Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterЛетопись Серафимо-Дивеевского монастыря
Глава XXIX
Посвящение Е. А. Ушаковой в сан игумений. Приведение обители в порядок. Поездка игумений Марии в Москву. Представление митрополиту Филарету и поездка в Петербург. Постройка и освящение собора. Исцеления по молитвам матери Александры и о. Серафима. Памятник и келья первоначалъницы матери Александры. Кончины стариц Прасковьи Степановны, Евдокии Ефремовны и протоиерея о. Василия Садовского
В 1862 году Елисавета Алексеевна Ушакова была посвящена в сан игумений преосвященным Феофаном в г. Тамбове. И только к 1864 году она успела привести в порядок внутренний быт сестер и обеспечить несколько их продовольствие. Важно было увеличить запашку для посевов, приобрести лес для построек и отопления монастыря и наконец приступить к постройке собора, заложенного в 1849 году и заброшенного о. Иоасафом. За неимением вблизи кирпичных заводов и материалов для постройки пришлось устроить завод на монастырской земле и вырабатывать свой кирпич. Надеясь вытребовать от о. Иоасафа полученные им деньги, более 40 тысяч, на собор, игуменья Мария поехала в 1864 году в Москву и Петербург. В Москве она имела радость быть представленной приснопамятному митрополиту Филарету и поблагодарила его от имени Серафимовской обители за отеческое участие во время смуты и следствия. В письмах митрополита Филарета к обер-прокурору Алексею Петровичу Ахматову, напечатанных архиепископом Саввою (под № 47), говорится о игумении Марии следующее:
«Письмо сие представит вашему превосходительству Дивеевская игумения Мария, старица, по выражению апостольскому, кроткого и молчаливого духа. Удостойте ее вашего внимания.
Она хочет искать помощи христолюбивых для построения храма, начатого прежним руководителем сего общества Иоасафом в размерах не по силам обители. Говорят, что в руках Иоасафа были для сего немалые средства, но в руках его и остались. Сомнительно, чтобы игумения Мария получила в сем деле довольный успех, потому что благорасположенные к прежней Дивеевской начальнице Гликерии предубеждены против ее преемницы, не зная истины происшествия. Истина же в том, что добрая Гликерия управляема была не мирными сестрами, а добрая Мария сохраняла положение спокойное, страдательное и терпеливое.
Игумения говорила мне, нельзя ли просить для их храма пожалованных Государынею Императрицею нескольких тысяч рублей на построение женского при Дивееве скита, предположенного, но не состоявшегося. Я отвечал ей, что сего предмета едва ли можно коснуться и что дар Ее Величества, вероятнее, может обратиться в пользу монастыря, который предполагает устроить Гликерия. Вы лучше можете знать, как рассуждать о сем!»
Поездка эта игумений Марии, конечно, не увенчалась особенным успехом. Однако с 1865 года началась постепенная постройка собора без пожертвований особых капиталов, на малые средства. Как тогда, так и до сих пор Дивеевский монастырь живет чудесами, ибо нельзя указать на крупных жертвователей, на постоянных благодетелей, но между тем обитель понемногу растет, украшается зданиями, увеличивается в числе сестер и терпит только по временам большие недостатки, в особенности в голодные годы и при бывших пожарах.
В течение десяти лет собор был снаружи окончен, так что преосвященный Иоанникий освятил его, но внутренняя отделка продолжалась еще многие годы. Немало являлось чудес в этом строящемся соборе, о красоте которого столько предсказывал батюшка о. Серафим. Сестры обители и окрестные жители свидетельствовали, что по временам в этом дивном соборе, еще полном лесов, является необыкновенный свет в вечернее или ночное время, и такой, что многие, перепуганные, прибегали из села спросить, не горят ли леса.
Преосвященный Иеремия нашел лучшим определить этот собор во славу Святой Живоначальной и Животворящей Троицы и отменил первоначальное наречение его во имя иконы «Умиления» Божией Матери. Что на это действительно было изволение Божие, подтвердилось впоследствии особенным знамением, а именно в 1864 году, при воздвижении креста вверху собора преосвященным Феодосием, епископом Тамбовским и Шацким; во время этого торжества, воочию всех бывших духовных, монашествующих, светских властей и мирян, над крестом вились три белых голубя в вышине, едва досягаемой для глаза, а ниже их летали три журавля, описывавших равномерные круги вокруг водружаемого креста, которые, по постановке знамения Христовой славы, вместе с голубями полетели на восток.
Затем в 1874 году почти всю зиму, когда собор стоял наглухо заколоченным, в нем постоянно слышалась как бы непрекращающаяся работа, чему были свидетелями все живущие в обители и близ нее. Эта таинственная работа на многих наводила страх и наконец объяснилась тем, что в 1875 году преосвященный Иоанникий решил неожиданно для монастыря освятить давно ожидаемый собор с тремя лишь необходимыми иконами. День освящения совпал с тем самым днем, в который совершалось празднование иконы «Умиления» Божией Матери, 28 июля.
С 1875 года, за исключением зимы, стали непрерывно совершаться службы и одновременно собор начал украшаться удивительной живописью собственной монастырской работы, нигде не встречаемой в других обителях по всей России. По молитвам о. Серафима, Господь послал в Дивеевскую обитель несколько сестер, одаренных талантом живописи, между которыми в особенности отличалась и поныне стоит во главе живописного послушания мать Серафима. Ее кисть чрезвычайно нежна, дает настоящий свет и выражение ликам святых праведников и может быть всегда отличена от встречаемых других живописных икон. Вообще художество Дивеевского монастыря поражает своими достоинствами, вкусом, обдуманностью и выдержанностью. При украшении собора весьма много потрудилась казначея монастыря мать Елена Николаевна Анненкова.
Главный престол собора Пресвятой Троицы освящен, как упомянуто, в 1875 году 28 июля высокопреосвященным Иоанникием. Правый придел во имя иконы «Умиления» Божией Матери освящен был в 1880 году 2 июня преосвященным Макарием, левый оставлен не освященным, в ожидании открытия мощей батюшки отца Серафима. Наверху, на хорах с правой стороны, придел во имя Владимирско-Оранской иконы Божией Матери воздвигнут был усердием Анатолия Дмитриевича Нарышкина об упокоении его матери Наталии. Престол его освящен в 1884 году 3 июня преосвященным Макарием, и на другой день, 4 июня, освящен владыкой и левый придел во имя Обретения главы Предтечи и Крестителя Иоанна.
Духовная сторона обители снова стала процветать с водворением в ней тишины и порядка. Заявления об исцелениях на могиле первоначальницы матери Александры, по молитвам к батюшке Серафиму, от вещей великого старца, даже от портрета его, а также от воды с источника и от травки Дивеевской канавки, продолжали поступать к игумений Марии.
Так, в 1861 году сельский священник Вятской губернии Гавриил Галицкий письменно засвидетельствовал следующее:
«В 1861 году, в августе месяце, я вследствие простуды, а всего более вследствие грехов моих, был поражен тяжкой тифозной горячкой. Живя в уездном городе у своего двоюродного брата чиновника земского суда, я лечился, но от лекарств мне нисколько не было легче. Час от часу болезнь моя становилась сильнее, так что я отчаялся в своем выздоровлении; нельзя было мне вследствие рвоты принимать никакого лекарства. В одну из бессонных ночей я стал прощаться со своей женой, потому что чувствовал приближение своей смерти, но жена напомнила мне о необходимости очистить свою совесть покаянием и приобщиться Св. Тайн. Мучимый унынием и тоской, я велел пока (было 12 часов ночи) дать себе какую-либо книгу, в надежде, что от чтения пройдет скука. Жена подала мне житие пустынника Саровского иеромонаха Серафима. Почитав эту книгу, я тотчас же решил исповедоваться и послал за местным протоиереем. Дня через четыре после причащения я отправился в г. Вятку для лечения, куда прибыл в 8 часов вечера. Это было в первых числах сентября месяца. Утром на другой день, в 7 часов, приходит на мою квартиру старушка и предлагает мне купить портрет о. Серафима Саровского. Я взял у нее два портрета. Уходя от меня, старушка сказала мне: "Батюшка, когда придет время, не забудь Агафии!" Считая оба эти случая за указание Божие, я обратился с молитвой к угоднику Божию Серафиму и дал обещание побывать в Саровской пустыни и отслужить панихиду на могиле о. Серафима. С тех пор мне стало легче, и через неделю лекарь позволил даже выехать в город. Но затем я стал раскаиваться в данном обещании, и болезнь моя снова усилилась, так что приглашенные врачи отказались лечить. Последний из них, оператор Ф., сказал мне: "Батюшка, ездить к тебе я буду, но вылечить тебя не даю слова: ищите врача духовного". Тогда я снова дал твердое обещание непременно быть в Саровской пустыни. И действительно, я молитвами преподобного о. Серафима исцелился от болезни и здоров до настоящего времени. Будучи в Саровской пустыни, я купил книгу "Житие старца Серафима", издание 1863 года, и читая оную, узнал, что первая настоятельница Дивеевской обители была Агафия. Тогда я вспомнил последние слова старушки, у которой я купил портреты о. Серафима, и стал молиться за нее Господу, понимая, что она, матушка, близка к Господу».
По просьбе Феодота Никитича Сергеева священник Дивеевского монастыря П. В. Яхонтов в присутствии игумений Марии и многих других лиц записал за ним в 1884 году 26 мая следующее:
«Я, отставной поручик морской службы Ф. Н. Сергеев, получил исцеление от первоначальницы матери Александры таким образом: 21 декабря 1879 года со мной сделался сильный удар, так что я пришел в совершенно бессознательное состояние, был без движения и памяти. Призванный и меня пользовавший доктор г. Сердобска Александр Николаевич Черногубов прямо объявил моим домашним, что моей жизни осталось всего часа на два. Жена постаралась, по возможности, приготовить меня к переходу в иную, лучшую жизнь, но после причастия Св. Христовых Тайн вдруг совершенно сознательно представилось мне, что я нахожусь в Сарове, где никогда не бывал прежде, и, обходя св. ворота и церкви, кладу везде по три земных поклона. Дойдя до кельи о. Серафима и не видя никого в ней, я приложился к его портрету, поклонился трижды в землю и пошел на его источник. Приблизясь к источнику, увидел я живого батюшку Серафима наклоненным над ним и глядевшим в воду. Ходил я за батюшкой кругом источника и на каждой стороне сруба делал по три поклона, а затем о. Серафим ушел по направлению к ближней пустынке. Огорченный мыслью, что недостоин исцеления, я выпил немного воды из источника и пошел по тому же направлению. Немного пройдя, вижу я о. Серафима стоящим на камне, молящегося с воздетыми к небу руками. Немного вдали от него стояли молчальник Марк и иеродиакон Александр, как бы поджидающие его. И вот иеродиакон Александр говорит Марку: "Пойдем, о. Марко, старец-то, как видно, промолится долго!" Ушли они оба, а я, прождав еще довольно времени, подумал, что я совершенно недостоин по моим грехам получить его благословение, и хотел было уже уйти, как вдруг явственно услышал говорящий мне голос о. Серафима: "Ты еще будешь в Сарове, а теперь ступай скорее в Дивеево к матери Александре, она тебя исцелит!" Торопливо возвратясь в гостиницу, я сказал заведующему монаху: "О. Николай, пусть вещи мои остаются здесь, у тебя, а я иду в Дивеево!" Тут же будто я пришел в Серафимо-Дивеевский монастырь и поспешно спросил старшую в гостинице: отошла ли обедня? На ее вопрос: что вам надо? — я отвечал прямо, что мне нужно отслужить панихиду на могиле матери Александры, и она меня исцелит! Придя на могилу ее и положив три земных поклона образу на памятнике, в виде кирпичного столба, внутри которого пред иконой теплилась лампада, я увидел, что половина могилы обрушилась сбоку и отстала гробовая доска, сама мать Александра предстала предо мной, но без тела, а один лишь совершенно цельный скелет ее, кости которого походили на самый чистый янтарь, а из черепа струились три тока св. мира: один по середине лба, два другие по бокам из глазных впадин. Увидав все это, я воскликнул: "Матушка Александра, я болею, дозволь мне грешнику помазаться миром твоим!" При этом я взял немного мира пальцем и крестообразно помазал им свое чело, произнося: "Во имя Отца, Сына и Св. Духа!" Миро потекло с чела моего по лицу, и от чувства щекотания я очнулся. Тогда я встал сам без помощи с постели моей и, к удивлению всех домашних, пришел к ним в другую комнату. "Как мне хорошо и легко стало! — сказал я. — Сейчас был в Сарове, старец Серафим послал меня в Дивеево к матери Александре, и вот там она меня совсем исцелила!" А пришедшему меня соборовать и глядевшему на меня в изумлении священнику я сказал: "К чему же мне собороваться? Вы видите, я и так совершенно здоров!" Но по совету священника я пособоровался и был так крепок, что во время соборования стоял на ногах и сам пел. Понятно, что доктор уже был мне не нужен, и я совсем отказал ему. Дав тут же обещание сходить в Саров и Дивеево, я по причине разных обстоятельств все откладывал, и в декабре месяце 1884 года повторился со мной слабый удар. Но при немедленном уже решении моем во что бы то ни стало отправиться по весне в Саров и Дивеево я тут же без всякой медицинской помощи совершенно поправился. Вот почему ныне вы видите меня, и передаю вам произошедшее со мною чудесное исцеление во всеобщую известность».
По невозможности воздвигнуть на могиле матери Александры памятник с давних времен находилась сложенная из обыкновенного кирпича гробница, наполовину обрушившаяся. В 1869 году нашелся было и жертвователь, чтобы построить памятник-часовню на могиле первоначальницы, но, видно, то было ей не угодно. Ввиду того что земля и кладбище приходские, игумения Мария должна была просить на то дозволение у местного благочинного, священника села Кременок, который на отношение ее ответил отказом. В 1871 году другой благочинный дал полное разрешение, и поэтому игумения Мария построила сама наподобие часовни маленький кирпичный памятник.
Келья матушки Александры, впервые поставленная при церкви Казанской иконы Божией Матери, в которой она жила и скончалась, дабы сохранить ее навеки, была покрыта в 1886 году деревянным, наподобие футляра, двухэтажным корпусом. В ней теперь сосредоточили все сохранившиеся вещи первоначальницы, как-то: явленные ей икона первомученика архидиакона Стефана, живописная икона Похвалы Божией Матери, копия с иконы Казанской Богоматери, живописный портрет Саровского старца игумена Назария, которому матушка Александра каждодневно и при всяком деле кланялась, как бы прося его мысленно на все благословение, фарфоровая белая с розами лампада, деревянный стол ее, самый первый живописный портрет матери Александры, сходство с которым удостоверяла ее послушница и сподвижница Евдокия Мартыновна, и еще ее портрет, скопированный дивеевскими монашенками, замечательный тем, что как сестры обители, так и посторонние лица видели, как он по временам как бы оживает, меняется цветом лица, улыбается, глаза блестят или, наоборот, делается суровым, грозным и тучнеет. Этот портрет, по бывшим при нем исцелениям, считается в обители чудотворным.
Не раз творились чудеса исцеления на могиле Елены Васильевны Мантуровой. В обители записаны эти случаи.
Анна Петровна Муратова, проживавшая в Темниковском уезде, передала обители слышанное ею от Марии Николаевны Кадыковой, также проживавшей в г. Темникове, о том, что в 1869 году приезжала к ней родственница из Тамбова и, увидав гравированный портрет батюшки Серафима, просила достать ей подобный ввиду того, что она имела большую веру к этому угоднику Божию. Г-жа Кадыкова обещала ей прислать, но затем вздумала подарить тот самый, который она чтила как священное изображение. Когда она сняла портрет со стены и начала укладывать его в ящик, то почувствовала ужасную боль в руке и потому поспешила упаковать его. Боль усилилась, и когда посылку отправили на почту, то с этой минуты болезнь сделалась нестерпимой. Разные пособия, мази и тому подобное не помогали; больная лишилась пищи и сна. Спустя некоторое время она ночью задремала и видит в тонком сне, что к ней подходит угодник Божий о. Серафим и говорит: «Ты имеешь веру к портрету моему и не пожалела отдать меня; вот за это ты и наказана!» После этого больная сейчас пробудилась, ощутила некоторое облегчение и попросила немедленно написать в Тамбов родственнице, чтобы как возможно скорее был ей возвращен портрет батюшки Серафима. С первой почтой он был получен, и лишь г-жа Кадыкова коснулась ящика, еще не раскрывая его, вдруг стрельба и ломота прекратились».
«В 1864 году в марте и апреле месяцах я был болен 40 дней,
— пишет губернский секретарь Алексей Николаевич Алышев,
— и лежал в постели. Однажды ночью во сне пришел ко мне старец о. Серафим, приложил руку к моей спине, так что я это чувствовал, и тут же я проснулся. С этого дня я выздоровел и начал ходить».
Из Ставрополя написали в Серафимо-Дивеевскую обитель, что одна девица очень болела глазами, так что мать ее боялась, чтобы она не потеряла зрение. Увидав у знакомой своей камешек батюшки Серафима, мать ее стала просить дать ей его на время, с тем чтобы обливать камешек водой и примачивать глаза дочери, ибо медицинские средства не помогали. Через неделю девица не только выздоровела, но и могла работать. Вскоре после этого заболел ребенок у их родственницы; доктор лечил, но бесполезно. Тогда мать излеченной девицы пошла домой и принесла воды от камешка о. Серафима, умыла ребенка и напоила его. Ребенок успокоился, заснул, а мать его увидала сон, что какой-то старец пришел к ней и сказал: «Сын твой исцелен, но не от лекарства, а от воды, которой умыла его твоя родственница! » На другой день ребенок был совершенно здоров.
1 октября 1869 года приехала в Дивеевский монастырь из Москвы некая Мария Феодоровна Прудникова, наутро отслужила заупокойную обедню, панихиду по батюшке о. Серафиму и молебен Царице Небесной. Исполнивши это, она рассказала, что ее родственница, молодая женщина, А. И. У., живущая в Москве, поручила ей съездить в Дивеевскую обитель и помолиться по случаю исцеления шестимесячного ее сына от жестоких припадков. Врачи лечили, но не смогли помочь, и вот одна знакомая ее, встретившись с ней в часовне Иверской Божией Матери, повела ее к себе в дом, где несчастная эта женщина и увидала портрет о. Серафима, о котором она не имела понятия. Знакомая посоветовала ей взять с собой портрет батюшки о. Серафима и положить его с верою на умирающего ребенка. Действительно, как только она поставила портрет в кроватку сына, малютка затих и уснул. Двое суток спал ребенок, и врачи не могли понять, что с ним делается. Проснувшись, он оказался совершенно здоровым. С тех пор портрет о. Серафима мать держала всегда близ исцелившегося сына, так что даже во время прогулки портрет брался с собой. Целый год он был здоров, но летом при переезде на дачу в первый же день с ребенком сделался ужасный припадок. Тогда няня созналась, что забыла портретик в Москве. Во время этого припадка ребенок ударился головой об ящик, выдвинутый из стола, и вдруг перестал метаться и кричать, даже заснул. Удивленная мать бросилась к ящику и увидала лежащую в нем книгу с жизнеописанием батюшки о. Серафима, при котором был приложен гравированный портрет его. Стол принадлежал хозяйке дома, и ребенок с того дня совершенно исцелился.
П. И. Архипов писал из Москвы 7 октября 1869 года: «Приношу мою искреннюю благодарность за присылку жене моей Марии Николаевне образа на финифти с изображением Богоматери и о. Серафима, молящегося пред Нею. Образ этот вручен был во время тяжкой болезни утром пришедшей монахиней. Жена моя за несколько перед сим видела во сне, или даже наяву, ибо она была в беспамятстве, что о. Серафим хлопотал и заботился около нее, обливая ее теплой водой; когда же она опомнилась, то вся была в поту. Тут ей дали присланный вами образ, и с сей минуты она начала выздоравливать, тогда как злая горячка, вместе с пузырчатой рожей, совершенно свели ее было в могилу. Я и каждый из членов моего семейства свидетельствуют вам и перед всею обителью вашей, что молитва преподобного о. Серафима, созидавшего сиротскую обитель, велика пред Господом. Много, много было с нами чудных случаев, уверивших нас в его пред Богом заступлении».
19 октября 1869 года приехал в Дивеевский монастырь Петр Иванович Ефремов из г. Краснослободска служить панихиду по отцу Серафиму. Он рассказал, что четыре года тому назад, будучи в Дивееве, он получил исцеление больной ноги, на которой сделалась от ушиба неизлечимая рана, и из нее постоянно текла кровь. Три врача пользовали больного, но безуспешно; целый год он был без ноги. При жизни батюшки Серафима Ефремов бывал у него и пользовался его наставлениями. Однажды во время сильного приступа боли П. И. Ефремов обещался побывать в Дивееве и отслужить панихиду; после этого он сейчас же почувствовал себя лучше, начал с небольшим трудом вставать с постели, а когда приехал в обитель, отслужил панихиду, приложился к одежде батюшки Серафима, то исцелился, и рана на ноге закрылась и совершенно зажила.
Мария Григорьевна Сабурова писала в обитель: «Во имя Отца и Сына и Св. Духа, аминь. Я удостоилась во время сильной тифозной горячки видеть угодника Божия о. Серафима в видении: будто бы я пришла в Саровскую пустынь, и старец о. Серафим послал меня в Дивеевскую обитель, и когда в видении представилась пустынь, в ней недоконченный храм, а на воздухе над храмом я увидела икону Божией Матери, св. отец Серафим сказал мне от имени Царицы Небесной, что я буду жива, что болезнь моя не к смерти.
Я в это время молилась со слезами Царице Небесной. Старец еще сказал: "И нынче у вас траура не будет, а в будущем 1869 году будет траур". Это видение тут же, не пришедши еще в сознание, я рассказала всем присутствующим, а опамятовавшись, опять повторила видение. Все, что я видела, исполнилось, и траур в нашем семействе случился неожиданный через 10 месяцев. Брат моего мужа, молодой человек, камергер Николай Дмитриевич Сабуров, умер за границей. В виденном мною подписываюсь: Мария Григорьевна Сабурова. Свидетельницами при этом видении были: Александра Михайловна Языкова, Т. С. Узнанская, а также и я, Варвара Григорьевна Языкова».
Анна Семеновна Рубцова писала в Саровскую пустынь из г. Вильно 26 июня 1874 года:
«Дивен Бог во святых Своих, Бог Израилев! И мне, недостойной грешнице, явил милость Свою, чрез великого угодника Своего, пустынножителя Саровского, иеромонаха Серафима. Да пройдет слава его от края до края земли Русской! Здесь, на границе России с Польшей, я пою ему панихиды со слезами сердечной благодарности, и вас прошу, ваше высокопреподобие, передать мою нижайшую просьбу кому-либо из иеромонахов отслужить панихиду на гробе о. Серафима и благодарственный молебен Богоматери "Всех скорбящих", на что прилагаю 2 рубля, а остальные 8 рублей покорнейше прошу передать в Дивеевскую обитель, в ту церковь, где угодник Божий завещал гореть неугасимо пред Спасителем и Богоматерью свечам и елею. Не осудите за скудость моего приложения, не знаю, и это дойдет ли до места назначения, потому что адреса не имею, а посылаю наугад, поручая благословению о. Серафима. Простите дерзость, что осмеливаюсь утруждать ваше высокопреподобие, но бесконечно бы обязали меня, приказав послушнику написать мне два слова, что деньги дошли по назначению; может быть, еще когда на свечи или просфору Господь удостоил бы меня прислать. Теперь не поставьте себе в труд выслушать меня, как я узнала, живя за несколько тысяч верст, что пустынь святая ваша обладает таким сокровищем. Бывая ребенком в монастыре у тетки моей, я видела картину, писанную на полотне масляными красками чудной работы: "Кончина иеромонаха Серафима", и тетка мне много рассказывала о его высокой жизни и его неисповедимых трудах. Прошли десятки лет, муж мой был назначен вице-губернатором в Ковно, на самую границу Польши, и тут, не знаю почему, мне стала часто приходить в голову эта картина, а прежде я о ней никогда не думала. Спустя год моего мужа перевели в Вильно директором канцелярии Северо-Западного края, где мы теперь находимся. По приезде в Вильно я сделалась тяжко больна и прохворала почти 4 года разными болезнями; наконец разболелся у меня нос, так что в левой ноздре сделалась сильная опухоль и краснота. Восемь месяцев лечили меня разные врачи, но ничего не помогли. Одни говорили, что полип, другие грозили еще более серьезной болезнью; наконец, решили делать операцию весной, если нарост не уступит лечению. Операция же для меня была очень опасна вследствие моего малокровия. Однажды, поплакав досыта, ложусь спать и вижу во сне эту картину; так живо она осталась в памяти, сейчас бы могла нарисовать этого бледного, как воск, старца с седыми волосами, стоявшего на коленях со сложенными на груди руками в белом балахончике и с четками, с опущенными глазами, как бы в умной молитве, совсем не похожего на мертвеца. Смотря на него, так и хочется сказать: "Тише, не мешайте, он молится!" Так эта картина охватила мне мою душу, что долго не хотелось вставать; я все закрывала глаза и наслаждалась ею, сердечно сожалея, что ее теперь нельзя достать; неизвестно кому она досталась после смерти тетки. В этот же день (было воскресенье) я послала к здешней игуменье Флавиане просить книг для чтения, и можете вы представить мое удивление и радость: она присылает мне житие иеромонаха Серафима с шестью картинами, между которыми была его пустынька с колодцем. Прочтя все исцеления и явления, как при жизни, так и по смерти, я приложила эту картинку к лицу своему и заплакала, говоря: "Счастливая эта крестьянка, она видела тебя, угодник Божий, и через Твои молитвы и благословение получила исцеление из этого источника, а я не могу никогда сделать этого, будучи так далеко от святого места сего!" Больная моя ноздря прижалась к самому желобку книги, и, к моему удивлению, из нее показалась кровь. Затем мне как бы стало чуть-чуть свободнее дышать; на другой день я опять повторила то же, и опять кровь пошла. Каждый раз, как я прикладывала книгу или картинку к лицу, показывалась из носа кровь, а потом опадала опухоль. Нос мой пришел в надлежащий порядок, и вот, славя Бога, Который, любя праведных и милуя грешных, помиловал и меня за заслуги преподобного Своего, я поспешила в храм показаться иереови и засвидетельствовать, что сотворил Господь. Емуже честь и слава во веки. Аминь».
Стефанида Федоровна Казакова, крестьянка села Дубрава, Тамбовской губернии, 49 лет, после горячки в молодых годах совершенно не владела правой рукой. 14 июля 1873 года на пути в Серафимо-Дивеевский монастырь она в 7 верстах легла отдохнуть и, заснув, услыхала, что кто-то дернул ее за больную руку, понуждая продолжать путь, отчего, проснувшись, она почувствовала, что в парализованной руке стал биться живчик. Придя в Дивеево, к пустынке о. Серафима, где читается неугасимая Псалтирь, она приложилась к иконам и тихонько положила больную свою руку на камень, на котором подвизался старец, и вдруг почувствовала во всем теле жар, а в больной руке — мурашки. Когда стали давать ей сухарики и приказали перекреститься, в неведении, что не владеет рукой, то она начала сгибать руку и закричала от радости, что исцелилась. Монахиня, раздающая сухарики, старица Прасковья Пантелеева, велела ей подольше держать больную руку на камне, и она, просидев со слезами и молитвой некоторое время, получила по своей вере совершенное исцеление.
Солдатка Ольга Ивановна Сизова, Рязанской губ. и уезда, села Мармина, была мучима нечистым духом 11 лет. Получив некоторое облегчение от иконы Божией Матери Троеручицы в конце 1864 года, она стала выкрикивать: «Кроме Серафима, никто меня не изгонит!» В том же году, на святках, заехали к ней посланные по сбору Дивеевские сестры — Агафья Иларионова с другими, которые ей дали просфору и кусочек дерева от пустынки батюшки Серафима, после чего она стала еще более мучиться, а вместе с тем пожелала непременно побывать у о. Серафима. 5 мая 1865 года, придя в Саровскую пустынь, она была в пещерах и услыхала в одной из них от проводника монаха, что тут часто бывал о. Серафим; от этих слов ей уже сделалось нехорошо, а когда начали служить панихиду на могиле старца Серафима, она упала и лежала несколько минут без памяти. К вечеру, достигнув с трудом Дивеева, она пришла в батюшкину пустынку в Преображенскую церковь, где, приложившись к одежде старца, была накрыта его епитрахилью и три часа пролежала замертво. С тех пор она совершенно исцелилась.
Крестьянин князя Енгалычева, Тамбовской губ., Темниковского уезда, села Токмакова, Тимофей Степанов, 24 лет от роду, не владел правой рукой от рождения. 24 июня 1873 года он пришел в Серафимо-Дивеевский монастырь и в пустынке о. Серафима в кладбищенской церкви, прикладываясь к одежде старца, надел на больную руку рукавицу батюшки Серафима и тотчас почувствовал сильный жар, вследствие чего закричал: «Преподобный о. Серафим, исцели меня!» Скоро эта невладевшая рука захрустела, и он почувствовал облегчение. 27 июня он в другой пустынке, в которой читался Псалтирь, подержал на камне и левую руку, у которой был сведен мизинец, затем помазал его елеем от лампады, и согнутый мизинец выпрямился.
Марфа Тимофеевна Толстова, крестьянка Пензенской губ. и уезда, села Заичного, 50 лет от роду, была совершенно слепая 14 лет и видела во сне старичка, повелевшего ей побывать в Сарове, где получит исцеление. «Взгляни на меня!» — говорит он ей во сне, и она ясно рассмотрела его. «Поди, — приказал он, — на Серафимов источник, умойся и, взяв из него воды, подымись на гору, дойдя до камня, нагнувшись, помочи глаза, и исцелишься от слепоты, которая у тебя за то, что ты после родов не брала сороковой молитвы, которую по прозрении и получи в женском Дивеевском монастыре!» Проснувшись, она собралась в путь в Саровскую пустынь. 29 июня 1873 года она достигла Сарова, все исполнила сказанное старичком во сне и совершенно прозрела. Вечером, придя в Дивеево, она рассказала о совершившемся с ней чуде, исповедовалась и получила сороковую молитву. На другой день она приобщилась Св. Тайн и, будучи в пустынке о. Серафима, где читался Псалтирь, узнала по портрету о. Серафима старичка, явившегося ей во сне.
Монахиня Казанского Касимова монастыря мать Митродора рассказала, что она 6 декабря 1871 года, не имея насущного хлеба уже трое суток, понесла продать свой апостольник, чтобы на эти гроши купить хлеба. Не продав его, разумеется, она со скорбью возвратилась домой в келью, где, припав к изображению на камне батюшки Серафима, говорила: «Ты был 40 дней без пищи, а я только три дня, но пошли мне, отче Серафиме, пищу, не ради меня, а ради престарелой столетней родительницы!» К вечеру того же дня в 8 часов входит незнакомая девица с просьбою погостить. «Я сначала оробела, — рассказывала она, — а потом согласилась. Она же, видя меня в недоумении и испуге, просила успокоиться, напомнив, что в третьем году, в ярмарку, она пила у меня под окном квас. Успокоясь, я благословила ей приехать, и она, привезя с собой 2 пуда муки, меру круп, меру картофеля, меру гороха, прокормила нас всю зиму. После февраля она уехала, а мы еще до марта кормились ее продовольствием. Просила я о. Серафима в первом часу дня, и в это-то самое время девица эта Пересоева, дочь дьячка села Лесного, вдруг собралась и поехала ко мне».
В 1872 году 8 ноября эта же монахиня, будучи в миру еще, ушибла ногу, отчего на ней образовалась рана величиной в куриное яйцо. Доктора не помогли, и, вспомнив о своем помощнике, батюшке Серафиме, она затеплила ему лампадку, помолилась об исцелении и стала мазать елеем из горевшей лампады ужасную свою рану, которая в три дня совершенно исчезла.
Сергей Алексеевич Никитин в 1875 году рассказывал в Нижнем Новгороде, на вокзале, где устроена часовня Серафимо-Дивеевского монастыря, заведующей Прасковье Дмитриевне Арванатаки следующее: «Прихожу к моему знакомому лютеранину, и он в отчаянии, что сын его болен раздражением мозга, и доктор сказал, что больной безнадежен. Видя неутешимую скорбь отца, я говорю: "Хочешь ли, чтобы сын был здоров? Веришь ли о. Серафиму?" "Хочу, чтобы он был здоров, и верую!" — ответил отец. "В таком случае вот образ о. Серафима, и надень на сына". Он взял, надел, и сын его выздоровел. Вот уже три года он не снимает образа с сына и не отдает мне».
Крестьянин Василий Яковлев Шабаршев, проживавший в Тамбовской губ. Шацкого уезда в с. Белоречье, писал 27 сентября 1875 года: «В прошлом апреле сего 1875 года родная дочь моя Татьяна, имея себе от роду 9 лет, сделалась больна трясеньем головы и дерганьем рук и ног и качанием всем корпусом, даже плохо говорила и кормилась из материнских рук. Я отправил в Саровскую пустынь жену свою Татьяну Александровну и эту дочь болящую, тоже Татьяну, помолиться и попросить о таких скорбях Бога и угодника Божия Серафима. Они были 26 июня месяца в Предтеченской церкви у утрени и обедни и в Дивеевом монастыре тоже у утрени и обедни, а после ходили купаться в колодезь Саровской пустыни, служили в келье угодника Божия Серафима панихиду и ходили по пещерам и просили об исцелении дочери моей Татьяны. Потом, взявши воды из колодца, отправились ко двору в село Белоречье; дочь моя Татьяна начала говорить и своими руками есть, и так дня через три совсем выздоровела».
24 октября 1847 года было получено письмо от нижегородской помещицы Екатерины Дмитриевны Каратаевой, в котором она убедительно просит прислать из лампадки от образа о. Серафима чудотворного масла, привезенного с собой из Дивеева княгинею Чегодаевой и данного болящей двоюродной сестре Каратаевой, у которой был сильнейший ревматизм. Никто ничем не мог излечить его, а он прошел от помазания маслом из лампады о. Серафима, что горит пред изображением его в келье у игумений Марии.
Княгиня Анна Степановна Кугушева, помещица Нижегородской губернии, писала игумений Марии следующее: «Вы не можете себе представить, какое страдание я выносила: ухо мое и челюсть до того разболелись, что я не спала ночь и не могла уложить голову, чтобы успокоиться; одно благодетельное средство, это — полотенчико батюшки Серафима; едва уложу его на больное место, как успокоится боль, и я засну».
Вот что писал также игумений Марии генерал Николай Степанович Волков: «Дивен Бог во святых Своих! 17 числа сего месяца в семье совершилось по молитвам батюшки о. Серафима чудное по мгновению своему исцеление трехлетней внучки моей Ольги, которая, будучи весела и играя, вдруг впала в изнеможение, глаза ее помутились, она смотрела дико, как умалишенная, руки ее были сведены, и на делаемые ей вопросы, по отнятию языка, не могла отвечать. Мать ее тотчас вложила в рот больной маленький кусочек просфоры, но она не могла съесть ее, и как вложила, так и оставалась во рту. Видя безнадежность и боясь, потеряв полтора месяца тому назад пятилетнего сына, лишиться и последней дочери, прибежала ко мне в слезах растерянная и как сумасшедшая, прося меня дать ей чего-нибудь святого. Я немедленно велел принести водицу из источника о. Серафима и полученные мною от вас в память его раздаваемые сухарики, дал моей больной, которая, сделав глотка три водицы, тотчас пришла в себя и стала говорить, а когда съела три размоченные сухарика в этой же воде, то глаза и руки приняли свой настоящий вид, и она начала смеяться и играть и по сие время здорова».
В 1879 году 28 мая жена мещанина Пензенской губ. г. Ломова Наталья Ивановна Соколова отправилась с тремя товарками на богомолье в Саров и Дивеевский монастырь. Двое суток они шли под сильным дождем до г. Темникова, где в женском монастыре отстояли обедню. Во время обедни Наталья Ивановна вдруг упала без чувств, и когда пришла в себя, то сказала, что ей сильно ударило в голову. Товарки хотели ее оставить в Темникове и идти в Саров, но больная упросила их нанять лошадь и вести ее в Саров. 25 числа привезли ее в Саров недвижимую никаким членом; в Сарове она пролежала трое суток, и в субботу вечером ее приобщили Св. Тайн. В воскресенье после ранней обедни она попросила товарок повести ее на источник батюшки о. Серафима. Двое едва ее подняли с постели и довели до источника; там она попросила облить водой ей голову из кувшина, и когда это сделали, то она почувствовала себя лучше, освежилась и попросила подвести ее под желоб, где она с отдыхом несколько раз обливалась. Они пробыли на источнике с ранней обедни и до вечерни, а вернувшись домой, подкрепились пищей и в самый звон к вечерни отправились пешком в Дивеевскую обитель. В Дивееве они прожили одни сутки. Наталья Ивановна свиделась тут со своей родной теткой М. Т., которую еще и не знала. С радостью рассказала она о своем исцелении.
Евдокия Филипповна Кочелаевская, старица Дивеевской общины, получила исцеление от батюшки Серафима еще при начальнице Екатерине Васильевне Ладыженской. Исполняя послушание на огороде, она как-то оскользнулась, упала в глубокий погреб и сильно ударилась боком о кадки, между которыми ее нашли без всяких чувств. Ее вытащили с большим трудом, она была как мертвая и пролежала в келье две недели. Посылали в Елизарьево за фельдшером, он пустил ей кровь, ставил банки, но пользы не было. Затем ее перевезли в больницу; по дороге она все кричала от каждого толчка, так как У нее было погнуто ребро. Можно себе представить, какая это была боль! Когда ее поднимали или переворачивали на кровати четыре сестры, то она ужасно кричала, и с ней делались обмороки. И так с первой недели поста она страдала до Страстной, когда в четверг всех больных приобщил о. Василий Садовский. После обеда все они легли отдохнуть. Кровать Евдокии Филипповны была прямо к двери, а рядом с нею у окна лежала больная Вера, которая нередко говаривала Евдокии, чтобы она призывала в молитвах батюшку Серафима. «Так, — рассказывала Евдокия, — я часто и призывала его, говоря: "Батюшка Серафим, помоги мне!" Как я только заснула после причастия, вижу: входит батюшка Серафим в полумантии и с палочкой (как изображают на картинах). Я закричала: "Батюшка Серафим, как я страдаю, помоги мне, у меня болит очень бок!" Он ответил: "Вот я и пришел к вам убогим! Принес тебе пластырь и обязание" (слова из молитвы после 9 кафизмы). Сел он у меня на кровати и так крепко сжал мне бок, что я проснулась и долго чувствовала, точно у меня именно как пластырь лежал на боку месяца три. Проснулась, а батюшки уж нет, а я его видела точно наяву. Чувствуя, что боль затихла, я попробовала повернуться сама; могла без боли шевелиться, тогда как меня четыре сестры поднимали, и я кричала. Верочка проснулась и говорит: "Видно, я крепко уснула и не слыхала, как тебя ворочали!" Я отвечаю, что я повернулась и села на кровати сама. Она удивилась, но я ничего ей не сказала, а после уже секретно передала все нашей старшей. Когда на Пасху приехала к нам в больницу матушка начальница Екатерина Васильевна со всеми больными христосоваться и ко мне подошла, тогда наша старшая рассказала, как батюшка Серафим меня исцелил; она этим уже утешилась и все у себя записала».
Достопочтенная сестра обители Варвара Александровна Карамзина записала 24 февраля 1885 года следующее.
«Сегодня меня Бог сподобил приобщиться Святых Тайн, и я была утешена в этот важный и радостный для меня день известием, что к одной из наших больных (Карамзина начальствовала в больнице) пришли из Воронежской губ. два брата, приобщились также, и один из них получил исцеление от батюшки Серафима, а потому и пришел сюда по обещанию, тем более что имел здесь больную сестру Ирину Иларионовну и племянницу Машу в живописном корпусе. Я пожелала их видеть и лично расспросить об исцелении. У Артемия было давно желание побывать в Сарове и в Дивееве, но все домашние дела и заботы его отвлекали; наконец в сентябре прошедшего 1884 года он сильно заболел и был близок к смерти, и все родные приходили к нему уже прощаться. Как только он мысленно в молитвах призвал батюшку Серафима и дал обещание идти, если выздоровеет, непременно в Саров, ему сделалось лучше, он выздоровел, собрался в путь, но родные и домашние восстали, говоря: "Как ты уходишь, когда сын у тебя на призыве? Подожди хотя, чем дело твое кончится, пойдет ли он в солдаты, или останется?" Так он и остался, сын не пошел в солдаты, и Артемий в январе месяце снова заболел еще сильнее, так что не было уже никакой надежды на выздоровление. "Я опять повторил свой обет, — рассказывал он, — думая, что уж никакие дела не остановят, и как только поправлюсь, то пойду в Дивеево. Видно, за молитвы батюшки Серафима Господь вторично исцелил меня. Но опять то же восстание! «Как, — говорят, — пойдешь один в такую даль, да как оставишь домашние дела?» Я ответил, что если бы я умер, ведь дела бы ваши шли и без меня! (Они кузнецы были.) Жена у меня хворает, вот уже лет 13 как у нее нога в ранах, долго мы это скрывали от домашних, чтобы они не помнили чего. Я уже пролечил на нее рублей семьдесят, а все пользы нет. Говорю ей: да оставь ты это лечение, отдай себя в волю Божию! Лучше обещай сходить в Саров к батюшке Серафиму, и пойдем вместе. Она отвечает: «Да я молюсь батюшке Серафиму, а все лучше нет». Я ей отвечаю: «Да это потому, Мария, что вера-то у тебя холодная, как бы ты с горячей верой молилась, поверь, что получила бы исцеление». Как-то мы с женой были в соседнем селе на празднике у родных. Возвращаясь домой, Мария говорит: «Что это, Артюша, нога-то у меня точно горит, никогда этого не было!» Как приехали, я снял с нее сапог, — а нарочно заказывал очень широкий, — оказалось, он полон крови, и не менее, я думаю, пяти чашек вылилось чистой крови. Она словно мертвая покатилась, мы все напугались: опомнится на мгновенье да и снова покатится... Значит, с ней делались обмороки. Мы ее приобщили, пособоровали; я уж так и думал, что она умирает... А что же? После того как кровь, видно дурная, вся стекла, ей стало лучше да лучше, раны на ноге стали затягиваться и нога заживать. Идти зимою она, конечно, побоялась, а я уже после этого решился не откладывать своего обещания и идти один. На мое счастье, видно уже Бог внушил старшему брату идти со мною". "И сам дивлюсь, — говорит Григорий, — до того мне никогда и мысль не приходила идти в Саров, и сами дивимся, как наши жены и дети никто ни слова, словно с такою любовью нас провожают!" Далее Артемий предполагал весной опять прийти с женой, да еще с родственницей, которая тоже получила исцеление в Сарове на источнике батюшки Серафима. У нее болела рука в кисти: была большая рана».
Одна странница сообщила следующее чудо. «Есть у меня, — говорила она, — сын, и единственный; пил он ужасно, и горе мне было страшное: такое горе, что и рассказать не умею. Что ни делала я с ним, ничто не брало, ничем не могла отвадить от вина. Слыхала я о батюшке Серафиме, кой-как насилу достала бумажный образочек его, картинку, повесила его у себя и стала ему постоянно и сердечно молиться: "Батюшка, отвади сына моего пить!" Вот раз сижу я, и вдруг вбегает ко мне сын-то, лица на нем нет, весь трясется, я, надо, перепугалась... Что ты, говорю, что ты?! "Маменька, — говорит, — прости мне, Христа ради, никогда пить не буду, капли вина в рот не возьму! Сейчас я хотел напиться, вдруг вижу: старик-то с палкой, что у тебя повешен в рамке, зашевелился, стал больше да больше и совсем вышел из рамки живой, подошел ко мне суровый да грозный такой, поднял на меня дубину и говорит: Перестань мать огорчать и не смей более пить вина!" Так вот, родимая, с тех самых пор Бог хранит: вылечился сын-то и капли в рот вина не берет. Вон он какой милостивец у вас батюшка!» Родственница игумений Марии, помещица Нижегородской губернии Лукояновского уезда, Александра Николаевна Юферова (в замужестве Ленина), случайно узнав о том, что Елисавета Алексеевна Ушакова — игуменья в Дивееве, поехала навестить ее и ознакомилась с монастырем. Тут она выслушала рассказ о канавке батюшки Серафима, и что этим местом шла Сама Царица Небесная, пожелала тоже прогуляться по ней и сорвать травку, которая целебна от всех болезней. Прошло много времени, и Александра Николаевна забыла о дивеевской травке, как вдруг сделалась больна. Страшный нарыв на нёбе грозил задушить ее, и выписанный превосходный доктор из имения гр. Кочубея, Иван Дмитриевич Соломон, осмотрев больную, сказал, что пока будет назревать нарыв, она промучается две недели и не ручается, что нарыв этот назреет, а скорее задушит больную. Когда доктор уехал, Александра Николаевна предалась отчаянию, как вдруг спасительный луч света озарил ее: она вспомнила дивеевскую травку. Нашли ее и подали ей. Больная раскрыла рот, насколько то было возможно, чтобы хотя самая малость попала этой травки... Помяв во рту лепесток, она заснула и проспала 20 часов, к ужасу окружающих. На другой день она встала с постели радостно, покойно, и нарыва как бы и не бывало в горле. Приехавший доктор Соломон так удивился, что, когда узнал причину, несмотря на то, что был лютеранин, воскликнул, перекрестившись: «Ну так воистину велик же ваш Серафим!» Вследствие этого Соломон сам поехал в Саров и Дивеево.
Протоиерей Благовещенского собора г. Арзамаса Феодор Светозарский писал монахине матери П. Д. Арванитаки: «Со второй недели минувшего поста постигло меня посещение Божие тяжкою простудой, от которой возникла нестерпимая боль внутри, на четвертой неделе усилилась до такой степени, что ожидал себе конца, но Предстательница теплая, Небесная Царица вместе с праведником о. Серафимом, умолили о мне сладчайшего Иисуса Христа пожить на земном поприще для улучшения моей настоящей ветхой жизни сей. С 16 марта на 17 часу в первом пополуночи сам предстал угодник Божий видимо пред мою кровать и на коленочках питал меня какою-то сладкою пищей, вроде пирожков, с тарелочки подавал мне с вилочки, приказал мне сейчас же читать акафист Божией Матери, который я знаю изустно; я читал твердо, а о. Серафим продолжал свое дело меня кормить и вдруг исчез, после чего в один момент болезнь во мне уничтожилась. С Великой Субботы свободно служил и всю Св. Пасху, теперь милостию Божией стал здоров, 26 апреля 1873 года».
Болящая монахиня Мелетина сообщила о бывшем видении с нею. «В 1867 году зимою, — говорила она, — не припомню в какой день, явился ко мне светлый юноша и говорит: "Следуй за мной!" Я повиновалась, долго мы шли, подошли к святым воротам, я увидела на них святое изображение Спасителя и Божией Матери во весь рост, сопровождавший юноша приказал мне поклониться и приложиться. Подошли мы этими воротами к дому. Я была поражена блеском и великолепием его; он был весь хрустальный. Вместе с прекрасным юношей мы прошли домой, вышли в другие ворота, и там оказалась домовая церковь. Я снова была поражена и с трепетом усмотрела огненный престол... Совершалась божественная литургия, дивно пели Херувимскую, и какой-то угодник Божий в блестящей ризе с воздетыми руками предстоял святому престолу и совершал службу. В страхе и умилении я стояла и не имела сил от внутреннего восторга души моей спросить, но наконец, ободрившись, я спрашиваю юношу: "Кто это?" Он отвечает: "Это угодник Божий Серафим!" Я хотела было броситься, до того забылась от радости видеть нашего батюшку в такой славе, но юноша удержал меня, говоря: "Видишь, поют Херувимскую, теперь не время, совершается литургия, а придет время, все увидите его!"
Мы воротились назад тем же путем, прошли опять весь дом, и, когда вышли в ворота обратно, тут же в глазах моих светлый юноша скрылся, я закричала и проснулась».
Балаклавский архимандрит Никон, тот самый, который жил несколько недель летом в Сарове пред окончанием семинарского курса и получил наставление для монашества от о. Серафима, писал 17 декабря 1865 года о всем виденном им в 1827 году и слышанном от великого старца.
«Во второй беседе, — писал о. Никон, — батюшка Серафим сказал: "Я знаю твоего отца, селение ваше и две церкви с колокольнями сгорят, а отцу суждено выстроить новый каменный храм с колокольней и двумя флигелями; к западной стороне будет флигель для бедных, а после вторичного пожара и ему самому придется в одном из них пожить". Все предсказание старца Божия сбылось: селение и церкви Божий сгорели в 1828 году, а в 40-х годах был вторичный пожар, в котором сгорел дом родителя моего, Колабеевского протоиерея, и он вынужден был долгое время проживать в выстроенном флигеле церковном. "Да у тебя есть двоюродный брат?" — спросил о. Серафим. Я отвечал: "Есть. Он учится в академии". "Он родился с мешком, он будет солить да солить до самой своей смерти!" Это предсказание относилось к Филарету Черниговскому. "У тебя есть больная племянница с тобою, приведи ее завтра ко мне". На другой день я взял с собою племянницу, девицу 14 лет, ввел ее в келью о. Серафима, и он взял сосудец с елеем, помазал у нее чело, глаза, уши, руки, говоря: "Помазуется раба Божия монахиня". Сия девица пострижена в монахини в Тамбовском девичьем монастыре. "Прощай, через 9 дней приходи ко мне!" Это время было для меня скорбное, потому что напали богохульные мысли, так что нельзя было войти в церковь; хотел было уйти из пустыни, да держал меня иеромонах Иларион, говоря: "Старец знает, что делает!" По истечении 9 дней, измученный прилогами вражьими, я едва мог войти в сени, и, подойдя к его келье, не успел сотворить молитву, как о. Серафим отворил дверь, упал ко мне в ноги, говоря: "Прости меня за искушение, коим ты страдал; оно для того, чтобы ты знал, что таковые скорби будешь иметь, поступя в монахи, но не унывай!" После сего, надев епитрахиль, исповедал меня и приказал у поздней литургии приобщиться Св. Тайн, а по принятии их тотчас все темное удалилось от меня во тьму. В третьей прощальной беседе о. Серафим изволил говорить: "Как пойдешь в монахи, то придется тебе качать с матерней колыбельки, со своей епархии, а потом уже тебя махнут в дальнюю сторону; но не унывай, а с веселым духом пой: Господня земля и исполнение ея!"
Проживя три недели, я имел случай заметить в о. Серафиме необыкновенную прозорливость. Один нижегородский чиновник, в чине генерала, с семейством приехал принять благословение от старца. Несколько раз, бывши у двери, он не был впущен, несмотря на то, что семейство его было принято, а он сам только через дверь слышал голос и слова о. Серафима: "Меня дома нет, мне не время!" Чиновник, удивляясь словам и не понимая их, усердно желал разъяснения. Видя же, что я часто хожу к нему, просил меня идти с ним вместе, и когда мы сотворили молитву, то о. Серафим отворил нам двери и принял чиновника радушно и на его слова, что я был 5 раз и не удостоился принять благословения, о. Серафим сказал: "Вот почему я вас не принял; я говорил вам через двери, что ваши-то люди говорят приходящим к вам по нуждам своим: «Барина дома нет, ему не время!» Ведь этим отказом прогневляя ближних, вы прогневляете Самого Бога!" Генерал, приняв наставление, с христианским смирением поклонился ему в ноги и обещался впредь никогда сего не допускать».
Напечатать выдержки из всех писем, рассказов и сообщений об излечениях водой из источника о. Серафима, молитвами к праведному старцу и от прикосновения к вещам его и т. д. не представляется возможным. Чудеса по молитвам о. Серафима и по вере в его предстательство совершаются постоянно по всей России. В доме ученика и любимца о. Серафима Михаила Васильевича Мантурова неоднократно видели дети и взрослые приходящего батюшку Серафима, что свидетельствовала Анна Михайловна Мантурова.
С годами обитель лишалась и дивных стариц батюшки Серафима. Первая начальница мельничной обители Прасковья Степановна перед смертью попросила к себе игуменью Марию и передала ей парамонт о. Серафима, говоря, что батюшка Серафим приказал хранить его до смерти, а когда будет умирать, то отдать от его имени «первой у вас игумений!» Предсказание это сбылось. Она скончалась 16 апреля 1868 года.
Благодатная старица Евдокия Ефремовна, в монашестве мать Евпраксия, скрывавшая при жизни от сестер, по своему смирению, что она была у батюшки Серафима в 1831 году, когда явилась ему Царица Небесная с 12 девами и св. апостолами, умерла в 1865 году 28 марта.
Наконец, всеми горячо любимый духовник обители и ученик Серафимов протоиерей о. Василий Садовский скончался в 1884 году 14 июня.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter