Если увидишь, что какой-нибудь брат согрешил, не презирай его, не отвращайся от него и не осуждай его, ибо иначе сам впадешь в руки врагов твоих (прп. Антоний Великий, 89, 114).
***
Уха своего не подставляй, чтоб услышать худое (о других), но будь снисходительно жалостлив к людям, и жив будешь (прп. Антоний Великий, 89, 114).
***
Кто всегда размышляет о тех последних наказаниях, коим должен подвергнуться за грехи свои, того мысль незанята осуждением других... (прп. авва Исаия, 59, 76).
***
Кто истинно приносит покаяние, тот не занимается осуждением ближнего, а только оплакивает грехи свои (прп. авва Исаия, 59, 140).
***
Если кто в присутствии твоем начнет осуждать брата своего... скажи осуждающему со смирением: «Любезный брат, прости меня, ибо я грешен и немощен, и повинен тому, о чем ты говоришь, почему не могу сего переносить» (прп. авва Исаия, 59, 204).
***
...У кого сердце в страстях, пред тем никто не свят, но но страстям, кои в сердце его, думает он, что и всякий человек таков же (прп. авва Исаия, 89, 332).
***
...Если увидишь ближнего во грехе: не на это одно смотри, но размысли, что сделал или делает он хорошего, и, нередко, испытав вообще, а не в частности судя, найдешь, что он лучше тебя (свт. Василий Великий, 8, 272).
***
...Не осуждай за маловажное, как будто сам ты строгий праведник (свт. Василий Великий, 8, 274).
***
Если видишь, что брат грешит, и наутро свидишься с ним, то не признавай его в мысли своей грешником, ибо не знаешь, что, может быть, когда ушел ты от него, сделал он по падении своем что-нибудь доброе и умилостивил Господа воздыханиями и горькими слезами (прп. Ефрем Сирин, 30, 196).
***
Не будем осуждать кого-либо, ибо не знаем, как он ведет себя в келье своей, или как трудится пред Богом... (прп. Ефрем Сирин, 31, 126).
***
Старайся узнавать дело в ясности не для того, чтобы дать суд, но чтобы не осудить... Если удержишься от суда, то себе самому окажешь милость (прп. Ефрем Сирин, 31, 628).
***
Если ближнего своего, согрешившего против тебя, подвергаешь ответственности за то, что согрешил он против тебя, то сим уличаешь самого себя, что и ты в состоянии был не грешить ни против ближнего своего, ни против Бога (прп. Ефрем Сирин, 34, 36).
***
Кто осуждает других, тому нужно, чтобы не осуждали ею собственные его дела (прп. Ефрем Сирин, 34, 299).
***
Разбирай больше сам себя, нежели дела ближних: одно доставляет пользу тебе, другое — ближним (свт. Григорий богослов, 16, 202).
***
Лучше о себе слышать худое, нежели говорить худо о другом. Ежели кто, желая позабавить тебя, выставляет ближнего на посмешище, то воображай себе, что предметом смеха служишь ты сам, в таком случае слова его всего более огорчат тебя (свт. Григорий Богослов, 16, 204).
***
...Кто судит чужой порок, скорее сам подпадет обвинению, нежели положит конец пороку (свт. Григорий Богослов, 17, 206).
***
Не услаждайся насмешками и не соучаствуй с пересудчицами, потому что их оставит Господь (авва Евагрий, 89, 616).
***
...Несмотря на то что этот грех <осуждения> подвергает такому наказанию, а нисколько не доставляет удовольствия, мы все бежим на зло, как будто стараясь и соревнуя войти в геенскую пещь не одною, а многими дорогами (свт. Иоанн Златоуст, 44, 140).
***
Если бы мы не сделали даже никакого другого греха, то уже этот один <грех осуждения> может свести нас в преисподнюю геенну... (свт. Иоанн Златоуст, 44, 140).
***
Кто строго расследует чужие проступки, тот не получит никакого снисхождения к своим собственным, потому что Бог произнесет суд соответственно не только свойству наших преступлений, но и твоему суду о других (свт. Иоанн Златоуст, 45, 53).
***
Согрешил кто-нибудь и строго осудил другого, совершившего тот же грех: за это в тот день он подвергнется наказанию не такому, какого требует свойство греха его, но больше чем двойному и тройному, — потому что Бог назначит ему наказание не сообразно с тем, в чем он сам согрешил, но за то, что строго осудил другого, который согрешил в том же (свт. Иоанн Златоуст, 46, 200).
***
...Те, которые разбирают чужие грехи, нисколько не заботятся о своих собственных... (свт. Иоанн Златоуст, 46, 203).
***
Если же, забывая о себе, ты восседаешь, как судья над другими, то нечувствительно собираешь сам себе только большие бремена грехов (свт. Иоанн Златоуст, 47, 465).
***
...Если и мы хотим уменьшить свои грехопадения, будем всего более заботиться о том, чтобы не осуждать братий наших, а вымышляющих клеветы на них не допускать к себе... и совершенно от них отвращаться (свт. Иоанн Златоуст, 47, 465).
***
Хотя ты и не имеешь судебной власти, а осуждаешь только мыслию, тем не менее делаешься виновным во грече, когда, не имея никаких доказательств, осуждаешь, как часто случается, по одному подозрению и пустой клевете (свт. Иоанн Златоуст, 47, 465).
***
Если нам не позволено судить о жизни друг друга, то тем более о жизни отцов <т. е. священников> (свт. Иоанн Златоуст, 47, 796).
***
Люди большею частью судят и о других по себе. Так, постоянно пьянствующий нелегко поверит, что есть люди, живущие трезво; привязанный к распутным женщинам считает распутными и тех, кто живет честно; похититель чужого нелегко поверит, что есть люди, которые раздают и свое (свт. Иоанн Златоуст, 47, 850).
***
Человеческий суд никогда не совершается по истине, не только потому, что не соблюдаются права, но и потому, что если бы судья и не был подкуплен деньгами или подарками, если бы был свободен от гнева и доброжелательства, то часто самые обстоятельства бессильны открыть истину: или случается какое-либо недоразумение, или не бывает налицо верных свидетелей (свт. Иоанн Златоуст, 49, 243).
***
...Осуждай не священство, а священника, худо пользующегося хорошим предметом... Сколь многие врачи делались палачами и давали яд вместо лекарства? Но я осуждаю не искусство, а того, кто худо пользуется искусством(свт. Иоанн Златоуст, 49, 412).
***
...Если ты судишь других, желая им добра, то прежде пожелай его себе, имеющему грех и очевиднее, и более; если же нерадишь о самом себе, то ясно, что и брата своего гудишь не из доброжелательства к нему, но из ненависти и желания опозорить его (свт. Иоанн Златоуст, 50, 262).
***
Если уж худо не обращать внимания на свои грехи, то вдвое или втрое хуже судить других, имея в собственных своих глазах бревно, и не чувствуя от того никакой боли; ведь грех тягостнее и бревна (свт. Иоанн Златоуст, 50, 262).
***
...Кто привык нерадеть о своих великих преступлениях и строго судить о малых и незначительных погрешностях других, тот терпит двоякий вред, — как потому, что нерадит о своих грехах, так и потому, что питает ко всем вражду и ненависть и каждый день возбуждается к крайней жестокости и немилосердию (свт. Иоанн Златоуст, 50, 263).
***
Ведь и мы, если невиновны ни в прелюбодеянии... ни в воровстве, зато имеем другие согрешения, достойные многих наказаний. И брата часто называли глупцом, а это подвергает нас геенне, и на женщин смотрели невоздержными очами, а это равняется совершенному любодеянию; но что всего хуже — не участвуем достойным образом в Таинствах, что делает нас повинными Телу и Крови Христовой. Не будем... строгими исследователями чужих дел, но станем помышлять о своих собственных, и тогда мы не будем так бесчеловечны и жестоки (свт. Иоанн Златоуст, 51, 401).
***
О тебе худо отзывается кто-нибудь? А ты скажи: если бы он знал все, то и не это только сказал бы (обо мне). Вы... удивляетесь сказанному? Но так должно поступать (свт. Иоанн Златоуст, 52, 141).
***
О людях же мы должны заботиться столько, чтобы только не ввести их в искушение и не подать им повода (к осуждению). Если же тогда, как мы не подаем повода, они станут без причины и напрасно осуждать нас, то мы должны смеяться, а не плакать (свт. Иоанн Златоуст, 52, 403—404).
***
...Не будем строгими судьями других, чтобы и у нас не потребовали строгого отчета: а мы ведь обременены грехами, превышающими всякое помилование. Будем иметь больше сожаления к тем, которые грешат, не заслуживая снисхождения, чтобы и мы сами могли надеяться на такую к себе милость, хотя, сколько бы мы ни старались, никогда не будем в состоянии оказать такое человеколюбие, в каком имеем нужду от человеколюбивого Бога. Отсюда не безрассудно ли, когда мы сами находимся в столь великой нужде, строго разбирать дела своих собратий и все делать против самих себя? Таким образом, не столько ты выставляешь его недостойным твоего благодеяния, сколько самого себя — недостойным Божия человеколюбия. Кто строго изыскивает со своего собрата, с того гораздо строже взыщет Бог (свт. Иоанн Златоуст, 52, 673).
***
Я приказываю тебе не судить <человека> не потому, что действия его не заслуживают осуждения, но потому, что он чужой раб, т. е. не твой, а Божий (свт. Иоанн Златоуст, 52, 794).
***
Потому мы и бываем строгими судьями чужих грехов, а на свои не обращаем никакого внимания, что не знаем Писаний, что не изучаем законов Божественных (свт. Иоанн Златоуст, 54, 304).
***
...Скажешь, священник не подает бедным и нехорошо управляет делами. Откуда тебе это известно? Прежде, нежели узнаешь достоверно, не порицай, бойся ответственности...
Если даже ты узнал, исследовал и видел, и тогда ожидай Судию, не предвосхищай себе права Христова; Ему принадлежит право судить, а не тебе; ты — последний раб, а не господин, ты — овца, не суди же пастыря, чтобы тебе не быть наказану и за то, в чем обвиняешь его. Но как же, скажешь, мне он говорит, а сам не делает? Не сам он говорит тебе, — если ты повинуешься только ему, то не получишь награды, — тебе заповедует Христос...
Но, скажешь, священник должен быть лучше меня. Почему? Потому, что он священник. Чего же он не имеет более, нежели ты? Трудов ли, опасностей, забот или скорбей? Чем же он не лучше тебя, имея все это? Но если он и не лучше тебя, то для чего тебе, скажи мне, нужно губить себя самого? Слова твои происходят от гордости. Откуда ты знаешь, что он не лучше тебя? (свт. Иоанн Златоуст, 54,769).
***
...Монах <и всякий христианин> подвергается той же вине и порокам, за которые вздумал бы осуждать других. Следовательно, всякому должно судить только себя самого, осмотрительно, осторожно наблюдать за собою во всем, а не расследовать жизнь и поведение других...
Кроме сказанной причины, и потому опасно судить о других, что мы не знаем необходимости или причины, по которой они делают, может быть, правильно пред Богом или извинительно то, чем мы соблазняемся и оказываемся безрассудными судьями их и этим допускаем нелегкий грех, думая о своих братьях иначе, нежели как должно (прп. Иоанн Кассиан, 56, 67).
***
...Если монах <и всякий христианин> с беспощадною, бесчеловечною строгостию осуждает другого, то это верный знак, что он сам предан тем же порокам (прп. авва Херемон, 56, 376).
***
Если истинно намерен ты приносить дары Богу, то не бесчести посредника Даров <священника>, руки которого Бог, по человеколюбию, благоволил употребить на служение Ему. Ибо иерей, если и сквернится, как говорите, какою-либо нерадивою жизнию, сам за себя даст отчет, но все же есть ангел Господа Вседержителя (Мал. 2, 7), кик по тайноводству Божественного священнодействия, так и потому, что служит спасению многих (прп. Исидор Пелусиот, 60, 200—201).
***
...Надлежит душевное око от чужих погрешностей обратить на собственные свои, и приучать язык говорить строго не о ближних, но о себе самом, ибо плодом сего бывает оправдание (прп. Исидор Пелусиот, 60, 372).
***
Вразуми согрешающего, но не осуждай падающего, ибо последнее есть дело злоречивого, а первое — желающего исправить (прп. Нил Синайский, 72, 241).
***
...Не охуждай иереев за то, что не все они чисты; не твое дело судить и пересуживать епископов Господних (прп. Нил Синайский, 73, 144).
***
Если видишь, что иной не чище всех нечистых и лукавее всех лукавых людей, то не изъявляй желания осудить по, и не будешь оставлен Богом, и не соделаешься пленником (прп. Нил Синайский, 73, 243).
***
Судить позволительно наиболее славным и чистым из пастырей, которым вверены ключи Царствия, а не пасомым и носящим на себе следы греховных скверн (прп. Нил Синайский, 73, 243—244).
***
...Великий грех — уязвленному многими беззакониями не обращать внимания на свои грехи, а любопытствовать и говорить о том, что есть худого в других (прп. Нил Синайский, 73, 289—290).
***
Не обморочивай слуха своего пересудами, чтобы, продав себя этой страсти, не стать тебе рабом многих страстей; потому что одна страсть, нашедши для себя место в тебе, в то же гнездо (или стойло) введет и другие страсти; делается же рабом многих страстей владычественный ум тогда, когда, сопрягшись с какою-либо страстию, совсем отбрасывает подвижнические труды (прп. Нил Синайский, 90, 306-307).
***
Кто обвиняет брата своего в пороке его, тот обвинителя себе обретает в Боге (прп. Исаак Сирин, 58, 396).
***
Когда начинает кто при тебе пересуждать брата своего, потупь лицо свое (прп. Исаак Сирин, 58, 413).
***
Если не в состоянии заградить уста осуждающего друга своего, то... остерегись вступить с ним в общение (прп. Исаак Сирин, 58, 416).
***
...От того, что (человек) дозволит себе малое зазрение ближнего, от того, что говорит: «Что за важность, если послушаю, что говорит сей брат? Что за важность, если я скажу одно вот такое-то слово? Что за важность, если я посмотрю, что будет делать сей брат, или тот странник?» — (От сего самого) ум начинает оставлять свои грехи без внимания и замечать грехи ближнего. И от сего потом происходит, что мы осуждаем, злословим, уничижаем (ближних), а наконец впадаем и в то самое, что осуждаем. Ибо оттого, (что человек) не заботится о своих грехах и «не оплакивает, — как сказали отцы, — своего мертвеца», не может он преуспеть ни в чем добром, но всегда обращает внимание на дела ближнего. А ничто столько не прогневляет Бога, ничто так не обнажает человека и не приводит в оставление (от Бога), как злословие, или осуждение, или уничижение ближнего (прп. авва Дорофей, 29, 79—80).
***
...<Господь> грех ближнего уподобил сучку, а осуждение — бревну. Так-то тяжело осуждение, превосходящее всякий грех (прп. авва Дорофей, 29, 80).
***
Итак, чего хотим... мы от нашего ближнего? Чего хотим от чужой тяготы? Есть у нас о чем заботиться, братия! Каждый да внимает себе и своим грехам. Одному Богу принадлежит (власть) оправдывать и осуждать, поелику Он знает и душевное устроение каждого, и силу, и образ воспитания, и дарования, и телосложение, и способности и сообразно с этим судит каждого, как Он Сам Един знает. Ибо иначе судит Бог дела епископа и иначе правителя (мирского), иначе судит дела игумена и иначе ученика, иначе старого и иначе юного, иначе больного и иначе здорового. И кто может знать все суды сии? Только Един, сотворивший всех, все создавший и все ведущий (прп. авва Дорофей, 29, 82).
***
...Никакой человек не может знать судеб Божиих; но Он един ведает все и может судить согрешения каждого, как Ему единому известно. Действительно, случается, что брат погрешает по простоте, но имеет одно доброе дело, которое угодно Богу более всей жизни, а ты судишь и осуждаешь его, и отягощаешь душу свою. Если же и случилось ему преткнуться, почему ты знаешь, сколько он подвизался и сколько пролил крови своей прежде согрешения; теперь согрешение его является пред Богом как бы делом правды? Ибо Бог видит труд его и скорбь, которые он... подъял прежде согрешения, и милует его. А ты знаешь только сие (согрешение), и тогда как Бог милует его, ты осуждаешь его и губишь душу свою. Почему ты знаешь, сколько слез он пролил о сем пред Богом? Ты видел грех, а покаяния его не видел (прп. авва Дорофей, 29, 83—84).
***
<Некто> видя, что брат его согрешил, вздохнул и сказал: «Горе мне! Как он согрешил сегодня, так согрешу и я завтра». Видишь ли твердость? Видишь ли настроение души? Как он тотчас нашел средство избегнуть осуждения брата своего! Ибо, сказав «так и я завтра», он внушил себе страх и попечение о том, что и он в скором времени может согрешить, и так избежал осуждения ближнего.
Притом не удовлетворился этим, но и себя повергнул под ноги его, сказав: «И он (по крайней мере) покается о грехе своем, а я не покаюсь как должно, не достигну покаяния, не в силах буду покаяться?» Видишь просвещение божественной души? Он не только успел избежать осуждения ближнего, но и себя самого повергнул под ноги его. Мы же, окаянные, без разбора осуждаем, гнушаемся, уничижаем, если что-либо видим, или услышим, или только подозреваем; и, что еще хуже, мы не останавливаемся на своем собственном вреде, но, встречая и другого брата, тотчас говорим ему: «То и то случилось», и вредим ему, внося в сердце его грех. И не боимся мы Сказавшего: Горе напаяющему подруга своего развращением мутным (Авв. 15), но совершаем бесовское дело и нерадим о сем. Ибо что иное делать бесу, как не смущать и не вредить? А мы оказываемся помощниками бесов на погибель свою и ближнего... (прп. авва Дорофей, 29, 84—85).
***
...Если человек не будет замечать пороков ближнего, то, с помощью Божиею, родится в нем благость, которою благоугождается Бог (прп. авва Дорофей, 29, 180).
***
...Невеликое дело — не судить того, или сострадать тому, кто находится в скорби и покоряется тебе; но велико — не судить того, кто тебе противоречит, не мстить ему но страсти, не соглашаться с осуждающим его и радоваться вместе с предпочтенным тебе (прп. авва Дорофей, 29, 188-189).
***
Когда помысл склоняет тебя испытать или осудить твоего наставника, как от блуда, отскочи от оного... (прп. Иоанн Лествичник, 57, 22).
***
Если бы ты увидел кого-либо согрешающего даже при самом исходе души из тела, то и тогда не осуждай его, ибо суд Божий неизвестен людям. Некоторые явно впадали в великие согрешения, но большие добродетели совершали втайне; и те, которые любили осмеивать их, обманулись, гоняясь за дымом и не видя солнца (прп. Иоанн Лествичник, 57, 97).
***
Судить — значит бесстыдно похищать сан Божий, а осуждать — значит погублять свою душу (прп. Иоанн Лествичник, 57, 98).
***
Человекоубийцы-бесы побуждают нас или согрешить, или, когда не грешим, осуждать согрешающих, чтобы вторым осквернить первое... (прп. Иоанн Лествичник, 57,98).
***
...За какие грехи осудим ближнего, телесные или душевные, в те впадем сами; и иначе не бывает (прп. Иоанн Лествичник, 57, 98).
***
Как возношение и без другой страсти сильно погубить человека, так и осуждение, одно само по себе, может нас погубить совершенно... (прп. Иоанн Лествичник, 57, 98).
***
Видел я таких людей, которые тайно и скрытно соделывали тяжкие согрешения, а между тем, считая себя лучшими других, безжалостно нападали на тех, которые увлекались в легкие, но явные проступки (прп. Иоанн Лествичник, 57, 98).
***
Как добрый виноградарь вкушает только зрелые ягоды, и кислые оставляет, так и благоразумный и рассудительный ум тщательно замечает добродетели, какие в ком-либо узрит; безумный же человек отыскивает пороки и недостатки (прп. Иоанн Лествичник, 57, 98—99).
***
Не будь строгим судиею тех, которые словами учат о великих добродетелях, когда видишь, что сами они к благому деланию ленивы, ибо недостаток дела часто восполняется пользою оного учения (прп. Иоанн Лествичник, 57, 204).
***
Не верь помыслу, осуждающему ближнего, потому что имеющий злое сокровище злое и помышляет (авва Фалассий, 91, 295).
***
Бесстрастно говорящий о грехе брата, говорит по двум причинам: или чтобы его исправить, или чтобы принести пользу другому. Если же он говорит самому ли ему, или другому без сих целей, то говорит, осуждая или оклеветывая брата, и такой не избежит оставления от Бога, но непременно впадет или в то же, или в другое прегрешение, и, быв обличен и укорен другими, посрамится (прп. Максим Исповедник, 91, 208).
***
Потребно также внимательно смотреть, не прокрались бы прилоги помыслов тщеславия и самомнения, чтоб не осудить кого, видя, что он делает что-нибудь неподобающее (старец Симеон Благоговейный, 93, 67).
***
Верующий никого не осуждает, веруя, что мы все — в епитимиях, что всех имеет судить Бог, и что каковым судом кто судит других, таковым и сам будет судим (прп. Симеон Новый Богослов, 76, 437).
***
...Увы и горе тем, которые осуждают и поносят других, будто злых, потому что они будут ввержены злыми бесами во тьму кромешную, где будет плач и скрежет зубов (прп. Симеон Новый Богослов, 76, 440).
***
...Тот, кто говорит в сердце своем: «Это худо, то глупо или для чего сделано то и то, а не сделано это и это?» — пусть не прельщается, думая, что не грешит, ибо явный осудитель и, как судящий, осужден будет, хотя бы ни одного осудительного слова не испустил из своих уст и никто не слыхал гласа его (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 235).
***
...По... внешним чертам не следует составлять суждение о людях, потому что они всегда почти бывают в таком случае погрешительны (прп. Никита Стифат, 93, 99).
***
От самолюбия и самомнения порождается в нас и другое... зло — тяжелое, причиняющее нам вред, именно строгий суд и осуждение ближнего, по которому мы потом ни во что ставим, презираем и унижаем его при случае. Коковой злой навык и порок, происходя от гордости, ею питается и возращается, и наоборот, ее питает и возращает; ибо и гордыня наша после всякого действия осуждения подвигается вперед, по причине сопутствующего сему действию самочувствия и самоуслаждения.
Давая себе высокую цену и высоко о себе думая, естественно, свысока смотрим мы на других, осуждаем их и презираем, так как нам кажется, что мы далеки от тех недостатков, каких, как нам думается, не чужды другие. А тут еще и всезлобный враг наш, видя в нас такое недоброе расположение, бодренно стоит близ и, открывая очи наши, научает зорко смотреть за тем, что делают и говорит другие, делать из сего заключения, какие потому у них числи и чувства, и по этим предположениям составлять о них свое мнение, чаще всего недоброе, с возведением сей недоброты в закоренелый нрав. Не замечают и не видят эти судьи, что самое начало осуждения — подозрение худобы в других — печатлится в мысли действием врага, и им же оно потом раздувается в уверенность, что они и действительно таковы, хотя на деле ничего такого нет.
Но, брате мой, как враг бодренно следит за тобою, высматривая, как бы посеять в тебе зло, смотри еще паче ты бодренно сам над собою, чтоб не попасть в расставляемые им тебе сети, и как только он представит тебе какой недостаток в ближнем твоем, спеши поскорее отклонить от себя помысл сей, не давая ему засесть в тебе и разростись, и вытесни его из себя вон, чтоб и следа его не оставалось, заменив его помышлением о добрых свойствах, какие знаешь в ближнем сем и какие вообще уместны в людях, прилагая к сему, если еще чувствуешь позыв произнести осуждение, ту истину, что тебе не дано на то власти, и что, присвояя себе эту власть, ты сам в этот момент делаешься достойным суда и осуждения не пред немощными людьми, но пред Всесильным Судиею всех — Богом.
Такой переворот помысла есть самое сильное средство не к отогнанию только случайно находящих помыслов осуждения, но и к тому, чтоб совсем отучить себя от сего порока. Второе же, тоже очень сильное к тому средство, есть не выпускать из ума памятования о своей худости, своих нечистых и злых страстях и делах и соответственно тому непрестанно держать чувство своего непотребства. Того и другого — страстей и дел страстных, — конечно, найдется в тебе немало. Если ты не бросил себя и не махнул рукой, говоря: будь что будет, то не можешь не заботиться об уврачевании этих своих нравственных немощей, губящих тебя. Но если ты делаешь это искренно, то у тебя не должно доставать времени заниматься делами других и судебные составлять о них приговоры; ибо тогда, соли позволишь себе это, в ушах твоих непрестанно будет звучать: врачу, исцелися сам; изми первее бервно из очесе твоего (Мф. 7, 5).
К тому же, когда ты строго судишь о каком недобром поступке ближнего, знай, что какой-нибудь корешок этой же самой недоброты есть и в твоем сердце, которое по своей страстности научает тебя строить догадки о других и осуждать их (прп. Никодим Святогорец, 70, 177—179).
***
...Когда придет тебе помысл осудить другого за какую-либо погрешность, вознегодуй на самого себя, как на делателя таких дел и в том же повинного; и скажи в сердце своем: «Как я, окаянный, находясь в том же самом грехе и делая еще более тяжкие прегрешения, дерзну подмять голову, чтоб видеть погрешности других и осуждать их?» Действуя так, ты будешь оружие, которым злой помысл внушает тебе поразить другого, обращать на самого себя и вместо уранения брата пластырь будешь налагать на раны собственные (прп. Никодим Святогорец, 70, 179).
***
Грех осуждения так противен Богу, что Он прогневляется, отвращается от самих угодников Своих, когда они позволят себе осуждение ближнего: Он отьемлет от них благодать Свою... (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 426).
***
Осуждение ближнего — признак лицемерства, по всесвятому указанию Евангелия (свт. Игнатий Брянчанинов, 11, 278).
***
Осуждение от самодовольства рождается и самодовольство питает. То и другое показывает, что самость жива и жирна... Ухитритесь истощить их все (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 82, 11).
***
Но как у вас клеится, что ревность жива... и осуждение сбоку?! Смотрите, как бы не обуяло вас кислое благочестие (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 82, 12).
***
...Осуждение же трудно прощается, потому что трудно чувствуется его грешность (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 82, 193).
***
Грех осуждения больше в сердце, чем на языке (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 82, 219).
***
Не судите, — и Бога будете иметь всегда своим защитником (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 83, 13).
***
Чтоб не осуждать других, надо глубоко восчувствовать свою греховность и скорбеть о ней, оплакивая душу, будто мертвую. Некто сказал: «Когда свой мертвец дома, не станешь заботиться о мертвецах в соседстве» (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 83, 86).
*********
Один брат спросил авву Пимена: «Как можно достичь того, чтобы не говорить худо о ближнем?» Старец сказал ему: «Мы и братия наши — как бы две картины. Если человек, смотря на себя, находит в себе недостатки, то в брате своем он видит совершенства; а когда сам себе он кажется совершенным, тогда, сравнивая с собою брата, находит его худым» (97, 218—219).
***
Были два брата в киновии, и каждый из них удостоился видеть благодать Божию на брате своем. Однажды случилось, что один из них, выйдя из киновии в пяток, увидел кого-то вкушающего утром пищу и сказал ему: «В пяток ты ешь в такой час?» На следующий день было собрание, и, по обычаю, брат, взглянув на него, увидел, что благодать отступила от него, и опечалился. Когда пришел в келью, говорит ему: «Что ты сделал, брат? Ибо я не вижу на небе, как видел прежде, благодати Божией». «Я, — отвечал он, — ни на дате, ни в помышлении не знаю в себе ничего худого». — «Не говорил ли ты какого худого слова?» Тот, попомнив, отвечал: «Да! Вчера увидал я одного вкушающею пищу утром и сказал ему: «Ты в пяток ешь в такой час? Вот мой грех! Но потрудись со мною две недели и помоли Бога, чтобы Он простил мне». Они так и поступили. По прошествии двух недель брат увидел благодать Божию, вновь сошедшую на его брата. Они утешились и возблагодарили Бога (98, 25—26).
***
Брат сказал авве Пимену: «Если увижу брата, о котором слышал, что он пал, то неохотно принимаю его в келью свою, а брата, имеющего доброе имя, принимаю с радостью». Старец отвечал ему: «Если ты желаешь добра брату, то для падшего сделай вдвое, потому что он немоществует» (106, 337—338).
***
Когда Авва Агафон видел какое-нибудь дело и помысл побуждал его к осуждению, он говорил самому себе: «Агафон, не сделай сам того же», и таким образом помысл его успокаивался (97, 31).
***
В Скиту один брат пал в грех. Братия собрались и послали за аввой Моисеем, но он не хотел идти. Пресвитер опять послал позвать его таким образом: «Иди, тебя ожидает собрание». Авва Моисей встал и пошел. Взяв корзину с дырами и наполнив песком, он понес ее с собой. Братия, вышедшие к нему навстречу, спрашивают его: «Что это такое, отец?» Старец отвечал им: «Это грехи мои сыплются позади меня, но я не смотрю на них, а пришел теперь судить чужие грехи». Братия, услышав это, простили согрешившего брата (97, 156).
***
В одной обители жил отшельник по имени Тимофей. Настоятель, узнав, что один из братий подвергся искушению, спросил совета у Тимофея, что делать с падшим братом. Отшельник посоветовал выгнать его из обители. Когда выгнали брата, его брань (страстное возмущение, действовавшее в нем) перешла к отшельнику Тимофею, и он пришел в опасное состояние. Тимофей, осознав причину появления брани, начал с плачем взывать к Богу: «Господи, согрешил я, прости меня!» И был к нему глас: «Тимофей, знай, что Я попустил тебе искушение именно за то, что ты презрел брата во время искушения его» (106, 337—338).
***
Один брат, посланный преподобным Афанасием Афонским по некоторой монастырской нужде в мир, вознерадел о своем спасении и впал в плотской грех. Возвратившись в лавру, с отчаянием о своем спасении он исповедал преподобному свой грех. Святой, как опытный врач, утешая и убеждая не отчаиваться, но иметь надежду на Бога, оставил его при прежнем монастырском послушании. Узнав об пом, другой монах, именем Павел, соблазнился и стал открыто осуждать как павшего брата, так и преподобного, что тот не изгнал из обители преступника за совершение такого беззаконного и постыдного дела. Преподобный, строго посмотрев на него, сказал: «Павел, что ты делаешь? Себе внимай, а не грехи брата рассматривай. Писано: мняйся стояти да блюдется, да не падет (1 Кор. 10, 12)». С того времени, попущением Божиим, и сам Павел ощутил в себе сильную блудную брань и жестоко страдал уже трое суток, так что начал отчаиваться во спасении; но, что всего хуже, стыдился открыться отцу своему и просить его помощи. Преподобный знал духом все это и сам внушил ему смелость исповедаться. Тогда-то Павел открыл ему свой грех и попросил у него прощение как у отца, к согрешающим сострадательного. Преподобный вразумил его, чтоб он не осуждал падающих, но более сострадал им и молился за них; а потом уже, видя его смирение и сокрушение, помочился о нем Богу и освободил его от этой скверной брани.
Павел ощутил какой-то холод, пролившийся на главу его и распространившийся по всему телу, отчего похотное разжжение в нем тотчас же погасло (95, 43—44).
***
Старец, услышав, что некий брат впал в тяжкий грех, осудил его, сказав: «Великое зло сделал он!» Спустя некоторое время видит он, что Ангел несет к нему душу осужденного брата, и говорит ему: «Вот тот, которого ты судил, умер. Куда велишь теперь определить душу его, в Царство или в муку?» Старец ужаснулся. «Ведь ты судия праведным и грешным, — продолжал Ангел, — так говори же, что прикажешь о душе сей? Помилуешь ее или мукам предашь?» Понял тут старец, что, осудив брата, сам впал в тяжкий грех, и со стенанием и плачем умолял простить его. Долгое время Господь не отвечал ему, но, наконец, сжалился и послал Ангела возвестить ему прощение. «Бог простил тебя, — сказал Ангел, — но с этих пор не забывай, сколь тяжек грех осуждения» (112, 84).
***
Преподобный Иоанн Савваитский рассказывал следующее: «Раз пришел ко мне инок из соседнего монастыря, и я спросил его: «Как живут отцы?» Он отвечал: «Хорошо, по молитвам вашим». Затем я спросил об иноке, который не пользовался доброй славой, и гость сказал мне: «Нисколько он не переменился, отче!» Услышав это, я воскликнул: «Худо!» И только сказал это, тотчас почувствовал себя как бы в восторге и увидел Иисуса Христа, распятого между двумя разбойниками. Я было устремился на поклонение Спасителю, как вдруг Он обратился к предстоявшим Ангелам и сказал: «Изриньте его вон, это антихрист, ибо осудил брата своего прежде Моего Суда». И когда, по слову Господа, я изгонялся, в дверях осталась моя мантия, и затем я проснулся. «Горе мне, — сказал я тогда пришедшему брату, — зол сей день мне!» «Почему так?» — спросил тот. Тогда я рассказал ему о видении и заметил, что оставленная мною мантия означает, что я лишен покрова и помощи Божией. И с того времени семь лет провел я, блуждая по пустыням, ни хлеба не вкушая, ни под кров не заходя и ни с кем не беседуя, пока не увидел Господа моего, возвратившего мне мантию» (112, 154).
***
Великий подвижник, старец Ксенофонт, отправился на жительство в Валаамский монастырь. Там он стяжал благодать Божию, которая проявлялась при совершении Божественной литургии. Как-то приехали в монастырь весьма неопрятные лютеране. Во время службы они вошли в храм, и, взглянув на них, отец Ксенофонт осудил их в своем помысле. Благодать немедленно скрылась от него. Старец, поняв причину этого, начал каяться пред Богом. Через месяц, не ранее, Ксенофонт вновь сподобился проявления благодати Божией (106, 499).
***
Преподобный отец наш Виталий после шестидесятилетних подвигов в келье святого Спиридона, пришел в Александрию и остался там жить. Желая избежать славы человеческой, он поступал так: днем нанимался на работу и получал за свои труды по сребренику в день. Из этих денег на самую ничтожную сумму он покупал себе бобов, а затем уходил вечером в дома падших женщин. Отдав им заработанные деньги, он умолял женщин бросить порочную жизнь, а потом все ночи проводил там в пении псалмов и молитве. Уходя же, он всегда брал с падших слово никому не говорить о том, зачем он приходил к ним.
Между тем жители города, не знавшие цели его посещений, повседневно укоряли его и говорили: «Ступай, окаянный, тебя ждут твои блудницы!» или: «Уж лучше бы ты женился, чем срамишь чин монашеский!» Виталий не оправдывался и, утаив добродетель, продолжал свой подвиг и многих спас. Его святость открылась только после смерти преподобного, когда от прикосновения к его телу исцелилась бесноватая и «мнози хромии и слепии исцелеша» (112, 637-638).
***
Наместник Троицкой Лавры архимандрит Кронид вспоминал о своих молодых годах: «В подвиге борения со страстями меня много укреплял мой духовник иеромонах Серафим. Он с любовью, как истинный отец, старался уврачевать мою душу. В обители преподобного Сергия некоторые подозревали его в том, что он будто давал отцу Архимандриту сведения о немощах братии. На самом же деле, как это впоследствии подтвердилось, ничего подобного никогда не было. По своей молодости и неопытности я поверил этой клевете на отца Серафима и сам осуждал его и даже, страшно сказать, осмеивал.
В середине ноября 1884 года отец Серафим пожелал поехать на поклонение в Иерусалим и на Афонскую гору, где и сподобился окончить свою жизнь. Накануне его отъезда я вижу грозный и страшный сон. Мне снилось, будто я распростерт на тончайшей паутине, которая колеблется над широчайшею пропастью. Вдруг вижу: какое-то страшное чудовище силится подняться из пропасти и поглотить меня. Противоположная сторона пропасти была озарена неописуемым светом. В блистании его виднелся трон, и на нем восседал дивной красоты величественный Муж. По правую и левую сторонам Его находились двое предстоящих, как можно видеть их на иконе «Деисис». И слышу я грозный голос дивного Мужа: «Бросьте его в пропасть за то, что он осуждал и осмеивал своего духовного отца». Ужасу и страху моему не было предела. Я воскликнул: «Всемилостивый Господи! Помилуй меня и прости мои тяжкие согрешения. Я покаюсь, покаюсь!» Крик мой во сне был так пронзителен, что разбудил моего соседа по келье — послушника Алексея Баранова. Тот начал усиленно стучать мне в дверь со словами: «Константин! Константин (мое мирское имя)! Что с вами?» Я, пробудившись, сидя на кровати и не приходя еще в себя, с рыданиями продолжал кричать: «Господи, помилуй меня, помилуй меня!» И только через какое-то время, очнувшись, наконец, отворил дверь своей кельи и смог рассказать о своем страшном сне Алексею (впоследствии игумену Авелю, ризничному Лавры). Немного утешенный им, я после того сна уже не ложился, а, одевшись, пошел к ранней обедне в церковь Смоленской иконы Божией Матери. Возвратившись с Литургии, я в передней о. Наместника Лавры увидел своего духовного отца, иеромонаха Серафима, который пришел взять благословение на поездку и пропиться с архимандритом. Я тогда же искренно испросил себе у него прощения и с облегченным сердцем расстался с ним» (114, 89—91).
Рассказывали об авве Марке Египетском. Он прожил тридцать лет, не выходя из своей кельи. К нему обыкновенно приходил пресвитер и приносил ему Святое Причастие. Дьявол, видя подвижническую жизнь аввы, злоумыслил искусить его осуждением. Он внушил одному бесноватому идти к старцу будто бы для молитвы. Одержимый злым духом закричал старцу: «Пресвитер твой имеет гнусные грехи, не позволяй ему более входить к себе». Богодухновенный муж сказал ему: «Сын! Все выбрасывают нечистоту вон, а ты принес ее ко мне. В Писании сказано: Не судите, да не судими будете (Мф. 7, 1). Впрочем, если пресвитер и грешник, Господь спасет его, ибо сказано: молитеся друг за друга, яко да исцелеете (Пак. 5, 16). После сих слов старец, сотворив молитву, изгнал из человека беса и отпустил его здоровым. Когда, по обыкновению, пришел пресвитер, старец принял его с радостию. И благий Бог, видя незлобие старца, явил ему чудо. Ибо, когда пресвитер приступил к Святой Трапезе, старец увидел, что Ангел Господень сошел с неба и положил руку свою на пресвитера, и пресвитер сделался как бы огненным столпом. Когда же старец с изумлением смотрел на сие видение, услышал голос, говоривший ему: «Человек! Что ты удивляешься сему? Если и земной царь не позволяет вельможам своим предстать пред себя нечистым, а требует от них великолепия, тем паче Божественная сила. Ужели она не очистит служителей Святых Тайн, предстоящих пред небесною славою?» — Таким образом мужественный подвижник Христов, Марк Египетский, сделавшись великим, удостоился сего дара за то, что не осудил пресвитера (97, 173—174).
***
Авва Исаия, увидев однажды брата, согрешающего срамным грехом, не обличил его, но сказал: «Если Бог, создавший его, видя это, не пожигает его, кто я, чтобы обличать ею?» (89, 454).