Преподобный Исаак Сирин. Азбука духовная
Посему явно, что иной, вначале пренебрегая малым, побеждается и, таким образом, дает врагу повод нападать на него в великом. Кто не заботится о том, чтобы хотя на краткое время продолжилась временная жизнь его, тот побоится ли озлоблений и скорбей, приводящих к желанной для него смерти? Это брань рассудительная, потому что мудрые не позволяют себе замышлять о великих подвигах, но терпение, показываемое ими в малом, охраняет их от впадения в великие труды.
Поэтому диавол усиливается сначала сделать, чтобы оставлена была непрестанная сердечная молитва, а потом внушает пренебрежение к установленным временам молитвы и правила, совершаемого телесно. И, таким образом, вначале помысл предается слабости - вкусить прежде времени какую-нибудь малость пищи и что-либо самое незначительное и ничтожное, а по впадении в нарушение воздержания своего человек поползается в невоздержность и блуд. Сначала одолевается желанием (лучше же сказать, маловажным представляется это в глазах его) посмотреть на наготу своего тела или на другую какую красоту членов своих, когда снимает с себя одежды свои или когда выходит он для телесной потребности, или входит в воду и расслабит чувства свои, или смело положит руку под одежды свои и начнет осязать тело свое, а потом восстанет уже на него и прочее одно за другим. И кто прежде охранял твердыню ума и скорбел о чем-либо одном из сказанного, тот отверзает тогда к себе широкие и опасные входы, потому что помыслы (скажу уподобительно), как вода, пока отовсюду бывают сдерживаемы, соблюдают добрый свой порядок, а если мало из твердыни своей выступят наружу, производят разорение ограды и великое опустошение. Ибо враг днем и ночью стоит у нас перед глазами, примечает, выжидает и высматривает, каким отверстым для него входом чувств наших войти ему. И когда допущено нами нерадение в чем-либо одном из сказанного выше, тогда этот хитрый и бесстыдный пес пускает в нас стрелы свои. И иногда природа сама собою любит покой, вольность, смех, парение мыслей, леность и делается источником страстей и пучиною мятежа, иногда же противник тайно влагает это в душу. Но мы великие труды свои заменим, поэтому, трудами малыми, которые почитаем за ничто. Ибо, если сии пренебрегаемые нами труды, как показано, предотвращают многие великие подвиги, неудобоисполнимые труды, смятенные борения и тяжкие раны, то кто не поспешит сими малыми предварительными трудами обрести себе сладостный покой?
О, как удивительна ты, мудрость, как издалека все предусматриваешь! Блажен, кто обрел тебя. Ибо он свободен от нерадения юности. Если кто за малую цену или малую вещь покупает врачевство от великих страстей, то хорошо он делает. Ибо однажды некто из любомудрых, покачнувшись от слабости и ощутив это, быстро исправился, внезапно сев; другой, посмотрев на него, рассмеялся на это. Но он отвечал: «Не этого убоялся я, но боюсь небрежения: потому что малая небрежность нередко ведет к великим опасностям. А тем, что нарушил я порядок и вскоре исправился, показал, что я трезвен и не пренебрегаю даже и тем, что не страшно». Вот любомудрие - и в малом и в незначительном, что ни делает человек, быть ему всегда трезвенным. Он уготовляет себе великое упокоение и не спит, чтобы не случилось с ним чего-либо противного, но заблаговременно отсекает поводы к тому (т.е. к противному) и ради маловажных вещей переносит малую скорбь, уничтожая ею скорбь великую.
А безрассудные малый близкий покой предпочитают отдаленному царству, не зная, что лучше претерпеть мучения в подвиге, нежели упокоиться на ложе земного царства и быть осуждену за леность. Мудрым вожделенна смерть, только бы не подпасть обвинению, что какое-либо из дел своих исполнили без трезвенности. Почему и говорит Премудрый: «будь бодрствен и трезвен ради жизни своей»; потому что сон ума сроден истинной смерти и есть ее образ. А богоносный Василий говорит: «Кто ленив в чем-либо малом, о том не верь, что отличится он в великом».
(Слово 75, стр. 378-380)
Предпочитать доброе изволение - дело желающего, довершить же выбор доброго изволения - дело Божие. Для сего человек имеет нужду в Божией помощи. А посему сделаем, чтобы за появляющимся в нас добрым желанием следовали частые молитвы, и будем просить (Бога), чтобы не только оказал нам помощь, но дал и различить, послужит ли сие к угождению воле Божией или нет. Ибо не всякое доброе желание входит в сердце от Бога, но только то, которое полезно. Иногда человек желает доброго, но Бог не помогает, потому что какое-нибудь подобное сему желание входит и от диавола и почитается служащим в помощь, а между тем нередко бывает не по мере человеку. Сам диавол умышляет сделать человеку вред и понуждает его взыскать желаемого, когда или не достиг еще он соответствующего тому жития, или желание чуждо образу жизни его, или не пришло еще время, когда можно исполнить оное или начать его исполнение, или человек недостаточно силен делом, или ведением, или телом, или не способствуют нам в том обстоятельства времени. И диавол всяким способом, как бы под личиною этого доброго дела, или смущает человека, или наносит вред его телу, или скрывает сети в уме его. Впрочем, как сказал я, рачительно будем совершать частые молитвы при появляющемся в нас добром желании, и каждый из нас пусть скажет сам в себе: «Да будет воля Твоя, пока не совершу доброго дела сего, которое возжелал я сделать, если угодно воле Твоей. Ибо в деле этом восхотеть - для меня удобно, а исполнить дело без дарования, Тобою ниспосылаемого, не могу, хотя от Тебя и то, и другое, «и еже хотети, и еже деяти» (Фил. 2, 13), потому что без благодати Твоей не решился бы я приять и этого возбудившегося во мне желания или убоялся бы его». Ибо таков обычай у того, кто вожделевает доброго, - при рассуждении ума молитву употреблять в пособие в деланию и к приобретению мудрости, для различения истины от подложного. А доброе отличается при помощи многих молитв, делания (добродетели), хранения (себя), непрестанного стремления, при помощи частых слез, смирения и небесной помощи, особливо когда в человеке есть сопротивные помыслы гордыни, ибо они не допускают до нас Божию помощь, - приводим же их в бездействие молитвою.
(Слово 33, стр. 146-147)
Дарования Божии к человеку привлекает сердце, возбуждаемое к непрестанному благодарению. Искушение наводит на душу ропотная мысль, постоянно возбуждаемая в сердце. Господь терпит всякие немощи человеческие, не терпит же человека, всегда ропщущего, и не оставляет без вразумления. Душа, далекая от всякого озарения ведением, предается таковым (ропотным) мыслям. Уста, всегда благодарящие, приемлют благословение от Бога; и, если сердце пребывает в благодарении, нисходит в него благодать. Благодати предшествует смирение; а наказанию предшествует самомнение. Гордящемуся (в сирийском тексте: «гордящемуся знанием») попускается впадать в хулу, и превозносящемуся добротою дел попускается впадать в блуд, а превозносящемуся своею мудростью попускается впадать в темные сети неведения.
(Слово 85, стр. 403)
Перед друзьями своими ходи благоговейно; когда будешь так поступать, принесешь пользу и себе и им, потому что душа часто под предлогом любви свергает с себя узду осторожности. Остерегайся бесед, потому что не во всякое время они полезны. В собраниях предпочитай молчание, потому что удерживает оно от многого вреда.
(Слово 89, стр. 421)
Кто любит смех и любит осмеивать людей, тот да не будет тебе другом, потому что ведет тебя к привычке предаваться расслаблению. Не весели лица своего с тем, кто распущен в жизни своей; но берегись, чтобы не возненавидеть его; если же пожелает восстать, подай ему руку и до смерти прилагай попечение о том, чтобы приобрести его. Если же ты еще немощен, то отвращайся и от врачевания сего, ибо сказано: дай ему конец жезла твоего, и проч[5].
И еще молись, чтобы не изнемочь. Сподобишься же этого, если прежде с верою понудишь себя попечение свое возвергнуть на Бога, и свою попечительность заменить Его промышлением. И когда Бог усмотрит в тебе сию волю, что со всею чистотою мыслей доверился ты Самому Богу более, нежели себе самому, и понудил себя уповать на Бога более, нежели на душу свою, тогда вселится в тебе оная неведомая сила, и ощутительно почувствуешь, что с тобою несомненно сила, та сила, которую ощутив в себе, многие идут в огонь и не боятся, и, ходя по водам, не колеблются в помысле своем опасением потонуть; потому что вера укрепляет душевные чувства, и человек ощущает в себе, что как будто нечто невидимое убеждает его не внимать видению вещей страшных и не взирать на видение, превосходящее чувства.
(Слово 49, стр. 215-216)
Духовное наслаждение не есть пользование вещами, самостоятельно пребывающими вне души приемлющих. А иначе, сказанное:
«Царствие Божие внутрь вас есть» (Лук. 17, 21), и: «да приидет царствие Твое» (Мф. 6, 10) будет уже означать, что внутрь себя прияли мы вещество чего-то чувственного в залог заключающегося в сем наслаждения. Ибо необходимо, чтобы самое стяжание было подобно залогу, и целое - части. И сказанное: «как в зеркале» (1 Кор. 13, 12), хотя не указывает на самостоятельно пребывающее, однако же означает приобретение подобия. А если истинно свидетельство истолковавших Писания, что само ощущение сие есть умное действие Святого Духа, то и оно уже есть часть оного целого.
(Слово 2, стр. 10-11)
Вопрос. Что главное во всех трудах дела сего, т.е. безмолвия, чтобы человеку, который дошел и до сего, можно было знать, что достиг уже он совершенства в житии?
Ответ. То, когда сподобится человек непрестанного пребывания в молитве. Ибо, как скоро достиг он сего, взошел на высоту всех добродетелей и соделался уже обителию Святого Духа. А если кто не приял несомненно сей благодати Утешителя, то не может свободно совершать пребывание в сей молитве, потому что, как сказано, когда вселится в ком из людей Дух, тогда не прекратит он молитвы: ибо сам Дух молится всегда (Рим. 8, 26). Тогда и в сонном и в бодрственном состоянии человека молитва не пресекается в душе его, но ест ли, пьет ли, спит ли, делает ли что, даже и в глубоком сне, без труда издаются сердцем его благоухания и испарения молитвы. Тогда молитва не отлучается от него, но всякий час, хотя и не обнаруживается в нем внешне, однако в то же время совершает в нем службу Божию втайне. Ибо молчание чистых один из христоносных мужей называет молитвою, потому что помыслы их суть Божественные движения, а движения чистого сердца и ума суть кроткие гласы, которыми сокровенно воспевают Сокровенного.
(Слово 21, стр. 103-104)
Такова-то природа души. Следовательно, страсти суть нечто придаточное, и в них виновна сама душа. Ибо по природе душа бесстрастна. Когда же слышишь в Писании о страстях душевных и телесных, да будет тебе известно, что говорится сие по отношению к причинам страстей; ибо душа по природе бесстрастна. Не принимают сего держащиеся внешнего любомудрия, а подобно им - и их последователи. Напротив того, мы веруем так, что Бог созданного по образу сотворил бесстрастным. Созданным же по образу разумею по отношению не к телу, но к душе, которая невидима. Ибо всякий образ снимается с предлежащего изображения. Невозможно же представить кому-либо образ, не видавши прежде подобия. Посему должно увериться, что страсти, как сказали мы выше, не в природе души.
(Слово 3, стр. 18)
Такова-то природа души. Следовательно, страсти суть нечто придаточное, и в них виновна сама душа. Ибо по природе душа бесстрастна. Когда же слышишь в Писании о страстях душевных и телесных, да будет тебе известно, что говорится сие по отношению к причинам страстей; ибо душа по природе бесстрастна. Не принимают сего держащиеся внешнего любомудрия, а подобно им - и их последователи. Напротив того, мы веруем так, что Бог созданного по образу сотворил бесстрастным. Созданным же по образу разумею по отношению не к телу, но к душе, которая невидима. Ибо всякий образ снимается с предлежащего изображения. Невозможно же представить кому-либо образ, не видевши прежде подобия. Посему должно увериться, что страсти, как сказали мы выше, не в природе души.
(Слово 3, стр. 18)
Если же хочешь обратить кого к истине, то скорби о нем, и со слезами и с любовию скажи ему слово или два, а не воспаляйся на него гневом, и да не увидит в тебе признака вражды. Ибо любовь не умеет гневаться и раздражаться на кого или укорять кого со страстью. Указанием любви и ведения служит смирение, которое рождается от доброй совести о Христе Иисусе, Господе нашем.
(Слово 57, стр. 306-307)
Итак, если это - Твоя воля, Господи, и младенчество наше требует всего этого для руковождения и пробуждения своего Тобою, а не тогда, когда человек любовию Твоею упоен, подобно мне, и влечется во след доброго, так что вовсе не взирает на мир, по причине упоения Тобой, в каком он находится, даже когда мне сверх этого дал Ты достигнуть откровений и созерцаний, которых невозможно объяснить плотским языком, дал видеть и слышать глас служения Духовных (здесь разумеются, вероятно, силы небесные), и сподобиться исполненного святости созерцания Твоего; но и при всем этом я, человек совершенный о Христе, недостаточен для того, чтобы охранять себя самого, потому что есть нечто такое, что по тонкости своей не может быть постигнуто моею силою, хотя и приобрел я ум Христов: то радуюсь уже посему, Господи, в немощах, в скорбях, в темницах, в узах, в нуждах, от естества ли это, от сынов ли естества, или от врагов (бесов) его; но, радуясь, терплю ныне немощи мои, т.е. немощи в искушениях моих, да вселится в меня сила Божия. Если, после всего этого, имею нужду в жезле искушений, чтобы им расширялось во мне вселение Твое и я сохраняем был в приближении к Тебе, то знаю, что никто не возлюблен Тобою паче меня, и потому возвеличил Ты меня над многими. И дал мне познать чудные и славные силы Твои так, как не дал ни одному из другов моих, Апостолов. И наименовал меня сосудом избранным (Деян. 9, 15), как могущего сохранить чин любви Твоей. По всему этому, и особливо для того, чтобы преуспевало и простиралось вперед дело проповеди, если я буду освобожден от уз искушений, Ты, сколько знаю, даровал бы мне свободу, если бы сие было полезно для меня. Но Ты благоволил, чтобы не был я без скорби и заботы в мире сем, так как для Тебя не столько важно то, чтобы множилось наипаче дело проповеди Евангелия Твоего в мире, сколько то, чтобы мне была польза от искушений моих и чтобы душа моя сохранилась у Тебя здравою.
Итак, если все это, рассудительный, есть великий дар искушений, потому что, чем более превознесен человек и, по подобию Павлову, вступил в духовное, тем паче имеет еще нужду в страхе и осторожности и пожинает пользу от встречающихся с ним искушений, то кто есть сей достигший в страну удостоверения, исполненную хищников (Мф. 11, 12), и приявший то, чтобы стать ему неуклонным, чего не дано было и святым ангелам, «да не без нас совершенство приимут» (Евр. 11, 40), - приял то, что противно всему духовному и телесному, и хочет быть всецело неизменяемым, хочет, чтобы не приближалось к нему искушение и в помыслах? Порядок же мира сего есть сия мысль, выраженная как бы во всех Писаниях: если каждый день постоянно приемлем тысячи ударов, то да не малодушествуем, и да не останавливаемся в течении на поприще (в подвиге), потому что в одном маловажном случае можно вам восхитить победу и получить венец.
Мир этот есть состязание и поприще для состязаний. Время это есть время борьбы. А в стране борьбы, и во время состязания, закона не полагается, т.е. царь не полагает воинам своим предела, пока не будет кончено состязание и пока всякий человек не будет приведен к дверям Царя царствующих, и там испытан бывший в состязании, кто не допустил одержать над ним победу и кто обратил хребет свой. Ибо много раз случается, что человек, ни к чему не годный по неискусству своему, непрестанно бывает поражаем и низлагаем и во всякое время являет бессилие, но иногда вдруг похищает знамя из рук у воинства сынов исполиновых - и превозносится имя его, и восхваляется он гораздо более подвизавшихся и соделавшихся известными в победах, и получает венец и дорогие дары паче товарищей своих. Поэтому ни один человек да не останется в отчаянии! Не будем только нерадеть о молитве, и не поленимся просить помощи у Господа.
Твердо положим в мысли своей и то, что, пока мы в мире сем и оставлены во плоти, хотя бы вознеслись до небесного свода, не можем оставаться без дел и труда и быть без попечения. Это (т.е. покаяние и смирение) (прости меня) есть совершенство; а что паче сего, то неразумное размышление. Богу же нашему да будет слава, и держава, и велелепие во веки! Аминь.
(Слово 47, стр. 202-205)
Житие мира сего подобно выводящим некоторые только буквы из начертанных на таблице; и когда кто хочет и пожелает, прибавляет к ним и убавляет, и делает перемену в буквах. А жизнь будущая подобна рукописаниям, начертанным на чистых свитках, запечатанных царскою печатью, в которых нельзя ничего ни прибавить, ни убавить. Поэтому, пока мы среди изменения (в жизни сей), будем внимательны к себе, и пока имеем власть над рукописанием жизни своей, какое пишем своими руками, постараемся делать в нем дополнения добрым житием, станем изглаждать в нем недостатки прежнего жития (покаянием). Ибо, пока мы в этом мире, Бог не прилагает печати ни к доброму, ни к худому, до самого часа исшествия, в который оканчивается дело в отечестве нашем (в земной жизни), и отходим в страну чуждую. И, как сказал святой Ефрем, «подобает нам размыслить, что душа наша подобна готовому кораблю, не знающему, когда подует на него ветер, и воинству, не ведающему, когда протрубит бранная труба. И если, говорит, так бывает сие для малого приобретения, в таких случаях, которые, может быть, снова возвратятся, то как должно нам приуготовляться и снаряжаться пред оным грозным днем, пред этим мостом и пред этою дверию нового века?» Готовность утвердиться в оном исповедании чаяния да дарует Ходатай жизни нашей, Христос. Ему слава, поклонение и благодарение во веки веков! Аминь.
(Слово 38, стр. 163-164)
Житие умное есть дело сердца, состоящее в непрестанном помышлении о суде - т.е. правде Божией и приговорах Божиих, - также в непрестанной молитве сердца и в мысли о Промысле и попечении Божием, частном и общем, об этом мире, и в охранении себя от страстей тайных, чтобы не вторглась какая-нибудь из них в область сокровенную и духовную. Все это есть дело сердца; оно-то и называется житием умным. В сем деле жития, называемом душевною деятельностию, сердце утончается, отлучается от общения с противоестественною пагубною жизнию, а потом начинает иногда возбуждаться к тому, чтобы размышлять о видении вещей чувственных, созданных для потребности и возращения тела, и разумевать, как их служением дается сила четырем стихиям в теле.
Житие духовное есть деятельность без участия чувств. Оно описано Отцами. Как скоро умы святых приемлют оное, отъемлются от среды созерцание вещественное (ипостасное) и дебелость (грубость) тела и созерцание делается уже духовным[6]. Созерцанием вещественным называю тварь первого естества[7] , и от сего вещественного созерцания человек удобно возводится к познанию уединенного жития, которое, по ясному истолкованию, есть удивление Богу. Это есть то высокое состояние при наслаждении будущими благами, какое дается в свободе бессмертной жизни, в жизни по воскресении, потому что природа человеческая не перестанет там всегда удивляться Богу, вовсе не имея никакого помышления о тварях; ибо если бы было что подобное Богу, то ум мог бы подвигнуться к этому: иногда к Богу, а иногда - к твари. А так как всякая красота твари в будущем обновлении ниже красоты Божией, то как может ум созерцанием своим отойти от красоты Божией? Итак, что же? Опечалит ли его необходимость умереть, или тягость плоти, или память о родных, или естественная потребность, или бедствия или препятствия, или неведомое парение, или несовершенство природы, или окружение стихиями, или встреча одного с другим, или уныние, или утомительный телесный труд? Нимало. Но хотя все сие и бывает в мире, однако же в то время, когда покрывало страстей снимется с очей ума и узрит он будущую славу, мысль тотчас возносится в восторге. И если б в этой жизни для таких дел (для созерцания Бога) не положил Бог предела, сколько именно промедлить в них, и если бы дозволялось это человеку, то во всю свою жизнь он не мог бы уйти оттуда, от созерцания сего, и тем паче (не возможет) там, где нет всего исчисленного выше (выше исчисленных препятствий). Ибо добродетель оная не имеет пределов, а мы самым делом и вещественно (т.е. веществом души) войдем внутрь дворов царских, если сподобимся того за житие свое.
(Слово 80, стр. 393-395)
И еще сказал он: «Если ты мирянин, то проводи время в занятиях добрыми мирскими делами. А если ты инок, то прославься делами, какими отличаются иноки. Если же намерен ты заниматься тем и другим, то утратишь то и другое (не успеешь ни в том, ни в другом). Дела инока суть следующие: свобода от телесного (попечения), в молитвах телесный труд и непрестанное сердечное памятование о Боге. Суди же сам, можно ли тебе без сих дел удовольствоваться мирскими добродетелями?»
(Слово 14, стр. 56)
Примечания
[5] "Если же ты еще немощен", т.е. немощен душою, и если, подавая руку помощи тому, кто распущен в жизни своей, можешь впасть в те же страсти, каким подвержен он, то ты должен отвращаться даже и от оказания такой помощи, чтобы, желая уврачевать другого, самому тебе не впасть в болезнь еще худшую. А что значат слова "дай ему конец жезла твоего" и кому принадлежат они, неизвестно. (Из примеч. Никифора Феотокиса). Нам думается, что последние слова "дай ему конец жезла твоего" представляют собою начало пословицы или изречения, смысл которого, вероятно, такой: "дай ему конец жезла твоего, и он увлечет тебя к себе вместе с ним", т.е. смысл тот же, что в нашей пословице: "коготок увяз - всей птичке пропасть"; иначе говоря: "только начни делать что-нибудь дурное, а там уже не остановишься". (Слово 89, стр. 422)
[6] В сирийском тексте: "Когда умы святых достигнут созерцания своего естества, исчезает дебелость тела, и потому созерцание делается духовным"
[7] Душа без тела имеет свою собственную субстанцию; точно так же и тело без души. Но одно без другого не составляет человека, а лишь соединение их обоих образует одну субстанцию человека. Поэтому соединение души с телом называется субстанциальным (вещественным). Под "вещественным созерцанием" св. Отец разумеет созерцание души, находящейся в теле. Поэтому он и прибавляет, что если устранить это вещественное созерцание и дебелость тела (т.е. вещество тела), то созерцание делается уже духовным: ибо, по удалении души из тела, прекращается созерцание вещественное (т.е. созерцание в теле) и начинается духовное (т.е. созерца ние души, обнаженной от тела). Это бывает после смерти, как утверждает ниже св. Отец, говоря: "Это есть высокое состояние, какое дается в свободе бессмертной жизни". Под словами "тварь первого естества", вероятно, разумеется самое создание человеческой природы, которое было первым не по порядку творения, но по достоинству и милости Божией: именно во время самого создания душа, соединившись с телом вещественно, начала мыслить и созерцать. (Из примеч. к греческому тексту Никифора Феотокиса)
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter