«Единство Церкви», Богословская конференция, 15-16 ноября 1994 года
Мне кажется, что подобного рода конференции собираются только тогда, когда действительно в жизни нашей Церкви назревает, или уже есть, или предвидится что-то серьезное. Судя по характеру многих выступлений, которые имели место сегодня, ситуация или такова, или близка к таковой. И в основном она вращается, по-видимому, вокруг той проблемы, которая, может быть, и не всегда называется, но которая обозначена в самом тексте программы, это "Традиции и реформы". Совершенно очевидно, что проблемы таковой — традиции или реформы — в Церкви быть не может. В Церкви, конечно, присутствует всегда традиция, и только на ее основе Она всегда проводит реформы. Жизнь церковная никогда не может идти без изменений, совершенно очевидно, жизнь церковная никогда не может отступить от того, что именуется Священным Преданием Церкви. Это два начала, которые всегда присутствуют в Церкви и без которых Церковь существовать не может. Всем, конечно, понятно, что разумеется под реформой, речь идет не о тех реформах, которые, например, проходила где-то в XVI столетии в Западной церкви, речь идет о реакции Церкви на жизнь мира, которую Церкви предназначено переквасить из состояния ветхого в состояние повое. В Церкви есть различные пути, но мне кажется, что одна из самых серьезных проблем, перед которой сейчас мы стоим, — это найти способ, т. е. механизм, церковный способ, при котором мы можем, сохраняя незыблемо свои традиции, в то же время ответить на те проблемы, на те вопросы, которые ставит перед нами мир и которые возникают в самой жизни нашей Церкви. Каков этот механизм?
Если мы обратимся, например, к истории самой нашей Русской Церкви, то мы, хотя бы на примере языка, о котором так много здесь говорилось, видим постоянную, постепенную его адаптацию. Этот процесс шел естественно, не было никаких Соборов, долгое время никто этим, может быть, специально не занимался, хотя нельзя сказать, что совсем не занимались. В монастырях шла жизнь очень активная, очень насыщенная. Монастыри были центрами просвещения и образования Руси. И эта адаптация шла под постоянным внимательным надзором, будем говорить, или оком Церкви.
Но сейчас ситуация другая. Сейчас предоставить процесс реформ естественному протеканию и течению церковной жизни почти или даже вовсе невозможно. Требуется другой механизм, и этот механизм опять-таки мы находим в жизни Церкви изначально, и так должно быть до конца: Церковь все серьезные проблемы ставила на уровень соборного сознания, соборного осмысления. Эта соборность проявлялась в различных формах, от самых низших — локальных соборов, и до вселенских.
И сейчас мы стоим перед тем же самым вопросом, перед той же проблемой. Вот возникает целый ряд новых идей о том, как осуществлять приходскую жизнь. Многие не согласны с ними, другие, наоборот, их поддерживают. Неужели мы будем браниться здесь между собой? Да, мы должны высказать свои принципиальные соображения об этом, выяснить точки зрения, но это, я бы сказал — только подготовка. На самом деле подобного рода проблемы должны рассматриваться на соборном уровне. Как это возможно, и что означает — соборный уровень? Он может также иметь несколько этапов, как это всегда имело место в жизни Церкви. Нужно сказать одно: сейчас в нашей Церкви масса проблем, и мы пришли в нынешнее печальное состояние. Только тот, кто совершенно не знаком с жизнью Церкви, может думать, что у нас все безмятежно и прекрасно. Проблем у нас масса, причем проблем колоссальнейших, проблем таких, без решения которых, если оно не будут найдено немедленно, как можно быстрее, наша Церковь может деградировать. Не будем хвастаться тем, что мы православные. Рим был первой из церквей и кем стал? Церкви Западные разве не были православными в свое время?
Это обман, когда мы приводим слова Спасителя: "Созижду Церковь Мою, и врата адовы не одолеют Ей". Нельзя применять их к своей церкви и наслаждаться этим. Да, проблемы существуют, но их нельзя решать революционным путем. В Церкви есть механизм и принцип — соборность, соборное осмысление. И вот сейчас, когда мы находимся в преддверии Архиерейского собора, как раз мы должны была бы попытаться использовать этот механизм для рассмотрения имеющихся проблем. Что бы я предложил? Что могла бы начать делать конференция, что, скорее всего, уже не сделает, но может начать делать? Первое — обдумать то, что более всего сейчас волнует всех нас, и о чем должен уже сказать свое мнение и, может быть, принять решение Архиерейский собор. То есть первое, что нам нужно — перечень проблем наиболее актуальных, наиболее насущных. Должно быть ясное представление, перед чем мы стоим.
Второе, о чем опять-таки мы должны просить собор, — создать очень небольшие комиссии, не по типу той Богословской синодальной комиссии, в которой уже 36 человек и в которой много людей, или достаточно, по крайней мере, людей, не имеющих высшего богословского образования. Не такого типа. Должны быть созданы мобильные комиссии из 5—7 человек, не более, состоящие из настоящих экспертов, специалистов в этой области, которые должны заняться этими проблемами вплотную, с отчетностью перед Синодом, каждый, допустим квартал, полгода, в зависимости от значительности проблем. Должна идти работа постоянная, целенаправленная, а не спонтанная. Не что-то такое возникающее, кто-то поговорил, кто-то поспорил. Я полагаю, что мы должны уже сейчас просить Собор об этом. Дальше. Совершенно ясно, что эти комиссии, будучи очень незначительными по числу, не могут дать окончательные решения. И едва ли может дать таковые решения даже Синод. Требуется более широкое осмысление этих проблем. Поэтому полагаю, что по наиболее важным и жизненно насущным проблемам было бы очень полезно проводить подобного рода конференции, но не с такой широкой проблематикой, избави Бог, здесь мы все рассыпемся. Нужны конкретные вопросы, по которым бы люди могли бы действительно высказать свои убеждения, свои аргументы, по которым мы могли бы действительно увидеть, услышать голос Церкви.
И еще один момент, очень, на мой взгляд, важный: как мы должны подходить к самим этим проблемам и как их решать. Я сказал, что принцип соборности должен быть безусловным в подходе ко всем этим проблемам. Знаю критику, иногда даже сам разделяю, что наш механизм очень тяжелый, очень неподвижный, ждать очень долго. Увы! Видимо, мы очень ослабели. И что спрашивать с больного человека, что он едва идет, если вы начнете его подталкивать, он вообще упадет. Давайте смилостивимся все-таки, давайте поймем, что мы больны, что наша Церковь вовсе не настолько здорова, чтобы, знаете ли, как скаковой конь бежала. Нет, этого не будет. Я призываю к тому, чтобы с терпением, но настоятельно, просить наше церковное руководство о том, чтобы мы начали работу, работу самую настоящую, постоянную работу над теми проблемами, - которые перед нами стоят. Я другого пути не вижу. Нельзя стоять, нельзя революционизировать. Это две крайности, это две пропасти, одинаково пагубные для нашей Церкви. Если бы мы смогли, действительно, серьезно, вдумчиво, насколько возможно бесстрастно, подойти к тому, чтобы, во-первых, обозначить эти проблемы. Обозначить — как это важно! Ведь не случайно говорят, что правильно поставленный вопрос уже половина ответа. Это первое. Как бы мы хорошо сделали, если бы стали просить дружно, всем церковным нашим народным голосом, просить наше церковное руководство приступить к решению этих проблем, помочь этому решению, предложить соответствующие проекты, свои варианты. Тогда бы началась жизнь. Я думаю, что, может быть, мы тогда и не так обвиняли бы друг друга. Хотя нужно, конечно, знать: там, где делается революция, там трудно ожидать истины. Это один, конечно, из признаков. В Церкви не может быть взрывов.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter