Не на гнев создал нас Бог, но для (получения) спасения, чтобы мы, насладившись Его благами, были благодарны и благомыслящи в отношении к Благодетелю (сщмч. Петр Дамаскин, 72, 19).
***
...Человек на... сирийском языке называется огнем, сходно с природою. Ибо от одного человека произошел весь мир, как от одной свечи можно зажечь сколько угодно других, и та первая от этого не оскудеет. По смешению же языков иной (язык) производит слово «человек» от забвения, которое свойственно человеку, другой — от других его свойств, а эллинский производит слово «человек» от взирания наверх. Но естество его есть собственно слово, потому и называется он словесным, ибо один только человек обладает этим свойством, по иным же своим названиям он имеет себе соименников между другими творениями (сщмч. Петр Дамаскин, 73, 126).
***
Да познает разумный человек, что он бессмертен, и да возненавидит всякую срамную похоть, которая бывает для людей причиною смерти (прп. Антоний Великий, 85, 65).
***
Для чего создан человек? Для того, чтобы, познавая творения Божии, он зрел Самого Бога и прославлял Создавшего их для человека; ум, любовью к Богу прилепленный (боголюбец и боголюбезный), есть невидимое благо, от Бога даруемое достойным за добрую жизнь (прп. Антоний Великий, 85, 72—73).
***
Образом Божиим бывает человек, когда живет право и богоугодно, а этому быть невозможно, если не отстанет человек от всего страстного. У кого ум боголюбив, тот искусен во всем, что спасительно для души, и во всяком благоговеинстве, требуемом от него. Боголюбивый муж не укоряет никого другого, потому что знает, что и сам согрешает, и это есть признак души спасающейся (прп. Антоний Великий, 85, 79).
***
(Настоящий) человек есть тот, кто понял, что такое тело — именно, что оно тленно и маловременно. Таковый и душу понимает (как следует) — именно, что она божественна и бессмертна и, будучи вдуновением Бога, соединена с телом для испытания и восхождения к богоподобию. Понявший же душу как следует, живет право и богоугодно, не доверяя и не поблажая телу. Созерцая Бога умом своим, он зрит умно и вечные блага, даруемые Богом душе (прп. Антоний Великий, 85, 85).
***
Для человека создал Бог небо, украшаемое звездами, для человека создал Он землю — и люди возделывают ее для себя. Не чувствующие такого Божия промышления несмысленны душою (прп. Антоний Великий, 85, 86).
***
Человек, как сотворенный из ничего, по природе смертен; но, по причине подобия Сущему, если бы сохранил оное устремление к Нему ума своего, мог замедлить в себе естественное тление и пребыл бы нетленным... (свт. Афанасий Великий, 1, 196).
***
Бог не только сотворил нас из ничего, но, по благодати Слова, даровал нам и жизнь по Богу (свт. Афанасий Великий, 1, 197).
***
<Господь> творит <людей> по образу и подобию Своему, чтобы при такой благодати, представляя себе Образ, разумею же Отчее Слово, могли приобретать понятие о Самом Отце и, познавая Творца, жить... подлинно блаженною жизнию (свт. Афанасий Великий, 1, 205).
***
<Познай себя>... земного по природе, но дело Божиих рук, много уступающего бессловесным в силе, но поставленного властелином над бессловесными и неодушевленными тварями, умаленного в том, чем снабдила природа, но по превосходству разума способного возноситься в самое небо (свт. Василий Великий, 5, 86).
***
Зиждитель человека, Бог, создал его <человека> простым по образу Своему, Который спасает сердца; но впоследствии, опутав его <сердце> плотскими страстями, мы сделали из него сердце многовидное и многоличное, растлив его боговидность, простоту и единообразность (свт. Василий Великий, 5, 241).
***
...Подлинно это избыток несмыслености и скотского неразумия, если созданный по образу Творца не сознает первоначального своего устройства, не хочет уразуметь всего Божия о нем Домостроительства и по оному заключать о собственном своем достоинстве, но до того забывает все это, что, отвергнув образ Небесного, восприемлет образ перстного (свт. Василий Великий, 5, 314).
***
Если не помнишь первоначального своего происхождения, то составь понятие о своем достоинстве по возданной за тебя цене. Посмотри, что дано взамен тебе и познай, чего ты стоишь. Ты куплен многоценною Кровию Христовою: не будь же рабом греха; уразумей себе цену, чтобы не уподобиться скотом несмысленным (Пс. 48, 13) (свт. Василий Великий, 5, 315).
***
Мы, люди, введены в мир сей как бы в общее училище: нам, получившим ум, имеющим глаза для наблюдения, повелено, как бы по некоторым письменам, по устройству и управлению вселенной познавать Бога (свт. Василий Великий, 6, 107).
***
Четвероногие смотрят в землю и потуплены к чреву, а у человека взор обращен к небу, чтобы он не предавался чреву и плотским страстям, но имел всецелое стремление к Горнему шествию (свт. Василий Великий, 8, 42).
***
...От природы в нас есть вожделение прекрасного, хотя по большей части одному то, а другому другое кажется прекрасным... (свт. Василий Великий, 9, 83).
***
...По природе всякий человек и со всеми равночестен, и преимущества наши не в роде, не в избытке имения, не в устройстве тела, но в преимущественном страхе Божием (свт. Василий Великий, 11, 209).
***
Надобно знать, что поелику человек двойствен, то есть состоит из души и тела, то и чувства имеет двоякие. Есть пять чувств душевных и пять чувств телесных; душевные у мудрецов называются силами души и суть следующие: ум, разум, мнение, воображение и чувствование; телесные же чувства суть: зрение, обоняние, слух, вкус и осязание. Отсюда происходят двоякие их добродетели и двоякие пороки (прп. Ефрем Сирин, 32, 385).
***
Что же такое образ Божий? — Это невидимость, бессмертие, свобода, а также владычественность, сила чадорождения, назидательность... Образ Божий имеет всяческий человек, потому что нераскаянна дарования Божия (Рим. 11, 29) (прп. Ефрем Сирин, 32, 395).
***
Что такое подобие Божие? — Подобие Божие имеет в себе человек соразмерно с добродетелью, делами богоименитыми и богоподражательными, т. е. соразмерно с тем, что человеколюбиво расположен к однородным, милосердствует, милует и любит подобных себе рабов, оказывает всякое сердоболие и сострадание... Подобие Божие имеют редкие и то одни добродетельные и святые, сколько возможно человеку подражающие в благости Богу (прп. Ефрем Сирин, 32, 395).
***
Бог создал человека свободным, почтив его умом и мудростию и положив пред очами его жизнь и смерть, так что если пожелает по свободе идти путем жизни, то будет жить вечно, если же по злому произволению пойдет путем смерти, то вечно будет мучиться (прп. Ефрем Сирин, 32, 396).
***
Господь всяческих сотворил меня совершенным и соделал орудием славы Своей, чтобы я служил Ему и святил имя Его, а я, несчастный, соделал члены свои орудиями греха и творил ими неправду. Увы мне, потому что будет Он судить меня! (прп. Ефрем Сирин, 33, 204).
***
Ты сотворил меня, Господи, наименовал меня образом Твоим по благости Твоей, создал меня по подобию Твоему. Ты научил меня знать путь в обитель жизни и показал мне путь в геенну. Лукавый, по зависти своей, поставил мне скрытные засады, совлек меня с пути Твоего, и погряз я в мерзостях (прп. Ефрем Сирин, 33, 233).
***
В двух мирах рождается человек, две носят его утробы — матернее чрево и гроб; матернее чрево рождает его на труд и болезнь, а гроб — на суд и воздаяние. И один мир преходит, другой пребывает вечно. Блажен, кто умудрился! (прп. Ефрем Сирин, 33, 240).
***
Любовь Твоя, Боже, подвигла Тебя, по благости Твоей, сотворить меня из персти. Ты украсил меня небесными Твоими красотами, а я забыл Тебя, послушался сатаны и из великого вожделенного блаженства ниспал в бездну зловония и в греховную тину. Горе мне! Не умел я оценить славы своей, и вот блюдусь для тьмы кромешной (прп. Ефрем Сирин, 33, 260).
***
Даруй нам, Господи наш, принести Тебе три избранные дара. Даруй нам, Господи наш, воскурить пред Тобою три благоуханных кадила.
Даруй нам, Господи наш, возжечь Тебе три ясногорящие светильника: дух, душу и тело — сии три дара Единой Троице.
Дух посвятим Отцу, душу посвятим Сыну, тело посвятим Духу Святому, Который вновь восставит его из праха.
Отче, освяти Себе дух наш! Сыне, освяти Себе душу пашу! Душе Святый, освяти Себе тело наше, изнемогающее от язв!
Даруй нам, Господи наш, возрадоваться о Тебе, и Ты возрадуйся о нас в последний день. Хвала Тебе от духа, тела и души! А нам щедроты Твои! (прп. Ефрем Сирин, 33, 308).
***
Хвала Всеблагому, Который по любви Своей открыл славу Свою сынам человеческим! Из персти создал Он бессловесное естество и украсил его душой, обладательницей сокровищ. Перстные уста соделал способными величать Его, чтобы вся тварь воспевала Ему хвалу (прп. Ефрем Сирин, 33, 316).
***
Благословен Сотворивший нас орудиями славы Своей и вложивший славословие в недостойные уста наши! Хвала щедротам Его, потому что перстных соделал служителями Ангелов, чтобы всякую ночь и во всякое время воспевали они святое имя Его! (прп. Ефрем Сирин, 33, 317).
***
Как велик и славен Адам при сотворении своем! Как велико уничижение его в час смерти его! Да возвеличит его Воскресение Твое!
Устроением своим явил он мудрость Творца своего, а разрушением своим показал злобу коварного. Да посрамится же лукавый обновлением Адама!
Прекрасен и велик человек в сотворении своем, уничижен в кончине своей. В жизни своей как бы значит он что-то, а в смерти он — как бы ничто. Возвеличь его Ты, Господи, который судишь и осуждаешь, испытуешь и оправдываешь.
Человек — Божие подобие, а смерть его — смерть бессловесных. Да возвеличится, Господи, образ наш!
В мире человек имеет дар слова, а в шеоле безмолвен; да обновятся песнопения его! (прп. Ефрем Сирин, 33, 493).
***
Вполне совершенными сотворил Ты <Господи> нас, бея меры повредили мы сами себя (прп. Ефрем Сирин, 34, 32).
***
Творец создал людей, чтобы на Него взирали и Ему уподоблялись, и чтобы, как Сам Он содержит в порядке тварь Свою, так и они подчиняли порядку дела свои (про. Ефрем Сирин, 34, 312).
***
Не ради рая был создан человек, а, напротив того, сам был виною насаждения рая (прп. Ефрем Сирин, 34, 377).
***
Добрый человек есть как бы мысль Божия и ум, изыскивающий тайное, есть пророк для тех, кои нуждаются в нем (прп. Ефрем Сирин, 37, 341).
***
Сотворивший человека вначале сделал его свободным, ограничив его только одним законом заповеди; соделал и богатым среди сладостей рая, а вместе с ним благоволил даровать сии преимущества и всему роду человеческому в одном первом семени. Тогда свобода и богатство заключались единственно в соблюдении заповеди, а истинная бедность и рабство — в преступлении оной. Но с того времени, как появились зависть и раздоры, как началось коварное владычество змия, непрестанно и неприметно привлекающего нас к злу лакомою приманкою удовольствия и вооружающего дерзких людей против слабых, — с того времени расторглось родство между людьми, отчуждение их друг от друга выразилось в различных наименованиях званий, и любостяжание, призвав и закон на помощь своей власти, заставило позабыть о благородстве естества человеческого (свт. Григорий Богослов, 13, 29).
***
Каждый из нас получил бытие не для одного себя, но и для всех, которые имеют с ним одну природу и произведены одним Творцом и для одних целей (свт. Григорий Богослов, 13, 271).
***
У всех высоких... одно отечество — Горний Иерусалим, в котором сокрыто житие наше. У всех один род, и если угодно смотреть на дольнее — это персть, а если на высшее — это дыхание, которого стали мы причастниками, которое заповедано нам хранить и с которым должно предстать на суд и дать отчет в соблюдении горнего нашего благородства и образа. Посему всякий благороден, кто соблюл сие дыхание добродетелью и стремлением к Первообразу, и всякий не благороден, кто осквернил оное пороком и принял на себя чуждый образ — образ змия (свт. Григорий Богослов, 14, 176).
***
Художническое Слово созидает живое существо, в котором приведены в единство невидимая и видимая природы; созидает, говорю, человека и из сотворенного уже вещества взяв тело, а от Себя вложив жизнь (что в Слове Божием известно под именем разумной души и образа Божия), творит как бы некоторый второй мир, в матом великий; поставляет на земле иного ангела, из разных природ составленного поклонника, зрителя видимой твари, таинника твари умосозерцаемой; царя над тем, что на земле, подчиненного Горнему царству, земного и небесного, временного и бессмертного, видимого и умосозерцаемою, ангела, который занимает середину между величием и низостью, один и тот же есть дух и плоть — дух ради благодати, плоть ради превозношения, дух, чтобы пребывать и прославлять Благодетеля, плоть, чтобы страдать и, страдая, припоминать и поучаться, сколько ущедрен он величием, творит живое существо, здесь предуготовляемое и преселяемое в иной мир, и (что составляет конец тайны) чрез стремление к Богу достигающее обожения. Ибо умеренный здесь свет истины служит для меня к тому, чтобы видеть и сносить светлость Божию, достойную Того, Кто связует и разрешает и опять совокупит превосходнейшим образом (свт. Григорий Богослов, 14, 242).
***
Было время, когда высокое Слово Ума, следуя великому Уму Отца, водрузило несуществовавший дотоле мир. Оно рекло, и совершилось все, что было Ему угодно. Но когда все это — земля, небо и море — составило мир, нужен стал зритель Премудрости — матери всего — и благоговейный царь земной. Тогда Слово рекло: «пространное небо населяют уже чистые и присноживущие служители, непорочные умы, добрые Ангелы, песнословцы, неумолчно воспевающие Мою славу. Но земля украшается одними неразумными животными. Потому угодно Мне создать такой род тварей, в котором бы заключалось то и другое, род тварей, средних между смертными и бессмертными, разумного человека, который бы увеселялся Моими делами, был мудрым таинником небесного, великим владыкою земли, новым ангелом из персти, песнословцем Моего могущества и Моего ума». Так рекло Слово, и, взяв часть новосозданной земли, бессмертными руками составило мой образ и уделило ему Своей жизни, потому что послало в него Дух, который есть струя невидимого Божества. Так из персти и дыхания создан человек — образ Бессмертного; потому что в обоих царствует естество ума. Посему, как земля, привязан я к здешней жизни, и как частица Божественного, ношу в груди любовь к жизни будущей. Так сопряжен был первородный человек; а впоследствии тело берется от плотей, душа же примешивается недоведомым образом, привходя совне в перстный состав, как знает сие Соединивший, Который вначале вдохнул ее и сопряг образ Свой с землею. А иный, пришедши на помощь моей песни, смело и следуя многим, присовокупит и следующее рассуждение. Как тело, первоначально растворенное в нас из персти, сделалось впоследствии потоком человеческих тел и от первозданного корня не прекращается, в одном человеке заключая других, так и душа, вдохнутая Богом, с сего времени сопривходит в образуемый состав человека, рождается вновь из первоначального семени, уделяемая многим, и в смертных членах сохраняя постоянный образ. Посему-то душа получает в удел умное господство. Но как в тонких трубах и сильное дыхание, даже весьма искусного человека, производит звуки слабые и нестройные, а когда даны ему в руки трубы широкого размера, тогда изливают они совершеннейший звук, так и душа, оказывающаяся бессильною в немощном составе, проявляется в составе укрепившемся и обнаруживает тогда весь ум. Но поелику нетленный Сын создал... человека с тем, чтобы он приобрел новую славу и. изменив в себе земное в последние дни, как бог, шествовал отсюда к Богу, то и не предоставил его собственной свободе и не связал его совершенно, но, вложив закон в его природу и напечатлев в сердце добрые наклонности, поставил среди вечноцветущего рая, хотя в таком равновесии между добром и злом, что он мог по собственному выбору склониться к тому или другому, однако же чистым от греха и чуждым всякой двуличности. А рай, но моему рассуждению, есть небесная жизнь. В нем-то поставил Бог человека, чтобы он был неослабным делателем Божиих словес. Запретил же ему употребление одного растения, которое было совершеннее других, заключая в себе силу к полному различению добра и зла. Ибо совершенное хорошо для преуспевших, а не для начинающих. Последним оно столько же обременительно, сколько совершенная пища младенцу. Но когда, по ухищрению завистливого человекоубийцы, вняв убедительности женского слова, человек вкусил преждевременно сладкого плода и облекся в кожаные ризы — тяжелую плоть, и стад трупоносцем, потому что смертию Христос положил предел греху; тогда исшел он из рая на землю, из которой был взят, и получил в удел многогрудную жизнь; а к драгоценному растению приставил Бог хранителем Свою пламенеющую ревность, чтобы какой Адам, подобно прежнему, не взошел внутрь преждевременно, и прежде нежели бежал пожирающей снеди сладкого древа, находясь еще во зле, не приблизился к древу жизни. Как увлеченный бурными волнами мореходец отнесен назад и потом, или отдав парус на волю легчайшему веянию, или с трудом на веслах, пускается снова в плавание, так и мы, далеко отплывшие от великого Бога, опять не без труда совершаем вожделенное плавание. И этот новонасажденный грех к злосчастным людям перешел от прародителя... (свт. Григорий Богослов, 15, 242-245).
***
Если будешь много о себе думать, то напомню тебе, откуда пришел ты в жизнь, чем был прежде, чем — когда лежал в матерней утробе и чем будешь впоследствии, а именно: прахом и снедью червей; потому что принесешь с собою к мертвецам не более, как и самый немощный. А если будешь низко о себе думать, то напомню тебе, что ты Христова тварь, Христово дыхание, Христова честная часть, а потому вместе небесный и земной, приснопамятное творение — созданный бог, чрез Христовы страдания шествующий в нетленную славу. Посему не угождай плоти, чтобы не полюбить до излишества настоящую жизнь. Но старайся сооружать прекраснейший храм; потому что человек есть храм Великого Бога. И тот сооружает себя в сей храм, кто отрешается от земли и непрестанно шествует к небу. И сей-то храм советую тебе охранять так, чтобы он благоухал от всех твоих дел и слов, чтобы всегда пребывал в нем Бог, чтобы он всегда был совершен, и притом существенно, а не наружно. Не раскрашенный, разноцветный и блещущий поддельными красотами корабль веди по морскому хребту, но крепко сколоченный гвоздями, удобный для плавания, искусно оснащенный руками художника и быстро движущийся по водам (свт. Григорий Богослов, 15, 256).
***
Несмотри на жалкий человеческий род; тогда и сам скажешь с <Гомером> стихотворцем: «Нет ничего немощнее человека». Я плод истекшего семени; с болезнями роима меня мать, и воскормлен я с великими и тяжелыми грудами. Сперва матерь носила меня в объятиях — сладостный труд! а потом не без болезненных воплей сошел я на (землю; потом стал ходить по земле как четвероногий, пока не поднялся на колеблющиеся ступни, поддерживаемый чужими руками. Со временем в намеках немотствующего голоса проблеснул мой ум. А потом уже под руководством других я выплакал себе слово. В двадцать лет собрался я с силами, но прежде сего, как подвизавшийся на поприще, встретил много поражений. Иное остается при мне, другое для меня погибло, а над иным (да будет известно тебе, душа моя) будешь еще трудиться, проходя жизнь, — это стремление во всем тебе противное, этот дикий поток, это волнующееся море, то здесь, то там вскипающее от непрестанных порывов ветра. Часто обуреваюсь собственным своим безрассудством, а оное навел на меня противник нашей жизни — демон (свт. Григорий Богослов, 15, 2(55-266).
***
Во мне двоякая природа. Тело сотворено из земли, потому и преклонно к свойственной ей персти. А душа есть Божие дыхание и всегда желает иметь лучшую участь пренебесных (свт. Григорий Богослов, 15, 270).
***
Смертные человеки, порождение истекшей влаги, ничтожные, вы, которые, живя смертью, надмеваетесь суетным! Долго ли вам, оставаясь игралищем ложных и наяву представляющихся сновидений, и играя ими, блуждать на земле без цели (свт. Григорий Богослов, 15, 321).
***
Бог-Слово, как совершеннейший Художник, разлучив... природы и премудро сопрягая тварь, создает и меня — живое существо, сложенное из обеих природ, сочетая воедино и слово и бессловие, т. е. невидимую душу, в которой ношу я образ Всевышнего Бога, и видимое тело. Таково смешение этой досточестной твари, которую можно назвать новым миром, в мире малом — миром великим. И как Сам Он преисполнен света и добра, то и мне даровал несколько добра; восхотел же, чтоб оно было моим делом. А для сего показал мне тогда же границы той и другой жизни и определил их словом, придал в помощь твари закон, поставил меня самопроизвольным делателем добра, чтобы борьбою и подвигом приобрел я венец; потому что для меня это лучше, чем жить свободным от ограничений (свт. Григорий Богослов, 16, 124).
***
Высоко достоинство человека. Смотри, каковы небо, земля, солнце и луна, и не в них благоволил успокоиться Господь, а только в человеке. Поэтому человек драгоценнее всех тварей, даже, осмелюсь сказать, не только видимых, но и невидимых тварей, т. е. служебных духов. Ибо об Архангелах Михаиле и Гаврииле не сказал Бог: сотворим по образу и подобию Нашему (Быт. 1, 26), но сказал об умной человеческой сущности, разумею бессмертную душу (прп. Макарий Египетский, 66, 121).
***
Природа наша удобоприемлема и для добра, и для зла, и для Божией благодати, и для сопротивной силы (прп. Макарий Египетский, 66, 122).
***
Познай, человек, свое благородство и достоинство, как драгоценен ты, брат Христов, друг Царев, невеста Небесного Жениха (прп. Макарий Египетский, 66, 207).
***
Неестественно было начальнику <человеку> явиться прежде подначальных <животных и прочих>, но после того, как уготовано сперва владение, следовало показать и царя. Посему, когда Творец вселенной как бы царский некий чертог устроил имущему царствовать, и это были — самая земля, острова, море и наподобие крыши сведенное над ними небо; тогда в царские эти чертоги собрано было всякого рода богатство; богатством же называю всю тварь, нее растения и прозябения, все, что чувствует, дышит, имеет душу. Если же к богатству причислить надобно и вещества, какие только по какой-либо доброцветности в глазах человеческих признаны драгоценными, например: золото и серебро, и те из камней, которые любезны людям, то обилие всего этого как бы в царских некиих сокровищницах, сокрыв в недрах земли, потом уже покалывает в мире человека, будущего, заключающихся в нем чудес, частью зрителя, а частью владыку, чтобы при наслаждении приобрел он познание о Подателе, а по красоте и величию видимого исследовал неизреченное и превышающее разум могущество Сотворшего. Посему-то человек введен последним в творение, не потому что, как нестоющий, отринут на самый конец, но потому что вместе с началом бытия должен был стать царем подчиненных (свт. Григорий Нисский, 18, 84).
***
...Богатый и щедрый Угоститель естества нашего, всякого рода красотами убрав это жилище <землю>, уготовив этот великий и всем снабженный пир, потом уже вводит человека, вменив ему в занятие не приобретать то, чего еще нет, но наслаждаться тем, что уже есть. Поэтому в основании устройства полагает в человеке сугубое начало, смешав с земным божественное, чтобы ради того и другого иметь ему наслаждение, какое сродно и свойственно тому и другому, наслаждаясь и Богом по естеству божественному, и земными благами по однородному с ними чувству (свт. Григорий Нисский, 18, 85).
***
Устрояется солнце и никакого не предшествует совета, так же и небо, хотя нет ничего ему равного в сотворенном, и такое чудо созидается единым речением; о том же, из чего и как, и о чем-либо подобном, не сказано ни слова. Так и все, взятое порознь: эфир, звезды, наполняющий средину воздух, море, земля, животные, растения — все приводится в бытие словом. К одному только устроению человека Творец вселенной приступает как бы с рассмотрительностью, чтобы и вещество приуготовить для сего состава, и образ его уподобить первообразной некоей красоте, и предназначить цель, для которой будет он существовать, и создать естество, соответственное ему, приличное его деятельности, пригодное для предположенной цели (свт. Григорий Нисский, 18, 87).
***
Как в этой жизни художники дают вид орудию соответственно его потребности, так наилучший Художник создал наше естество, как некий сосуд, пригодный для царственной деятельности и по душевным преимуществам, и по самому телесному виду, устроив его таким, каким нужно быть для царствования. Ибо душа прямо показывает в себе царственность, и возвышенность, и великую далекость от грубой низости тем самым, что она, не подчиняясь, свободно, полновластно располагает своими желаниями. А это кому иному свойственно, кроме царя? И сверх того, соделаться образом Естества всем владычествующего — не иное что значит, как при самом создании немедленно | гать естеством царственным. Ибо, как по человеческому обычаю, приготовляющие изображения державных и черты лица снимают верно, и облачением в порфиру покачивают царское достоинство, и изображение называется обыкновенно царем, так и человеческое естество, поскольку приуготовлялось для начальствования над другими, по причине подобия Царю вселенной, выставлялось как бы некиим одушевленным изображением, то общие с Первообразом имело и достоинство и имя; но не в порфиру было облечено, не скипетром и диадемою показывало свой сан (сего нет и у Первообраза), а вместо багряницы облечено добродетелью, что царственнее всех одежд, вместо скипетра утверждено блаженством бессмертия, вместо царской диадемы украшено венцом правды, так что в точности уподобляясь красоте Первообраза, всем доказывало царский свой сан (свт. Григорий Нисский, 18, 87).
***
Наш Зиждитель, как бы наложением некоторых красок, т. е. добродетелями, расцветил изображение до подобия с собственною Своею лепотою, чтобы в нас показать собственное Свое начальство. Многовидны и различны сии как бы краски изображения, которыми живописуется истинный образ: это не румянец, не белизна, не какое-либо смешение сих цветов одного с другим, не черный какой-либо очерк, изображающий брови и глаза, не какое-либо срастворение красок, оттеняющее углубленные черты, и не что-либо подобное всему тому, что искусственно произведено руками живописцев, но вместо всего этого — чистота, бесстрастие, блаженство, отчуждение от всего худого; и все с сим однородное, чем изображается в человеке подобие Божеству. Такими цветами Творец собственного Своего образа живописал наше естество. Если же отыщешь и другие черты, которыми обозначается Божественная лепота, то найдешь, что и оных подобие в нашем образе сохраняется в точности (свт. Григорий Нисский, 18, 89).
***
Божественная красота <человека> не во внешних чертах, не в приятном складе лица и не какою-либо доброцветностью сияет, но усматривается в невыразимом блаженстве добродетели (свт. Григорий Нисский, 18, 89).
***
По естественному виду души <человек> питается; с растительною же силою соединена чувствительная, по природе своей занимающая середину между умопредставляемою и вещественною сущностью, в такой мере грубейшая первой, в какой она чище последней. Потом с тем, что есть тонкого и светоносного в естестве чувствующем, совершается некое освоение и срастворение умопредставляемой сущности, чтобы человек составлен был из сих трех естеств. Так подобное сему познали мы от Апостола, когда говорил он Ефесянам, желая им, да сохранится всесовершенная благодать и тела, и души, и духа в пришествие Господне (ср.: 1 Сол. 5, 23), и питательную часть называя телом, чувствующее означая словом — душа, а умопредставляемое словом — дух (свт. Григорий Нисский, 18, 99).
***
Апостол знает три различные произволения <в человека и именует плотским то, которое занимается чревом и его услаждениями; душевным, которое в середине между добродетелью и пороком, возвышается над пороком, но не вполне причастно добродетели; и духовным, которое имеет в виду совершенство жития по Богу (свт. Григорий Нисский, 18, 100).
***
Если Писание говорит, что человек создан был последним после всего одушевленного, не иное что означается сим, как то, что Законодатель любомудрствует о душе нашей по необходимой некоей последовательности в порядке, в окончательном усматривая совершенное. Ибо в словесном заключается и прочее, а в чувственном есть, без сомнения, и естественное, последнее же усматривается только вещественным. Посему природа естественным образом, как бы по степеням, разумею отличительные свойства жизни, делает восхождение от малого к совершенному (свт. Григорий Нисский, 18, 101).
***
Образ, пока не имеет недостатка ни в чем представляемом в Первообразе, в собственном смысле есть образ; но как скоро лишается в чем-либо подобия с Первообразом, в этом самом не есть уже образ. Посему, так как одним из свойств, усматриваемых в Божием естестве, есть непостижимость сущности, то по всей необходимости и образ в этом имеет сходство с Первообразом. Если бы естество образа оказалось постижимым, а Первообраз был выше постижения, то сия противоположность усматриваемых свойств обличила бы погрешительность образа. Но как не подлежит познанию естество нашего ума, созданного по образу Сотворшего, то имеет он точное сходство с превыше Сущим, непознаваемостью своею отличая непостижимое свое естество (свт. Григорий Нисский, 18, 109).
***
Как низко и недостойно естественного величия человека представляли о нем иные из язычников, величая, как они думали, естество человеческое сравнением его с этим миром! Ибо они говорили: человек есть малый мир, состоящий из одних и тех же со вселенною стихий. Но громким сим наименованием воздавая такую похвалу человеческой природе, сами того не заметили, что почтили человека свойствами комара и мыши; потому что и в них растворение четырех стихий, почему какая-либо большая или меньшая часть каждой из них непременно усматривается в одушевленном, а не из них неестественно и составиться чему-либо одаренному чувством. Посему что важного в том — почитать человека образом и подобием мира; когда и небо преходит и земля изменяется, и все, что в них содержится, переходит прехождением содержащего? Но в чем же по церковному учению состоит человеческое величие? Не в подобии тварному миру, но в том, чтобы быть по образу естества Сотворшего (свт. Григорий Нисский, 18, 136).
***
Бог по естеству Своему есть всякое то благо, какое только можно объять мыслью, или лучше сказать, будучи нише всякого блага и мыслимого и постигаемого, Он творит человека не почему-либо иному, а только потому, что благ. Будучи же таковым и поэтому приступив к созиданию человеческого естества, не в половину показал могущество благости, дав нечто из того, что у Него есть, и поскупившись в сем общении. Напротив того, совершенный вид благости в Боге состоит в том, что приводит человека из небытия в бытие и соделывает его не скудным и благах. Поскольку же подробный список благ велик и обозначить их числом неудобно, то Божие слово, в кратком изречении совокупив все блага, обозначило их, скала», что человек создан по образу Божию. Ибо это значит то же, что и сказать: соделал естество человеческое причастным всякого блага; потому что если Божество есть полнота благ, а человек — Его образ, то значит, образ в том п имеет подобие Первообразу, что исполнен всякого блага. Следовательно, в нас есть представление всего прекрасного, всякая добродетель и мудрость, все, что только есть умопредставляемого о наилучшем. Одним из числа всего необходимого есть и сие — быть свободным, не подчиняться какому-либо естественному владычеству, но иметь самовластную по своему усмотрению решимость; потому что добродетель есть нечто неподвластное и добровольное, принужденное же и невольное не может быть добродетелью (свт. Григорий Нисский, 18, 140).
***
В ком не померкла красота, теми ясно подтверждается верность сказанного, что человек сотворен как Божие подобие (свт. Григорий Нисский, 18, 153).
***
По образу сотворен человек — это всецелое естество, эта Богоподобная тварь; и по образу сотворена всемогущею Премудростью, не часть целого, но вся в совокупности полнота естества (свт. Григорий Нисский, 18, 165).
***
...Знал Ведающий все и прежде бытия вещей, сообъяв ведением, в каком числе будет род человеческий, происшедший от каждого. Но поелику проразумел в нас наклонность к худшему и то, что, добровольно утратив равночестие с Ангелами, человек приблизится к общению с низшим, то примешал по сему нечто к собственному Своему образу от бессловесной твари. Ибо в Божественном и блаженном естестве нет различия мужского и женского пола. Но перенося на человека отличительное свойство бессловесного устроения, не соответственно высоте твари, дарует нашему роду способ размножения. Не тогда, как сотворил человека по образу, сообщил ему силу раститься и множиться, но когда уже произвел различение сие, мужское и женское, тогда говорит: раститеся и множитеся и наполните землю (Быт. 1, 28). Ибо подобное сему свойственно естеству не божественному, но бессловесному, как дает разуметь история, повествуя, что прежде сказано это Богом о бессловесных. Почему, если бы прежде, нежели придано естеству разделение на мужеский и женский пол, Бог сим словом дал человеку способность раститеся, то не имели бы мы нужды в таком способе рождения, каким рождаются бессловесные. Посему, проразумев Своим предведением, что полнота человеческого рода войдет в жизнь рождением, какое свойственнее животным, в известном порядке и в связности правящий всем Бог, поскольку вообще для человечества такой способ рождения необходимым соделывала наклонность нашей природы к униженному, какую прежде ее появления предведал Тот, Кто будущее видит наравне с настоящим, посему самому предусмотрел и соразмерное устроению человеков время, чтобы появлению определенного числа душ соответствовало и продолжение времени, и тогда остановилось текучее движение времени, когда прекратится в нем распространение человеческого рода. А когда кончится сей способ размножения людей, с окончанием его кончится и время, и таким образом совершится обновление вселенной, и за изменением целого последует и переход человечества от тленного и земного к бесстрастному и вечному (свт. Григорий Нисский, 18, 165).
***
...Хотя точному устройству нашего тела учит каждый сам себя, имея учителем собственное свое естество в том, что он видит, живет и чувствует; однако же можно дознать в точности все и тому, кто возьмет книги <древние>, в которых изложена история всего этого, трудолюбиво составленная мудрыми в подобном сему. Одни из них через рассечение тел изучали, какое положение имеет в нас каждый член; а другие примечали и объясняли, на что именно сотворена всякая часть тела, так что трудолюбивыми почерпается отсюда достаточное ведение человеческого устроения. Но если кто потребует учительницею во всем этом иметь Церковь, чтобы ни для чего не было нужды в постороннем голосе (ибо, как говорит Господь, — вот закон для духовных овец — не слушать им чуждого гласа), то кратко изложим учение и об этом.
В естестве тела приметили мы три цели, для которых устроен в нас каждый член в отдельности. Одно устроено, чтобы жить, другое, чтобы жить хорошо, и иное приспособлено к потомственному преемству. Посему все таковое, без чего не может состояться в нас человеческая жизнь, приметили мы в трех частях: в голове, сердце и печени. А что служит некоторым добавлением к сим благам, по щедрости естества, и чем даруется человеку возможность жить хорошо, то составляют орудия чувств. Таковые орудия не существенны для жизни, потому что нередко, и при недостатке некоторых из них, человек тем не менее сохраняет жизнь; но без деятельности их человеку невозможно наслаждаться приятностями жизни. Третья же цель относится к последующему и к преемству.
Но кроме сих членов и другие некоторые служат к пребыванию всех вообще членов и составляют собою соответственное каждому члену дополнение; таковы: желудок и легкие; легкие дыханием воспламеняют огонь в сердце, а желудок вмещает во внутренностях пищу. Посему, при таком разделении нашего устроения можно в точности уразуметь, что жизненная сила не однообразно и не одним каким-либо членом приводится в нас в действие; но что естество, уделив многим частям средства к устроению нашего состава, необходимым делает, чтобы каждый член вносил свою дань в пользу целого. Почему члены, которые естеством хитро устроены для безопасности и красоты жизни, и многочисленны, и между собой имеют великую разность. Но думаю, что надлежит нам прежде кратко, только подробнее, раскрыть первые начала того, что служит к образованию жизни...
Итак, видим три управляющие жизненные силы, из которых одна согревает все теплотой, другая согретое напоявает влагою, чтобы равносилием качества противоположностей живое существо соблюдалось в середине, и влажность не была попаляема переизбытком теплоты, и теплота не угашалась преобладанием охлаждающего. Третья же сила содержит собою в некоей близости и стройности разъединенные суставы, сопрягая их своими связками и всем сообщая самодвижную и произвольную силу, при недостатке которой член этот делается отдельным и омертвевшим, лишившись произвольного дыхания. Прежде же всего более достойна примечания художественность естества нашего в самом создании тела.
Поелику жесткое и упорное не принимает в себя действительности чувств, как можно видеть в костях у нас и в земных растениях, в которых примечаем некоторый вид жизни в том, что растут и питаются, чувства же, напротив того, не приняло в себя упорство их: то для чувственных деятельностей должно было изготовить как бы воску подобный, некий снаряд, который мог бы отпечатлевать на себе ощутительные оттиски и не сливал их по переизбытку влажности (потому что на влажном не удерживается отпечатленное) и не противился отпечатлению по чрезмерной отверделости (потому что неуступчивое не оставляет на себе знаков отпечатленного), но занимал середину между мягкостью и твердостью, чтобы живое существо не лишено было прекраснейшего из естественных действий, разумею, движение чувствительное. Поскольку же мягкое и уступчивое, не имея никакой деятельности, свойственной вещам твердым, было бы, без сомнения, недвижимо, нечленообразно, подобно морскому киселю, то естество примешало посему к телу твердость костей и соединило их между собою неотъемлемою соразмерностью, сблизив и скрепив связями из жил, потом обложило их плотию, доступною чувствам, менее же чувствительною и тверже сложенною на поверхности. На сии-то твердые по природе кости, как на некоторые подпирающие здание столбы, возложило всю тяжесть тела и не одну нераздельную кость вложило в целый состав. Человек оставался бы недвижимым и бездейственным, если бы имел такое устройство, подобно какому-то дереву, держась на одном месте, потому что не мог бы производить движения вперед перестановкою ног, ни пользоваться в жизни услужливостью рук. Теперь же этим примышлением искусно устроила природа, что орудие сие и подвижно, и деятельно, с произвольным дыханием, проходящим по жилам, вложив в тело и стремление к движениям, и силу для них. Отсюда разнообразная, многосторонняя, ко всякому примышлению пригодная услужливость рук. Отсюда поворотливость шеи, наклонения и всякие движения головы, деятельность челюсти, разведенное и соединенное с тем вместе наклонение бровей; и движения прочих членов производятся, как бы в машине какой, сжатием и растяжением известных жил. Проходящая же по ним сила имеет какое-то самодвижное стремление, в каждом из них действуя произвольным дыханием по особому смотрению естества. А корнем н началом всех движений в жилах оказывается облекающая собою головной мозг волокнистая плева.
...Что мозг головной весьма много способствует жизни, ясно открывается это из противоположных случаев. Ибо если потерпит кто какое-либо уязвление или разрыв мозговой плевы, за сим немедленно последует смерть, потому что естество и на мгновение не в силах устоять против этого уязвления, подобно тому, как если станешь выламывать основание, то целое здание с этой частью придет в потрясение. А что при своем повреждении сопровождается явною гибелью целого живого существа, в том (нельзя не признаться) главным образом заключается причина жизни. Поскольку же у прекративших жизнь с угашением вложенной в естество теплоты омертвевшее охладевает, то посему и в теплоте усматриваем причину жизни. Ибо за утратою чего следует омертвение, о том, по всей необходимости, должно признать, что присутствием этого держится жизнь в живом существе. А как бы некоторый источник и начало таковой силы примечаем в сердце, из которого, подобные свирелям, одна из другой многоветвисто исходящие трубки по всему телу разливают как бы огненное теплое дыхание.
И как непременно должно, чтобы естество доставляло теплоте некую пищу, потому что огонь не может поддерживаться сам собою, не будучи питаем чем-либо для сего пригодным, то посему печенью, как бы источником каким доставляемые потоки крови вместе с теплым дыханием идут повсюду в теле так неразрывно, что, по взаимном одних с другим разобщении, происшедшее страдание погубило бы самое естество. Да вразумит сие не наблюдающих равенства, научая самим естеством, что любостяжание есть тлетворная некая болезнь. Но поскольку одно Божество ни в чем не имеет нужды, человеческое же убожество к поддержанию своему нуждается во внешнем, то трем оным силам, которыми, как сказали мы, устрояется все тело, природа доставляет отвне притекающее вещество, вводя разными путями соответственное каждой силе. Ибо источнику крови, т. е. печени, природа предоставила снабжение посредством пищи. Что непрестанно доставляется пищею, то делает, что из печени изливаются потоки крови, подобно тому, как снег на горах свойственною ему влажностью увеличивает подгорные источники, через всю высоту горы влагу свою сгнетая до нижних жил.
Воздух же в предсердечии входит туда через находящуюся близ него часть внутренности, которая называется легкими и есть приемник воздуха, и посредством лежащей в них бьющейся жилы, простирающейся до рта, вдыханиями втягивает в себя внешний воздух. Ими посередине разделенное сердце, в подражание деятельности приснодвижного огня, само непрерывно движимое и подобно тому, что производят в кузницах мехи, и втягивает в себя воздух из прилежащих легких, и наполняя происшедшие от расширения пустоты, и раздувая, что есть огненного в нем самом, выдыхает в прилежащие бьющиеся жилы. И не прекращает сего действия, как втягивая внешний воздух в собственные свои пустоты расширением оных, так выделяя от себя в бьющиеся жилы сжатием. Сие-то, кажется мне, и делается в нас причиною самодвижного дыхания. Ибо часто ум занят чем-либо другим или совершенно покоится, отрешившись от тела во сне, но вдыхание воздуха не прекращается без всякого содействия в том нашего произволения. Ибо, думаю, поскольку сердце, будучи соединено легкими и связано с ними заднею своею частью, своими расширениями и сжатиями приводит с собою в движение внутренности, то втягивание воздуха и дыхание производятся легкими. Ибо легкие, будучи чем-то редким — исполненным скважин сосудом, и все пустоты в себе имея отверстыми при основании бьющейся жилы, когда сдавлены и сжаты, остававшийся во впадинах воздух по необходимости с силою извергают, а когда расширены и отверсты, втягивают внешний воздух в промежуток, сделавшийся пустым от притягивания. И вот причина сего непроизвольного дыхания — невозможность, чтобы огнистое в нас сделалось неподвижным. А поскольку теплоте свойственна деятельность в движении, начало же теплоты приметили мы в сердце, то непрестанное движение в этом члене производит непрерывное побуждение к выходу и вдыхание воздуха легкими. Почему, когда огненное напряжено сверхъестественно, дыхание палимых горячечным жаром делается учащенным, как будто бы сердце спешит сокрытый в нем пламень угасить новым воздухом.
Но поскольку естество наше есть что-то скудное, и для собственного своего поддержания имея во всем нужду, бедно до того, что нет у него не только собственного своего воздуха, но и дыхания, возбуждающего теплоту, то для сохранения живого существа непрестанно привносится что-либо отвне. Да и пища, поддерживающая телесный состав, у него приобретенная; почему яствами и питиями наполняет нуждающееся тело, вложив в него, когда оно в недостатке, некую притягивающую, а когда в преизбытке — отталкивающую силу, и при этом сердечный огонь оказывает естеству немалое содействие. Поскольку из жизненных членов, по сказанной выше причине, самый главный есть сердце, теплым дыханием оживотворяющий каждый из прочих членов, то Зиждитель наш соделал, что все оно действенно по производительности силы, так что ни одна часть его не остается без действия и без пользы в домостроительстве целого. Поэтому сердце, опускаясь от легких и непрестанным движением притянув к себе внутренности, расширяет проходы для втягивания внешнего воздуха, а поднимаясь опять вверх, способствует выдыханию того воздуха, который внутри. Передними же своими частями состоя в связи с влагалищем верхнего желудка, согревает его и приводит в движение для собственных его деятельностей, возбуждая не к втягиванию воздуха, но к принятию сообразной пищи, потому что близки между собою входы для дыхания и для пищи; идя вдоль один против другого, вверху в равной мере сближены, так что отверстиями сходятся друг с другом и в одних устах оканчиваются оба сии прохода, из которых одним входит в нас пища, другим дыхание. Но в глубине не везде сохраняется взаимная связь этой пары проходов, потому что сердце, помещаясь в середине между основаниями того и другого, дает силы одному для дыхания, а другому для питания. Огонь обычно ищет вещество для горения. Это же по необходимости происходит и с пищеприемником. Ибо в какой мере разгорячается соседственною теплотою, в такой же сильнее привлекает питающее теплоту; а такое побуждение называем позывом на пищу.
Если телесный сосуд, в который слагается пища, примет в себя достаточное количество вещества, то и в сем случае деятельность огня не успокаивается, но как в плавильне производит какой-то сплавок вещества и, разложив и перемешав что было твердо, как бы из тигля какого переливает в следующие далее проходы. Потом, отделив более грубое от чистого, как бы водопроводами какими препровождает истонченное во врата печени. А густой отсев пищи отбрасывает в более широкие желудочные проходы и, несколько времени круговращая по оным разными оборотами, задерживает пищу во внутренностях, чтобы легко извергаемая по прямому проходу не возбуждала тотчас позыва на пищу в живом существе, и человек но естеству бессловесных не принужден был никогда не оставлять такой работы. Поскольку же и печени наиболее потребно содействие теплоты для обращения соков в кровь, а от сердца по положению отстоит она далеко (ибо, думаю, будучи неким началом и корнем жизненной силы, не может она утесняться другим началом), то чтобы отдаленность теплотворной сущности не повредила сколько-нибудь всему Домостроительству, волокнистый проход (у сведущих в этом называется он бьющейся жилой), приняв к себя разгоряченное дыхание, из сердца переносит в печень, где, закрыв несколько отверстия его входом влаг и теплотою приведя жидкость в кипение, отлагает во влажном нечто из огненного сродства и огненным цветом окрасив кровь. Потом, два некие водопровода, из которых каждый, подобно трубе, содержит в себе один дыхание, а другой кровь, чтобы то и другое удобно пролагало себе путь, начавшись в печени, жидкое, сопровождаемое и облегчаемое движением теплоты, многочастно рассеивают но всему телу, во всякой его части делясь на тысячи начал и ветвей сих проходов.
Два же начала жизненных сил, слившись между собою, сообщая повсюду телу одно теплоту, другое влажность, как бы необходимую некую дань из своей собственности приносят правительственной силе жизненного домостроительства. А это есть сила, открывающаяся в мозговой оболочке и в головном мозгу; от нее всякое движение составов, всякое сжатие мышц, всякое произвольное дыхание, передаваемое каждой части порознь; и сие показывает земное наше изваяние, подобно какой-то машине, приводимое в действие и движение. Что есть самого чистого в теплом и самого тонкого во влажном, то, будучи соединено той и другою силою в некую смесь и срастворение, питает и поддерживает испарениями головной мозг. А что выходит из мозга, будучи им до высшей степени чистоты утончено, то укрепляет объемлющую головной мозг плеву, которая, наподобие свирели, простираясь сверху вниз, по ряду позвонков проводя и себя и лежащий в ней мозжечок, оканчивается в основании спинного позвонка. Головной мозг всем связям костей и сочленений, и началам мышц, подобно какому-то всаднику, дает от себя побуждение и силу в каждом движении и при каждой остановке. Посему-то, кажется мне, и удостоен он более надежного охранения, обнесенный вокруг и в голове двоякою оградою костей, и в позвонках, выдающимися шипами и разнообразными снаружи переплетениями, что охраняет его от всякой возможности что-либо потерпеть, потому что окружен надежной стражею.
Подобным образом может иной заключить и о сердце, что оно, подобно какому-либо дому, приведенному в безопасность твердынями, также отовсюду защищено, укрепленное костяными ограждениями. Ибо сзади проходит спинной позвонок, с обеих сторон обезопашенный лопатками; в каждом боку опоясывающее положение ребер делает середину нимало не подверженною страданиям отвне; а спереди выдается грудь и пара ключиц, чтобы сердце отовсюду было безопасно и охранено от внешних приражений...
Кости, хрящи, кровеносные бьющиеся жилы, волокна, связки, плоть, кожа, туки, волосы, железы, ногти, глаза, ноздри, уши — все сему подобное и сверх того тысячи других суставов, отличающихся друг от друга разными свойствами, питаются одним родом пищи соответственно твоему естеству, так что пища, приблизившись к каждому из членов, в то и изменяется, к чему близка, делаясь свойственною и сродною с качеством сего члена. Если будет в глазу, то срастворится с этим зрительным членом и, как свойственно разностям глазных покровов, уделится каждому. Если приливается к слуховым суставам, смешивается с естеством слуха; вошедши в губу, делается губой; и костях отвердевает, в мозжечке размягчается, приходит в напряжение в жилах и растягивается с поверхностями, переходит в ногти, утончается в соответственных испарениях до того, что производит из себя волосы. Если проходит путями извилистыми, то порождает волосы вьющиеся и курчавые, а если прохождение волосородных испарений совершается путями прямыми, то и волосы производит долгие и прямые.
Но слово наше далеко уклонилось от предложенного, углубляясь в дела естества и предприемля описать, как и из чего составилось в нас все служащее, как к тому, чтобы жить, так и к тому, чтобы жить хорошо, и к тому, что еще кроме сего примечено было нами по первому разделению. Ибо предположено было нами доказать, что осеменяющая причина нашего состава есть и не душа бестелесная, и не тело неодушевленное, но что первоначально из одушевленных и живых тел рождается живое одушевленное существо. Человеческое же естество, восприняв его, подобно некоей кормилице, само питает его собственными своими силами; оно же питается в обеих своих частях, и в каждой части, соответственно оной, явно возрастает. Ибо при сем художественном и многоискусном образовании естества тотчас обнаруживается сопряженная с ним сила души, хотя вначале оказывающаяся слабою, но впоследствии просиявающая вместе с усовершением орудия подобно тому, как можно сие увидеть у ваятелей... Ибо утверждаем, что естество, художнически все обрабатывающее из однородного вещества, приняв в себя часть, взятую от человека, создает изваяния. Но как за постепенным обрабатыванием камня последовал вид, сначала слабый, а по окончании дела совершеннейший, так и в изваянии орудия вид души, соответственной предположенному, проявляется в несовершенном несовершенный и в совершенном совершенный.
Но он был бы совершенен и в самом начале, если бы естество не было повреждено грехом. Потому-то общение с рождением страстным и скотским сделало, что не вдруг в твари просиявает Божий образ, но каким-то путем и последовательно, по вещественным и животным более свойствам души, ведет человека к совершенству. Подобное учение излагает и великий Апостол в Послании к Коринфянам, говоря: егда бех младенец, яко младенец глаголах, яко младенец смышлях; егда же бых муж, отвергох младенческая (1 Кор. 13, 11); не потому, что в мужа входит другая душа, кроме умопредставляемой в отроке, и отвергается младенческое разумение, а появляется мужеское, но потому, что та же душа, в младенце несовершенная, в муже оказывается совершенною.
Как о том, что рождается и растет, говорим, что оно живет, так и о всяком существе, которое причастно жизни и естественного движения, никто не скажет, что оно неодушевленно, хотя и невозможно утверждать, что подобная жизнь причастна совершенной души. Ибо являющаяся и растениях душевная некая деятельность не достигает до движений чувства. Опять и в бессловесных, с приращением оказывающая себя душевная некая сила также не достигает совершенства, потому что не вмещает в себе дара слова и разумения. Посему говорим, что душа человеческая есть душа истинная и совершенная, дающая познавать себя всякою деятельностью. Если же что иное причастно жизни, то называем сие одушевленным по привычке выражаться неточно, не потому что в этом есть совершенная душа, но потому что приметны в этом некоторые части душевной деятельности, которые, как познаем по Моисееву таинственному сказанию о бытии человека, появились и в нем оттого, что освоился с страстным. Посему-то и Павел желающим слушать, советуя достигать совершенства, предлагает и способ, как улучить желаемое, говоря, что должно совлечься ветхого человека и облечься в новаго, обновляемого по образу Создавшаго (Кол. 3, 9—10). Но да возвратимся и все к той боговидной благодати, с которой вначале сотворил Бог человека, сказав: сотворим человека по образу Нашему и по подобию (Быт. 1, 26). Ему слава и держава во веки веков! (свт. Григорий Нисский, 18, 203-222).
***
Так как природа человеческая в суждении о добре обманом введена в заблуждение, то <и> в произволении нашем произошла наклонность к противному. Жизнь человеческая преобладается всем худым, потому что смерть тысячами путей вмешалась в природу; всякий вид греха делается как бы каким путем к нам смерти (свт. Григорий Нисский, 18, 423).
***
...<Имел человек до грехопадения> тьмочисленные качества, которых никто не возможет представить словом... разумею равночестие с Ангелами, дерзновение пред Богом, созерцание премирных благ, возможность и нам украситься неизреченною лепотою блаженного Естества, показывая в себе Божественный образ, сияющий красотою души. На место же этого появились в нас лукавый рой страданий, злое гнездо огорчений (свт. Григорий Нисский, 19, 306).
***
...Человеческое естество, будучи образом превысшего блаженства, и само отличается доброю лепотою, когда показывает на себе самом изображение блаженных черт (свт. Григорий Нисский, 19, 363).
***
Как преемством принадлежащего каждому роду продолжается естество живых существ, так что по закону природы рожденное есть то же с родившим, так и от человека рождается человек, от страстного страстный, от грешника грешник. Посему в рождающихся некоторым образом составляется грех, вместе и рождаемый, и возрастающий, и оканчивающийся пределом жизни (свт. Григорий Нисский, 19, 446).
***
Сколько понимаем, человек первоначально не имел недостатка ни в одном из божественных благ; делом его было только хранить, а не приобретать сии блага. Но злоумышление врагов соделало его лишившимся того, что имел, не сохранившим того доброго жребия, какой дан ему Богом в самом естестве (свт. Григорий Нисский, 20, 47).
***
Естество человеческое цвело первоначально, пока было в раю, напояемо водою оного источника и зеленело, когда вместо листьев украшал его стебель бессмертия. Но поскольку зима преслушания иссушила корень, то цвет опал и разложился в землю, человек утратил лепоту бессмертия по охлаждении любви к Богу, от умножившихся беззаконий иссохла зелень добродетелей, а от сего сопротивными духами воздвигнуто в нас множество различных страстей, от которых постигают душу гибельные крушения (свт. Григорий Нисский, 20, 132).
***
Поскольку естество в нас двояко, одно тонко, духовно и легко, а другое дебело, вещественно и тяжело, то по всей необходимости в каждом из них есть стремление, с другим несогласное и особенное, потому что духовное и легкое имеет свое парение к горнему, а тяжелое и вещественное всегда клонится и несется к дольнему. Посему, гак как движения их естественно противоположны, невозможно преодолевать одному из них, пока не изнемогло другое в естественном своем стремлении. Занимающие же «средину между ними, свободная наша сила и произволение, от себя сообщают и крепость естеству слабеющему, и расслабление усиливающемуся. Ибо на которой стороне будут, той и доставят победу над другою стороною (свт. Григорий Нисский, 20, 298).
***
Человек, усиленный Божиим благословением, велик был по достоинству, потому что поставлен был царствовать над землею и над всем, что на ней; имел прекрасный вид, потому что соделался образом лепоты первообразной; бесстрастен был по естеству, потому что был подобием Бесстрастного; исполнен же дерзновения, лицом к лицу наслаждаясь самым Богоявлением, сие же в противнике разжигало страсть зависти, а невозможно ему было каким-либо усилием и по принуждению произвести, что хотелось, потому что сила Божия благословения превозмогала его принуждение, то ухищряется <диавол> поэтому сделать человека отступником от укрепляющей его силы, чтобы стал он удобоуловимый для его злокозненности. И как в светильнике, когда светильня объята огнем, если кто, не имея сил погасить пламя дуновением, примешивает к маслу воду, то этою выдумкою ослабит пламень, так и сопротивник, обманом примешав к человеческому произволению порок, сделал, что стало угасать и ослабевать благословение, с оскудением которого по необходимости входит противоположное. Противополагается же как жизни — смерть, силе — немощь, так благословению — проклятие, дерзновению — стыд и всякому благу — разумеемое противоположно. Посему-то теперь, когда оное начало послужило поводами к такому концу, человечество видим среди настоящих зол (свт. Григорий Нисский, 21, 24).
***
...Никто да не спрашивает: ужели Бог, предвидя человеческое бедствие, какое постигнет людей по неблагоразумию, приступил к созданию, тогда как человеку, может быть, было бы полезнее не приходить лучше в бытие, нежели пребывать во зле <...>
<То,> что человечество уклонится от добра, не не знал его Тот, Кто все содержит силою прозорливости и наравне с прошедшим видит будущее. Но как видел Он уклонение, так разумел и воззвание человека снова к добру. Посему, что было лучше? Вовсе ли не приводить в бытие нашего рода, так как предвидел, что в будущем погрешит против прекрасного, или, приведя в бытие, и заболевший наш род снова воззвать в первоначальную благодать? По причине же телесных страданий, необходимо постигающих нас по скоротечности естества, именовать Бога творцом зол или вовсе не признавать Его создателем человека, чтобы не мог быть почитаем виновником того, что причиняет нам мучение, — это знак крайнего малодушия в оценивающих добро и зло чувством, которые не знают, что по естеству добро только то, чего не касается чувство, а зло — одно только отчуждение от добра. Различать же добро и зло по трудам и удовольствиям свойственно естеству бессловесному; у бессловесных уразумение истинно хорошего не имеет места, потому что не причастны они ума и мысли. А что человек есть прекрасное Божие дело и приведен в бытие для более еще прекрасного, это явно не только из сказанного, но и из тысячи других свидетельств, которых множество по их бесчисленности прейдем молчанием (свт. Григорий Нисский, 21, 25, 33).
***
Нужно прежде быть человеком, а затем уже называться именем, принадлежащим сему естеству (свт. Григорий Нисский, 24, 228).
***
Словесное сие и разумное животное — человек — есть дело и подобие Божеского и чистого естества... по образу Божию сотвори его (Быт. 1, 27). Итак... в человеке страстность и поврежденность не по природе и не соединена с его существом первоначально: потому что невозможно было бы сказать о нем. что он создан по образу (Божию), если бы отображенная красота была противоположна красоте первообразной. Но страсть привзошла в него впоследствии, после сотворения, и вошла таким образом: он был образом и подобием, как сказано, Силы, царствующей над всем существующим, а потому и в своей свободной воле имел подобие со свободновластвующим над всем, не подчиняясь никакой внешней необходимости, но сам по своему собственному усмотрению действуя, как кажется ему лучше и произвольно избирал что ему угодно; (посему и) то несчастие, которое терпит теперь человечество, навлек он сам по своей воле, увлекшись лестью, сам стал виновником сего зла, а не у Бога обрел оное: ибо Бог не сотворил смерти, но некоторым образом творцом и создателем зла соделался сам человек. Солнечный свет хотя доступен для всех, кто имеет способность видеть, однако же, если кто захочет, может, закрыв глаза, не ощущать его, не потому чтобы солнце куда-нибудь удалялось и таким образом наводило тьму, но потому, что человек, закрыв свои веки, заградил глазу доступ лучей, ибо, так как зрительная сила по закрытии глаз не может быть бездейственной, то необходимо, что действие зрения будет действием, производящим тьму в человеке вследствие его добровольного ослепления. Как тот, кто, строя себе дом, не сделал окна для входа в оный света отвне, по необходимости будет жить во тьме, заградив добровольно доступ тучам света, так и первый человек на земле, или лучше тот, кто породил зло в человеке, имел во власти повсюду окружающее его доброе и благое по природе, но сам по себе добровольно измыслил противное природе, положив первый опыт зла самопроизвольным удалением от добродетели; ибо зла, не зависящего от воли, имеющего свое самостоятельное бытие, во всей природе существ нет никакого: всякое создание Божие добро, и ничтоже отметно ( 1 Тим. 4, 4), вся елика сотвори Бог — добра зело (Быт. 1, 31). Но когда указанным путем на погибель вошла в жизнь человеческую привычка ко греху и от малого начала проистекло необъятное зло в человеке, и боговидная оная красота души, созданная по подобию первообразной, как какое железо, покрылась ржавчиной греха, тогда уже не могла более сохраниться в целости красота принадлежащего душе по природе образа, но изменилась в гнусный вид греха. Таким образом человек, это великое и драгоценное создание, как назван он в Писании, лишившись собственного достоинства, подобно тем, которые, по неосторожности попав в тину и загрязнив лицо свое, не узнаются даже знакомыми, — упав в тину греха, потерял образ нетленного Бога и чрез грех облекся в образ тленный и перстный, который Писание советует отложить, омывшись чистою жизнью, как бы какой водою (1 Кор. 15, 49), чтобы по отьятии земной оболочки опять воссияла красота души. Сложить же чуждое — значит опять возвратиться к свойственному ему и естественному состоянию, чего не иначе можно достигнуть, как, соделавшись опять таковым, каковым был сотворен вначале. Ибо не наше дело и не силою человеческою достигается подобие Божеству, но оно есть великий дар Бога, Который вместе с первым рождением тотчас же дает естеству нашему Свое подобие; человеческому труду предстоит только очистить наросшую от греха нечистоту и извести на свет сокрытую в душе красоту (свт. Григорий Нисский, 24, 341—344).
***
Разум есть поистине божественное и священное дело Божие, превосходное стяжание, не отъинуды <извне> привзошедшее, но с самою природою человека соединенное, драгоценнейший дар, нисшедший в него от Зиждителя. Посему и говорится, что человек создан по подобию Божию (Быт. 1, 26). Им он и отличается от прочих животных и этим особенно богоподобным преимуществом запечатлевается, впрочем, имея очень много общего с животными. Ибо форма глаз и состав всего тела, как наружный вид его, так и то, что скрыто внутри, не дают особого преимущества человеку, поелику мы видим, что и обитающие на земле и в воде, и летающие по воздуху, и вообще все животные имеют то же самое. Но разум делает человека владыкой всего и служит признаком его счастья. Что Бог имеет изобильно, то даровал нам в малой мере, чтобы мы прежде всего устремляли взор свой к Нему, познавали Разум, подающий разум, и служили бы Тому, Кто так прекрасно украсил нас собственным совершенством. Посредством разума мы, будучи слабы телом, делаемся сильнее сильных, все порабощаем себе и заставляем служить нашим нуждам (свт. Григорий Нисский, 24, 474).
***
Зиждитель всего, восхотев сотворить человека, привел его в бытие не как презренное животное, но как существо, честью превосходящее всех, и назначил его царем поднебесной твари. Имея это в виду, создав его мудрым и боговидным, украсив многими дарами, ужели с той мыслью привел его в бытие, чтобы родившись он разрушился и подвергся совершенной гибели? Но это была бы пустая цель (создания), и такого рода намерение было бы крайне недостойно приписывать Богу. Ибо в таком случае Он уподобился бы детям, тщательно строящим домики и скоро разрушающим построенное ими, так как их рассудок не имеет в виду никакой полезной цели. Но учение веры говорит нам совершенно противное — что Бог сотворил первозданного бессмертным; когда же произошло преступление и грех, то в наказание за прегрешение лишил его бессмертия; потом Источник благости, преизобилующий человеколюбием, сжалившись над делом рук Своих, украшенным мудростью и знанием, благоволил вновь восстановить нас в прежнее состояние.
Это и истинно и достойно понятия о Боге, ибо здесь приписывается Ему вместе с благостию и сила. Выказывать же безучастие и жестокость к подначальным и подвластным несвойственно даже людям добрым и лучшим (свт. Григорий Нисский, 25, 66—67).
***
Наше естество Богом первоначально было создано как бы некиим сосудом, способным к восприятию совершенства; когда же чрез обольщение врага душ наших влилось в нас зло, то добру не стало места. По сей причине, дабы не увековечилось, поселившись в нас, зло, по определению мудрого Провидения, сосуд на время разрушается смертью, чтобы по истечении зла преобразовалось человеческое естество и чистое от зла восстановилось к первоначальной жизни, Ибо в этом состоит Воскресение, восстановление природы нашей в первоначальное состояние. Итак, если невозможно претворение природы в лучшее состояние без Воскресения, без предварительной же смерти Воскресение не может быть, то смерть есть благо, будучи для нас началом и путем изменения к лучшему (свт. Григорий Нисский, 25, 405).
***
Люди делаются лучшими, когда приближаются к Богу (авва Евагрий, 85, 606).
***
<Бог> для того и создал нас и привел в бытие, чтобы сделать участниками вечных благ, чтобы даровать Царство Небесное, а не для того, чтобы ввергнуть в геенну и предать огню... (свт. Иоанн Златоуст, 45, 11).
***
Одарив человека бесчисленными благами, <Бог> поставил это малое и немощное существо владыкою над таким множеством творений, сделав его на земле тем же, что Сам Он на небесах (свт. Иоанн Златоуст, 45, 169).
***
Когда сотворен был весь этот мир и устроено все необходимое для нашего наслаждения и употребления, то Бог создал человека, для которого и сотворил мир (свт. Иоанн Златоуст, 45, 307).
***
...Такое различие между человеком и Богом, какое между брением и скудельником, или лучше сказать, не такое различие, но гораздо большее. У брения и скудельника одно естество... Если же человек кажется лучше и благообразнее брения, то это различие произошло не от разности в существе их, но от мудрости Художника, так как (к сущности) ты ничем не отличаешься от брения. Если же не веришь, то пусть убедят тебя могилы и гробницы: подошедши к гробам предков, ты убедишься, что это действительно так (свт. Иоанн Златоуст, 45, 509—510).
***
...Хотя бы кто был праведен, хотя бы был тысячу раз праведен и достиг до самой вершины, так что отрешился от грехов, он не может быть чист от скверны... он — человек (свт. Иоанн Златоуст, 45, 863).
***
...Не может ни один человек быть столь злым, чтобы не иметь какого-нибудь, хотя малого, добра (свт. Иоанн Златоуст, 45, 864).
***
Бог почтил человека, во-первых, тем, что сотворил по образу (Своему); во-вторых, тем, что дал нам начальство не в награду за труды, но как чистый дар Своего человеколюбия; в-третьих, тем, что это начальство сделал для пас прирожденным (свт. Иоанн Златоуст, 46, 99).
***
Не вини же Бога за тленность твоего тела, но за это еще более благоговей перед Ним и удивляйся Его премудрости и промышлению: премудрости, что в таком тленном теле Он мог вьжазать такую гармонию; промышлению, что сделал тело тленным для блага души, дабы смирить гордость и низложить высокоумие ее (свт. Иоанн Златоуст, 46, 138).
***
Человек — не тот, кто имеет только руки и ноги человеческие, и не тот, кто имеет только разум, но кто с ревностью упражняется в благочестии и добродетели (свт. Иоанн Златоуст, 46, 262).
***
...Бог сотворил человека не для того, чтобы он погиб, но чтобы шествовал к нетлению, так что и тогда, когда Он допустил смерть, допустил ее с тою мыслию, чтобы ты вразумлялся этим наказанием и, сделавшись лучшим, мог опять достигать бессмертия (свт. Иоанн Златоуст, 46, 479).
***
Познай истинное богатство и оставь эту надменную и пустую гордость; размысли о тленности своей природы. Ты — земля и пыль, пепел и прах, дым и тень, трава и цвет травный (свт. Иоанн Златоуст, 47, 53).
***
Людьми называть должно не тех, которые на площади, а вас, которые в церкви, не тех беспечных, а вас — усердных; не тех, которые пристрастились к житейскому, а нас, которые житейскому предпочитаете духовное (свт. Иоанн Златоуст, 47, 101).
***
Человек, по-нашему, не тот, кто только питается хлебом, но кто, преимущественно пред этою пищею, вкушает Божественные и духовные слова (свт. Иоанн Златоуст, 47, 103).
***
В чем состоит достоинство человека? Не в богатстве, гак чтобы тебе бояться бедности; не в телесном здоровье, гак чтобы страшиться болезни; не во мнении народном, гак чтобы смотреть на худую молву; не в жизни пустой и бесцельной, так чтобы для тебя была страшна смерть... но к точном соблюдении истинного учения и в добродетельной жизни (свт. Иоанн Златоуст, 47, 477).
***
Пока имел <человек> дерзновение пред Богом, дотоле страшен был и зверям; а когда пал, то сам стал бояться и последних из сорабов своих (свт. Иоанн Златоуст, 48, 70).
***
Так как жизнь райская доставляла человеку полное наслаждение, сообщая и удовольствие от созерцания и приятность от вкушения, то, чтобы человек от чрезмерного покоя не развратился, мнозей бо злобе, сказано, научила праздность (Сир. 33, 28), (Бог) повелел ему делати и хранити рай (Быт. 2, 15) (свт. Иоанн Златоуст, 48, 111).
***
...Какая нужна была мудрость <Адаму>, чтобы дать имена стольким породам птиц, гадов, зверей, скотов и прочих бессловесных... и притом имена собственные и соответствующие каждой породе (свт. Иоанн Златоуст, 48, 115—116).
***
И нарече Адам имена всем скотом, и всем птицам небесным, и всем зверем земным (Быт. 2, 20). Отсюда уже усматривай... свободу воли и превосходство разума его, и не говори, будто он не знал, что хорошо и что худо (свт. Иоанн Златоуст, 48, 116).
***
...Как велика сила того вдуновения и как велика мудрость, которою Господь одарил бестелесную душу, составив из двух сущностей столь чудное и разумное животное и бестелесную сущность души, как прекрасного художника, соединив с телом, как орудием (свт. Иоанн Златоуст, 48, 116).
***
Не вкушение от древа <познания добра и зла> открыло им <прародителям> глаза: они видели и до вкушения. Но так как это вкушение служило выражением преслушания и нарушения данной от Бога заповеди, а за эту вину они лишились потом облекавшей их славы, сделавшись недостойными столь великой чести... (свт. Иоанн Златоуст, 48, 133).
***
Многие любители споров дерзают говорить, что Адам после уже вкушения от древа получил способность различать добро и зло. Думать так было бы крайне безумно... Как Он <Бог> давал и заповедь тому, кто не знал, что преступление (ее) зло? Это не так; напротив, он ясно знал но. Поэтому изначала (Бог) создал это животное (человека) самовластным... Что он сделался смертным за преступление, это видно и из самой заповеди, и из последующих событий. Послушай, что сама жена говорила змею: от плода древа, еже посреде рая, рече Бог, да не ясте от него, да не умрете (Быт. 3, 3). Значит, до вкушения они были бессмертны: иначе Бог, и после вкушения, не навел бы на них смерть в виде наказания (свт. Иоанн Златоуст, 48, 134—135).
***
Он <Бог> сделал и направил все так, чтобы созданное Им разумное животное <человек> пользовалось всею честью и ни в чем не уступало по жизни Ангелам, но и в теле приобрело бы их бесстрастие (свт. Иоанн Златоуст, 18, 137).
***
Рече, сказано, Бог: в оньже аще день снесте от него <древа>, смертию умрете (ср.: Быт. 2, 17); а оказывается, что они после преслушания и вкушения жили еще много лет... Хотя они (Адам и Ева) прожили много лет, но с той уже минуты, как услышали: земля еси и в землю отыдеши (Быт. 3, 19), — они получили смертный приговор, сделались смертными и, можно сказать, умерли (свт. Иоанн Златоуст, 48, 153).
***
Так как... человек обнаружил великую невоздержность по отношению к данной заповеди и сделался смертным, то чтобы он не осмелился прикасаться к этому дереву <жизни>, постоянно поддерживающему жизнь, и не грешил бесконечно, лучше ему быть изгнанным отсюда <из рая>. Так изгнание из рая есть дело скорее попечительности Божией о человеке, нежели гнева (свт. Иоанн Златоуст, 48, 159).
***
Звероподобен бывает человек, предавшийся злу. Насколько велико и почтенно (по своей природе) это разумное существо, особенно когда устремляется на делание добра, настолько же оно походит по жестокости на лютых зверей, когда уклоняется ко злу. Впавши в дикость их, это кроткое и разумное существо далеко даже превосходит и их лютостью (свт. Иоанн Златоуст, 48, 168).
***
...В нашу природу вложено познание того, что должны мы делать и чего не должны... (свт. Иоанн Златоуст, 48, 177).
***
Бог всяческих, как Сам имел власть над всем и видимым, и невидимым, будучи Создателем всего, так и, создав это разумное существо (человека), восхотел, чтобы оно имело власть над всем видимым. Потому Он даровал ему и душу, чтобы он был и бессмертным навсегда. Когда же (человек) по беспечности пал и преступил данную ему заповедь, (Бог) по Своему человеколюбию и тогда не отвратился совершенно от него, но, лишив его бессмертия и осудив на смерть, оставил его с тою же почти самою властью (свт. Иоанн Златоуст, 48, 190).
***
Не то, что мы имеем вид человеческий — и глаза, и нос, и уста, и ланиты, и прочие члены, не это отличает человека: это члены телесные. Человеком мы назовем того, кто сохраняет образ человека. В чем же состоит образ человека? В том, чтобы быть разумным... Но и этого мало: чтобы быть человеком, надобно еще быть добродетельным, убегать пороков, побеждать нечистые страсти и исполнять заповеди Господни (свт. Иоанн Златоуст, 18, 219).
***
...Божественное Писание называет человеком того только, кто творит добродетель, а прочих не считает даже существующими, называя их то плотью, то землею (свт. Иоанн Златоуст, 48, 220).
***
Если бы это <стремление к добру и злу> было не в нашей воле и не во власти нашей души, если бы Господь создал нашу природу не свободною, то всем людям, как имеющим одинаковую природу и одинаковые страсти, надлежало бы быть или злыми, или добродетельными. А когда мы видим, что имеющие одну с нами природу и обуреваемые такими же страстями испытывают однако не одно и то же, но твердым умом направляют свою природу, преодолевают беспорядочные движения, обуздывают вожделения, побеждают гнев, избегают зависти, истребляют ненависть, презирают страсть к богатству, меньше заботятся о (земной) славе, не дорожат благополучием настоящей жизни, но твердо стремятся к истинной славе и похвалу от Бога предпочитают всему видимому, — то не ясно ли, что они своими усилиями могут совершать это при помощи вышней благодати и что мы по своей беспечности губим свое спасение, сами себя лишая небесного благоволения? (свт. Иоанн Златоуст, 48, 224).
***
Мы для того ведь и созданы разумными и столько возвышены над бессловесными, чтобы возносили к Создателю всяческих непрестанные хвалы и славословия (свт. Иоанн Златоуст, 48, 267).
***
Человеческая природа не любит оставаться в своих границах, но всегда ищет большего и стремится к высшему. Это-то особенно и губит людей, что они не хотят знать границ своей природы, но всегда желают большего и мечтают о том, что выше их (свт. Иоанн Златоуст, 48, 314).
***
При самом сотворении человека вложено в него и познание того, что он должен делать, дабы, показав свое иномыслие упражнением в подвигах добродетели в напоящей жизни, как бы в некоторой школе борьбы, получил за добрые подвиги награды, — потрудившись краткое время, удостоился бы венцов в веке нескончаемом... (свт. Иоанн Златоуст, 48, 576).
***
Каждый из нас имеет лежащее в самой природе познание о добродетели; и если кто не хочет по небрежности погубить благородство своей природы, то никогда не лишится этого (свт. Иоанн Златоуст, 48, 714).
***
...Нет никакой пользы от преимуществ природы <человека>, если они не сопровождаются совершенствами воли, гак как только качества воли привлекают или похвалу, или укоризну (свт. Иоанн Златоуст, 48, 716).
***
...В том и состоит отличие наше от бессловесных и превосходство наше над зверями, что мы видим порок и добродетель, знаем зло и не не знаем добра (свт. Иоанн Златоуст, 48, 758).
***
...Сотворил Он <Господь> наше тело таким <смертным> для того, чтобы сделать нас лучшими и благоразумнейшими, и более покорными Ему, от чего зависит все наше спасение (свт. Иоанн Златоуст, 48, 780).
***
Для того Бог и сотворил из всех животных только одного человека с прямым станом и утвердил глаза его в верхней части тела, чтобы научить его и самою внешностью, что он должен взирать в высоту. Только одно это животное устроено таким образом, а все прочие смотрят вниз и обращены к земле; человек же обращен к небу, чтобы он смотрел туда, о том любомудрствовал, о том помышлял и имел острое зрение души (свт. Иоанн Златоуст, 49, 372).
***
Мы имеем руки для того, чтобы помогать себе и другим обижаемым, чтобы истреблять беззакония, быть пристанищем и защитою притесняемым (свт. Иоанн Златоуст, 49, 517).
***
Человек бывает хуже зверя. Тот прямо обнаруживает свое зверство, а этот скрывает свою злобу под видом кротости, и потому часто бывает трудно остеречься его (свт. Иоанн Златоуст, 49, 550).
***
...Каждое из бессловесных животных имеет один какой-нибудь недостаток; волк хищен, змей коварен, аспид ядовит, а у злого человека не так. Человек часто имеет не один недостаток, но бывает и хищен, и коварен, и ядовит, соединяя в душе своей страсти животных (свт. Иоанн Златоуст, 49, 561).
***
Легче было создать небеса и иные твари, чем человека, нетолько по причине души, но и тела, потому что Бог вложил великое совершенство в каждый член человека (сит. Иоанн Златоуст, 50, 230).
***
Того, что человек одарен телом, еще недостаточно для обнаружения меры его человечности; но нужно, чтобы душа его открыла, что он действительно человек (свт. Иоанн Златоуст, 50, 342—343).
***
...Живое существо, т. е. человек, двойственно, состоит из двух естеств, чувственного и духовного, т. е. из души и тела, и имеет сродство как с небом, так и с землею. Духовным естеством своим он имеет общение с высшими силами, а чувственным соприкасается с земными предметами, составляя собою некоторую связь тесную между тем и другим творением (свт. Иоанн Златоуст, 50, 473).
***
Тысячи тысяч Ангелов и тысячи Архангелов сотворил Бог и не нуждался в советнике и помощнике, а, творя одного человека из земли, совещается, рассуждает, делает совет (свт. Иоанн Златоуст, 50, 774).
***
Мы не для того сотворены, чтобы есть, пить и одеваться, но чтобы угодить Богу и получить будущие блага (свт. Иоанн Златоуст, 51, 253).
***
Бог дал нам и дар слова, и руки, и ноги, и крепость телесную, и ум, и разумение, чтобы все это употребляли мы для собственного нашего спасения и для пользы ближнего (свт. Иоанн Златоуст, 52, 45).
***
Наша природа создана Творцом так, что имеет разные нужды, а сама для себя недостаточна; поэтому Бог и устроил так, чтобы нужды, происходящие отсюда, исправляемы были пользою, проистекающей из общежития (свт. Иоанн Златоуст, 52, 125).
***
...Смертным наше естество стало вопреки природе, и Воскресением нам возвращается то, что свойственно нашей природе. Потому-то оно и есть воскресение, восстановление, что поврежденное грехом и падшее создание восстанавливает оправданием (свт. Иоанн Златоуст, 52, 847).
***
...Человек есть существо, но он может сделаться и ангелом, и зверем (свт. Иоанн Златоуст, 53, 293).
***
...Бог сотворил человека с достаточными силами избирать добродетель и избегать зла (свт. Иоанн Златоуст, 53, 533).
***
Не странно ли, что небеса возвещают славу Божию, а ты <человек>, для которого и небеса славят Бога, совершаешь такие дела, что через тебя хулится сотворивший тебя Бог? (свт. Иоанн Златоуст, 53, 728).
***
...Бог из одного Адама произрастил весь род (человеческий), поставив его чрез то в совершенную невозможность разъединиться или разделиться (свт. Иоанн Златоуст, 55, 166).
***
Бог дал нам тело из земли для того, чтобы мы и его возвели на небо, а не для того, чтобы чрез него и душу низвели в землю... «Я сотворил, — говорит Он <Господь>, — прекрасное тело, даю тебе власть создать нечто лучшее, сделать прекрасною душу... Я создал змия, чтобы ругаться над ним, т. е. диавола... Ругайся над ним и ты, если хочешь: можешь связать его, как птичку. Я воссияваю солнце на злых и благих, подражай и ты, — раздавай свои стяжания и добрым, и злым. Я, будучи оскорбляем, терплю и благотворю оскорбляющим Меня; подражай и ты, — ты можешь сделать это. Я благодетельствую не ради воздаяния; подражай и ты, и делай добро не ради воздаяния и не ради награды. Я возжег светила на небе; зажги и ты светила блистательнее этих, ты можешь сделать это, — просвети заблудших. Дать познать Меня — большее благодеяние, нежели доставить возможность видеть солнце. Ты не можешь сотворить человека, но можешь сделать его праведным и благоугодным Богу. Я сотворил существо, ты укрась намерение. Смотри, как Я люблю тебя, и что Я дал тебе силу даже в более важных делах». Видите, возлюбленные, как мы почтены, и между тем некоторые несмысленные и неблагодарные говорят: для чего мы одарены свободною волею? Если бы у нас не было свободной воли, то все, о чем мы говорили и в чем можем подражать Богу, не могло бы составлять для нас предмета подражания. «Я управляю, — говорит Он, — Ангелами; и ты — чрез Начаток <Христа>. Я восседаю на Царском Престоле, и ты совосседаешь Мне чрез Начаток... Тебе покланяются Херувимы и Серафимы, и все Ангельские силы, Начала, Власти, Престолы, Господства, — чрез Начаток». Не порицай тела, которое сподобилось такой чести, пред которым трепещут даже Бесплотные силы (свт. Иоанн Златоуст, 55, 735-736).
***
Для того Бог создал нас из двух сущностей, чтобы, когда ты вознесешься гордынею, тебя смирила бы и удержала низость плоти, а когда помыслишь что-либо низкое и недостойное данной тебе от Бога чести, благородство души возвело бы тебя до соревнования Небесным силам (свт. Иоанн Златоуст, 56, 529).
***
Если благоугождать Богу, значит быть человеком, то чем другим, как не зверем, будет тот, кто не хочет даже слышать о том, чтобы это выполнить. Подумай же, каково это нечестие, когда в то время, как Христос желает сделать нас — людей — равными ангелам, сами мы низвергаем себя с человеческого достоинства в звериное (свт. Иоанн Златоуст, 56, 707).
***
...Горние силы, стоящие в близости Бога, желают проникнуть в нашу славу, которой мы наслаждаемся ради того смешения (Боговоплощения), и находят нашу участь нише всякого желания (свт. Иоанн Златоуст, 56, 790).
***
Тот только истинный человек, кто сохраняет образ, не омрачает богоданной красоты (свт. Иоанн Златоуст, 56, 1008).
***
Как Божество царствует над всем, так и человек над тем, что на земле. Посему, сохраняя в себе право обладания, имеет он Царский образ (прп. Исидор Пелусиот, 62, 150).
***
Для того и сотворены мы по образу Божию, чтобы сохранять черты оных свойств и отличным житием взирающим на нас представлять в себе ясные признаки богоподобна (прп. Нил Синайский, 70, 158).
***
Один человек — это чудное живое существо, создан руками Божиими, украшен невещественными перстами; и вдунута в него разумная душа (прп. Нил Синайский, 71, 106).
***
Мы, созданные по образу Божию, не будем бесчестить своего Первообраза, но сделаем образ свой чистым и славным, достойным Первообраза. Ибо если обесчестивший изображение царя видимого и подобострастного нам бывает наказан, то что должны потерпеть мы, пренебрегающие в себе Божественный образ и возвращающие... образ нечистым? (прп. авва Дорофей, 29, 195).
***
Бог, приводя в бытие разумное и умное существо по высочайшей благости Своей, сообщил сим тварям четыре Божественные свойства, их содержащие, охраняющие и спасающие: бытие, приснобытие, благость и премудрость. Из них два первых даровал существу, а два последних — нравственной способности: существу — бытие и приснобытие, а нравственной способности — благость и премудрость, дабы тварь соделывалась тем по причастию, что Он Сам есть по существу. Посему и сказано, что человек сотворен по образу и по подобию Божию: сотворен по образу, — яко сущий — Сущего, яко присносущий — Присносущего, хотя и не безначально, впрочем, бесконечно; сотворен по подобию, яко благий — Благого, яко премудрый — Премудрого, тем бывая по благодати, чем Бог есть по естеству. По образу Божию есть всякое существо разумное, по подобию же одни добрые и мудрые (прп. Максим Исповедник, 87, 199—200).
***
В естество человеческое чрез чувственность так укоренилась сила неразумного животолюбия или животности, что многие не чем иным почитают человека, как плотью, имеющей способность только к наслаждению настоящею жизнью (прп. Максим Исповедник, 87, 282).
***
Бог и человеческое естество создал причастным всякого блага, могущим мысленно созерцать ликования Ангелов славы, Господств, Силы, Начала, Власти, Свет неприступный, Славу пресветлую (прп. авва Филимон, 87, 367).
***
Бог для того ввел нас в мир, чтобы мы, благоугождая ему добрыми делами, соделывались наследниками Царствия Небесного (прп. Феодор Студит, 88, 25).
***
Трудно прививается доброе к естеству человеческому; напротив, злое очень удобоприемлемо для него (прп. Феодор Студит, 88, 303).
***
Бог в начале, когда создал человека, создал его святым, бесстрастным и безгрешным, по образу и подобию Своему, и человек точно был тогда подобен Богу, создавшему его. Ибо Святой, Безгрешный и Бесстрастный Бог и творения творит святые, бесстрастные и безгрешные (прп. Симеон Новый Богослов, 74, 28).
***
Люди для того рождаются в мир сей, чтобы прославлять и благодарить Бога, зная, что всякое добро от Него. И опять, по труде и подвиге, подъятых в сем месте озлобления, на которое родились, умирают по определению Божию, чтоб упокоиться от трудов с надеждою, что некогда имеют воскреснуть и жить жизнью непрестающею, без всякой печали и лишений (прп. Симеон Новый Богослов, 74, 49).
***
Люди для того и рождаются на свет, чтобы прославлять Бога, так как они суть мыслящие и разумные существа. Они одни из всех видимых тварей могут познавать, величать и благодарить Творца Бога. Рассматривая тварь, они дивятся Творцу и, познав Его величие, недомыслимое и беспредельное, поклоняются Ему, чтут Его и благоговеинствуют пред Ним; а при этом стараются жить во истине и правоте, как благоугодно Богу, представляя боговедение истинным свидетелем богоугодной жизни и благочестия, и наоборот, богоугодную жизнь и благочестие свидетелями боговедения (прп. Симеон Новый Богослов, 74, 51-52).
***
Человек создан состоящим из двух естеств, мысленного и чувственного, души и тела. Почему потребовалось для него и двоякое врачевство, после того, как он впал в великую болезнь после великого здравия, какое имел прежде. Болезнь есть потеря здравия, и возболевший по преступлении человек возболел естеством. Болезнь же, в естество внедрившаяся и ставшая естественною, непременяема, как естество. Суди теперь, сколь великая потребна сила, чтобы пременить больное естество в здравое, когда это есть то же, что поставить его выше естества, как оно есть в нем, в настоящем своем состоянии? Для указания сего-то и дано нам Богодухновенное Писание, которое есть для нас врачебная наука (прп. Симеон Новый Богослов, 71,66).
***
Чтоб уврачевать больное человеческое естество и восстановить в нем истинное, свойственное ему по первоначальному его устроению здравие, для сего потребна сверхъестественная и пресущественная сила. Какая же эта сверхъестественная и пресущественная сила, могущая возвратить нам первоначальное здравие? Это есть Господь наш Иисус Христос, Сын Божий, Который, чтоб уврачевать подобное подобным, благоволил воспринять человеческое естество здравое. И вот, когда кто верою прилепляется ко Христу, тогда Христос сочетавается с ним и Божеством и здравым человечеством, и чрез такое единение восстановляет в нем первоначальное истинное здравие (прп. Симеон Новый Богослов, 74, 67).
***
...Как... масти, сложенные из разных ароматов, приготовляют руки миротворцев <варящих миро> из разных специй, делая едино благоуханное вещество, так и тебя создали руки Божий и премудро сгармонировали с духовными видами мира духовного, т. е. с дарами Животворящего Духа. И надлежит тебе благоухать вонею разума и премудрости, чтобы слушающие словеса учения твоего были облагоухаемы в чувствах души твоей и радовались радостью духовною (прп. Симеон Новый Богослов, 74, 337—338).
***
В начале Всеблагий Бог, желая сделать, чтобы благое было делом и собственно нашим, даровал прародителям нашим самовластие (а чрез них и всем нам), чтобы они исполняли заповеди Божии не с печалью, или по необходимости, но по охотному произволению, с радостью и усердием, от любви к Богу, и соблюдали их со всем вниманием, дабы потом было сочтено, что они стяжавают добродетели собственными своими трудами, принося их Владыке Богу как собственные дары, и посредством их стараясь достигнуть совершенного образа и подобия Божия и приблизиться к неприступному Богу, не быв пожжены и не умерши (прп. Симеон Новый Богослов, 75, 34).
***
О, человече! Ты почтен от Бога паче всех других тварей достоинством разума, которым властвуешь и царствуешь над ними; почему надлежит тебе то, что выше тебя, уразумевать из того, что есть собственно в тебе самом, из того, что есть в тебе образ Божий, коим был ты удостоен (прп. Симеон Новый Богослов, 75, 97).
***
Бог вначале создал человека царем всего земного, и не только земного, но и того, что находится под кровом небесным: ибо и солнце, и луна, и звезды созданы для человека (прп. Симеон Новый Богослов, 75, 143—144).
***
Вот что есть человек — животное смертное и бессмертное, видимое и невидимое, чувственное и мысленное, способное видеть видимое творение и познавать мысленное (прп. Симеон Новый Богослов, 75, 558).
***
Бог от начала сотворил два мира, видимый и невидимый, и царя над видимым, который носит в себе характеристические черты обоих миров — одного в своей видимой части, а другого в части мысленной — в душе и теле (прп. Симеон Новый Богослов, 75, 558).
***
Не по органическому устроению тела человек есть образ Божий, но по мысленному естеству ума, не описуемого телом, долу тяготеющим. Ибо как Божественное естество вне всякой твари суще, не описуется, как не определимое и не телесное, не качественное, не осязаемое, не количественное, невидимое, бессмертное, необъемлемое и отнюдь нами не разумеемое, так и данное от Него нам мысленное естество, как неописуемое, нетелесно есть, невидимо, неосязаемо, необъемлемо, и есть образ бессмертной и присносущной Его славы (прп. Никита Стифат, 89, 145).
***
Триипостасно Божество, в Отце, Сыне и Духе Святом поклоняемое. Тричастным зрится и созданный Им образ человек, душою, умом и словом поклоняющийся Самому, создавшему все из несущих, Богу. Что Богу по существу совечно и единосущно, сие и образу Его по естеству соестественно и единосущно. По сим чертам усматривается, что есть в нас по образу, и по ним я есмь образ Божий, хотя срастворен с брением и прахом.
Ино — образ Божий, и ино — то, что усматривается в образе. Образ Божий — душа мысленная, ум и слово — единое и нераздельное естество; а усматриваемое в сем образе есть начальственность (самостоятельность), владычественность (независимость) и самовластность (свобода). Также — ино слава ума, ино достоинство его, — ино то, что по образу, и ино то, что по подобию. Слава ума есть возношение горе, приснодвижность к высшему, острозоркость, чистота, разумность, мудрость, бессмертие. Достоинство ума есть словесность, самостоятельность, владычественность, самовластие. То, что по образу, есть — иметь душу с умом и словом, личную, единосущную и нераздельную. Ум и слово принадлежат душе нетелесной, бессмертной, божественной, мысленной, и все они единосущны, совечны, нераздельны между собою и разделены быть не могут. То, что по подобию, есть — праведность, истинность, благоутробие, сострадание и человеколюбие. В ком сии качества в действии суть и постоянно пребывают, в тех ясно зрится и что по образу, и по подобию (прп. Никита Стифат, 89, 146—147).
***
Вкушать пищу и извергать излишнее, гордо держать голову и лежа спать — естественные принадлежности зверей и скотов, в коих и мы, став чрез преслушание подобными скотам, от свойственных нам богоданных благ отпали и соделались из разумных скотскими и из божественных зверскими (прп. Григорий Синаит, 89, 181).
***
Человек создан нетленным, каковым и воскреснет, но не непревратным, ни опять превратным, а имеющим силу по желательному расположению превратиться или нет. Желание не сильно сообщить природе совершенной непревратности: она есть почесть будущего непревратного обожения (прп. Григорий Синаит, 89, 181).
***
Если не уведаем, какими нас создал Бог, то не познаем и того, какими нас соделал грех (прп. Григорий Синаит, 89, 189).
***
Когда душа через вдуновение создана была разумною и мысленною, тогда вместе с нею не создал Бог ярости и похоти скотской, но одну силу желательную вложил в нее и мужество к исполнению желаний. Равным образом и тело создав, Он не вложил в него вначале гнева и похоти неразумной, но после уже чрез преслушание оно приняло н себя мертвость, тленность и скотность. Тело, говорят богословы, создано нетленным, каковым и воскреснет, как м душа создана бесстрастною; но как душа имела свободу согрешить, так тело — возможность подвергнуться тлению. И обе они, т. е. душа и тело — растлились и срастворились по естественному закону сочетания их друг с другом и взаимного влияния, причем душа окачествовалась страстями, паче же бесами, а тело уподобилось скотам несмысленным и погрузилось в тление. Объединившись таким образом, силы обеих их составили единое скотоподобное существо, бессмысленное и неразумное, гневу и похоти работное. Вот как человек приложися скотом несмысленным и уподобися им всячески, как говорит Писание (Пс. 48, 13) (прп. Григорий Синаит, 89, 194).
***
...Разумное естество, обладающее свободой, является способным к изменению как к лучшему, так и к худшему, по своей воле и само по себе. Если держится воли Божией, то, благодаря ей, непрестанно совершает прогресс, изменение и простирание к лучшему; если же противится воле Божией, то справедливо подпадает тому, что Он его (это естество) оставляет, и оно бедственно падает в худшее состояние (свт. Григорий Палама, 26, 224).
***
Божий дар — непосредственное ведение Бога, Божий дар — совесть, Божий дар — жажда небесной жизни. Три сии составляют дух нашей жизни, влекущей нас горе. Ты, ум мой, не мой. Бог мне тебя даровал. Не мои и деятельные во мне силы, воля со своею энергией. Не мое чувство, способное услаждаться жизнью и всем окружающим меня. Не мое тело со всеми своими отправлениями и потребностями, условливающими наше телесное благобытие. Все сие Бог даровал. И сам я не свой, а Божий. Дав мне бытие, Бог облек меня сложностью исчисленных сил жизненных и даровал мне сознание и свободу, законоположил, чтоб я правил всем, сущим во мне, сообразно с достоинством каждой части своего бытия. Во всем этом не поводы к самовосхвалению, а побуждения к сознанию великости и тяготы лежащего на нас с тобой долга и к страху ожидающего нас ответа на вопрос: что вы с собой и из себя сделали? (прп. Никодим Святогорец, 68, 142—143).
***
Человек тот, кто познал свое значение, свое состояние, свое назначение (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 286).
***
Поведается Божественным Откровением, что первый человек создан Богом из ничего, создан в красоте духовного изящества, создан бессмертным, чуждым зла (свт. Игнатий Брянчанинов, 39, 98).
***
Образ Троицы-Бога — троица-человек. Три лица в троице-человеке — три силы его духа, которыми проявляется существование духа (свт. Игнатий Брянчанинов, 39, 129).
***
Красота подобия восстановляется Духом, как и образ при крещении. Она развивается, усовершается исполнением Евангельских заповедей (свт. Игнатий Брянчанинов, 39, 134).
***
До падения человека тело его было бессмертно, чуждо недугам... дебелости и тяжести... Облаченный в такое тело... человек был способен к чувственному видению духов, к разряду которых он принадлежал душой, был способен к общению с ними, к тому боговидению и общению с Богом, которые сродни святым духам (свт. Игнатий Брянчанинов, 39, 134).
***
Дух, или словесная сила, есть высшая способность души человеческой, которою она отличается от души животных, называемых по неимению этой способности бессловесными (свт. Игнатий Брянчанинов, 43, 361).
***
Человек в творении назначен быть в общении с Богом, чтобы жить в Нем и блаженствовать (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 84, 64—65).