Глава 17
Третье сопоставление: 1–20. тяжелая страшная ночь над Египтом — XVIII:1–4, и свет над Израилем.
XVII глава и первые четыре стиха XVIII-ой содержат третью параллель между египтянами и израильтянами. Египтяне были наказаны трехдневным мраком (Исх X с 21-го ст. ), это время было для них сплошным ужасом; напротив евреям и в это время светил величайший свет и впоследствии они никогда не страдали от мрака: им освещал и указывал путь светоносный столп.
1 Велики и непостижимы суды Твои, посему ненаученные души впали в заблуждение.
1. «…суды Твои…» Божественные определения, способ и образ действования в мире человеческом. (Ср. Пс CXVIII:75 ст. ; Рим XI:33 ).
«…ненаученные души…» Те, кто не имеет правильного познания о Боге и Его отношениях к миру; ближайшим образом здесь разумеются египтяне. Мысль стиха та, что необходимо иметь истинное откровенное богопознание, чтобы не заблуждаться относительно способов действия Божественного промысла в мире человеческом.
2 Ибо беззаконные, которые задумали угнетать святой народ, узники тьмы и пленники долгой ночи, затворившись в домах, скрывались от вечного Промысла.
2. Определяется, в чем состояло заблуждение египтян. Прежде всего в том, что они «задумали угнетать святой народ», а потом, когда их постигла страшная «казнь», трехдневный мрак (Исх X:21–23 ), и они были как бы «пленники долгой ночи», они не захотели признать в этом событии действие Божие и покориться Его воле, но пытались спастись от всемогущей десницы Божией в своих домах: «затворившись в домах, скрывались от вечного Промысла» .
3 Думая укрыться в тайных грехах, они, под темным покровом забвения, рассеялись, сильно устрашаемые и смущаемые призраками,
3. Этот стих заключает иронию над египтянами. Последние даже наказанием Божиим, посланным на них мраком, хотели воспользоваться для прикрытия своих тайных грехов. (См. Иов XXIV:15–16 ; Ис XXIX:15 ). Но эти расчеты не оправдались. Беспросветная ночь мешала даже темным делам: они «рассеялись, сильно устрашаемые… призраками»
4 ибо и самое потаенное место, заключавшее их, не спасало их от страха, но страшные звуки вокруг них приводили их в смущение, и являлись свирепые чудовища со страшными лицами.
4. Описывается переживаемый египтянами страх во время посланного на них трехдневного мрака. От этого страха не спасало «и самое потаенное место» . Под этим потаенным местом разумеют иногда глубокие подземные коридоры в Египте, или глубоко вырытые комнаты внутри пирамид. Но во 2-ом стихе говорилось, что египтяне «затворились в домах», в соответствии с этим и здесь под «потаенным местом» лучше разуметь внутренние комнаты домов.
«…страшные звуки вокруг них приводили их в смущение, и являлись свирепые чудовища со страшными лицами» . Говорит ли здесь писатель об объективных предметах, которые приводили египтян в ужас или же он разумеет здесь созданные под влиянием страха образы фантазии? Далее в 6 ст. один из устрашающих египтян предметов он называет «невидимым призраком», а потом выражается и более обще, что египтяне «были тревожимы страшными призраками» (14 ст.). Нигде не видно, чтобы эти призраки писатель считал за какие-нибудь объективные предметы, например, за демонов, или за вышедших из ада теней умерших людей, которые, принимая образы «свирепых чудовищ с страшными лицами» (4 ст.), «сами собою горящих костров, полных ужаса» (6 ст.), являлись бы для устрашения людей. Напротив, он говорит, что египтяне приходили в крайний страх, «хотя никакие устрашения не тревожили их» (9 ст.). Причина страха, по мысли писателя, не вне, а внутри, в душевном состоянии египтян; это ужасы «страдавшей души» (8), их «придумывает преследуемое совестью нечестие» (10 ст.). Таким образом, ужасы «придуманы», они результат воображения, действующего под влиянием угрызений совести. Действительность, конечно, давала богатый материал для этого воображения и писатель творит об этом подробное 17–18 ст.
5 И никакая сила огня не могла озарить, ни яркий блеск звезд не в состоянии был осветить этой мрачной ночи.
5. Подобное же замечание об этом мраке, что его напрасно старались осветить огнем, находим у Филона, Vita Mos II т. 100.
6 Являлись им только сами собою горящие костры, полные ужаса, и они, страшась невидимого - призрака, представляли себе видимое еще худшим.
6. Указывается один из устрашающих египтян призраков, созданных их воображением: это — «сами собою горящие костры, полные ужаса» ; костры никем не зажженные и горящие без всякого поддерживающего огонь материала. Что было собственно ужасного в этих кострах, по краткости рассказа не видно; может быть, эти костры были образами наказания, какие придумало «осуждаемое собственным свидетельством нечестие» .
7 Пали обольщения волшебного искусства, и хвастовство мудростью подверглось посмеянию,
8 ибо обещавшиеся отогнать от страдавшей души ужасы и страхи сами страдали позорною боязливостью.
7-8. Чародеи египетские, как известно из книги Исход, пытались бороться с Моисеем его же орудием, старались совершить те же знамения и чудеса, что и он совершал. Подражая ему несколько в двух первых «казнях», они потом вынуждены были признать свое бессилие (Исх IX:11 ). По книге Премудрости Соломона представители «волшебного искусства и мудрости» египетской боролись против Моисея гораздо дольше. Они «обещались отогнать ужасы» даже 9-й казни, и только охватившая их самих позорная боязливость подвергла их посмеянию.
9 И хотя никакие устрашения не тревожили их, но, преследуемые брожениями ядовитых зверей и свистами пресмыкающихся, они исчезали от страха, боясь взглянуть даже на воздух, от которого никуда нельзя убежать,
9. Изображается крайняя степень охватившей египтян боязливости: «они исчезали от страха, боясь взглянуть даже на воздух» . Между тем никакой объективной причины для страха не было: «никакие устрашения», собственно, «не тревожили их» . Неописуемый страх вызывался самыми ничтожными предметами: криком или свистом животных, шумом при их движении.
10 ибо осуждаемое собственным свидетельством нечестие боязливо и, преследуемое совестью, всегда придумывает ужасы.
10. В предшествующем стихе писатель выразил мысль о видимой беспричинности страха египтян, о том, что во вне не было предметов действительно страшных. Это побуждает его теперь указать настоящую причину страха (10 ст.), а вместе с тем определить, что такое страх по существу (11 и 12 ст.). Причина страха, по мнению писателя, лежит в совести, которая преследовала египтян за их нечестие. Осужденное свидетельством совести «нечестие боязливо и… придумывает ужасы» . Психологически указанное объяснение происхождения страха весьма верно. 10-й стих важен в том отношении, что в нем слово «совесть», συνείδησις, употреблено в совершенно точном его значении, с указанием настоящих функций этой стороны человеческого духа (ср. Рим II:15 ).
11 Страх есть не что иное, как лишение помощи от рассудка.
11. Даваемое здесь определение страха, конечно, неполное. Оно отмечает только одну сторону. Смысл его такой: страх отнимает у человека хладнокровие, так что он свое внимание не может уже направить на предмет страха, чтобы или убедиться в его ничтожности, или найти средство к его устранению.
12 Чем меньше надежды внутри, тем больше представляется неизвестность причины, производящей мучение.
12. Этот стих содержит пояснение к 11-му стиху. Мысль такая: в отчаянии люди обычно преувеличивают свою беспомощность, возбуждающие страх предметы кажутся им более опасными, чем на самом деле. Они теряются, не могут сосредоточить своей мысли и неизвестность устрашающей их причины от этого для них возрастает.
13 И они в эту истинно невыносимую и из глубин нестерпимого ада исшедшую ночь, располагаясь заснуть обыкновенным сном,
14 то были тревожимы страшными призраками, то расслабляемы душевным унынием, ибо находил на них внезапный и неожиданный страх.
13-18. В этих стихах делается приложение высказанной в 10–12 ст. мысли к египтянам. Охвативший их страх сам по себе был бессилен повредить им, но страх лишил египтян рассудительности, так что самые ничтожные предметы, самые незначительные явления приводили их в ужас.
«…из глубин нестерпимого ада исшедшую ночь…» Ад в Св. Писании представляется местом темным и мрачным (Иов X:21–22 ; XXXVIII:17 ; Пс XLVIII:20 ), поэтому писатель считает необыкновенно темную и продолжительную ночь, покрывшую Египет, вышедшей из ада. В этом объяснении происхождения ночи писатель расходится с Филоном, который объяснял происхождение необычайно продолжительной ночи или солнечным затмением, или сгущением облаков (Vita Mos т. II, 100). К аду прилагается предикат αδύνατος, «бессильный» (в русском тексте «нестерпимый»), вероятно потому, что обитателями ада являются бестелесные и бессильные тени умерших. Происхождение ночи от бессильного ада дает мысль, что страх египтян возбуждался предметом по своему происхождению ничтожным. Причина страха заключалась внутри, в охватившем их душу «унынии», под влиянием которого расстроенное воображение создавало «страшные признаки» .
15 Итак, где кто тогда был застигнут, делался пленником и заключаем был в эту темницу без оков.
15. Сравнение окутанных мраком египтян с заключенными в темнице весьма естественно. Как узники, египтяне во мраке лишены были свободы движений, свободы деятельности. Это сравнение писатель употреблял и раньше (2 ст.).
16 Был ли то земледелец или пастух, или занимающийся работами в пустыне, всякий, быв застигнут, подвергался этой неизбежной судьбе,
16. Смысл стиха такой: не могли избежать ужасов ночи даже те, кто по роду своих занятий обычно возвращался с дневной работы большими компаниями: пастухи, полевые рабочие.
17 ибо все были связаны одними неразрешимыми узами тьмы. Свищущий ли ветер, или среди густых ветвей сладкозвучный голос птиц, или сила быстро текущей воды, или сильный треск низвергающихся камней,
18 или незримое бегание скачущих животных, или голос ревущих свирепейших зверей, или отдающееся из горных углублений эхо, все это, ужасая их, повергало в расслабление.
17-18 стихи содержат поэтическое описание того, как всякий ничтожный звук наводил страх на египтян и приводил их в отчаяние. Свист ветра, голоса птиц, шум воды, треск горного обвала, громкое эхо в горах, словом — вся природа была для них источником неописуемого страха.
19 Ибо весь мир был освещаем ясным светом и занимался беспрепятственно делами;
20 а над ними одними была распростерта тяжелая ночь, образ тьмы, имевшей некогда объять их; но сами для себя они были тягостнее тьмы.
19-20. По заключительным стихам XVII гл. видно, что описанная выше страшная египетская ночь не была обыкновенной темной ночью: она распростиралась только над Египтом, а остальной «весь мир был освещаем ясным светом и занимался беспрепятственно делами» .
Несомненно, писатель говорил о наказании египтян трехдневным мраком (Исх X:21–23). Эта тяжелая ночь была образом «тьмы, имевшей некогда объять их» .
Упоминание о будущей тьме нельзя понимать, как образ тяжелого мучительного состояния египтян по смерти, в таком значении это слово употребляется часто в Новом Завете (Мф VIII:12 ; XXII:13 ; XXV:30 ). Писатель допускал, так сказать, физическое существование ада (14 cт.), который он представлял окутанным в непроницаемую тьму. Поэтому и «тьма, имевшая некогда объять их» — действительная тьма ада, в которой пребывают души умерших злых людей. Однако, как не страшна была тьма египетской ночи, главный источник ужаса заключался не в ней, а в том внутреннем душевном состоянии, какое переживали египтяне: «сами для себя они были тягостнее тьмы» .