Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterВопрос о смысле жизни или о том, что есть бытие или что есть истина, всегда стоит перед человечеством, несмотря ни на разъедающий философский скепсис, ни на притязания разума ограничить жизнь чисто позитивистским или утилитарным ее измерением.
Что есть истина? В попытке ответить на этот вопрос на арене истории выступают четыре основных претендента: философия, наука, мистика, религия.
Философия утверждает, что истина — это искомый результат деятельности "чистого" разума, ибо истина рациональна и может быть выражена в конкретных понятиях и суждениях. Не все системы мысли, как кажется, принимали это положение. Но свое несогласие они опять-таки обосновывали дискурсивно-логическим методом, подтверждая тем самым, что рассудок и ими рассматривается в качестве верховного судьи в разрешении этого вопроса.
Наука (естествознание): истина есть "объективная реальность", постигаемая, главным образом, эмпирическим путем, или (XX век) "полезная" модель этой реальности.
Мистика всех времен: истина есть невыразимое "ничто", переживаемое личностью в опыте внутреннего с ним слияния. Познание "ничто" по существу внеконфессионально, оно не связано ни с каким "ортодоксальным" учением.
Христианство: истина есть Сам Бог, бесконечный в Своей познаваемости и потому всегда непостижимый по существу, но постоянно открывающийся в Своих действиях. Истина есть Бог воплотившийся — Господь Иисус Христос. Познание Его обусловлено строгими законами духовной жизни.
В отличие от философии и науки, методы которых полностью поддаются рациональному контролю, мистика иррациональна. Религия же, охватывая всю полноту познавательных способностей человека, на разных этапах его духовного развития предлагает методы познания как рациональные, объективные (научное богословие), так и иррациональные, духовные.
Философский метод искания истины вызывает глубокое сомнение в первую очередь потому, что является, по существу, чисто рациональным, то есть включающим в себя известную логику и определенный, понятийный аппарат. Это делает философию обычной формальной системой. Но если логика—вещь чисто инструментальная и бесстрастная, то с понятиями дело обстоит несравненно хуже. И даже в особом интуитивном или мистическом озарении созерцая глубинную реальность, выходящую за пределы этого "трехмерного" мира, философ не смог бы ее описать ввиду отсутствия соответствующих слов-понятий или образов в нашем лексиконе. К тому же, как правило, все слова-понятия (кроме математических абстракций) очень неопределенны. В.Гейзенберг справедливо писал по этому поводу: "Значения всех понятий и слов, образующиеся посредством взаимодействия между миром и нами самими не могут быть точно определены... Поэтому путем только рационального мышления никогда нельзя прийти к абсолютной истине".
Интересно сопоставить эту мысль современного ученого и мыслителя с высказыванием христианского подвижника, жившего тысячелетием раньше Гейзенберга, квантовой механики не знавшего и вообще естествознанием не занимавшегося — преподобного Симеона Нового Богослова. Вот его слова: "Я... оплакивал род человеческий, так как, ища необычайных доказательств, люди приводят человеческие понятия и вещи, и слова, и думают, что изображают Божественное естество, то естество, которого никто ни из ангелов, ни из людей не мог ни увидеть, ни наименовать". Оба эти высказывания, как видим, говорят по существу одно и то же: истина, как бы мы ее ни называли, трансцендентна рассудку.
К тому же философия, ставя вопрос об истинности познания, осуществляемого в ее недрах, оказывается в заколдованном круге. Она (как и любая формальная система) не может самостоятельно доказать истинность себя самой. Это показал Гедель своей второй теоремой о невозможности доказать непротиворечивость формальной системы средствами самой системы. Философия в принципе не способна выйти за пределы той рационально-эмпирической данности, которая очерчена кругом ее логико-понятийного аппарата. К этому выводу фактически философия пришла и в своем историческом развитии, исследуя проблему бытия. Другой путь в поисках истины проходит разум в естественнонаучном познании мира. И хотя этот путь исторически значительно короче, чем у философии, однако он не менее эффективен в своих достижениях. К каким результатам приходит научная мысль в познании бытия?
Современная наука при всех ее громадных достижениях, а , точнее, благодаря им, является более скромной, чем наука недавнего прошлого. Ученые теперь реже, чем в прошлом, говорят о безусловных законах и чаще о теориях и гипотезах, меньше — об "истине" и больше — о "моделях", причем модели эти понимаются уже не как умственные или наглядные копии реальности, а лишь как эффективные методы размышления над проблемами реальности для достижения поставленных человеком целей.
Существуют характерные особенности современной науки, интересные в плане уяснения степени достоверности ее выводов.
Во-первых, сейчас ученые редко говорят о каком-то едином универсальном "научном методе". Они изобретают новые методы для решения новых проблем.
Во-вторых, чтобы понять одни и те же явления, ученые создают разные модели. Один из наиболее известных примеров относится к природе света, где в зависимости от целей свет рассматривают или как частицы, двигающиеся в пространстве с огромной скоростью, или как волны в энергетическом поле. И хотя такая диалектика квантовой механики не вмещается в границы привычного здравого смысла, ученые признают, что использование этих моделей даст наилучшие возможности для описания природы света.
В-третьих, имеет место переосмысление понятия объективности в науке. Все чаще признается, что ученые в своих исследованиях решают вопросы, поставленные человеческой личностью, а не какой-то "объективной" реальностью. Более того, особенно со времени появления трудов В. Гейзенберга, существует понимание, что, по крайней мере, при некоторых тонких опытах, например связанных, с исследованиями микромира, само наблюдение влияет на результаты опыта, и полученное в эксперименте знание является во многих отношениях относительным. Гейзенберг писал: "Наши усложненные эксперименты представляют собой природу не саму по себе, а измененную и преобразованную под влиянием нашей деятельности в процессе исследования... Следовательно, здесь мы также вплотную наталкиваемся на непреодолимые границы человеческого познания".
В-четвертых, бурный процесс расширения границ науки делает все более очевидным, что никакое знание нельзя рассматривать как окончательное. (Пример эволюции представлений об атоме является, по-видимому, наиболее ярким). Р.Фейнман говорит даже о недостоверности науки. "Вот почему наука недостоверна, — обращается он к студентам. — Как только вы скажете что-нибудь об области опыта, с которой непосредственно не соприкасались, вы сразу же лишаетесь уверенности. Но мы обязательно должны говорить о тех областях, которых мы никогда не видели, иначе от науки не будет проку... Потому, если мы хотим, чтобы от науки была какая-то польза, мы должны строить догадки. Чтобы наука не превратилась в простые протоколы проделанных опытов, мы должны выдвигать законы, простирающиеся на еще неизведанные области. Ничего дурного тут нет, только наука оказывается из-за этого недостоверной. А если вы думали, что наука достоверна, вы ошибались".
Эти, как и другие, особенности современной науки и критерии, применяемые в ней сегодня, позволяют ученым и исследователям научного знания сделать выводы о границах этого знания и его истинности.
Высказывание академика Л. Берга (СССР) как бы суммирует сказанное по этому поводу самими учёными. "Истина в науке — это все то, что целесообразно, что оправдывается и подтверждается опытом в качестве способного служить дальнейшему прогрессу науки. В науке вопрос об истине решается практикой..." Наука, даже самая теоретическая, всегда глубоко "заземлена" по своим конечным целям, она принципиально замкнута в горизонтальной плоскости, в ней нет места проблеме истины, как она стоит в религии и философии. Это делает ее как бы аполитичной, индифферентной в вопросах бытия Бога, истины, смысла жизни, вечности и т. д.
Формально "промежуточное" положение науки в мировоззренческом отношении не делает ее, однако реально нейтральной этически и духовно, ибо многие достижения науки используются или могут быть использованы в целях нравственно и духовно прямо противоположных. И если роль разума в этической ориентации науки более очевидна, то сложнее стоит вопрос о его значении в духовной направленности науки.
В этом плане можно выделить три основные негативные тенденции. Одна из них, так сказать, "нулевой вариант", при котором все духовные вопросы и сама проблема истины объявляются ненаучными псевдовопросами, незаслуживающими серьезного внимания. Существо этого агностического направления вполне очевидно и не требует особого анализа. Оно точнее всего выражено в словах Христа: "Предоставь мертвым погребать своих мертвецов" (Мф..8, 22).
Вторая тенденция, столь же древняя, сколь и новая, проявляется в попытке раздвинуть границы познания мира и власти над ним за счет включения в науку элементов магии и мистики.
Мистика и магия, хотя и имеют отдельные общие элементы (иррационализм, вера в наличие сверхприродных сил и другие), различаются между собой характером отношения к Высшему началу и его познанию. Мистика исходит, как правило, из признания Высшего начала. Мистическое познание осуществляется только в состоянии экстаза. Для мистика глубоко безразличны все ценности этого мира, он их и не ищет.
В магии все не так. Она большей частью далека от признания Бога; в ней совсем не обязателен экстаз; и ее цели исключительно посюсторонни. В этом она, по мнению Фрэзера, даже тождественна с наукой в своих основах. "Когда магия, — пишет он, — является в своей чистой и неизменной форме, она предполагает, что в природе явления должны следовать одно за другим неизбежно и неизменно, не нуждаясь во вмешательстве личного или духовного агента. Итак, ее основоположения тождественны с основоположениями современной науки". Задача магии заставить духов, высшие силы служить человеку в его исключительно земных интересах безотносительно к их нравственному содержанию. И определенная категория ученых также считает, что этические критерии неприложимы к науке и что она должна воспользоваться любыми средствами для достижения поставленных целей (конечно, земных, посюсторонних).
Особенно большой интерес во многих странах вызывают сейчас так называемая экстрасенсорика, астрология, спиритизм, йога, явления телепатии, телекинеза и т. д. Известный американский ученый доктор Муди видит причину увлечения в современном просвещенном обществе магией, колдовством, ведовством, оккультизмом в следующем: "Расстояние, разделяющее рациональный, научный мир от мира магического, — считает он, — небольшое. Наш западный мир проникнут магическим мировоззрением. Иудео-христианская концепция мира, созданного Богом, обязательно дополняется миром, в котором царит дьявол; Бог противостоит дьяволу, силы белого света и духа противостают легионам тьмы и земных вожделений. Возможно, что подобное биполярное разделение есть врожденное качество человека, но, безусловно, оно является частью западной традиции".
Некоторые социологи и психологи на Западе, например, даже склонны видеть положительные моменты в магии и магических культах. Тот же Муди считает, что "сатанисты после прохождения лечения средствами магической терапии становятся лучшими гражданами, чем были до этого".
Фрейд в 1921 году так говорил об отношении психоанализа к оккультизму: "Усилившийся интерес к оккультизму вовсе не обязательно должен заключать опасность для психоанализа. Мы должны, напротив, быть готовы к тому, что между первым и вторым обнаружится взаимная симпатия... Союз и сотрудничество между психоаналитиками и оккультистами может, таким образом, оказаться допустимым и многообещающим".
Прежде чем давать оценку этой тенденции в западной науке, скажем о третьем "духовном" течении в ней, весьма близком к предыдущему... Отчетливо она выражена одним из крупных современных физиков США Ч. Таунсом в его статье с очень характерным названием — "Слияние науки и религии". Основная мысль Таунса в этой статье та, что наука и религия стремятся к одной и той же цели, но разными путями. То есть по существу утверждается мысль о единстве науки и религии. Эта деистическая по форме и пантеистическая по содержанию идея неоднократно высказывалась и А. Эйнштейном и другими учеными и восходит еще к Аристотелю. В данном случае она свидетельствует о глубоком непонимании, если не религии вообще, то христианства, безусловно. Здесь мы сталкиваемся с откровенной попыткой метафизику превратить в физику, небо подменить землею и Самого Бога рассматривать не более, как универсальный принцип Вселенной. В этом заключается, может быть, одна из наиболее глубоких ошибок позитивистского разума на его пути к истине.
То же относится и к магии. Обращение науки к мистицизму не только не расширит границ ее познания, но уведет еще дальше от познания истины, что неминуемо обернется тяжелейшими последствиями для человечества. Ибо мистика, утверждая так называемую духовную свободу, а на самом деле произвол в духовной жизни, тем самым разрушает основы этой жизни.
Мистик ищет экстаза, духовных наслаждений, откровений. Он "видит" свое бесстрастие, свою чистоту, свою силу. Мистик не познает Бога и потому предпочитает говорить о божественном Ничто, о Невыразимом, Непознаваемом, о Едином и т. д. Богослов и крупный исследователь религий Ф. Гейлер в своем монументальном труде "Молитва" верно замечает, что "последовательный мистицизм освобождает представление о Боге от всех личностных атрибутов, остается "голая" и чистая бесконечность". В конечном счете, мистик сам себя видит Богом (Быт. 3,5).
Подобный мистицизм в христианстве называется прелестью. Христианские откровения и духовные состояния и переживания, которые, к большому сожалению, часто также называют мистическими (что приводит к смешению противоположных духовных полюсов: Кор. 6, 14-15), носят совершенно другой характер.
В настоящее время употребление термина "мистика" приобретает особенно принципиальный характер, поскольку в том его широком значении, охватывающем добро и зло, истину и ложь, Христа и Велиара (2 Кор. 6,15), в котором он уже привычно употребляется в философской и богословской литературе, он особенно легко и незаметно вводит в сознание разрушительную идею тождественности по существу аскетических путей всех религий.
Эта теософская идея, совершенно обесценивая уникальную значимость Жертвы Господа Иисуса Христа и Его Откровения в деле спасения мира и уничтожая фактически само понятие Истины в религии, лишает тем самым человека даже мысли о возможности роковой ошибки в наиболее сложной и ответственной области жизни — духовной, превращая его, таким образом, в слепую игрушку своей мечтательности, гордыни и часто откровенно демонических сил.
Аскетическая, литургическая, гимнографическая письменность на русском (славянском, церковно-славянском) языке, авторами которой являются люди духоносные, не употребляет термина "мистический", когда говорит об истинной святости, духовности, богообщении, хотя и употребляет много греческих слов без перевода. Одной из причин этого является та простая мысль, что язык дан людям для взаимопонимания, для обозначения и различения вещей, а не смешения их. Ибо в последнем случае люди потеряют "человеческую" связь друг с другом и с самой жизнью, тенденция чего все очевиднее нарастает в богословии, философии и в целом в гуманитарной сфере современной мысли. Но смешение понятий в области духовной, отсутствие взаимопонимания в ней страшнее, чем в любой другой, ибо эта область является фундаментом всех других, основой самого бытия человеческого.
Очевидно, что негативные последствия развития указанной тенденции в науке могут быть надлежащим образом оценены лишь при самом серьезном изучении христианских (как всеобщих и оптимальных) принципов жизни и критериев истинности познания.
Достижения разума особенно в современную эпоху очень показательны. Его небывалые в истории научно-технические успехи сопровождаются появлением столь же небывалых, враждебных жизни сил разрушения. И в первую очередь эти силы проявляются в духовно-нравственной сфере. Сейчас стираются границы между добром и злом, все переставляется с ног на голову, перемешивается. И ни современная философия, изъявшая само понятие истины из области своих умозрений, ни тем более наука, для которой духовные категории вообще псевдопроблемы, не в состоянии остановить этот процесс, ведущий человечество к гибели.
Европейская цивилизация сегодня—детище "свободного" разума — все более напоминает растущую змею, заглатывающую свой хвост. Без сомнения, что в самом "проекте" цивилизации падшим человеческим разумом был допущен принципиальный просчет. Сейчас, в конце XX столетия, это становится все очевиднее. Четче вырисовываются различные пути разума, лучше видятся и его пределы. И в этом видении очередного тупика, в который зашел разум, оторвавшийся от души, еще раз открывается надежда на его возрождение. Оно возможно только на пути духовно-нравственного очищения человека, его сердца, в котором происходит познание Бога — Истины (Мф. 5, 8). Паскаль правильно писал: "Мы познаем истину не посредством одного разума, но и с помощью сердца", — сердца, очищенного от страстей.
Так бывало многократно в истории цивилизаций, которые погибали, когда разум был уже не способен увидеть свои пределы и, переступая границы познания, впадал в безумие. Другие продолжали жизнь и развитие, но коренным образом изменяясь, ибо всегда правильное развитие было сопряжено со смирением разума, с нравственным и духовным очищением народов, в основе которого было заложено правильное религиозное понимание человека и мира.
«Православная беседа», №1, 1992
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter