Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterПрп. Нил Синайский. Творения
Сказание пятое
Юноша, плененный вместе с Феодулом, спасшись бегством, приходит к беседовавшему с друзьями святому Нилу, подробно рассказывает ему о горестном избиении многих святых и извещает, что варвары положили на следующее утро принести Феодула в жертву утренней звезде.
Еще продолжали мы разговор этот, как извещают, что спасся некто из варварского стана, и вскоре приходит к нам спасшийся: не исчезли еще на лице его следы страха, не мог еще он успокоить в себе душевного смятения, тяжело дышал, по причине скорой ходьбы и от внутреннего беспокойства, смущаемый мыслию, что преследующие близко и немедленно настигнут. Потом на вопрос, как он убежал, отвечает: «Варвары, разговаривая за ужином, объявили, что меня и сына твоего наутро принесут в жертву звезде; они соорудили и жертвенник, наложили дров, хотя мы не знали об этом. Мне же о сем тайно сказал один из плененных с нами, который понимает их язык, а я о намерении варваров известил и сына твоего, сказав, что если не спасемся бегством, то наутро солнце неживых уже озарит нас и лучей света его не увидим этими глазами.
Но он, боясь быть пойманным, остался и сказал, что Божией воли, какова бы ни была она, не избежишь, даже и в неприступном скрываясь убежище. Я же во тьме, когда увидел, что все погрузились в глубокий сон (были же они весьма пьяны), сначала пополз, как можно ближе припадая к земле, чтобы, если и пробудится кто, не была ему заметна выдающаяся тень моего тела. Потом, удалившись несколько от стана, пустился бегом, направляясь к здешним местам и быстро несясь на крылах страха, а между тем рассуждая сам с собою, что или спасусь бегством от определенной мне ими однажды смерти, или, будучи пойман, потерплю не более как ту же присужденную[95] мне смерть.
Притом и неизвестность надежды предпочтительнее дознанной смерти. И если какой опасности невозможно миновать, оставшись, то есть еще вероятность, что избежишь оной, вверив спасение помощи ног; ибо знал я, что многие нередко скорее находили помощь в ногах, нежели в тысячах предстательств, потому что у ног более заботы о собственном своем спасении, нежели у других, и что постигнет целое тело, то ноги признают общим и для себя[96]. Поэтому вот не обманулся я в своем рассуждении, и ногами, которым после Бога вверил себя, спасен, и теперь перед вами, как видите, не потерпев ничего худого.
Но еще перед глазами у меня страшный пример варварской жестокости, и теперь содрогаюсь от беззаконных их поступков, и ужаса исполняют меня их дерзости. Ибо господина моего и с ним градоначальника, окончивших дела службы и возвращавшихся домой, варвары, схватив в пустыне, повлекли к себе со всем, что у них было; и градоначальника, оказавшего сопротивление, со всеми его домашними изрубили в куски, а господина моего вместе с сыном, который, как знаете, еще малолетен, увели с собою.
Когда же солнце стало приближаться к горизонту на западе, ставят они шатры, где застиг их вечер. И из взятой у нас добычи устроив великий пир, приглашают к ужину с ними и господина моего с сыном, приказывая быть благодушными и нимало не бояться ничего, потому что, как говорили варвары, здравым и невредимым и с сыном возвратится он домой, так как для выкупа двух душ достаточно других.
Чрез несколько времени по видимому стали они исполнять обещание, дозволяя идти им домой и для этого запастись водою и взять на дорогу хлебов, чтобы не подозревали они какого-либо ухищрения, потому что снабжение дорожными припасами всего убедительнее обольщало надеждою жизни; и притворство казалось действительною попечительностию, варварская хитрость не возбуждала ни малого подозрения в злоумышлении. Даже посылают для безопасности пути с ними проводниками двух молодых людей; и им-то тайно дают приказ, когда отойдут несколько от стана, умертвить сопровождаемых. Итак, проводники, по сказанному, напав, прежде отца закалают сына, чтобы и зрелищем убийства, и испытанием смерти усугубить его страдание[97], а вскоре умерщвляют и отца, нанеся ему многие раны, между тем как он громким голосом жаловался на их неверность и злокозненность. Ибо слышал я, как сын жалобно плакал, отец же вопиял от боли, при каждом ударе болезненно стенал и звуками своего голоса давал возможность измерять мучительность наносимых ран.
Так, обманутый добрыми обещаниями, подвергся он жалкой гибели. Ибо по бедственной участи других должно было ему гадать и о своей. Невозможно уже было избежать смерти, но несносно претерпеть смерть тому, кто прежде был обнадежен. Неожиданное зло, постигнув конечно, возмущает, ожидаемое же, нашедши помысел готовым к испытанию, и бедствие делает легчайшим, как неоднократно уже занимавшее собою мысли и не изумляющее своим явлением уготовившегося к нему.
Варвары вечером, во время ужина, за которым так щедро предлагали пития моему господину, желая потешить себя обычною и любимою для них шуткою (убийство и замышленная смерть человека для них забава), посылают чашу с питием одному из слуг его (другого его слугу уже убили); он же едва с принуждением мог принять, потому что пожелание от страха умерло в нем прежде тела, однако же убоявшись, принял и, когда стал пить, обнаружил принуждение, усилием при глотании показывая, что делает это против воли, потому что не безмолвной гортани передавали питие уста, но что наполняло скулы, то через горло, как через негладкий ров, с клокотанием при каждом глотке едва пропускала гортань, как омертвевшая и неспособная уже по обычаю пересылать далее влитое и останавливающееся в ней питие. После этого варвары посылают юношу убить этого слугу, ибо поручают убивать молодым людям, с детства приучая их к жестокости. Этот юноша с неистовством приступает к делу подлинно зверскому, удовольствие свое выражая смехом.
И, напав на лежащего слугу, поражает его сперва в позвоночную кость, по упорству кости делая малую рану, потом, извлекши оттуда меч, пронзает им слугу от одного бока до другого и, снова ударив в прежнюю рану, прискакивая, повертывает в руке меч, потрясая им в воздухе. Пораженный долго бился от боли и, стеная, обливался кровию; наконец согнувшись, приклонив голову к чреву и ноги загнув на голову же как бы с намерением, перевернувшись, встать, перекатился к лежавшей вблизи куче горячих угольев, но, как и естественно, почувствовав боль от огня, по необходимости и ногами и руками начал сильно биться, наподобие рыбы, стараясь приподнять припекаемую огнем часть тела. Но, будучи не в состоянии оказать себе помощь, потому что с истекшею кровию истощились силы, изнемог и умер, терпя сугубое мучение и от меча, и от огня.
На другой день после этого происшествия, продолжая путь, как в пустыне, не по прямой дороге, но как случится, встречающимися препятствиями принуждаемые идти то здесь, то там, обходя горы и утесы, переправляясь чрез непротоптанные и неудобопроходимые овраги, видят в дальнем расстоянии место слегка зеленеющее и, по растущей траве заключая, что оно удобно для пристанища, или даже думая, что живет там кто-нибудь из монашествующих, туда обращают путь, как из моря направляясь к пристани, делают его целию для вьючных животных. Пришедши же, находят, что место сие не хуже их предположения и не обмануло надежды обольстительной мечтою. Вода была там в обилии, прежде вкушения увеселяла взор чистотою, а поднесенная к устам, показывала, что услаждение зрения мало в сравнении с приятностию вкуса; росла там и трава, годная в пищу животным. Посему, сняв вьюки с верблюдов, пускают их свободно пастись. Сами бегут к воде, пьют, купаются, моются, не зная даже, на что и употребить такое обилие воды.
Ликуя же при воде и славя источник, видят при подошве горы след малой хижины; и все бегут к ней не переводя дыхания, усиливаясь обогнать друг друга, и, приблизившись, рассыпаются вокруг пещеры. Было же тут построено здание из немногих камней, чтобы широкое отверстие пещеры не доставляло удобного входа зверям. Потом варвары, в небольшом числе, один по одному, входят в пещеру (многих она и не вместила бы) и выводят мужа досточестного по виду и внутреннему состоянию. Влекли его силою, но он не смутился, не побледнел, не показал и не произнес ничего малодушного и унылого[98]. Распростерши его на одном камне, так как с ними мечей не было, убивают камнями[99], смеясь и распевая песни.
Потом, перейдя небольшое пространство, схватывают другого, юношу, бледного, истомленного, носящего на лице следы своего жития; и его также предают смерти, употребив уже в дело меч, между тем юноша возносит благодарственные гласы и им свидетельствует свою признательность, что изводят его из жизни крепко взявшимся за добродетель. «Ибо, – как говорил он, – немало боялся я неизвестности конца, боялся, чтобы поползновение воли или внешняя какая необходимость не превратили решимости моего произволения, убедив или приневолив оное принять другой образ мыслей, противный тому, какой угоден Богу».
Отсюда отошли они немного – и вот открывается одно покрытое зеленью место: придавала же ему такой вид древесная растительность. И к нему устремляют свой бег варвары, снова состязаясь друг с другом в быстроте ног. Приблизившись, нашли они малую хижину, а в ней юношу, который мужеством и великодушием самих варваров приводит в удивление, потому что не соглашается указать им скрытые монастыри и чрез это спастись, по данному ему обещанию, что оставят его в покое, если укажет; не хочет также выйти из жилища, снять с себя одежду, говоря: «Указать тех, которые могут скрыться, есть предательство и вообще послушаться принуждающих к чему бы то ни было – означает малодушие и недостаток мужества.
Ибо от подвижников требуется великодушие[100], и непозволительно для них уступать страху, хотя бы угроза по видимому представляла немалую опасность, потому что привычка делается путем к важнейшему и робость, однажды научившись овладевать человеком, повелевает ему пренебрегать и великие блага и научает изменить самому благочестию, как скоро страх бедствий найдет волю покорившеюся уже боязни. Если теперь легко откажусь от самообладания рассудка и от свободы, убоявшись, что скоро предадут меня смерти, то буду ли в силах, при предстоящих поруганиях и угрожающих истязаниях, не вдаться в нечестие, приучив себя неболезненное предпочитать полезному?
Поэтому, отказавшись успеть, в чем надеетесь, немедля делайте, что угодно вам, а я ни мест, где живут боголюбцы, хотя и знаю, не укажу, и за дверь, по вашему приказанию, не выйду, и одежды с себя не сложу, и никто, пока есть во мне чувство и господин я своего произволения, не увидит меня нагим и не посмотрит на тело, которого доныне не видали и мои даже глаза. По смерти моей с бесчувственным уже телом пусть делает каждый все, что ни будет ему угодно. Это послужит к осуждению жестокости так поступивших[101], а не моей воли как уступившей над собою победу. Ибо непроизвольно страдание бесчувственного, который не может и не обязан противиться, когда рассудок уже в бездействии; неодушевленное, конечно, бесчувственно и непричастно страданию, а что непричастно страданию, то, по общему признанию, свободно и от обвинения в том, что страждет, как равно лишенное власти страдать или не страдать[102].
Поэтому умру внутри моей хижины и в одежде, как решился, – ничего не сделаю вопреки моей воле, заставленный насильно как невольник. На этом поприще, на котором подвизался, и смерть прииму; эта хижина будет мне гробом: она принимала прежде поты трудов добродетели, она и теперь приимет кровь доблестного подвига». Не вынесли злодеи такой дерзновенной речи; раздражившись благородством его мыслей и став как бешеные, умерщвляют его, нанеся столько ран, сколько могло поместить на себе тело, потому что каждый, желая излить на него ярость свою, не почитал достаточным отмщением удар предупредивших его, если сам не удовлетворит своему негодованию, собственною своею рукою погрузив в него меч. Так многие, нанесши удар сему великодушному подвижнику, уже мертвому, а не живому, удалялись потом, содрогаясь от ярости, что для большего мщения недостает уже мучимого тела.
После сего встречаются нам в пустыне три путешественника, и они-то успокоили несколько пламенеющий еще гнев варваров, дав на себе выполнить недостаток неистовства, излитого на прежнем страдальце. Как дикие звери или ловчие псы, когда добыча покажется только и убежит, сею неудачею возбуждаются к большему неистовству и, что встретится вновь, преследуют с большим рвением, чтобы осторожностию во втором случае поправить оплошность[103] в первом деле, так и сии убийцы, кинувшись на показавшихся путников и, прежде нежели подошли к ним, извлекши мечи, немедленно умертвили приблизившихся, напав на них с такою жестокостию, с какою приняли бы, встретив снова, раздражившего их.
Не вложив еще мечей в ножны, но держа их в руках обнаженные и обагренные горячею и издающею от себя пар кровью, с того места, на которое пришли, видят два стоящие монастыря, не прямо на дороге, но в стороне по ту и другую руку, в расстоянии один от другого стадий тридцати, а от того места, где мы были, стадий пятнадцати: каждый же от нас, как от средоточия на окружности описанного круга, отстоял в равной мере. Поэтому, разделившись на две половины, пошли в тот и другой монастырь, добычу, какая была собрана, вместе с вьючными животными оставив на месте. И в монастыре, стоящем к югу, что происходило и кто был убит, не мог я узнать. Когда же приближались мы к монастырю на северной стороне и были от него недалеко, один из иноков, услышав во время сильного бега звенящие в колчанах стрелы, предался бегству, но варвары, натянув луки, пронзают его многими стрелами. Потом, настигнув упадшего вниз лицом, не оставляют его умереть от полученных уже ран, хотя и прежних язв достаточно было для этого, но еще дышащего и борющегося со смертию, повернув лицом вверх, рассекают от подбородка до груди. И как он при сем рассечении вздохнул, внутренности и все примыкавшее с обеих сторон к ребрам переворачивают копьями и не прежде уходят, как растерзав все это.
После этого я убежал, как сказал о сем[104] предварительно. Что потерпел сын твой, оставшись, – не знаю, а я оставил его живым, не имеющим доброй надежды, что будет жив, по причине слуха об уготовляемой ему смерти».
95 По рукописи не читается отрицательная частица ού перед словом: βεβουλευμένου.
96 По рукописи не читается последняя речь, начинающаяся словами потому что у ног.
97 Вместо: τήν τιμωρίαν по рукописи читается: τήν οδύνην. Сверх того, выше после слова проводники речь дополняется словами сии мнимые спасители и защитники, как следовало бы, от других нападающих вдруг сами сверх чаяния делаются убийцами и, напав и прочее.
98 Сии слова дополнены по рукописи.
99 По рукописи читается камнями.
100 По рукописи читается: τό μεγαλόψυχον δέον.
101 Сии слова дополнены по рукописи.
102 По рукописи не читается последняя речь, начинающаяся словами ибо непроизвольно.
103 Вместо: σχολήν по рукописи читается: χλευήν.
104 По рукописи не читаются слова: τάς πράξεις.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter