Молитва Господня
...Какая молитва может быть более духовна, как не та, которая предана нам Христом? (сщмч. Киприан Карфагенский, 64, 201).
***
Явно, что если имеет кто сколько-нибудь разума, то, не усматривая в себе того же, что в Боге, не осмелится произнести к Нему слова сего и сказать: «Отче», ибо неестественно благому по сущности стать Отцем лукавого поступка, и святому — Отцем оскверненного по жизни, а также Неизменяемому — Отцем превратного, Отцу жизни — Отцем умерщвленного грехом, Чистому и Беспримесному — Отцем опозоривших себя страстями бесчестия, Благодетелю — Отцем любостяжателя, вообще Тому, Кого представляем во всяком добре — Отцем пребывающих в каком-либо зле. Если кто, видя себя имеющим еще нужду в очищении и порочную совесть свою признавая исполненную скверн и дурных отметок, прежде нежели очистился от таких и столь многих худых свойств, включит себя в родство с Богом, и неправедный Праведному, нечистый Чистому скажет: «Отче», то речение сие прямо будет оскорблением и злословием, если только именует он Бога Отцем собственной своей порочности. Ибо слово «отец» означает причину от него происшедшего. Посему если порочный совестью назовет Бога Отцем своим, то не иное что сим выскажет, а то, что Бог есть начало и виновник собственных его худых свойств (свт. Григорий Нисский, 18, 405—406).
***
...Когда Господь учит нас в молитве называть Бога Отцем, не иное что, кажется мне, делает, как узаконивает возвышенный и выспренний образ жизни, потому что истина учит нас не лгать, не говорить о себе того, чего в нас нет, не именовать себя тем, чем мы не были, но, называя Отцем своим Нетленного, Праведного и Благого, родство сие оправдывать жизнию. Поэтому видишь ли, сколько потребно нам приуготовления, какая нужна жизнь, сколько и какой требуется тщательности, чтобы с возвышением нашей совести достигнуть такой меры дерзновения и осмелиться сказать Богу: «Отче»? Ибо если в виду у тебя деньги, если озабочен ты житейскою прелестию, если домогаешься людской славы, если служишь наиболее страстным пожеланиям, и потом приемлешь в уста такую молитву — что, думаешь, скажет Тот, Кто видит твою жизнь и слышит молитву? Такие, кажется мне, слышу слова, как бы Самим Богом изрекаемые подобному человеку: «И ты, растленный по жизни, называешь своим Отцем Отца нетления? Для чего нечистым своим голосом оскверняешь чистое имя? Для чего речение это употребляешь лживо? Для чего оскорбляешь нескверное естество? Если ты чадо Мое, то, без сомнения, и жизнь твоя должна носить на себе черты Моих благ. Не признаю в тебе образа Моего естества; черты твои противоположны. Кое общение свету ко тьме? (ср.: 2 Кор. 6, 14). Какое сродство у жизни и смерти? Какая близость у чистого по естеству с нечистым? Велико расстояние между благодетелем и любостяжательным, непримиримо противление милостивого с неумолимым. Иный отец злых в тебе свойств. Мои порождения украшаются добрыми отеческими качествами, сын милостивого — милостив, чистого — чист, нетленного — чужд растления, и вообще благого благ, правдивого — правдив. А вас не знаю, откуда вы». Посему, пока не стали мы чистыми по жизни, опасно отваживаться на сию молитву и Бога именовать Отцем своим (свт. Григорий Нисский, 18, 407—408).
***
...Наша жизнь, утратив общение в добре, отпала и от Божией воли. Посему научаемся мы в молитве в такой мере очищать пашу жизнь от худого, чтобы, как в небесном жительстве, и в нас беспрепятственно управляла Божия воля, так чтобы можно было иному сказать: «Как в Престолах, Началах, Властях, Господствах, и во всякой премирной силе совершается Твоя воля, и никакой порок не препятствует действию добра, так и в нас да совершается доброе, чтобы, по истреблении всякого порока, в душах наших благоуспешно исполнялась во всем Твоя воля» (свт. Григорий Нисский, 18, 439).
***
Поскольку... все, кто одного с нами естества, всегда непременно участвуют в погрешностях естества, то, припадая в молитве к Богу, просим поэтому оставить нам долги. Но не приемлется таковой глас и не достигает Божественного слуха, если не вопиет вместе и паша совесть, что оказанною милостию делиться с другими — прекрасное дело. Ибо кто рассуждает, что человеколюбие прилично Богу (а если бы не признавал приличным, не стал бы просить у Бога неприличного и несообразного), от того справедливость требует собственными своими делами подтвердить суждение о прекрасном деле, чтобы самому не услышать от Праведного Судии: врачу, исцелися сам (Лк. 4, 23). Меня умоляешь о человеколюбии, которым не делишься ты с ближними. Просишь об оставлении долгов, почему же сам мучишь должника? Умоляешь, чтобы рукописание на тебя было изглажено, а сам тщательно хранишь договоры с занявшими у тебя в долг? Просишь об уменьшении счета долгов, а сам данное в долг приращаешь лихвою? Твой должник в темнице, а ты в молитвенном доме? Он страдает за долги, а ты испрашиваешь оставления долга? Твоя молитва не услышана, потому что заглушает ее голос страждущего. Если разрешишь телесный долг, разрешены будут тебе душевные узы. Если простишь, прощено будет и тебе, сам будешь своим судьею, сам себе предпишешь закон, расположением к лежащему у ног твоих произнося свыше приговор о себе (свт. Григорий Нисский, 18, 463—464).
***
...<Христос> дал нам образец молитвы, научая (нас), что быть услышанным (Богом) зависит не от множества слов, а от бдительности души (свт. Иоанн Златоуст, 47, 793).
***
...Образ молитвы <Отче наш> предложен нам от Самого Судии, Которого мы должны умолять ею. Здесь нет прошения и даже воспоминания ни о богатстве, ни о почестях, ни о власти и силе, ни о телесном здравии или временной жизни. Творец вечности не хочет, чтобы мы просили у Него чего-нибудь суетного, маловажного и временного. Итак, тот нанесет величайшее оскорбление Его величеству и благости, кто, презрев сии вечно благие прошения, захочет умолять Его о чем-либо скоропреходящем и тленном; такой человек маловажностью прошений скорее навлечет на себя негодование Судии своего, нежели привлечет Его благоволение (прп. авва Исаак, 56, 339—340).
***
Дивишься ты, кажется, краткости Господней молитвы, а меня всегда изумляло и изумляет это в кратких словах высокое любомудрие. Ибо если не трудно произношение слов, то не вместе и силы слов; потребен не слышатель слов только, но и исполнитель дел. Посему полагаю, что преступает всякий предел дерзости, кто не исполняет того, что прилично благоискусному сыну, но осмеливается Владыку называть Отцем, хотя делает то, чем бесславится имя Божие, однако же решается произносить: да святится имя Твое, служа одним из первых оруженосцев у мучителя, отваживается выговорить: да приидет Царствие Твое, т. е. к угнетенным под властью мучителя да приидет победоносный Царь, подающий неодолимую помощь в борьбе с грехом. И, не исполняя на деле ничего угодного Богу, принимает еще на себя лицемерный вид добродетели и говорит: да будет воля Твоя, якоже на небеси и на земли. Предавшись роскоши и расточительности, отложив многое в запас не только на пропитание, но и для чревоугодия, смеет молиться: хлеб наш насущный (т. е. или приличный душе, или достаточный для плоти) даждь нам днесь; тогда как словом днесь указывает Господь на попечение об едином дне, потому что, мыслительную силу души возводя к высшему любомудрию, определяет и самое время прошения. Потом, хотя сам недоступен и жесток, но говорит: остави нам долги наша; сам злопамятен и безмерно мстителен, но говорит: якоже и мы оставляем должником нашим; сам себя ввергает в искушение и пролагает всякие пути, ведущие к опасности, но говорит: не введи нас во искушение, — что представляется смешным, лучше же сказать, достойным всякого негодования. А сие, охотно следовать за врагом... и сказать: но избави нас от лукавого — выше всякой насмешки. И на словах выражать: яко Твое есть Царствие, и сила, и слава (Мф. 6, 9—13), а на деле пренебрегать Того, Кто источает всякую силу и славу, это уже вовсе непростительно. Посему сказать Отче наш имеют право те одни, которые по чудном рождении в Божественном крещении, по новому и необычайному закону чревоношения показывают в себе, что они истинные сыны, и сие: да святится имя Твое, — те, которые не делают ничего достойного осуждения; и сие: да приидет Царствие Твое, — те, которые избегают всего, что доставляет удовольствие; мучителю; и сие: да будет воля Твоя, — те, которые изъявляют это своими поступками; и сие: хлеб наш насущный дождь нам днесь, — те, которые отказываются от роскоши и от расточительности; и сие: остави нам долги наша, — те, которые прощают прегрешившим пред ними; и сие: не введи нас во искушение, — те, которые ни себя самих, ни других не ввергают в оное; и сие: избави нас от лукавого, — те, которые ведут непримиримую брань с сатаною; и сие: яко Твое есть Царствие, и сила, и слава (Мф. 6, 9—13), — те, которые трепещут словес Божиих и показывают их в самих делах. Ибо познание молитвы в такой же мере бывает успешно, в какой преуспевают нрав и жизнь молящегося (прп. Исидор Пелусиот, 61, 411—413).
***
Прошения, из которых состоит молитва Господня, — прошения даров духовных, приобретенных человечеству Искуплением. Нет слова в молитве о плотских, временных нуждах человека (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 238).
***
Молитва Господня дарована человекам прежде, чем совершилось окончательно их искупление: они названы сынами и призваны к правам сынов прежде усыновления, прежде возрождения крещением, прежде участия в Тайной вечери, прежде обновления Святым Духом. Молитва Господня дарована грешникам (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 239).
***
Молитва Господня не соделывает ненужными или излишними прочих молитвословий, принятых и установленных Святою Церковью: она составляет собою сущность их... (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 248).