Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterБ.И. Гладков. Толкование Евангелия
ГЛАВА 36
Беседы в храме. Притча о двух сыновьях. Притча о злых виноградарях. Речь о камне, отвергнутом строителями. Притча о брачном пире. Ответ Иисуса фарисеям о подати кесарю. Ответ саддукеям о воскресении. Ответ законнику о наибольшей заповеди. Речь о Христе: чей Он Сын? Обличение книжников и фарисеев. Лепта вдовы. Приход эллинов к Иисусу. Притча о пшеничном зерне. Молитва Иисуса и голос с неба.
Когда Иисус пришел в Иерусалим и вошел в храм, подошло к Нему посольство от синедриона, состоящее из первосвященников, книжников и старейшин народных.
По установившемуся в народе мнению, синедриону принадлежало право производить расследование о пророках и давать отзыв о них. Такое расследование о Галилейском Пророке Иисусе не было еще произведено, и народ ожидал его последствий, так как этот Пророк называл Себя Сыном Божиим, следовательно, Мессией. После взрыва народных чувств в день торжественного въезда Иисуса в Иерусалим все ждали, что Он объявит Себя Царем Израилевым и что начнется давно ожидаемое владычество евреев над всем миром. Но, к общему изумлению, Он этого не сделал, а в тот же день вечером ушел пешком с двенадцатью учениками в Вифанию. Сомнение запало в душу многих. Поэтому задуманное синедрионом испытание Иисуса отвечало отчасти и желанию народа. Были ли это посланные от синедриона, или же весь синедрион, в полном своем составе, — неизвестно; однако, судя по важности поручения, какое должны были исполнить пришедшие теперь к Иисусу, можно полагать, что это был синедрион почти в полном составе, а не посольство от него.
Шествие синедриона в храм, где уже находился Иисус, привлекло множество народа. Вошли члены Верховного Совета в храм и тотчас же начали допрос: «Скажи нам, какою властью Ты это делаешь? (Мк. 11, 28). Кто Тебе дал право торжественно вступать в Иерусалим, принимать от народа название Сына Давидова, изгонять из храма торгующих и совершать исцеления? Кто Тебе дал эту власть?»
Если бы члены синедриона беспристрастно исследовали все известное им об Иисусе (а известно им было все, так как они постоянно следили за Ним), то давно узнали бы, какой властью действует Иисус, давно признали бы Его Мессией. Но таким беспристрастием они не обладали. Дрожа за свою власть над народом и за сопряженные с ней выгоды, они готовы были убить всякого, хотя бы и Мессию, кто только угрожал им потерей этой власти.
Христос все это знал, а потому, как в прежних случаях, так и теперь, не ответил прямо на их вопрос, а предложил им Свой, ответ на который мог бы служить ответом и на их вопрос, словом, Он заставил их самих отвечать. Спрошу и Я вас об одном (сказал Он), отвечайте Мне; тогда и Я скажу вам, какою властью это делаю. Крещение Иоанново с небес было (то есть от Бога), или от человеков? отвечайте Мне.
Синедрион посылал к Иоанну священников и левитов, принадлежащих к секте фарисеев, узнать, кто он? И тогда же Иоанн сказал им, что он не Христос, но что Христос уже пришел, стоит среди вас (Ин. 1, 26). И когда Иисус, после сорокадневного поста и искушений, подошел к Иордану, где Иоанн объяснялся с посланными синедриона, то Иоанн, указывая на Него, сказал: вот Он, Агнец Божий, Который берет на себя грех мира (Ин. 1, 29). Тогда же Иоанн рассказал посланным, как Дух Святой сошел на Иисуса при крещении Его и как голос с неба назвал Его Сыном Божиим (см. выше, с. 165).
Все это синедрион прекрасно знал, а потому, если бы он на вопрос Иисуса ответил, что Иоанн был Пророк, посланный от Бога, то этим самым признал бы, что Божий Посол говорил правду, и что, следовательно, Иисус есть действительно Христос, Сын Божий.
Вопрос Иисуса поразил синедрион неожиданностью своей. Они, конечно, заранее сговорились, о чем спрашивать Иисуса и как отвечать Ему, но такого вопроса, вероятно, не ожидали, так как для ответа на него вынуждены были совещаться тут же, в храме. Если скажем: с небес, то Он скажет: почему же вы не поверили ему (Мк. 11, 31), когда он свидетельствовал вам обо Мне, называя Меня Христом, Сыном Божиим? И тогда народ провозгласит Его Царем Израилевым и восстанет против кесаря; и придут римляне и овладеют и местом нашим, и народом. Нет, так нельзя отвечать! Ну, а если мы скажем, что Иоанн был обыкновенный человек, и что ни в словах его, ни в крещении не было ничего божественного, то как бы нам не подвергнуться другой опасности: народ уверен, что Иоанн — пророк, и может за него побить нас камнями, если мы дадим такой ответ. Лучше скажем, что не знаем.
И отвечали: не знаем откуда. Ответом этим синедрион всенародно признал себя неспособным судить о пророках и давать о них народу руководящий отзыв. Если же он не может судить о пророках, то тем более о Мессии. А потому такой синедрион не заслуживает ответа на поставленный им вопрос.
И Я не скажу вам, какою властью это делаю, — сказал им Иисус.
Затем, обращаясь к ним же, спросил: «А не ответите ли вы Мне на другой вопрос? У одного человека было два сына, и он послал их в свой виноградник работать: один из них отказался идти, но потом ему стало стыдно, он раскаялся и пошел; другой же сказал: "иду", но не пошел. Который из двух исполнил волю отца?»
Не понимая, какую цель преследовал Иисус, говоря эту притчу, они отвечали: «Конечно, первый (Мф. 21, 31); может ли быть в этом сомнение?»
«Вы правильно ответили, — сказал им Иисус. — Послушайте же, что означает эта притча. Господь через Иоанна призывал вас к покаянию, необходимому для вступления в Царство Божие, и требовал от вас достойных плодов покаяния; словом, звал вас поработать в Его винограднике. Звал Он также мытарей и блудниц. Казалось, что вы, гордящиеся знанием Писания, скорее явных грешников откликнетесь на Его зов; к тому же своим наружным благочестием вы всегда старались выдавать себя за точных исполнителей воли Божией; вы всегда говорили: "Иду, Господи!", хотя и не трогались с места. Не пошли вы и на призыв Иоанна. А мытари и блудницы, которые, предаваясь греху, отказывались творить волю Божию, услышав Иоанна, одумались, раскаялись и пошли работать в Божием винограднике. И это вы видели, но все-таки не раскаялись, не поверили Иоанну. Так знайте же, что мытари и блудницы впереди вас стоят по пути в Царство Божие; многие из них даже войдут в него, а вы будете отвергнуты!»
Пришли члены синедриона в храм как обвинители, а теперь молча стояли перед Иисусом и всем народом как осужденные.
«Выслушайте и другую притчу, — сказал им Иисус. — Один человек насадил виноградник, обнес его оградой, устроил винодельню и построил сторожевую башню; но так как ему необходимо было отлучиться в другое место, то он отдал виноградник в управление виноградарям с обязательством доставлять ему часть плодов. Когда наступило время собирать плоды, он послал к виноградарям слугу принять от них плоды; но виноградари избили его и ничего не дали. Послал он другого слугу; но и этого виноградари отослали ни с чем, разбив ему камнями голову. Послал хозяин виноградника третьего слугу, но виноградари убили и его. Посылал он еще много слуг, но все безуспешно: виноградари плодов не давали, а посылаемых слуг то били, то и совсем убивали. Казалось бы, настало время отнять у злых виноградарей данный им в управление виноградник; но хозяин был так добр, что решился еще испробовать одно последнее средство: "Есть у меня, — сказал он, — сын возлюбленный; пошлю его; не может быть, чтобы они отвергли и его; наверное, постыдятся его и отдадут ему должное". Отправился к виноградарям сын хозяина; но те, увидев его издали, узнали в нем сына и наследника, и, опасаясь, что он отберет от них виноградник, сговорились убить его. "Убьем его, — говорили они, — и тогда виноградник навсегда сделается нашим". Порешивши так, они схватили его, убили и выбросили вон из виноградника».
Притча эта произвела сильное впечатление на народ; когда же Иисус сказал, что виноградари убили сына и выбросили из виноградника, то народ, в негодовании на злых виноградарей, в один голос закричал: «да не будет этого!» (Лк. 20, 16).
Первосвященники же, книжники, фарисеи и старейшины народные злобно смотрели на всех, как уличенные преступники. Заключительные слова Иисуса по поводу первой притчи не оставляли в них никакого сомнения в том, что и вторая будет обличать их беззакония; содержание же этой второй притчи было настолько прозрачно, что руководители и развратители еврейского народа должны были в злых виноградарях узнать себя; они должны были догадаться, что Иисусу известно и их решение убить Его. Да, они несомненно поняли, что под виноградником притчи разумеется избранный Богом еврейский народ, попечение о котором вверено Хозяином виноградника, Богом, первосвященникам и начальникам народным (виноградарям); они поняли, что Бог посылал к ним Своих слуг, пророков, требовать плодов их управления народом, вразумлять их, что управление это вверено им не для их личной выгоды, а для того, чтобы они заботились о плодоношении виноградника и отдавали плоды его Хозяину, то есть чтобы воспитывали народ в духе точного исполнения воли Божией; они должны были при этом вспомнить, что пророки эти были гонимы и даже убиваемы, что последний Пророк и Креститель Иоанн был ими отвергнут и что именующего Себя Сыном Божиим, Иисуса, они уже порешили убить, но еще не успели. Словом, смысл притчи был для них ясен, как теперь для нас; но если бы они хоть малейшим намеком дали народу возможность понять, что узнают себя в лице злых виноградарей, то народ этот, пожалуй, схватил бы камни и избил бы их всех. Вот этот-то страх перед народом удвоил их бесстыдство и наглость, и они, чтобы показать всем, что притча не имеет к ним никакого отношения, на вопрос Иисуса — итак, когда придет хозяин виноградника, что сделает он с этими виноградарями? — отвечали: «Несомненно, что злодеев сих предаст лютой казни, а виноградник отдаст другим виноградарям, которые своевременно будут отдавать ему плоды».
Злодеи эти сами произнесли над собой приговор, который вскоре исполнился: от них отнято управление еврейским народом; отнято и право быть проводниками воли Божией среди евреев и приходивших в Иерусалимский храм язычников, так как храм разрушен, а народ, рассеянный по всей земле, перестал существовать как народ.
Продолжая Свои обличения, Иисус спросил: «Неужели вы никогда не читали в Писании, что камень, который отвергли строители (Мф. 21, 42) здания, будет положен во главу Угла и что Сам Бог сделает это на удивление всем? Знайте же, что кто упадет на этот камень, разобьется, а на кого он упадет, того раздавит (Мф. 21, 44). Вы отвергли этот камень, и он упадет на вас: отнимется за это от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его (Мф. 21, 43)».
Говоря о камне, отвергнутом строителями, и ссылаясь при этом на Писание, Иисус имел в виду 117-й псалом и пророчество Исайи (8, 13—15). Архиепископ Иннокентий так объясняет эти изречения: «117-й псалом содержит торжественную песнь, коею Давид благодарит Бога в храме после низложения врагов своих. Государство иудейское сравнивается здесь со зданием, коего строители — Саул и старейшины 12 колен Израилевых. Камень, ими отверженный, есть Давид, которого потом Сам Бог положил во главу угла, — сделал царем и победителем. А так как Давид был свыше установленным прообразом великого Потомка своего — Мессии, то многие черты из его царствования и личной судьбы, в таинственном смысле, относятся к Иисусу Христу. Надобно полагать, что Иисус Христос имел при сем в виду и следующее место из пророчества Исайи (8, 14—15): И будет Он(то есть Господь Саваоф) освящением и камнем преткновения, и скалою соблазна для обоих домов Израиля... и многие из них преткнутся и упадут, и разобьются. В настоящем случае под камнем разумел Иисус Себя Самого. Упадающими на сей камень разумеются те из иудеев, кои, соблазняясь Его уничиженным состоянием, не принимали Его учения. Для таковых покаяние было легко, и они терпели только одно наказание — лишение благодеяний. Но были между неверующими во Христа и такие люди, на коих сам камень имел упасть, чтобы раздавить их, потому что они грешили не по слабости и неведению, а по злобе и буйству; были нераскаянны, а потому недостойны и помилования. Одно из таких страшных падений последовало при разрушении Иерусалима» («Последние дни жизни Иисуса Христа»).
Первосвященники и фарисеи, озлобленные на Иисуса за всенародное обличение их, готовы были бы взять Его и тут же своими руками убить, но боялись, что за Него вступится народ, почитавший Его если не за Мессию, то за Пророка.
Продолжая говорить притчами, Иисус сказал им: «Царство Небесное подобно брачному пиру, который устроил царь для своего сына. Гости были приглашены царем на этот пир заблаговременно и потому могли приготовиться, чтобы по первому зову его явиться к нему в назначенный для того день; однако, они не пошли, когда царь послал рабов своих звать их. Тогда царь опять посылает с ним сказать, что все уже готово, остановка только за ними, чтобы начать пир: приходите же! Но они все-таки не пошли; одни пошли на свое поле, другие занялись торговлей, прочие же оскорбили и убили посланных к ним рабов. Тогда разгневанный царь посылает войско, истребляет убийц и сжигает их город, но брачного пира не отменяет, а посылает рабов своих на распутие звать на пир всех, кого найдут, так как пир готов, а званные оказались недостойными принять участие в нем. Посланные рабы пошли и собрали всех,, кого только нашли, злых и добрых, и брачный пир начался1. Выходит к гостям царь, видит между ними человека, одетого не в брачную одежду, и спрашивает его: "Друг! как ты вошел сюда не в брачной одежде?" Но тот молчал, сознавая себя виновным и не имея никаких оправданий. Тогда царь приказал своим слугам связать ему руки и ноги и выбросить его из ярко освещенных царских палат пира во тьму внешнюю: пусть плачет там и скрежещет зубами от досады и холода!»
Оканчивая эту притчу, Иисус сказал: много званых, а мало избранных.
Притча о брачном пире, весьма сходная по мысли, заключающейся в ней, с притчей о злых виноградарях, служит вместе с тем ее продолжением. Притча о виноградарях оканчивается убиением хозяйского сына, под которым подразумевается Иисус Христос притча же о брачном пире указывает на последствия такого уклонения евреев от Божиего зова. Бог готовил Царство Свое для достойных вступить в него, и на этот брачный пир Сына Своего звал прежде всего евреев, как избранный Им народ; звал Он их через пророков, но они даже не отзывались на их зов, не шли тем путем, который мог привести их на этот пир; звал Он их через Иоанна Крестителя, взывавшего к ним: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 3, 2). А они все-таки не шли; звал Он их именем Сына Своего, говоря: «Идите ко Мне все!..» Но они приняли Его за раба царского и порешили убийством отделаться от Него. Цели своей они не достигли: Он воскрес, идет на брачный пир (отказавшихся от приглашения постигла печальная участь: пришли римские войска и истребили их, а город и храм их разрушили и сожгли). И посылает Апостолов по всему миру звать всех желающих войти в Царство Небесное. Успех Апостольской проповеди был необычайный: за ними потянулось на брачный пир множество людей. Но одного желания войти в Царство Небесное недостаточно. Как на царский пир восточных царей приглашенные могли войти не иначе, как в парадной одежде, предлагаемой им от царя, так и в Царство Небесное можно войти только с чистой душой, в светлом одеянии добра и Божией правды. И как не пожелавшего надеть предложенную ему от царя одежду выгоняют из ярко освещенных палат царского пира за стены его двора, где изгнанного поражает внешняя тьма и где он от ночного холода, стыда и досады скрежещет зубами, так и в Царство Небесное не будет допущен тот, кто свою грязную одежду души не сменит на одежду света.
Таким образом, в этой притче Иисус не только открыл судьбу еврейского народа, прежде всех званного на брачный пир, но и указал на условия, без соблюдения которых нельзя войти в Царство Небесное. Царь, по доброте Своей, зовет всех; званных много, но далеко не все окажутся достойными занять приготовленные места.
Посрамленные члены синедриона пошли, как бы удаляясь из храма, но, отойдя от Иисуса и окружавшей Его толпы, остановились и стали совещаться: что делать при таких обстоятельствах? Действовать открытой силой нельзя, народ заступится за Него; но и бездействовать невозможно. И вот, решили выбрать лукавых людей, которые, притворяясь благочестивыми, постарались бы поймать Его на каком-нибудь неосторожном против правительства слове, чтобы тотчас же предать Его за это представителю цезарьской власти, Пилату. В лукавых людях, по-видимому, не было недостатка; фарисеи выбрали несколько наиспособнейших в этом отношении учеников своих и пригласили иродиан идти с ними. Конечно, на этом совещании обсуждались и вопросы, какие должны быть предложены Иисусу с целью уловления Его на каком-либо слове; и так как, между прочим, решено было предложить вопрос и о том, дозволительно ли платить подать кесарю, то для этого вопроса и были приглашены иродиане, которым, как признававшим законность уплаты податей римлянам, удобнее было сделать донос на Иисуса в случае неодобрения Им таковой уплаты.
В то время в Палестине в ходу было два рода монет: государственная и священная. Государственной монетой считалась римская с изображением римского императора (кесаря) и соответствующей надписью; эта монета была в обращении среди евреев во всех их торговых сделках; ею же платились подати кесарю. Священной монетой считалась еврейская монета сикль, которой евреи платили подати на Иерусалимский храм; по одному сиклю должен был платить ежегодно каждый еврей, где бы он ни находился.
Евреи признавали себя подданными одного только Бога, и потому считали себя обязанными платить подати только Ему, на Его дом, то есть храм Иерусалимский. Всякую иную подать они считали незаконной, подчиняющей их иному царю, кроме Бога, делающей их из рабов Божиих рабами язычников. Этот вопрос должен был заинтересовать всю окружавшую Иисуса преданную Ему толпу. Если Он скажет, что подать кесарю законна, то этим оттолкнет от Себя народ, с ненавистью и озлоблением платящий эту подать; а если скажет, что подать незаконна, что ее не следует платить, то сейчас же — донос на Него Пилату и арест.
Лукавые подошли к Иисусу под видом преданных учеников Его и начали льстиво говорить Ему: «Учитель! мы знаем, как Ты справедлив, и как всегда говоришь одну только правду, нисколько не опасаясь, что эта правда может быть неприятна кому-либо, хотя бы даже сильным мира сего; Ты не обращаешь внимания ни на какое лицо, если предстоит надобность обличить его в беззаконии, потому что Ты истинно учишь пути Божию. Скажи же нам, как Тебе кажется: позволительно ли нам давать подать кесарю или непозволительно? Не превращаемся ли мы через это из народа Божия в рабов языческого царя? Научи же нас, давать ли нам эту подать или же отказаться от платежа ее?»
Иисус сразу дал им понять, что лукавство и коварство их не могли скрыться от Него. Что искушаете Меня, лицемеры? — сказал Он, — покажите Мне монету, которою платится подать.
У законников еврейских издревле принято было за правило: чья монета, того и царство.
Искусители подали Иисусу динарий, римскую монету, на которой были изображение кесаря и надпись с его именем.
Взяв монету и посмотрев на нее, Он отдал ее обратно и спросил: Чье это изображение и надпись?
Не понимая еще, к чему клонится этот вопрос, искусители отвечали: кесаревы.
«Итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу (Мф. 22, 21), — отвечал Иисус. — Отдавая кесарю то, что принадлежит ему, вы нисколько не нарушаете своих обязанностей по отношению к Богу, потому что в то же время вы и Богу должны отдавать то, чего Он требует от вас».
А требует Бог от нас, как это видно из учения Иисуса Христа, любви к Нему и ближним; Он требует, чтобы мы все любили друг друга так, как самих себя, чтобы мы любили даже врагов своих, чтобы мы помогали в нужде ближним, и чтобы в помощи этой действовали самоотверженно, даже душу свою полагая за них, если это необходимо. А эти требования нисколько не противоречат повиновению государственной власти. Царство Мое, — говорил Иисус, — не от мира сего (Ин. 18, 36); Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 21). Это — Царство душ, к которому верующие в Бога и исполняющие волю Его принадлежат духовно.
Но есть иные царства, царства мира сего; это отдельные общины людей или государства, управляемые каждое своей государственной властью и обеспечивающие своим сочленам свободу и неприкосновенность личности и имущества. Эти общины настолько необходимы, что вне их могут жить только дикари в какой-нибудь пустынной стране. Поэтому Иисус Христос никогда не восставал против этих общин, никогда и ничего не говорил о государственной власти. Можно быть подданным самого благоустроенного государства и в то же время быть безбожником, любить только себя и ненавидеть всех ближних; и, наоборот, можно быть подданным какого-нибудь изверга, вроде Нерона, и в то же время душой всецело принадлежать к Царству Божию, безбоязненно творя волю Бога. Эта мысль, впервые высказанная Иисусом в Его изречении отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу (Мф. 22, 21), была неизвестна государствам древнего мира; там каждый глава государства присваивал себе и духовную власть, вмешивался и во внутренний мир человеческой души; каждый царь был в то же время и верховным жрецом или служителем своих народных (языческих) богов и свои повеления, относившиеся к управлению государством, выдавал нередко за волю богов. А так как те законы, которые выдаются за повеления богов, могут быть отменены или изменены не иначе, как с соизволения тех же богов, то все государства, управляемые подобными законами, обречены на застой, на неподвижность. Наоборот, государства христианские, несущие на своем знамени священные слова — отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу, — оставили в своем развитии далеко позади себя те государства, которые смешивают эти два совершенно различные царства.
Лукавые ученики фарисеев и иродиане могли и не понять этой мысли, но все-таки они признали себя побежденными таким неожиданным для них ответом Иисуса: Он не отверг обязанности евреев платить подати кесарю; следовательно, донести на Него Пилату, как на бунтовщика, нельзя, и потому цель лукавого вопроса осталась недостигнутой. Но в то же время Он не освободил их и от исполнения воли Божией, от подданства Единому Богу; следовательно, нельзя обвинить Его и перед синедрионом, как безбожника.
Словами — отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу — Иисус закончил учение Свое о Царстве Божием на земле. Постараемся же подвести, по возможности, итог сказанному об этом Царстве. Иисус Христос учил, как мы должны жить, как должны устроить свою жизнь здесь, на земле, чтобы достигнуть вечного блаженства в Царстве Небесном. Устраивающие свою жизнь согласно возвещенной Им воле Божией, исполняющие эту волю, как царский закон, составляют Царство Божие.
Царство это, основанное Христом, будет продолжаться до кончины мира и открытия Царства Небесного. Малое вначале, состоявшее всего из одиннадцати Апостолов и других немногих последователей Христа, оно, подобно горчичному зерну, должно было разрастись (и действительно разрослось) в роскошное дерево.
Царство Божие, или Церковь, не может иметь никаких пространственных пределов; оно не стеснено никакими границами стран земных; оно везде, где любят Бога и ближних, где исполняется воля Божия, где царит Бог; оно — в душе человека. Царство Божие внутрь вас есть.
Царства мира сего, то есть общины людей, управляемые каждая своей государственной властью, требуют от своих граждан под страхом наказания точного исполнения всех издаваемых этой властью законов, но требуют лишь внешнего повиновения, не касаясь чувств, сокрытых в душе повинующегося; поэтому гражданином царства мира сего можно быть и по принуждению, по необходимости. В Царстве же Божием не так. Главнейший основной Закон Божий, обязательный для желающего вступить в Царство Божие, — любовь к Богу; следовательно, принадлежать к этому Царству можно не иначе, как любя Бога, а так как любовь не может возникнуть ни по принуждению, ни по необходимости, то следует признать, что гражданином Царства Божия можно быть только по добровольному влечению сердца. Силой можно заставить побежденных быть подданными победившего их царя, но никому нельзя приказать вступить в Царство Божие.
Не подлежит никакому сомнению, что Христос хотел привлечь всех в основанное Им Царство Божие, хотел сделать всех людей счастливыми здесь, на земле, а через это и блаженными в Царстве Небесном; но Он сознавал, что для этого надо прежде всего преобразовать сердце человека; надо научить людей, что не себялюбие, не мстительность, не угнетение ближних делают их счастливыми, а любовь к Богу и ближним, воздаяние добром за зло и готовность добровольно пострадать, если это необходимо, для блага других. Создавая Царство Божие на земле, в противоположность господствовавшему тогда царству зла, власти тьмы, Христос не мог действовать силой против силы, злом против зла. Пересоздать силой общественный строй какого-либо народа, оставив сам народ по-прежнему звероподобным, — это еще не значит уничтожить насилие, неправду, страдания. Вот почему Христос и дал медленный, но единственно верный путь распространения основанного Им Царства Божия.
По той же причине Он никогда не вмешивался в государственные дела Римской империи, в пределах которой проповедовал. Он не мог, конечно, смотреть равнодушно на царившее тогда повсюду зло; но Он знал, что победить его можно не силой, не злом, а любовью и добром; Он знал, что люди, возрожденные любовью к Богу и ближним, сами со временем создадут себе иные условия общественной жизни, такие условия, при наличии которых невозможны будут ни рабство, ни деспотизм и никакие иные виды насилия. Он знал, что царства мира сего будут с особенным озлоблением противодействовать распространению Царства Божия, но не одолеют его никакой силой; напротив, Царство Божие, несущее на своем знамени любовь даже к врагам и воздаяние добром за зло, распространяясь все более и более среди граждан царства мира сего, окажет несомненно нравственно-возрождающее влияние и на самый строй этих царств.
Что же требуется от вступающего в Царство Божие? — Требуется, прежде всего, чтобы он любил Бога. Если мы, любя, например, жену, мать, отца, детей, стараемся исполнять их желания, и если такое исполнение их желаний доставляют нам истинное удовольствие, как бы удовлетворение наших собственных желаний, то несомненно, что, любя Бога, мы будем находить полное нравственное удовлетворение, если будем исполнять Его волю, если будем делать то, чего Он хочет, если воля Его станет нашей волей. Если нам тяжело бывает отказать любимому человеку в исполнении его законного и удобоисполнимого желания; если вынужденный чем-либо отказ болезненно отзывается в любящем сердце, то несомненно, что и человек, любящий Бога, но почему-либо поступивший вопреки Его воле, должен испытывать нравственные муки, как только сознает себя виновным перед Ним. Словом, любовь к Богу нравственно обязывает творить волю Его.
Но какова же эта воля? Удобоисполнима ли она? Чего требует Бог от тех, кто любит Его? — Лично для Себя Он ничего не требует от нас; все требования Его, обращенные к нам, касаются нас же самих: «Любите ближних своих, как самих себя!» и: как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними (Мф. 7, 12). Вот воля Божия, вот устав Царства Его.
Законы царств мира сего налагают нередко на людей бремена неудобоносимые и составляют тяжкое, иногда бесцельное и бесполезное для других, иго. Бремя же, налагаемое на нас законом Бога, легко, так как иго этого бремени есть благо (Мф. 11, 30) для других, а, следовательно, в силу взаимности, и для нас самих.
В чем же заключается бремя Божия закона? В том, чтобы мы поступали с людьми так, как желали бы, чтобы и они с нами поступали.
Посмотрим же, тяжко ли это требование? Удобоисполнимо ли оно? — Ты, вероятно, испытывал не раз щемящую боль сердца, когда сознавал, что многие, даже близкие к тебе люди, не любят тебя и нисколько не стесняются открыто проявлять свое нерасположение к тебе? И ты осуждал их за их бессердечность. Но заглянул ли ты в свое сердце? Спросил ли себя: любишь ли ты всех людей вообще и близких тебе в особенности? Ведь ты сам иногда дышишь злобой против многих, не всегда даже и повинных перед тобою. За что же негодуешь на других? Если хочешь, чтобы тебя любили все, люби и ты; и верь, что любящее сердце всегда найдет отклик в сердцах других людей. Ты, быть может, скорбел, доходил даже до отчаяния, когда тебе, нуждающемуся в помощи, все отказывали в ней? Ты недоумевал, почему, например, такой-то отказал тебе в своей поддержке, которая ему почти ничего не стоила бы? Не правда ли, как тяжело, как грустно встречать повсюду холодные, равнодушные к твоей нужде лица? Как больно сознавать, что некому помочь тебе? Так не отказывай же и сам в посильной помощи нуждающимся; и если ты не в состоянии помочь так, как хотелось бы, помоги, как можешь, но все-таки помоги; подай хотя чашу воды жаждущему и не могущему утолить свою жажду без посторонней помощи. Да и помогая посильно ближним, не возвеличивайся перед ними, не выставляй себя напоказ как благодетеля, не труби о своих добрых делах! Знай, что в человеческом сердце есть скверное чувство неблагодарности к тем, кто рисуется своими благодеяниями, кто напоминает о них облагодетельствованным; эта неблагодарность служит наказанием за то, что доброе дело сделано не из любви к ближним, а для того только, чтобы благодетеля хвалили, возвеличивали. Поэтому старайся помогать нуждающимся так, чтобы по возможности никто не знал бы об этом, и никогда не попрекай облагодетельствованных тобой. Тогда и ты вправе будешь рассчитывать, что и тебе не откажут в помощи, когда будешь нуждаться в чем-либо, да и оказывая помощь, не будут ставить тебе это на вид, не будут пробуждать в тебе чувств озлобленной неблагодарности. Согрей сердце свое любовью не только к тем, которые любят тебя, но и к врагам своим; молись за них, чтобы Господь смягчил и их сердца; помогай и им и верь, что твоя всепрощающая любовь даже к ненавидящим тебя обезоружит их, заставит и их полюбить тебя. Ты обижаешься и негодуешь, когда знакомые твои осуждают тебя за какие-либо ошибки в жизни, за бестактные поступки, когда злословят тебя за них? Но загляни в свое прошлое, и ты увидишь, что сам не безгрешен в этом отношении, что сам не прочь был иногда позлословить и осудить ближнего. Не злословь же, не осуждай никого, и тебя не будут злословить. Не приходилось ли тебе когда-либо слышать от своих знакомых, что такой-то человек никогда и ни о ком не говорил дурно? Не припомнишь ли, с каким уважением они отзывались о том человеке? Не убеждаешься ли, что такого человека никто не решится ни осуждать, ни злословить? Старайся почаще заглядывать в свою душу, осуждай себя за грехи, отстань от них, исправься, и тогда познаешь, как исправить брата своего. Ты возмущаешься, когда другие люди лгут, обманывают, нарушают свое слово, даже клятву. Не обманывай же и сам никого, никогда не лги, будь всегда и во всем настолько правдив, чтобы все верили твоему слову, не требуя никаких клятв. Ты испытываешь невыразимые муки, когда узнаешь про неверность своей жены? Но вправе ли ты осуждать ее? Сам-то ты безгрешен ли в этом отношении? Будь же прежде всего сам целомудренным, не прелюбодействуй, не развратничай; мало того, не делай ничего такого, что влечет к этому греху, даже мысленно не возбуждай в себе половой похоти к посторонней женщине (не жене твоей); и только тогда ты будешь вправе чувствовать обиду, нанесенную тебе неверностью жены. Ты, конечно, желаешь, чтобы никто не нарушал твоей телесной неприкосновенности, чтобы никто не обижал тебя и даже ничем не выражал своего гнева или презрения к тебе? Но загляни в свое прошлое и увидишь, что нередко обида, причиненная тебе, пробуждала в твоем сердце жажду мести, желание воздать противнику не только тем же, но и гораздо большим, сторицей? Подумай, как больно было бы тебе, если бы обиженные тобой мстили тебе за каждую причиненную тобой обиду! Поэтому не только не мсти никому, но даже не трогай никого; будь кроток, не гневайся, не унижай ближнего не только обидным словом, но даже и презрительным взглядом. Если кто обидел тебя, прости ему обиду; верь, что своим великодушием ты обезоружишь его, а если ты сам обидел кого, спеши к обиженному, проси прощения, мирись с ним скорее; будь уверен, что тебя все простят, если будут знать, что и ты прощаешь всем... Вообще, во всем поступай с людьми так, как хочешь, чтобы и они поступали с тобой.
Вот бремя, возлагаемое на вступающих в Царство Божие, где царят Любовь и Добро! Призывая к Себе, в это Царство Любви и Добра, всех труждающихся и обремененных и обещая дать им душевный покой, Христос сказал: Возьмите на себя иго Моих заповедей, смотрите на Меня, как Я исполняю их, и познайте, что иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мф. 11, 30).
Некоторые, впрочем, не согласны с таким взглядом на бремя заповедей Христовых, полагая, что исполнение воли Божией сопряжено с непременным отречением от мира и всех благ его.
Мнение это не имеет, однако, основания ни в откровениях Ветхого Завета, ни в учении Иисуса Христа. Если, создав первых людей, Бог сказал им: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею (Быт. 1, 28), то несомненно, что жизнь в мире и обладание всем, что дает земля, не только не может противоречить воле Божией, но, напротив, вполне согласуется с нею. Да и Христос никогда не требовал от Своих последователей отречения от мира и благ его.
Правда, Он сказал однажды Апостолам и стоявшему с ними народу: кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною(Мф. 16, 24). И эти слова Господа смущают многих. Многие думают, что Христос заповедал нам полное отвержение наших личных желаний, наших потребностей, и вменил нам в обязанность заботу только о других, о ближних наших. Некоторые же идут в своем понимании этого изречения еще далее и проповедуют полное отречение от мира и удаление в пустыню, словом, проповедуют отшельничество и аскетизм.
Но они забывают, что Христос никогда не осуждал пользование земными благами как дарами, ниспосылаемыми Богом. Он требовал только, чтобы мы не считали себя хозяевами и полновластными распорядителями этих благ, чтобы мы блага эти признавали Божиим достоянием, а себя считали бы только управителями, приставленными к этому достоянию, обязанными управлять им согласно с волей Хозяина, Бога, и дать отчет в управлении им, чтобы, управляя Божиим достоянием, мы исполняли бы заповедь Его о любви к ближним, и чтобы благо творили им. Богач притчи (Лк. 12, 16—21), которому Бог даровал обильный урожай хлеба, был осужден не за то, что позаботился собрать его в житницы, а за то, что счел себя полновластным хозяином его и вообразил, что эти блага даны ему Богом единственно для удовлетворения его прихотей; а если бы он смотрел на обильный урожай как на Божие достояние, данное ему лишь во временное управление, согласно с волей Божией, и действительно управлял бы им так, как Богу угодно, то не был бы осужден. Другой богач притчи (Лк. 16, 19—31) был осужден не за то, что обладал благами мира сего, а за то, что управлял ими как своими собственными, вопреки воли Божией, и ни разу не обратил внимания на нужду лежавшего у ворот его нищего Лазаря. Злые виноградари (Мф. 21, 33-41; Мк. 12, 1-9; Лк. 20, 9-16) были осуждены не за то, что пользовались плодами виноградника, данного им в управление, а за то, что не давали посланным от Хозяина плодов, которых Он требовал, — за то, что хотели присвоить себе этот виноградник. Словом, пользование земными благами не осуждается Христом, если не нарушает главнейшую заповедь Его о любви к ближним.
Что же касается отшельничества и аскетизма, то надо заметить, что уединение и воздержание бывают иногда крайне необходимы для успешной борьбы с соблазнами, с похотями нашего тела. Тело должно быть подчинено духу; дух должен властвовать над ним. И вот для такой-то борьбы, для укрепления своей воли, не только бывает полезно, но даже необходимо уединение и строгий пост. И многие великие и святые люди пользовались этим могучим средством и побеждали все соблазны, все плотские похоти свои. Но когда человек, прибегнув к такому средству порабощения плоти своему духу, выходит победителем из борьбы, то оставаться ему вдали от мира нельзя: он должен идти в мир, в Царство Божие, и там творить волю Божию. Если же он, выдержав борьбу и победив все искушения, все соблазны, останется вдали от мира, наслаждаясь тем душевным спокойствием, какое настает после такой победы, то как же он исполнит заповедь о любви к ближним? Как он будет благо творить им? Как и когда он докажет свою любовь к ним?
Итак, следует признать, что, сказав — отвергнись себя! — Господь не заповедал нам ни полного воздержания от пользования теми земными благами, которые могут считаться лишними для поддержания жизни тела, ни тем более отшельничества и аскетизма. Отвергнуть себя — значит отвергнуть свое я, свою волю, то есть подчинить свою волю воле Божией. Живи не так, как хочется, а как Бог велит. Вот что значат эти слова Господа.
Проповедники отречения от мира ссылаются еще на сказанное богатому юноше: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь Сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 19, 21; Мк. 10, 21; Лк. 18, 22), а также на сказанное Апостолам: всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную (Мф. 19, 29; Мк. 10, 29; Лк. 18, 29). Но эти слова нельзя понимать буквально. Заповедуя любить даже врагов и благо творить всем, Христос не мог требовать от Своих последователей, чтобы они отреклись от своих обязанностей по отношению к родителям, жене, детям и всем родственникам, — не мог требовать, чтобы мы произвольно слагали с себя эти обязанности. Не мог Он требовать также, чтобы все Его последователи продали свои дома, земли и вообще все свое достояние, и вырученные от этого деньги раздали нищим, то есть сами сделались бы нищими и жили бы, как птицы небесные. Понимать буквально приведенные изречения Христа, значит, совсем не понимать Его учения. Обращаясь с этими словами к юноше и Апостолам, Он говорил о соблазнах, без которых нельзя прожить, которые даже необходимы, чтобы в борьбе с ними люди нравственно совершенствовались. И раньше этого Он говорил что если друг, необходимый, как правый глаз, служащий как бы правой рукой, соблазняет, склоняет отступиться от исполнения воли Божией, то лучше отказаться от такого друга, уйти от него, порвать с ним всякие сношения, чем поддаться его соблазну. Ту же мысль Он провел и в этой беседе с юношей и Апостолами: Он сказал, что если родители, или жена, или дети, или братья и сестры, вздумают склонять к нарушению воли Божией, то, при невозможности нравственно воздействовать на них и тем заставить их отречься от дальнейших соблазнов, лучше оставить их, уйти от них, чем поддаться их соблазнам и тем погубить себя. Заповедь Господня ставит любовь к Богу прежде, выше любви к ближним; поэтому если отец, или мать, или жена скажут: люби меня и исполняй все мои прихоти, хотя бы это было сопряжено с нарушением воли Божией, словом, люби меня, а Бога разлюби, — то, при упорном нежелании их прекратить соблазны, колебаний не должно быть: надо продолжать любить Бога и безусловно отказать в исполнении их требований, обнаруживающих полное отсутствие в них всякой любви, кроме узкого себялюбия; если же, при таких безбожных требованиях, с одной стороны, и отказах в исполнении их, с другой, совместная жизнь сделается положительно невозможной, если иного исхода нет, как только выбор между любовью к Богу и противоположной ей любовью к соблазнителю, то в таком только случае я могу оставить тех, по отношению к которым на мне лежат обязанности, заповеданные Богом. Если же меня никто из близких ничем не соблазняет, не предъявляет ко мне никаких требований, противоречащих воле Божией, а я сам соблазняю себя возможностью уклониться от исполнения своих обязанностей по отношению к ним и, опираясь на буквальный смысл вышеприведенных изречений Иисуса Христа, оставлю их на произвол судьбы и удалюсь от мира и от них, то в этом мной будет руководить не любовь к ближним, а узкое себялюбие, и, поступив так, я не только не совершу ничего богоугодного, но, напротив, навлеку на свою душу тяжкий грех против основной заповеди Господней.
Ту же самую мысль о соблазнах и необходимости борьбы с ними высказал Иисус и богатому юноше, спросившему, что он должен сделать, чтобы иметь жизнь вечную. Отвечая прямо на поставленный юношей вопрос, Иисус сказал ему, что к блаженству Жизни Вечной в Царстве Небесном приводит точное соблюдение заповедей, то есть воли Божией; когда же юноша самонадеянно заявил, что заповеди он всегда исполнял, а теперь желает знать, чего еще не достает ему, то Иисус тотчас же обличил его в непонимании истинного смысла заповедей, в слишком большой привязанности к своему богатству, в готовности отказаться и от блаженства в Вечной Жизни, лишь бы не расставаться со своими земными сокровищами. Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и тогда приходи и следуй за Мною; и будешь иметь сокровище на небесах (Мф. 19, 21). Эти слова были сказаны для испытания юноши, для обнаружения его пристрастия к богатству, такого пристрастия, какое заслоняет собой любовь к Богу и готовность исполнять Его волю. Такое пристрастие к богатству, такое поклонение золотому кумиру несовместимо с поклонением Богу: Никакой слуга не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне (Лк. 16, 13; Мф. 6, 24). Поэтому, если пристрастие к богатству настолько сильно, что ради него человек готов изменить Богу, то лучше отказаться от богатства, лучше сделаться нищим и за то приобрести сокровище на небесах, чем, предаваясь своей страсти, подвергнуться осуждению на вечные муки. В этих словах Иисуса, обращенных к юноше, а затем и к Апостолам, богатство, дома и земли сравнены, в отношении представляемого ими соблазна, с теми родителями, женой, детьми, братьями и сестрами, которые отвращают от Бога и заставляют служить им, а не Богу. Но эти слова нельзя возводить на степень заповеди (об оставлении домов, братьев и пр. см. выше, с. 649).
О продаже имений и раздаче нищим вырученных денег Иисус говорил Апостолам еще и при другом случае. Продавайте имения ваши, сказал Он, и давайте милостыню (Лк. 12, 32—33). Но так как это было сказано тотчас же после слов — не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство, — то следует признать, что повеление о продаже имений относилось исключительно к одним Апостолам, посылая которых на проповедь, Иисус не позволил им брать с собой ни денег, ни даже сумы, — и что, следовательно, это повеление не имеет значения общеобязательной заповеди.
Итак, отречение от родных, богатства и вообще от мира, со всеми его благами и радостями, вовсе не составляет непременного условия вступления в Царство Божие. Напротив, жизнь в мире, борьба с соблазнами и постоянная победа над ними, жизнь не для себя только, но и для блага других, жизнь, руководимая любовью к Богу и самоотверженной любовью к ближним, совместная с другими деятельность на пользу общую, для водворения всюду мира, любви и добра, постоянное противление злу добром, — вот жизнь, вполне согласная с законами Царства Божия.
Живя в мире, пользуясь всеми его благами и радостями и желая в то же время быть истинными членами Царства Божия, мы должны всегда помнить, что мир — это Божий виноградник, данный нам лишь в пользование с тем, чтобы мы давали Богу плоды его и в свое время представили бы отчет в управлении им. В мире мы Божии работники, приставники к Божиему достоянию, управители Его, обязанные отчетностью перед Ним. Плоды же, которых требует Бог от своих виноградарей, приставников и управителей, — это добрые дела о отношению к ближним нашим, нуждающимся в нашей помощи. Поэтому согласное с волей Бога пользование благами и радостями мира сего вполне уместно в Царстве Божием. Время уныния, скорби, постоянного сокрушения и страданий настанет после кончины мира для тех, которые не хотели возродиться любовью Богу и ближним и доказать эту любовь добрыми делами. Теперь люби ближних! Любящее сердце твое подскажет тебе, что надо делать для них! Люби! Живи и жить давай другим! И будешь ты достойным членом Царства Божия.
Итак, жизнь в Царстве Божием, то есть жизнь, согласная с волей Божией, дающая здесь, на земле, полное нравственное удовлетворение и душевное спокойствие, ведущая к тому же, к вечному блаженству в будущей загробной жизни, — вот тот потерянный рай, о возвращении которого мечтали лучшие люди и боговдохновенные пророки древнего мира.
Искушение Иисуса вопросом о подати кесарю окончилось; со стыдом удалились иродиане и лукавые ученики фарисеев, но, по заранее составленному уговору, тотчас же подошли к Иисусу несколько саддукеев. Саддукеи составляли среди евреев секту неверующих в воскресение душ и будущую вечную жизнь; вообще они весьма равнодушно относились к вопросам веры, что не мешало им, однако, занимать места священников и быть даже первосвященниками (подробности о саддукеях см. выше, с. 131). Саддукеи вели нескончаемые споры с фарисеями о воскресении душ и старались доказать, что в книгах Моисея не только не содержится никаких указаний на бессмертие душ, но даже имеются обязательные для евреев постановления, явно противоречащие учению о воскресении мертвых; таково постановление (или закон ужичества), в силу которого бездетную вдову, по смерти ее мужа, должен взять себе в жены его брат с тем, чтобы восстановить умершему брату продолжение его рода. И вот этот-то спор саддукеи представили теперь на разрешение Иисуса.
Ссылаясь на этот закон Моисея, они сказали: «Было семь братьев, и старший из них женился, но умер бездетным; жену его взял второй брат, но тоже умер бездетным; взял ее третий брат, потом четвертый, и так далее все семь братьев, и все умирали, не оставив потомства; после смерти всех их умерла и жена. Итак, если воскресение мертвых будет, то чьей женой воскреснет эта женщина? Ведь у нее было семь мужей! Не может быть, чтобы она была там женой всех или ничьей, так как это была бы нелепость; нелепости же не мог допустить в своих законах такой великий и боговдохновенный законодатель, каким был Моисей. Следовательно, по учению Моисея, воскресения не будет».
«Вы говорите так, — ответил им Иисус, — потому, что не понимаете будущей Вечной Жизни. Вы судите о ней превратно, думая, что и там люди будут жить той же чувственной жизнью, как и здесь, на земле. Но это не так: люди, удостоившиеся по воскресении своем стать сынами Божиими, будут равны ангелам и жить будут иной жизнью, духовной, ангельской, и, подобно ангелам, не будут ни жениться, ни замуж выходить; они даже умереть не могут. Что же касается вашего мнения о том, будто в книгах Моисея нет указаний на воскресение мертвых, то и в этом отношении вы заблуждаетесь. Разве вы никогда не читали о явлении Бога Моисею? Разве вы не знаете, как Он назвал Себя? — Он сказал Моисею: Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова (Мк. 12, 26). Говорил Он это в то время, когда Авраама, Исаака и Иакова не было уже в числе живущих на земле, когда они были уже мертвы для земли, и если все-таки Бог назвал Себя их Богом, то, значит, они для Него живы, ибо Он не может быть Богом несуществующего. Бог не есть Бог мертвых, но живых (Мф. 22, 32)».
Побежденные таким ответом Иисуса саддукеи отошли; а присутствовавшие при этом книжники, радуясь в душе поражению своих противников по вопросу о воскресении мертвых, забыли, что саддукеи действовали тут как их единомышленники, не могли скрыть своей радости и сказали Иисусу: Учитель! Ты хорошо сказал (Лк. 20, 39). Народ же, видя поражение иродиан, фарисейских учеников и саддукеев, удивлялся мудрости Иисуса.
Ввиду такой неудачи фарисеи опять собрались вместе тут же в храме на совещание и порешили предложить Иисусу самый трудный, по их мнению, вопрос о том, какую из заповедей закона надо считать самой главной. Фарисеи делили все заповеди на большие и малые, причем обрядовые законы считали большими заповедями, а все прочие — малыми, но никак не могли сговориться, какая же из больших заповедей самая важная: одни считали самой главной заповедью закон о субботе, другие — закон об обрезании. И вот теперь, выбрав из своей среды самого сведущего законника, они подослали его к Иисусу спросить: Учитель! скажи, какая наибольшая заповедь в законе?(Мф. 22, 36).
Иисус отвечал ему словами закона, взятыми из книг Моисея. Указав на две основных заповеди о любви к Богу и к ближним, Господь сказал: Иной большей сих заповеди нет (Мк. 12, 31); на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки (Мф. 22, 40). Кто любит Бога всеми силами своей души, тот несомненно будет стремиться всегда и во всем творить волю Его, тот будет исполнять и все заповеди Его, ибо кого любишь, тому и угождаешь, того желания стараешься исполнить. Поэтому самая первая обязанность человека — любить Бога. Но Бог требует любви не только к Себе; возлюби ближнего твоего, как самого себя2 (Лев. 19, 18; Мк. 12, 31), — говорит Он. И это — вторая заповедь. Кто любит ближнего, как самого себя, тот будет с ним поступать так, как желал бы, чтобы и с ним поступали, то есть будет помогать ему в нужде, утешать его в горе, отстранять от него всякое зло, словом — будет благо творить ему; любовь к ближнему, всегда и при всяких обстоятельствах, подскажет любящему сердцу, что именно надо сделать для ближнего. В этих двух заповедях вмещаются все заповеди, гласящие об отношениях человека к Богу и себе подобным; все, что после сказано Богом Моисею и что затем возвещено пророками, все это — только развитие основных начал, заключающихся в этих двух заповедях; на них утверждается весь закон и пророки.
Этот ответ привел в восторг самого законника, искушавшего Иисуса; и он, забыв цель, с какой обратился к Иисусу, забыв злобу уполномочивших его фарисеев, воскликнул: хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его; и любить Его всем сердцем, и всем умом, и всею душею, и всею крепостью, и любить ближнего, как самого себя, — это выше, это больше всех всесожжении и жертв.
Искренность и неподдельность восторга, с каким говорил это законник, тронули Иисуса; Он видел, что этот грешник может покаяться, может исправиться, если и дальше будет с таким же чувством принимать истину, а потому сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия.
После этих трех неудачных покушений уловить Иисуса на каком-нибудь неосторожном слове, фарисеи, стоявшие до сих пор в некотором отдалении, собрались вместе и приблизились к Иисусу, но спрашивать Его о чем-либо не посмели.
Обращаясь к ним, Иисус спросил: что вы думаете о Христе? чей Он сын? — Нисколько не задумываясь, они в один голос ответили Ему: Давидов (Мф. 22, 42). Ответили они так потому что, по ветхозаветным пророчествам, Христос должен был быть потомком царя Давида. Слово сын означало у евреев не только сына в собственном смысле, но и потомка; поэтому и вопрос Иисуса надо понимать так: от кого Христос должен произойти? — «От Давида», — отвечали фарисеи.
«Да, вы думаете, что Христос — потомок Давида, то есть только Человек. Но как же сам Давид называет Его своим Господом? Разве вы не читали, как он в своем псалме вдохновенно говорит о Христе: сказал Господь, то есть Бог, Господу моему, то есть Мессии-Христу: седи одесную Меня (Пс. 109, 1). Ведь если Он был Господом Давида и существовал уже в то время, когда Давид писал это, то как же Он мог быть потомком Давида, тогда еще не родившимся?»
Фарисеи, ослепленные буквой Писания и потерявшие ключ к разумению его смысла, не понимали, что Христос-Мессия, как Богочеловек, должен быть — по божеству Своему — Сыном Божиим, а по человечеству — потомком Давида. Они ожидали Мессию, как человека, который освободит евреев от подчинения римлянам и покорит им, евреям, все народы земли. А с такими превратными понятиями они, конечно, ничего не могли ответить на вопрос Иисуса (ответ на этот вопрос см. ниже, в главе 48).
Таким образом, враги Христовы потерпели всенародно полное поражение и до времени затаили в себе свою злобу. Но им предстояло еще выслушать от Иисуса прямое обвинение их в полной нравственной распущенности, лишающей их права быть руководителями народа, и это обвинение было произнесено тут же, в храме, всенародно.
Обращаясь к народу и ученикам Своим и указывая при этом на фарисеев, стоявших, вероятно, отдельно от презираемого ими народа, Иисус сказал: на Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи (Мф. 23, 2) (Моисей учил народ, давая ему законы, книжники же и фарисеи заняли теперь его место и присвоили себе исключительное право учить народ этим законам и толковать их смысл). Все законы, какие они велят вам исполнять, исполняйте если, конечно, они не извращают их смысла и значения; но примера с них не берите, не подражайте им в их поступках, ибо они говорят одно, а делают другое; они возлагают на вас неудобоносимое бремя точного исполнения всех обрядов и преданий, а сами не хотят и пальцем шевельнуть, чтобы примером своим облегчить вам несение этого ига. Сами они если и исполняют что-либо из требований закона и преданий, то только для вида, когда они на глазах у людей; да и тогда все их действия направлены лишь к тому, чтобы по внешности чем-нибудь отличиться от народа: они без всякой надобности увеличивают размеры носимых ими хранилищ со словами закона, желая тем показать свою ревность к исполнению его, хотя сами первые же нарушители его; они увеличивают и воскрилия свои, эти кисти на краях одежд, которые Моисей повелел вам носить (Числ. 15, 38—40), чтобы вы понимали и исполняли все заповеди и были святы пред Богом. Они любят, чтобы им везде оказывали почет и уступали первые места не только в синагогах, но и на пиршествах, — чтобы при встрече и в народных собраниях их все приветствовали и называли учителями. Не подражайте им! Не называйтесь ни учителями, ни наставниками, и тем не возвышайтесь над другими, ибо все вы равноправные братья, а Учитель и Наставник ваш — один Христос. Книжники и фарисеи, начальствующие в школах, любят, чтобы их называли отцами; не называйте так никого на земле, ибо один у всех Отец, это Бог. Вообще не возвышайте сами себя; помните, что у Бога считается большим тот, кто больше других потрудится на пользу ближних, кто будет всем слугою; кто таким образом унижает себя здесь, тот возвышен будет там, а кто сам себя возвышает, кто требует, чтобы все служили ему и оказывали почет, тот считается у Бога самым ничтожным, и за такое самовозвышение унижен будет при окончательном Суде3.
Затем, обращаясь к фарисеям и книжникам, Иисус сказал: «Горе будет вам, книжники и фарисеи, за то, что учите народ лицемерно обходить требования закона, в котором выражена воля Божия! Вы ведете народ не тем путем, который приводит в Царство Небесное; вы затворяете врата этого Царства даже для тех, которые хотят войти в него: они ищут путь, ведущий к нему, они обращаются к вам, просят вас указать им этот путь, а вы заслоняете его и указываете иной, ведущий к погибели. Горе вам за то, что сами, своей греховной жизнью, затворяя перед собой Царство Небесное, не пускаете туда и других, хотящих войти!».
Приводя эти слова Спасителя, епископ Феофан говорит: «Это сказано и священникам, которые оставляют народ в небрежении, не заботясь толковать им, что нужно для спасения души. От этого народ пребывает в слепоте, и одна часть остается в уверенности, что идет исправно, другая хотя и замечает, что у нее не так дело идет, но не идет куда следует, потому что не знает, как и куда идти. От этого разные нелепые понятия в народе; от этого находят у него прием и раскольники, и молокане, и хлысты; от этого удобно идет к нему и всякое злое учение. Священник обычно думает, что у него в приходе все исправно, и хватается за дело только тогда, когда это зло уж разрастается и выходит наружу; но тогда уж ничего не поделаешь» (Мысли на каждый день. С. 260—261).
Горе будет вам, книжники и фарисеи, лицемеры, за то, что долгим стоянием на притворной молитве стараетесь казаться особенно набожными, таким мнимым благочестием своим втираетесь в доверие вдов и других бедных людей и бессовестно обираете их, выманивая последнее достояние их в виде пожертвований на дела Божии! Если за подобные дела всякому угрожает осуждение, то какому же наказанию подлежите вы, прикрывающие свои преступления лицемерным благочестием и напускной праведностью?!
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что совершаете путешествия для обращения в свою веру хотя бы одного чужеземца! Вы думаете, что делаете этим доброе дело? Нет, вы причиняете обращенному ужасное зло, потому что ведете его за собой тем ложным путем, который приводит к осуждению на вечные мучения.
Горе вам, вожди слепые (Мф. 23, 16), которые взялись вести его к Царству Небесному, но, по нравственной слепоте своей, не различающие истинного пути к нему от путей ложных! В своем ослеплении, вы, например, учите народ, что можно безбоязненно нарушать клятвы, зная лишь, какую клятву для этого надо избрать; по-вашему, можно смело обманывать людей, клянясь храмом и жертвенником его, так как исполнение такой клятвы будто бы необязательно; но вместе с тем вы требуете исполнение; клятвы, если кто поклянется золотыми сосудами и украшениями храма или жертвой, возложенной на жертвенник. Безумные и слепые вожди (Мф. 23, 17)! Ведь храм священнее находящегося в нем золота, которое и освящается-то лишь тем, что находится в храме; и жертвенник, освящающий жертву, возложенную на него, больше самой жертвы. Безумные! Как не поймете вы, что клянущийся жертвенником клянется тем самым и всем, что находится на нем; и что клянущийся храмом клянется не только всем золотом, находящимся в нем, но и Богом, невидимо пребывающим в нем, подобно тому, как клянущийся небом несомненно клянется и вездесущим Творцом его! Итак, разрешая своим ученикам нарушать клятвы храмом и жертвенником, вы делаете их клятвопреступниками.
Блаженный Феофилакт говорит, что кто клялся золотым сосудом или жертвенным животным, а потом нарушал клятву, тот присуждался представить в храм то, чем клялся; золото и жертвы фарисеи предпочитали храму ради прибыли, получаемой ими от жертв. А так как от поклявшегося храмом и нарушившего клятву нельзя потребовать того, чем он клялся, и от такого нарушения им не могло предстоять никакой прибыли, то они и разрешали нарушать такие клятвы (Толкование на Евангелие от Матфея).
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что исполняете в мелочах более того, что от вас требуется законом, и вместе с тем пренебрегаете самыми главными обязанностями! Вы даете на храм десятую часть получаемых вами доходов от разведения мяты, аниса и тмина, хотя закон и не требует этого, и вместе с тем не исполняете важнейших требований закона: судите несправедливо, относитесь к бедным и несчастным немилосердно и не обнаруживаете ни малейшей верности Богу. Отдавайте, если хотите, и то, к чему закон вас не обязывает, но будьте справедливы, милостивы и верны! В заботливости об исполнении всех мелочных требований предания вы уподобляетесь тем людям, которые, по поговорке народной, тщательно отцеживают попавшегося в напиток комара, боясь проглотить его, и безбоязненно глотают целого верблюда.
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что заботитесь о наружной чистоте подаваемых к обеду чаш и блюд и не обращаете никакого внимания на то, что чаши эти и блюда наполнены похищенным и неправдой приобретенным! Фарисей слепой! (Мф. 23, 26). Очисти прежде внутренность чаши и блюда, позаботься, чтобы в них было только приобретенное честным трудом, чтобы в них не было ничего нечистого; тогда эта внутренняя чистота отразится и на внешности их.
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поступаете и по отношению к себе лично так же, как и к чашам и блюдам своим! Вы заботитесь о том, чтобы только по наружности казаться праведными, и не думаете об очищении своей души, оскверненной лицемерием и всякими беззакониями. Вы через это уподобляетесь гробам окрашенным, которые снаружи кажутся красивыми, внутри же полны костей и всякой нечистоты от разложившегося трупа.
По закону Моисея (Числ. 19, 16) гроб, труп или кости человеческие считались настолько нечистыми, что одно прикосновение к ним оскверняло человека, поэтому сравнение фарисеев с окрашенными гробами должно было показаться им особенно унизительным.
Горе вам, книжники и фарисеи, что лицемерно строите гробницы пророкам и украшаете памятники праведников, убитых вашими предками! Поступая так, вы как бы осуждаете убийц и даже говорите, что не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков, если бы жили в те дни. Но все это с вашей стороны притворно, лицемерно. В сущности, вы одобряете преступления своих отцов, вы продолжаете их дело: они убили пророков, а вы строите им гробницы, как бы опасаясь, что иначе с течением времени изгладятся следы, напоминающие о их злодеяниях. Стыдиться надо, имея таких предков, а вы называете себя их потомками; вы гордитесь происхождением от убийц и скоро сами сделаетесь убийцами, превзойдете даже отцов ваших. Дополняйте же меру злодеяний отцов ваших (Мф. 23, 32), совершайте задуманное вами убийство! Но, злые сыны злых отцов, змии, порождения ехиднины! (Мф. 23, 33). Поступая так, подумали ли вы, что ожидает вас за это? Подумали ли вы, что не можете избежать ожидающего вас осуждения на вечные мучения?
Я еще пошлю к вам Своих Апостолов, которые будут проповедовать Мое учение с праведностью пророков и мудростью книжников; но знаю, что вы и к ним отнесетесь с той же злобой, как и ваши отцы к убитым ими пророкам: одних вы убьете и распнете, других будете бить в синагогах и гнать из города в город; и поступите с ними так, дабы принять на себя ответственность и за кровь всех праведников, когда-либо убитых вашими предками, — от крови Авеля праведного, убитого братом его Каином, до крови Захарии, сына Варахиина, убитого вами между храмом и жертвенником». (Объяснения о Захарии см. выше, с. 575).
«Истинно говорю вам, — сказал Иисус, обращаясь к народу, - что вся эта ответственность падает на них!»
Некоторые толкователи Евангелия полагают, что Иисус Христос с гневом обличал книжников и фарисеев. Нет! Не с гневом обличал Он этих лукавых и лицемерных руководителей еврейского народа, а с величайшей скорбью, которую мы, быть может, не в силах даже и понять, с той скорбью, которая, при торжественном въезде Его в Иерусалим и ликовании всего народа, выразилась в рыдании над судьбой священного города и избранного Богом народа, с той скорбью, которая вынудила у Него через два дня моление в Гефсиманском саду об отсрочке исполнения воли Божией. Думать, что Христос гневался на книжников и фарисеев, значит приписывать Ему свои недостатки и слабости. Да, мы гневались бы на этих злодеев и проявили бы, быть может, свой гнев в каких-либо насильственных над ними действиях; но Христос жалел как их, так и руководимый ими народ: их Он обличал в надежде, что они одумаются, раскаются и отступятся от своих коварных замыслов, а обличал Он их всенародно потому, что жалел этот темный народ и хотел предостеречь его от лжеучений фарисейских. Подавляя в Себе слезы, Он с грустью и невыразимой скорбью обращался к вождям народным и самому народу со Своим последним словом, с последним предостережением. Сейчас Он выйдет из храма с тем, чтобы больше не возвращаться в него. Служение Его как Мессии оканчивается. Избранный Богом народ, которому было обещано пришествие Мессии, хотя и принимал Его как Чудотворца, и не упускал случая пользоваться Его Божественной силой, хотя и намеревался провозгласить Его земным Царем Иудейским, чтобы под предводительством Его завоевать весь мир, — отверг Его, однако, как истинного Мессию. При таких волновавших Иисуса чувствах мог ли Он гневаться, обращаясь к фарисеям и народу со Своим последним увещанием, с последней попыткой спасти их от страшного осуждения? Нет! Не гнев подавлял Он в себе, а слезы, и когда окончил Свои обличения, то, преисполненный невыразимой тоской и скорбью, со слезами на глазах воскликнул: «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели! Се, оставляется вам дом ваш пуст(Мф. 23, 37—38), ибо вы увидите Меня тогда только, когда настанет время моего Второго Пришествия и Страшного Суда».
С этими словами Иисус пошел, направляясь к выходу, но, проходя мимо сокровищницы, то есть кружки, в которую опускали пожертвования на храм, сел близ нее отдохнуть. По установившемуся обычаю, никто не входил в храм перед праздником пасхи, не положив предварительно в эту кружку денег; все подходили к ней и клали, кто сколько мог. На глазах Иисуса многие богатые клали много, а одна бедная вдова положила две лепты, то есть две самые мелкие монеты, равнявшиеся одному кодранту. Подозвав к Себе Апостолов, Иисус сказал им, что богатые клали хотя и много, но от избытка средств, то есть жертвовали то, без чего легко могли обойтись, а эта вдова отдала последнее, отдала все, что имела, последнее пропитание свое. Жертва ее, даже по отношению к ее состоянию, больше жертв всех богачей; но Бог измеряет жертвы не суммами пожертвованного, а силой любви, с какой жертва приносится; с чистым сердцем и сильной любовью к Богу подошла эта вдова к сокровищнице и, не задумываясь, отдала все, что имела.
В это время к Апостолу Филиппу, который был родом из Вифсаиды Галилейской, подошли эллины, говоря: нам хочется видеть Иисуса. Эллин — это грек, но в те времена так называли всех язычников. По сказанию Евангелиста, они пришли в Иерусалим к празднику пасхи на поклонение(Ин. 12, 20); следовательно, это были язычники, оставившие своих идолов и признавшие Единого Бога. Видеть Иисуса они могли и без посредничества Филиппа, и если обратились к нему с такой просьбой, то, значит, хотели поближе подойти к Нему и поговорить, хотели быть представленными Ему. Не решаясь беспокоить в такую минуту Иисуса, Филипп посоветовался с Андреем и уже совместно с ним доложил Иисусу о желании эллинов.
До сих пор вся деятельность Иисуса была направлена ко спасению народа израильского. Посылая в первый раз Апостолов на проповедь Он сказал им: к язычникам не ходите... а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева (Мф. 10, 5-6). И когда язычница, хананеянка, обратилась к Нему с мольбой, исцелить ее беснующуюся дочь, Он, прежде чем исцелить ее, сказал:Я послан только к погибшим овцам дома Израилева (Мф. 15, 24). Но из этого нельзя заключать, что Он ограничивал Свое посланничество только обращением евреев, нет, Он в то же время говорил: Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь (Ин. 10, 16). На вопрос же о том, когда именно овцы не сего двора (то есть не евреи) будут привлечены Иисусом и услышат Его голос, Он Сам отвечал: Когда вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе (Ин. 12, 32). Следовательно, назначение Иисуса было привлечь к Себе Своим учением: евреев лично, а язычников — через Апостолов, после Своей крестной смерти. Поэтому пришествие этих язычников (эллинов) должно было напомнить Иисусу, что посланничество Его к евреям окончено и начинается призвание язычников, но что этому призванию должна предшествовать Его смерть на кресте, а затем Воскресение и Вознесение, то есть прославление Его. Да, настало время отвергнуть когда-то избранный Богом народ и на его место призвать язычников; настало время идти на крест! Под влиянием таких мыслей Иисус сказал: пришел час прославиться Сыну Человеческому (Ин. 12, 23).
Но этой славе должна предшествовать смерть; и вот, чтобы Апостолы и эллины не отшатнулись от Него, когда Его поведут на крест, Он теперь же говорит им о необходимости Своей смерти и объясняет это примером из жизни растений: «Если зерно, например, пшеничное, посаженное в землю, даст росток, то хотя само и умирает, то есть перестает существовать в виде зерна, зато приносит много плода, а если лежит в земле нетронутым, не проросшим, то остается бесплодным. Так бывает и в жизни людей: иногда человек может принести ближним своим большую пользу не иначе, как путем самопожертвования; жертвуя собой, он спасает многих, а если он любит себя больше этих многих, если он ради своего благополучия готов жертвовать их судьбой, то он хотя и остается неприкосновенным, но зато и бесплодным, как осужденная смоковница. Кто любит земную жизнь свою настолько, что не решается жертвовать ею для блага других, тот в сущности теряет все: оберегая всячески эту жизнь, которая представляется лишь мгновением в сравнении с вечностью, он лишается блаженства Вечной Жизни, а кто считает Вечную Жизнь выше этой мимолетной, тот не задумается пожертвовать ею, если того требует благо ближних или торжество истины.
Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную (Ин. 12, 25). Кто хочет служить Мне и быть Моим последователем, тот должен идти за Мной тем путем самоотверженной любви, каким Я иду; такой слуга Мой будет там же, где и Я буду, Отец Мой почтит его».
Объяснив, таким образом, всем присутствовавшим настоятельную необходимость и неизбежность Своей смерти и высказав эллинам в кратких словах сущность Своего учения о самоотверженной любви, Иисус, как Человек, на мгновение смутился при мысли о предстоящей Ему мучительной смерти на кресте. Он не скрывает Своего смущения, но, как и всегда в подобных случаях, немедленно обращается с молитвой к Отцу Своему. В такую тяжелую минуту душевного содрогания перед представшим Его воображению крестом, казалось бы, надо молить Бога об избавлении от этого часа страданий.
Но мимолетное, вполне человеческое смущение скоро сменилось покорностью воле Отца и готовностью идти на крест ради прославления имени Его.
Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне и голос сказать? не сказать ли: Отче! избавь Меня от часа сего! Нет, не это Я скажу; ведь на сей час Я и пришел (Ин. 12, 27). А скажу Я: Отче! прославь имя Твое. Как только Иисус сказал — Отче! прославь имя Твое, — немедленно раздался голос с высоты небесной: и прославил и еще прославлю (Ин 12, 28). Громкий голос этот своей внезапностью поразил присутствовавших. Внимание всех было сосредоточено исключительно на молящемся Иисусе, и слух их был сильно напряжен, чтобы не проронить ни единого слова Его; а в такие минуты душевного настроения можно совершенно не слышать того, что делается вокруг, или можно слышать около себя, например, говор других людей, но не понимать его, не отличать его от простого гула. Находясь в таком настроении, толпа, окружавшая Иисуса, слышала голос с неба, но, не разобрав отдельных слов его, приняла это явление за гром; некоторые же, не поняв слов небесного голоса, поняли, однако, что это не гром, а слова, сказанные кем-то; и, хотя Иисус обращался в Своей молитве к Богу, они приняли эти неведомые им слова за говор ангела. Для самого же Иисуса и Апостолов слова эти были ясны и понятны; это доказывается тем, что слышавший их Апостол и Евангелист Иоанн в своем Евангелии передает их не как предполагаемые, а как слышанные им самим. Несомненно, что слышавшие и понявшие этот голос тогда же рассказали другим, что именно слышали; и, таким образом, слова небесного голоса сделались общеизвестными, так как и самый голос был не для Иисуса, а для народа. «Не для Меня был глас сей, но для народа, чтобы он понял, что Я творю во всем волю Отца Моего и что смертью Моею, которая так соблазняет всех, прославится Бог, прославлюсь и Я».
Да, голос этот нужен был для жестоковыйного народа. Несмотря на множество чудес, совершенных Иисусом, несмотря на воскрешение Им Лазаря и на полную победу Его над фарисеями, саддукеями и прочими вождями народными, народ все еще не мог и не хотел отрешиться от ложных представлений о Мессии как царе-завоевателе и потому никак не мог признать обещанного Избавителя в кротком и бедном Иисусе, говорящем к тому же о смерти Своей. Для того, чтобы уверовать в Иисуса как Мессию, народу нужно было знамение с неба, которого так добивались раньше фарисеи. И вот, знамение дано. Теперь не может быть никаких оправданий неверия; теперь народ, отвергающий Иисуса, сам произносит суд над собой. «Ныне суд миру сему (Ин. 12, 31). Теперь за Мной не идут, соблазняясь предстоящей Мне смертью; но когда Я буду вознесен на крест, привлеку к Себе всех, кто не ослепил очи свои и не окаменил сердце свое; тогда все истинные последователи Мои отвергнут соблазны диавола, освободятся от его пагубных внушений и обманов, восторжествуют над ним; тогда он, князь мира сего, изгнан будет вон из Царства Моего».
Несмотря на эти разъяснения, народ все еще не хотел верить, что Мессия может умереть, и потому кто-то из народа, подстрекаемый, вероятно, фарисеями, а может быть, и один из их учеников, спросил Иисуса: «Мы слышали из книг Писания пророчества о том, что Христос пребывает вовек, что Царство Его вечное, следовательно, Он не может умереть; как же Ты говоришь, что Сын Человеческий должен быть распят, вознесен на крест? Если Ты, называя Себя Сыном Человеческим, говоришь о Себе, о Своей смерти, то, значит, Ты не Христос; а если Ты говоришь не о Себе, то кто же тогда этот Сын Человеческий?»
Вопрос предложен в фарисейском духе; отвечать на него — значит вновь вступить в продолжительные объяснения, вновь повторять то, что много раз было сказано. Но это было бы бесполезно; если не поверили знамению с неба, которого так долго добивались, то тем более не поверят свидетельству Иисуса о Самом Себе. Вот почему Он оставил этот вопрос без ответа, но, уходя навсегда из этого храма, обратился к народу с последним увещанием: «Еще на малое время Я с Вами; старайтесь уверовать в Меня теперь, пока светит вам Свет истины, да будете сынами Света; скоро Свет этот перестанет вам светить, и вы будете блуждать в потемках, не зная, куда идти».
Повествуя об этом, Евангелист Иоанн высказывает удивление, что народ не уверовал в Иисуса как Мессию, несмотря на столько чудес, совершенных Им. Впрочем, поясняет Иоанн, все это было предсказано пророком Исайей. Пророчествуя об уничиженном явлении Мессии, о Его страданиях и смерти, Исайя воскликнул: «Господи! Кто же поверит этому? Кто поймет, что в таком страдающем Мессии заключается божественная сила всемогущества? Кому откроется эта сила (мышца)?» Рассказывая же о том, как он видел славу Бога, тот же Пророк передает слышанный им голос Господа: Пойди и скажи этому народу: слухом услышите — и не уразумеете, и очами смотреть будете — и не увидите. Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули... (Ис. 6, 1—13; 53, 1—12).
Объясняя таким образом исполнение пророчества о неверии народа, Евангелист оговаривается, что не все были с такими ослепленными глазами и окаменелыми сердцами, что даже и из начальников многие уверовали, но открыто об этом не говорили, боясь отлучения от синагоги и потери через это власти; а власть свою они любили больше, чем славу Божию.
Выходя из храма, Христос в последний раз обратился к народу с разъяснением цели пришествия Своего на землю и с повторением ранее сказанного о Своем единстве с Отцом Небесным: «Я пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме (Ин. 12, 46) неведения воли Божией; ибо Я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец заповедал Мне, что сказать(Ин. 12, 49). И все, что Я говорю, говорю так, как сказал Мне Отец (Ин. 12, 50). И Я знаю, что заповедь Его, воля Его, — чтобы все люди удостоились блаженства Вечной Жизни, чтобы все спаслись; для того-то Он и послал Меня, и послал не судить мир, но спасти (Ин. 12, 47); поэтому Я и не сужу никого (Ин. 8, 15). Да и к чему судить теперь, когда всякий, не исполняющий возвещенную Мной волю Божию, сам себя осуждает».
Сказав это, Иисус вышел (с Апостолами) из храма, оставил этот дом пустым, лишенным благодати Божией: се, оставляется вам дом ваш пуст (Мф. 23, 38; Лк. 13, 35).
1 И рабы те, выйдя на дороги, собрали всех, кого только нашли, и злых и добрых; и брачный пир наполнился возлежащими (Мф. 22, 10).
В этом изречении особенное внимание обращают на себя слова: и злых и добрых. Читая их, можно, пожалуй, подумать, что на брачный пир Царского Сына, то есть в Царство Небесное, будут допущены все, кого только звали, в том числе и злые, нераскаянные грешники. Но такое предположение было бы крайне ошибочным. Слуги Господни, Апостолы и их приемники, звали и зовут на брачный пир всех, и злых и добрых; но быть званным не значит еще быть избранным. Из всех званных на пир будут допущены только достойные, избранные. В рассматриваемой притче не сказано, что на пир были допущены все званные, и злые и добрые; сказано только, что рабы собрали всех, кого нашли; не сказано также, что пир наполнился и злыми, и добрыми; сказано только, что брачный пир наполнился возлежащими; а так как наполнению пира возлежащими должно было предшествовать предложение от Царя гостям брачных одежд, и так как брачные одежды даны не всем званным, то следует признать, что перед наполнением пира возлежащими сделан был выбор достойных и допущены были только избранные из всех явившихся.
В притче говорится, что один из возлежавших оказался не в брачной одежде: ему, как недостойному, не было дано брачной одежды, но он самовольно вошел в царские чертоги и был за это изгнан во тьму внешнюю. Подобный случай мог быть при пиршестве какого-либо земного царя по недосмотру служащих у него; но в Царстве Небесном такие случайности невозможны; и если Господь в притче Своей говорит об изгнании не имевшего брачной одежды, то только для наглядности рассказа о том, что без одежды, предложенной от Царя, нельзя войти в Царство Небесное (о значении этой одежды см. сноску на с. 648). Если бы на пир допускались и злые, то между возлежащими оказалось бы много не имевших брачных одежд; а так как царь нашел только одного не в брачной одежде, то это доказывает, что Господь сказал о нем лишь для наглядного вразумления слушателей, что недостаточно быть добрым: надо еще снять с себя одежду греховности и надеть ту одежду праведности, которую может дать только Царь Небесный.
2 Если Бог заповедал любить ближнего как самого себя, то это означает, что любить себя не грешно. Но любовь эта не должна доводить человека до самообожания, до преклонения пред собою, как пред кумиром. Ведь выше себялюбия, выше любви к ближним должна стоять любовь к Богу и, следовательно, постоянная готовность исполнять Его волю, хотя бы исполнение ее и было сопряжено с самолишением, с неудовлетворением наших личных желаний. Да, так должно было бы быть; но, на самом деле, мы, люди грешные, любим себя больше, чем ближних, больше даже, чем Бога; и такое себялюбие — тяжкий грех, освободиться от которого собственными силами, без помощи Божией, довольно трудно. Себялюбие не должно превышать любви к ближним; любить себя дозволяется, но любить так же,как и ближних; и только в таком случае себялюбие не составляет греха.
3 Ссылаясь на эти слова, сектанты осуждают нас, что мы называем отцами священников, а некоторые из них, на основании сих слов Спасителя, не называют отцом даже своего родителя. Для опровержения такого заблуждения должно заметить, что здесь Господь обратился только к Апостолам: вы же, противополагая их народу. Апостолы были братья, а учеников своих называли чадами, например, Aпостол Иоанн (1-е послание) и Апостол Павел (послание к Галатам).
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter