть, которая не отнимется от них. Они питают благое упование, которое не посрамит их; безуповательным же ничего другого и не остается, как хвататься за щепки, которые вместе с ними погрязают в бездну.
Стих сорок восьмой
«И воздвигох руце мои к заповедям Твоим, яже возлюбих, и глумляхся во оправданиях Твоих».
Четвертый и последний плод созревшего в душе упования — неуклонное пребывание на добром пути, или терпение в доброделании. Воздвигающий руки к заповедям то же, что возложивший руку свою на рало, по слову Спасителя. Как этот последний только тогда успешно обрабатывает землю, когда не озирается вспять и не глазеет по сторонам, а проводит борозду за бороздою, несмотря на то, что трудновато и пот льет, — так и делатель, воздвигший руки свои к заповедям, только тогда может преуспеть в исполнении их, когда вооружится терпением и ни труда не будет жалеть, ни препятствий устрашаться, а все дело за делом вести сообразно с заповедями. Что именно об этом речь у пророка, на это, кроме однообразности выражения с приточного речью (речь притчами) Господа, наводит еще и слово «глумляхся», то есть приседел оправданиям и заповедям Божиим, терпеливо пребывал в доброделании.
Чем производится такое постоянство и твердость? — Любовию, которая «николиже отпадает» (1Кор.13,8). Но прежде чем придет любовь, чем воодушевлять себя и чем действительно воодушевляются делатели? — Ничем другим, как упованием.
В уповании приступают к делу спасения и богоугождения, в уповании и продолжают его. Какого ни возьмите предпринимателя, душа предприимчивости его есть надежда на успех; так и здесь. Надеются успеть — и трудятся. Это упование сначала бывает голое, одно, без всякой поддержки со стороны других духовных движений, кроме непоколебимой веры, которая все живит; но потом, когда посредством терпеливого приседения заповедям и оправданиям покажутся хоть слабые плоды успеха и сердце начнет входить во вкус этого рода жизни,— тогда упование имеет это вкушение сладости доброделания, как одежду от холода и прикрытие от зноя, и окрыляется еще более, как окрыляется идущий домой, когда увидит издали кров свой: и ног своих удержать не может они бегут сами собою. Такое самоохотное хождение в заповедях есть плод терпеливого пребывания в исполнении их.
Святой Афанасий пишет: «Пророк называет здесь руками деятельные силы, потому что дело есть конец поучения в заповедях. По приятии слова о заповедях, всего лучше воздвигать руки к исполнению на деле того, что требуется в заповедях, — не с печалию или по принуждению, но с добрым расположением». Блаженный Феодорит прилагает: «Царство Божие не «в словеси», но «в силе» (1Кор.4,20). Посему и пророк к научению присовокупил и деятельность. Чему научился, то и делом исполнил. «Не слышателие бо закона праведны пред Богом, но творцы закона оправдятся» (Рим.2,13), потому-то он и сказал: «глумляхся во оправданиих Твоих», так как непрестанно был занят ими».
«Прекрасный порядок! — взывает святой Амвросий. Прежде размышлять и поучаться в заповедях Божиих, чтобы тем расположить себя к усердному действованию по ним, а потом и действовать по ним. Как конец изучения, например, истории есть памятование о событиях ее, так конец поучения в Божественных словесах есть действование по ним,— труды, направленные к исполнению их. Надо руки поднять на дело по заповедям и делать их с любовию и радостию, чтобы не вынужденно было добро наше, не со скорбию и тяготою делалось, а доброхотно. Не с охотою делающий — раб. Кто друг, тот делает дело доброхотно. Постараемся же, заключает святой Амвросий, чтобы доброхотным исполнением заповедей и нам заслужить слова: «вас же рекох други». (Ин.15,15)
Святой Иларий идет далее: «И размышление с любовию недостаточно: надо приложить деятельность воли — воздвигнуть руки к заповедям, не на разорение их, а для смиренного исполнения, чтобы вере и упованию соответствовали дела. «Глумление» показывает непрерывность делания. Он себя представляет постоянным блюстителем оправданий, постановленных свыше, не столько взирая на настоящее их, сколько прозревая и услаждаясь будущим».
Это прозревание в будущее, подаваемое упованием, есть главная подпора терпению в делании должных дел и производитель их. Апостол заповедует, например: «в молитве терпите, бодрствующе в ней» (Кол.4,2). Для чего же? — Для того, что «просяй приемлет, ищай обретает и толкущему отверзается» (Мф.7,8). Святой Петр учит: «подадите... в воздержании терпение». Это для чего? — «Сия бо сущая в вас и множащаяся, не праздных ниже безплодных сотворят вы в Господа нашею Иисуса Христа познание» (2Петр.1,5-8). Далее: «и всяко, еже аще творите, от души делайте, яко Господу, а не человеком». Для чего? — «Ведяще, яко от Господа приимете воздаяние достояния» (Кол.3,23-24). Так без терпения в доброделании — ни в чем не успеешь, а терпения этого негде почерпать, как в уповании. Это упование и должно посему возгревать всеусердно, вооружась верою.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter