...Без плача не бывает очищения, а плача нет во всегдашнем развлечении. И без очищения души не бывает извещения (в спасении); без извещения же — разлучение души от тела бедственно... (сщмч. Петр Дамаскин, 74, 208).
***
...Оплакивание грехов своих доставляет мир и спокойствие (прп. авва Исаия, 59, 47—48).
***
Плач изгоняет все худости (κακιας) без тревог (прп. авва Исаия, 89, 350).
***
...Плачущие о злых делах и о злых своих помышлениях не снизойдут и не внидут в преисподняя земли, но будут восходить, как бы руководством к возвышению в горняя, употребляя печаль по Бозе (свт. Василий Великий, 6, 353).
***
...Кто производит в других скорбь о проступках, допущенных в жизни, или в познании, так что иные начинают блаженно плакать, тот творит покров плача (свт. Василий Великий, 6, 359).
***
...Человеку мудрому плач усладительнее смеха (прп. Ефрем Сирин, 30, 175).
***
...Будем плакать со страхом и трепетом, чтобы за нерадение здешней жизни не оказаться там под гневом Царя Славы и не быть отосланными во тьму кромешную (прп. Ефрем Сирин, 32, 235).
***
Всегда, во всякое время преисполнен Он <Господь> щедрот, посему плачь, как она <блудница> плакала, и так же, как она, будешь исцелен (прп. Ефрем Сирин, 33, 181).
***
Как скорбен день грешника, любезные и дорогие мои братья! Никакие уста, никакой язык не в состоянии выразить, какой суд ожидает его. Но если пробудится он, обратит взор на самого себя и с воздыханиями, скорбя и болезнуя, станет плакать, то насладится блаженством в чертоге радости и не подвергнется осуждению (прп. Ефрем Сирин, 33, 258).
***
С сокрушением и слезно всякий должен плакать и рыдать о прегрешениях своих; но безмерно более всех нужно плакать и рыдать мне (прп. Ефрем Сирин, 33, 300).
***
...Очи наши да проливают слезы, прежде нежели отойдем туда, где наши слезы будут жечь тела наши (прп. Макарий Египетский, 67, 21).
***
...Плач есть скорбное некое ощущение утраты того, что увеселяет. Если же понят нами плач человеческий, то пусть очевидное послужит некоторым путеуказанием к незнаемому, и сделается явным, что такое плач ублажаемый, за которым следует утешение.
Ибо если здесь плач производится лишением благ, какие у кого есть, и никто не станет оплакивать того, что желает утратить; то надлежит прежде узнать самое блат, что оно такое в действительности, а потом составить понятие о человеческом естестве; ибо сим достигнется и то, чтобы преуспеть в ублажаемом плаче. Например, из живущих во тьме, когда один родился в темноте, а другой привык наслаждаться внешним светом, но насильно стал заключенным, настоящее бедствие не одинаково действует на обоих. Ибо один, зная, чего лишился, тяжелым для себя почтет утрату света; а другой, совсем не знавший такой благодати, проживет беспечально, как выросший во мраке, и рассуждая, что не лишен ни одного из благ. А посему пожелание насладиться светом одного поведет ко всякому усилию и примышлению снова увидеть то, чего лишен насильно; а другой состарится, живя в темноте, потому что не знал лучшего, признавая для себя благом настоящее. Так и в рассуждении того, о чем у нас речь, кто возмог усмотреть истинное благо и потом уразумел нищету человеческого естества, тот, конечно, почтет душу бедствующею, оплакивая то, что настоящая жизнь не пользуется оным благом. Посему, кажется мне, слово ублажает не печаль, но познание блага, по причине которого человек страждет печалью о том, что нет в жизни сего искомого (свт. Григорий Нисский, 19, 392—393).
***
Плакать (о душе) значит... непрестанно памятовать о своих грехах и мучить совесть этими помыслами, непрестанно измерять то пространство пути, на какое мы отстоим от Царства Небесного (свт. Иоанн Златоуст, 44, 149).
***
...Будем плакать только о грехе; а все прочее — и бедность, и болезнь, и преждевременную смерть, и обиду, и клевету, и какое-нибудь другое из зол, постигающих человека, — все будем переносить благодушно (свт. Иоанн Златоуст, 44, 843—844).
***
Если тот, кто плачет о житейских делах, изгоняет все душевные болезни, то гораздо более оплакивающий свои грехи сделается любомудрым (свт. Иоанн Златоуст, 50, 33).
***
...Плачущие оплакивают грехи свои, а для таких довольно только получить прощение и оправдание. Но как Христос весьма человеколюбив, то Он и не ограничивает награды отменением наказания и оставлением грехов, но еще делает таких людей блаженными, и подает великое утешение (свт. Иоанн Златоуст, 50, 152).
***
Послушайте, жены, которые любите плакать и предаетесь безмерной скорби: вы поступаете по-язычески. Если же скорбеть об умерших свойственно язычникам, то, скажи мне, кому прилично сокрушаться и терзать ланиты? Зачем плачешь ты, если веруешь, что умерший воскреснет, что он не погиб, что смерть есть сон и покой? (свт. Иоанн Златоуст, 54, 524).
***
Привычка к блуду ищет греха, но и ее излечивает плач покаяния, который являет душу чистейшею солнца, блистающею добродетелями целомудрия (свт. Иоанн Златоуст, 54, 914).
***
...Будем плакать, возлюбленные, будем плакать... чтобы поистине возрадоваться во время действительной радости (свт. Иоанн Златоуст, 55, 143).
***
Не плакать тяжело, возлюбленные, но делать то, что достойно слез; не слез должно убегать, а тех дел, которые достойны слез (свт. Иоанн Златоуст, 55, 195).
***
В сказанном: над мертвым плачися, исчезе бо свет (Сир. 22, 9), повелевается не всех умерших оплакивать, но плакать только над тем, кто мертв делами, и кто не ходил путем живых, а потому лишен будущего света (прп. Исидор Пелусиот, 60, 193).
***
Прежде всего молись о приобретении слез, чтобы плачем смягчить тебе ту грубость, какая есть в душе твоей, и, исповедав на себя беззаконие Господеви (ср.: Пс. 31, 5), получить от Него оставление грехов (прп. Нил Синайский, 71, 174—175).
***
...Плачущие о своих грехопадениях находят великое утешение (прп. Нил Синайский, 73, 413).
***
Когда подумаешь, что во время молитвы твоей нет тебе нужды плакать о грехах, тогда посмотри, сколь далеко отстоишь ты от Бога, будучи обязан всегда пребывать в Нем, — и прольешь теплейшие слезы (прп. Нил Синайский, 90, 233).
***
...Плач противостоит духу растления (прп. Иоанн Карпафский, 91, 85).
***
Тот плачущий, кто, по упованию будущих благ, все дни жизни своей проводит в алчбе и жажде (прп. Исаак Сирин, 58, 306).
***
Не плач происходит от слез, а слезы от плача. Если человек, находясь среди других, отсекает свою волю и не обращает внимания на чужие грехи, то приобретает плач. Ибо чрез сие собираются его помыслы и, собираясь таким образом, рождают в сердце печаль по Бозе (ср.: 2 Кор. 7, 10), а печаль эта — слезы (прп. авва Дорофей, 29, 238).
***
Когда оплакиваешь грехи свои, никогда не слушайся оного пса, который внушает тебе, что Бог человеколюбии; ибо он делает это с тем намерением, чтобы отторгнут, тебя от плача и от бесстрашного страха (прп. Иоанн Лествичник, 57, 73).
***
...Плач есть златое жало, уязвлением своим обнажающее душу от всякой земной любви и пристрастия, и в назирании сердца святою печалию водруженное (прп Иоанн Лествичник, 57, 76).
***
Плач по Богу есть сетование души, такое расположение болезненного сердца, которое с исступлением ищет того, чего оно жаждет, и, не находя его, с трудом за мим стремится и горько рыдает вслед его (прп. Иоанн Лествичник, 57, 76).
***
Свойство преуспевающих еще в блаженном плаче есть воздержание и молчание уст; преуспевших — безгневие и непамятозлобие; а совершенных — смиренномудрие, жажда бесчестий, произвольная алчба невольных скорбей...(прп. Иоанн Лествичник, 57, 76).
***
...Как воск тает от огня, так и он <плач> легко истребляется от молвы, попечений телесных и наслаждения, в особенности же от многословия и смехотворства (прп. Иоанн Лествичник, 57, 76).
***
Сетуй внутренне, но не выказываясь, а углубляясь в сердце свое; ибо бесы боятся сетования, как тати псов (прп. Иоанн Лествичник, 57, 78).
***
Не тот достиг совершенства плача, кто плачет, когда хочет, но кто плачет, о чем хочет (т. е. о чем-либо душеполезном) (прп. Иоанн Лествичник, 57, 79).
***
Даже и тот еще не достиг совершенства плача, кто плачет, о чем хочет, но кто плачет, как Бог хочет (прп. Иоанн Лествичник, 57, 79).
***
Благий и праведный наш Судия, как во всем, так без сомнения и в плаче, судит по мере сил естества; ибо я видел, что иные источают малые слезные капли, как капли крови, а другие без труда проливают целые источники слез. Но я судил о труждающихся более по труду, а не по слезам. Думаю, что и Бог так же судит (прп. Иоанн Лествичник, 57, 79).
***
Плачущим не прилично богословствовать; ибо этим истребляются их слезы (прп. Иоанн Лествичник, 57, 79).
***
С богоугодным плачем часто сплетается гнуснейшая <в греческом переводе: безблагодатнейшая> слеза тщеславия; и сие на опыте благочестно узнаем, когда увидим, что мы плачем и предаемся гневливости (прп. Иоанн Лествичник, 57, 79—80).
***
Стяжавшие плач в чувстве сердца возненавидели самую жизнь свою, как исполненную труда и причину слез и болезней; тела же своего отвращаются, как врага (прп. Иоанн Лествичник, 57, 80).
***
Кто пребывает во всегдашнем плаче по Богу, тот не перестает ежедневно (духовно) праздновать; а кто всегда празднует телесно, того ожидает вечный плач (прп. Иоанн Лествичник, 57, 81).
***
Кто облекся в блаженный, благодатный плач, как в брачную одежду, тот познал духовный смех души (т. с. радость) (прп. Иоанн Лествичник, 57, 81).
***
Видел я в некоторых плач, и видел других, которые плакали о том, что не имели плача. Сии последние, хотя и имеют плач, думают, что оного не имеют, и добрым неведением своим сохраняются от окрадения (прп. Иоанн Лествичник, 57, 82).
***
...Изумляюсь тому, каким образом плач и так называемая печаль заключают в себе радость и веселие, как мёд заключается в соте (прп. Иоанн Лествичник, 57, 83).
***
...Плач есть укоренившаяся от навыка скорбь души, имеющей в себе огонь (Божественный) (прп. Иоанн Лествичник, 57, 84).
***
Плач бывает у многих предтечею блаженного бесстрастия, предукрасив, предочистив душу и потребив вещество (т. е. страсти) (прп. Иоанн Лествичник, 57, 85).
***
В бездне плача находится утешение; и чистота сердца получает просвещение (прп. Иоанн Лествичник, 57, 85).
***
Отгоняй (адского) пса, который приходит во время глубочайшего плача и представляет тебе Бога неумолимым и немилосердым (прп. Иоанн Лествичник, 57, 86).
***
Видел я в некоторых крайний предел плача: от скорби болезненного и уязвленного сердца, они чувственным образом извергали кровь из уст (прп. Иоанн Лествичник,57, 86).
***
Часто одно слово истребляет плач; но было бы чудно, если бы одно же слово и возвращало оный (прп. Иоанн Лествичник, 57, 87).
***
Я наблюдал за плачем истинного покаяния и не нашел в нем и следа злословия и осуждения (прп. Иоанн Лествичник, 57, 98).
***
...В сердцах же плачущих — сновидения о последнем Суде и о муках (прп. Иоанн Лествичник, 57, 108).
***
...Плач имеет двоякую силу: истребляет грех и рождает смиренномудрие (прп. Иоанн Лествичник, 57, 188).
***
Как похоронившему отца своего стыдно тотчас по воз вращении с похорон идти на брак: так и плачущим о грехах своих неприлично искать в настоящем веке покоя или чести и славы от людей (прп. Иоанн Лествичник, 57, 215).
***
...Поплачем, чтоб вечно радоваться блаженным радованием... (прп. Феодор Студит, 92, 200).
***
Верный человек, добре всегда внимающий заповедям Божиим, когда творя все, что требуют заповеди Божии, помыслит о высоте их, т. е. о том непорочном житии и чистоте (какие они изображают), тогда, исследуя меру свою, найдет себя крайне немощным и бессильным достигнуть оной высоты заповедей, найдет, что он крайне нищ и недостоин принять Бога, или возблагодарить Его и прославить (упокоить в себе), так как не стяжал еще в собственность себе никакого блага (нечем упокоить). Но таковый, помышляя о всем, сказанном мною, с чувством душевным, без всякого сомнения восплачет плачем оным, который есть воистину наиблаженнейший плач, приемлющий и утешение и делающий душу кроткой. Утешение и радость, которые рождает плач, суть залог Царствия Небесного (прп. Симеон Новый Богослов, 76, 34—35).
***
Возлюбим нищету духовную, т. е. смирение, возлюбим непрестанный деннонощный плач, от которого ежечасно произрождается радость душевная и утешение изливается на тех, кои любят Бога. От плача водворяется и кротость в тех, кои подвизаются во истине. Которые плачут, те также алчут и жаждут правды и всеусердно ищут Царствия Божия, превосходящего всякий ум человеческий. И не это только, но и то, что иной делается милостивым и чистым в сердце, полным мира и миротворцем, также мужественным в искушениях, бывает от непрестанного плача. Плач производит в нас ненависть и ко всякому злу. Им возжигается в душе и божественная ревность, которая ни на минуту не дает человеку покоя, но, не допуская его склоняться на зло со злыми, устремляет на все доброе, исполняя вместе с тем душу мужеством и силою к претерпению всех искушений и скорбей (прп. Симеон Новый Богослов, 76, 41—42).
***
Плач, являющийся тотчас, как родится человек, показывает, что слезы суть неотлучные спутники настоящей жизни. Как ястие и питие потребны для тела, так слезы потребны для души; так что если кто не плачет каждодневно, — не говорю каждочасно, да не отягчу, — явно показывает, что у него душа в расстройстве и гибнет, как истощаемая гладом. Итак если, как доказано, плач и слезы суть спутники человеческого естества, то никто да не отрицается от сего естественного блага; никто да не лишает себя сего блага, по лености и нерадению; никто да не будет жестокосерд по злобе и лукавству, и по гордости души, и да не попустит себе ниспасть в состояние жестокости камня; но да ревнует всяк, прошу вас, со всем усердием и тщанием держать плач и слезы, как заповедь Божию, и хранить их со вниманием в сердце своем, ограждая их там нищетою, смирением, простотою и незлобием души, терпением искушений и непрестанным поучением и Божественных Писаниях, каясь всегда и воспоминая свои прегрешения, — и никто да нерадит о сем спасительном делании плача. Если же кто вознерадит о сем, разленясь и отчаясь во спасении своем, пусть не говорит по крайней мере, что это невозможно и для тех, которые ревнивы и тщательны. Говорящий так заключает врата Царства Небесного: ибо кто говорит, что невозможно плакать и сокрушаться, тот явно тем утверждает, что невозможно и очиститься, а без очищения никто не спасается, никто не ублажается Господом, никто не узрит Бога (прп. Симеон Новый Богослов, 76, 430—431).
***
Блаженны те, которые всегда горько плачут о грехах своих, потому что их осенит наконец свет и горькие слезы их преложит в сладость (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 57).
***
Когда же делание плача соединяется с исполнением заповедей Божиих, тогда оно омывает, — о, чудо, — и очищает душу от всякой скверны, и изгоняет из нее всякую страсть и всякую похоть плотскую и мирскую (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 131).
***
...Как может восприять плач тот, кто всегда пространно питает чрево свое и о том только заботится, что поесть да что попить, раболепствуя пред плотию своею, как пред госпожою? (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 266).
***
...Те, которые говорят, что невозможно плакать и слезить каждую ночь и день, обличают этим, что они обнажены от всякой добродетели (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 270).
***
...Как иной царь без войска пред всяким врагом бессилен и удобопобедим для него, — даже не кажется и царем, а одним из обыкновенных людей; равно как опять и войска без царя или военачальника легко рассеиваемы бывают и уничтожаемы, так есть и плач в отношении к другим добродетелям. Посему воображай, что все добродетели новоначальных суть как бы войско, собранное на одном месте, а царь добродетелей, или военачальник, есть блаженный плач и слезы сокрушения. Он ставит в бранный строй все воинство добродетелей, воодушевляет, наставляет и определяет добре, как надлежит воевать, где, когда и какие употреблять оружия и против каких врагов, каких рассылать разведчиков и каких поставлять вокруг стражей, что надлежит говорить с теми, которых присылают враги, сколько и как; ибо иной раз можно одним этим переговором вспять обратить их всех и победить, иной же раз возможно их обратить вспять и победить совсем не приняв их к переговору... Все это распределяет и установляет плач... (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 270—271).
***
Бывает и плач без духовного смирения, и те, которые плачут таким образом, тоже думают, что такой плач очищает грехи; но они тщетно обманывают себя, потому что лишены бывают сладости Духа, таинственно порождающейся в мысленном сокровище-хранилище души, и не вкушают благости Господа. Почему таковые скоро воспламеняются гневом и не могут совершенно презреть мира и то, что в мире. А кто не презрит сего совершенно и не стяжет ненависти к сему от всей души, тот никогда не возможет стяжать твердую и несомненную надежду спасения, но всегда влаится <колеблется> сомнением туда и сюда, так как не основал надежды своей на камне (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 531).
***
Плач двоякое имеет действие: и, как вода, погашает слезами весь пламень страстей и омывает душу от скверны, причиняемой ей ими; и опять, как огонь, присутствием Святаго Духа животворит, согревает и обогняет сердце и воспламеняет в нем любовь и вожделение к Богу (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 531).
***
Всякого (Παντα) исправляет повседневный плач: ведь он слаще пищи и питья... (прп. Симеон Новый Богослов, 78, 88).
***
...Дьявол, когда увидит кого, в плаче живущего, то не .замедляет там, боясь смирения, порождаемого плачем (прп. Григорий Синаит, 93, 225).
***
После стяжавших неотъемлемое богатство нищетою в духе, Единый блаженный объявляет причастниками блаженства своего плачущих, говоря: блажени плачущии, яко тии утешатся (Мф. 5, 4). Почему же Христос Господь гак тесно сочетал с нищетою плач? Потому что он никогда не разлучен с нею. Но печаль при мирской нищете смерть души соделовает, говорит Апостол; а печаль при нищете по Богу покаяние нераскаянно во спасение души соделовает (ср.: 2 Кор. 7, 10). Притом за непроизвольной нищетой следует непроизвольный плач, а за произвольной — произвольный. Поелику ублажаемый здесь плач соединяется с нищетой по Богу, то подразумевается, что он ради ее бывает и от нее, как от причины, во всем зависит, и только в связи с нею духовен и произволен. Но посмотрим, как блаженная нищета порождает блаженный плач.
Четыре вида духовной нищеты показали мы немного выше, — в мудровании, в содержании тела, в житейском состоянии, в искушениях, совне находящих... От каждою из сих четырех видов нищеты рождается свой особый плач, с соответствующим тому и утешением. От нищеты в со держании тела со смирением, — которую составляет алчба, жажда, бдение и всякое вообще лишение и умерщвление плоти, и сверх того строгое хранение чувств, — рождается не только плач (жалость, скорбение), но и слезы. Ибо как нечувствие, огрубение и ожестение сердца рождаются обыкновенно от упитания и всем довольствования тела, так от воздержания и скудной диеты — сокрушение сердца и умиление, коими уничтожается всякая горечь при телесных лишениях и доставляется тихая сладость жизни с ними. — Без сокрушения сердца невозможно, говорят, избавиться от чувств греховных; сердце же приводит в сокрушение троякое воздержание — в сне, в пище и а телесном покое. Душа, освободившись чрез сердечное со крушение от таких чувств и от горечи их, восприемлет вместо их духовную отраду. И это есть то утешение, ряди коего Господь ублажает плачущих. Святый же Иоанн, духовную нам устроивший лествицу, говорит: жажда и бдение сокрушают сердце; при сокрушенном же сердце исторгаются слезы. Испытавший сие, возсмеется о сем блаженным т. е. смехом (ср.: Лк. 6, 21), утешившись, как обетовал Господь (Лествица, Слово 6). Так от боголюбезной телесной нищеты рождается плач, блаженно утешающий стяжавших его. А от самоуничижившегося мудрования и божественного во глубине души смирения — как?
Со смирением души всегда сопребывает самоуничижение; а оно в начале в сильнейшее напряжение приводится страхом мук вечных, пред очи представляя страшнейшее оное в одном мучилище сопребывание со врагами, и к сему прибавляя еще страх и от помышления о том, что муки те неизреченны, — что нет слов для выражения их; а нескончаемость их какого еще наддает ужаса! — Жар, холод, тьма, огонь, узы, страшилища, червей неусыпающих грызение — воедино собираются в оном наказании. Но и этим всем еще не представляется весь тогдашний ужас, как он есть, судя по сказанному о противоположном состоянии: и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2, 9). и как бесполезен, как безотраден будет тот, конца не имеющий плач! Здесь в тех, кои в Бога согрешают, приходит в движение от сознания своих прегрешений плач, смягчаемый надеждою помилования. Там же в обличенных и осужденных, при отьятии всякой благой надежды и при отчаянии во спасении, невольное обличение и грызение совести плачем будет безмерно увеличивать належащую муку. И сейчас плач, и всегда плач, и сие сознание непрестаемости его новый рождает плач! Также и тьма на тьму будет, и жжение на жжение без малейшей прохлады. И все объемлет бесконечная бездна отчаяния.
Ныне здесь плач драгоценен. Ибо внемлет ему Бог, даже до нас нисшедший присещением Своим, и плачущим давший обетование утешения, так как Сам есть и именуется Утешителем. Видел ты теперь плач, который от смирившейся души исходит и с собою утешение приносит? Впрочем самоуничижение и одно само по себе, как некое мысленное точило для умовой части души, тяжело гнетет и сокрушает, и спасительное выжимает вино, веселящее сердце человека, внутреннего нашего человека. Вино же сие есть сокрушенное умиление, которое плачем сокрушает страсти, и душу исполняет блаженной радости, избавив от сей лютой тяготы. Почему блажени плачущии: яко тии утешатся (Мф. 5, 4).
От нестяжательности, или что то же, от имущественной бедности, когда она соединяется с нищетою духом (ибо только в таком случае она богоугодна) — от такой нищеты как приходит плач и сущее в нем утешение, — послушай и внемли разумно. Когда человек, оставя все, отрекается от сребра и злата и от всякого имущества, бросив то, или расточив по заповеди, тогда, отторгши душу от заботы о сем, дает он ей возможность обратиться к попечению о себе самой, освободившись от дел житейских, совне развлекающих ее. Когда же ум отторгнется от веет чувственного и, возникнув от потопления заботою о сем, начнет всматриваться во внутреннего человека; тогда, увидев лицо его до отвратительности загрязненным от блуждания долу, во-первых, спешит обмыть его плачем, потом, по снятии с него этого безобразного покрова, так как душа не развлекается более недостойными ее вещами, несмущенно входит во внутренние ее сокровищницы, и там втайне молится Отцу, Который прежде всего дает ему мир помыслов, как готовое вместилище для благодатных дарваний, и вместе с ним совершенное смирение, родительницу и хранительницу всякой добродетели, — не то смирение, которое состоит в нетрудных для всякого желающего смиренных словах и позах, но то, которое свидетельствуется благим Божественным Духом и которое созидает дух, обновляемый во утробах наших (ср.: Пс. 50, 12). В сих же (мире и смирении), как в крепко огражденном рае мысленном, возрастают всякого рода древа истинной добродетели, посреде коих воздвизается царский священный чертог любви, а в преддверии, как предначатие будущего века, цветет неотъемлемая неизреченная радость. Ибо нестяжательность есть мать бес попечения; беспопечение — внимания и молитвы; эти — плача и слез; а эти — изглаждают все предвзятое (прежние грехи); по изглаждении же сего удобно прочее совершается путь добродетели, потому что тогда устраняются всякие к тому препоны и совесть соделовается безукоризненною. От всего сего источается радость и блаженный смех душевный (см.: Лк. 6, 21). Тогда горькие слезы претворяются в сладость, словеса Божии сладки бывают гортани и паче меда устом (ср.: Пс. 118, 103), в молитве прошение изменяется в благодарение, поучение в свидениях Божественных бывает в радование сердца с упованием непостыдным, — испытывается то, что вещает псалом: вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33, 9), — веселие праведных, радость обиженных, отрада уничиженных и утешения плачущих Его ради.
Но прострем и далее слово наше, веруя тому, что изрекали святые отцы наши и других к тому же убеждая, как говорит Апостол по писанному: веровах, темже возглаголах, и мы веруем, темже и глаголем (2 Кор. 4, 13). Когда изгнана будет всякая, гнездящаяся в нас, страсть, и ум, как уже сказано выше, возвратясь к себе и к другим силам душевным, возделанием добродетелей благоукрасит душу, все простираясь к совершеннейшему, еще и еще деятельные полагая восхождения, паче и паче с Божиею помощию себя омывая: тогда он не только худое огревает, но вообще все привходящее гонит вон, хотя бы оно принадлежало и к доброй части, и востекши выше всего мысленного и всяких немечтательных о нем помышлений, и все то по любви и ради любви к Богу отложив, яко глух и нем (ср.: Пс. 37, 14), предстоит Богу. Тогда ничто внешнее не толчет в двери ума, потому что благодать держит внутреннее в наилучшем настроении и неизреченным — (что предивно) — светом осиявает его, совершенствуя сим внутреннего человека. Когда же таким образом день озарит, и денница возсияет в сердцах наших (ср.: 2 Пет. 1, 19), тогда, по пророческому слову, изыдет истинный человек на истинное делание свое (Пс. 103, 23), и, пользуясь светом тем, емлется пути, коим возводится на горы вечные и премирных вещей во свете оном зрителем делается.
Почему божественный Нил говорит: «Состояние ума настоящее есть мысленная высота, цвету небесному подобная, в которую во время молитвы присещает и свет Святыя Троицы». И опять: «Если кто хочет видеть ум в настоящем его состоянии, пусть упразднит себя от всех помышлений, тогда увидит его подобным сапфиру, или небесному цвету. Но этого сделать нельзя без бесстрастия: ибо для сего потребна помощь Божия и Божественного Его света излияние». И Диадох святый говорит также: «Два блага подает нам святая благодать чрез крещение, и:» коих одно безмерно превышает другое: первое то, что она обновляет нас в воде, и осиявает то, что есть в нас но образу Божию, отъемля всякую нечистоту греховную в нас; другое же то, что она начинает действовать вместе с нами. Итак, когда ум начнет полным чувством вкушать благостыню Святаго Духа, тогда ведать должны мы, что благодать начинает как бы живописать в нас на том, что по образу, то, что по подобию: так что чувство то показывает, что мы образуемся в подобие; совершенство же подобия познаем из просвещения». — И опять: «Духовной любви никто не может стяжать, если вполне удостоверительно не просветится от Святаго Духа: ибо если ум чрез Божественное просвещение не приимет в совершенстве того, что по подобию, то хотя все другие добродетели может он иметь, совершенной же любви все еще остается непричастным». Равным образом и святой Исаак говорит: «Ум облагодатствованный, во время молитвы, видит свою чистоту подобною небесному цвету, который старцами Израиля назван был местом Божиим, когда узрен был ими на горе». И опять: «Есть чистота ума, в коей, во время молитвы, воссиявает свет Святыя Троицы. Но удостаиваемый света оного ум и соединенному с ним телу сообщает многие знаки божественной красоты, стоя посреде Божественной благодати и дебелой плоти, и сообщая ей силу на то, что ей самой не под силу. Отсюда боговидное и неподражаемое добродетельное настроение, на зло совсем неподвижное, или неудобоподвижное».
Вот до какой высоты возводит блаженный плач смиренных сердцем и нищих духом. Но скажем о нем и еще нечто. — Сопутствует он и всем видам непроизвольной, или мирской нищеты. Ибо как не печалиться тому, кто и деньгами скуден, и голодает невольно, и трудами обременен, и почетом обделен? — Тут плач безутешен, пока продолжается бедность, особенно если терпящий сие не имеет истинного ведения. Ибо таковый не сласти и горести чувственные подчиняет разуму, а сам подчиняется им, и злоупотребляя изворотливостью ума, увеличивает их паче надлежащего не только без пользы, но и с большим для души вредом. Явному подвергает он себя обличению тем, что не крепко верует Евангелию Божию, предшествовавшим ему пророкам, и последовавшим ему ученикам Его, посланным благовествовать, чрез нищету — достающееся, неоскудевающее богатство, чрез бесславия — неизреченную славу, чрез лишения — бесскорбное утешение, чрез претерпение находящих искушений — избавление от вечного томления и скорбения, отложенного тем, кои возлюбили здешнюю распущенную жизнь, и не восхотели узкими вратами и тесным путем пройти в живот. Добре сказал апостол Павел, что сего мира печаль смерть соделовает (2 Кор. 7, 10). Ибо если истинная жизнь души есть Божественный свет, от плача по Богу приходящий, как выше сказано словами отцев, то смерть души будет лукавый мрак, от печали мира сего находящий на душу, тот мрак, о котором Василий Великий говорит: «грех, в оскудении добра существование свое имеющий, неправдами мрак мысленный образует». И божественный Марк говорит: «злыми помыслами объемлемый как увидит сокрытый под ним существенный грех, который есть мрак и туман души, от злых помышлений, слов и дел находящий на нее? Не узревший же сего общего греха, когда взмолится о нем и очистится? А неочистившийся, как найдет место чистого естества? Его же не нашедший, как узрит внутреннейшее обиталище Христово?»
Итак, надлежит постоянною молитвою взыскать сие обиталище, и не только стяжать, но и сохранить. Ибо есть такие, которые после того, как получили сие, потеряли. Голое о сем знание, или случайный опыт имеют, может быть, и нескорые на учение, и юные; постоянное же с терпением делание такое не все имеют и благоговейные из старцев, и многоопытные. С сим согласуется и Макарий, небесный по ведению, и весь сонм преподобных.
Но как мрак сей получает существование свое от всех прегрешений; так, если исследуешь и печаль мира сего, найдешь, что она порождается и держится всеми страстями. Она носит образ, и есть как бы начало, преддверие, или залог имеющего приити будущего нескончаемого плача для тех, кои не восхотели избрать себе ублаженный Господом плач, — который не только здесь приносит утешение, служа вместе с тем залогом и вечного радования, но и добродетель крепко твердою делает, делая душу непреклонною на худшее. Ибо обнищавший, смирившийся и уничижившийся по Богу, если, преуспевая на лучшее, не стяжет притом плача, бывает удобопревратен и охоч возвращаться мыслию к тому, что оставил, и вожделевать того, от чего отстал, делая себя таким образом преступником. Если же, пребывая постоянным в расположении к блаженной нищете и внемля ей, водворит он в себе плач, то бывает непреклонен к оставленному позади себя и не отбегает зле к тому, от чего прежде, добре делая, убежал. Печаль бо, яже по Бозе, как говорит Апостол, покаяние нераскаянно во спасение соделовает (2 Кор. 7, 10). Почему некто из отцев говорил: «плач делает и хранит». — И не этот только плод от плача, что от него человек делается почти неподвижным на худое, и неудобовозвратным к прежним грехам, но и тот, что грехи сии становятся как бы не бывшими. Ибо так как человек из-за них в начале плачет, то Бог почитает их как бы невольными в нем; что же невольно, то не вменяется в вину. Как плачущий о бедности свидетельствует тем, что она у него непроизвольна, почему вместе с хотящими богатитися, или уже богатящимися, впадает в сети дьявола, и, если, изменясь, не поспешит убежать из сетей сих, предпошлет себя чрез то в муку вечную (ср.: 1 Тим. 6, 9): так в Бога согрешающий, если, раскаявшись, в плаче о грехах проводит дни свои, то праведно грехи его вменяются ему в непроизвольные, и он, вместе с не согрешавшими подобно ему, будет без соблазна для них тещи путем, вводящим в живот вечный.
Таков плод начала плача, которое бывает болезненно, так как с ним соединяется страх Божий. Но простираясь в предняя, он дивно сочетавается с любовию Божиею и приносит сладчайший и священный плод утешения по благостыни Утешителя, который (плод) вкушает окачествовавшийся плачем (у кого плач стал чертою характера) и который для не испытавших его есть нечто неслыханное, яко неизреченное. Ибо если сладости меда никто не может внятно изъяснить словом не вкушавшим его, то кто изъяснит сладость радости и благодати, кои от Бога, не испытавшим ее? Конечно, никто.
Начало плача есть как бы некое искание обручения Божия, которое кажется недостижимым. Почему при сем произносятся некоторые как бы предобручальные слова теми, кои, по сильному желанию сего, плачут, раздираясь сердцем пред Женихом, и призывая его рыданиями. Конец же плача — брачное в чистоте совершенное сочетание. Почему Павел, назвав великим таинством сочетание супругов во едино тело, говорит: Аз же глаголю во Христа, и во Церковь (ср.: Еф. 5, 31—32). Ибо как те бывают едино тело, так Божии един дух бывают с Богом, как негде тот же Апостол сказал: прилепляяйся же Господеви един дух есть с Господем (ср.: 1 Кор. 6, 17). — Где те, кои говорят, что благодать, обитающая во святых, есть нечто тварное. Да ведают они, что хулу изрекают на Самого Духа, Коего причастными бывают святые.
Мы же предложим еще и другой, более выразительный пример в уяснение того, о чем у нас речь. Начало плача подобно возвращению блудного сына: ибо и он делателя своего исполняет стыдением, и те же заставляет говорить слова: Отче, согреших на небо и пред тобою, и несми достоин нарещися сын твой (ср.: Лк. 15, 21). Конец же его подобен сретению и объятию Небесного Отца, коих, но богатству неизреченного благоутробия, сподобясь, сын не полняется радостию и дерзновением, лобзание приемлет и дает, входит в дом вместе с Отцем и с Ним трапезует, небесное при сем вкушая радование.
Приидем же и мы, в блаженной нищете духом, припадем и восплачемся пред Господем Богом нашим (ср.: Пс. 94, 6), чтоб и прежние грехи омыть, и неподвижными на зло самих себя соделать, и причастия Духа Утешителя сподобиться и Им пребыть утешаемыми, Ему славу воссылая с Безначальным Отцем и Единородным Сыном, ныне и присно и во веки веков. Аминь (свт. Григорий Палама, 93, 272—281).
***
Плач должен быть неотъемлемым качеством молитвы нашей, ее постоянным, неразлучным спутником и споспешником, ее душою (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 164).
***
Святые отцы называют плач вождем в духовном подвиге. Он должен предводительствовать всеми нашими благочестивыми помышлениями, направлять их к истинной цели (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 165).
***
Неплачущий здесь будет вечно плакать. Невозможно не плакать или здесь произвольно, или невольно там, в муках (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 192).
***
Плач, когда достигнет развития, не может облекаться в многомыслие и многословие: он довольствуется для выражения необъятного духовного ощущения самою краткою молитвою (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 192).
***
Без умерщвления для мира невозможно стяжать плач и слезы: стяжаваем их по мере умерщвления миру (свт.Игнатий Брянчанинов, 38, 196).
***
Плач есть сердечное чувство покаяния, спасительной печали о греховности и разнообразной, многочисленной немощи человека (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 228).
***
Плачем называется преизобильное умиление, соединенное с болезнованием сердца сокрушенного и смиренного, действующее из глубины сердца и объемлющее душу (свт.Игнатий Брянчанинов, 38, 292).
***
Плач — благочестивая печаль верной души, глядящейся в зеркало Евангелия, видящей в этом зеркале бесчисленные свои греховные пятна (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 521).
***
Младенец выражает плачем все свои желания: и твоя молитва пусть всегда сопровождается плачем (свт. Игнатий Брянчанинов, 39, 163).
***
Глубокий плач, плач духа человеческого, подвигнутого к плачу Духом Божиим, есть неотъемлемый спутник сердечной молитвы... (свт. Игнатий Брянчанинов, 39, 219).
***
Полезен плач, растворенный упованием на Бога: утешает душу, смягчает сердце, отверзает его ко всем святым, духовным впечатлениям (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 463).
***
...Плачьте почаще; это очень умягчает сердце (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 82, 54).
***
Сказывали также, что во все время своей жизни авва Арсений, сидя за рукоделием, имел платок на груди, по причине слез, падавших из его очей. Авва Пимен, когда услышал, что он почил, прослезившись, сказал: «Блажен ты, авва Арсений, что оплакал себя в здешнем мире! Ибо кто здесь не плачет о себе, тот будет вечно плакать там». Итак, необходимо плакать либо здесь — добровольно, либо там — от мучений (97, 26).
***
Поведали об авве Диоскоре следующее. Он, безмолвствуя в келье, оплакивал себя. Ученик его жил в другой келье. Когда ученик приходил к старцу и заставал его плачущим, то спрашивал: «Отец! О чем ты плачешь?» Старец отвечал: «Плачу о грехах моих». Ученик возражал: «Ты не имеешь грехов». Старец отвечал: «Будь уверен, сын мой, если б я видел все мои грехи, то мой собственный плач оказался бы недостаточным, я нуждался бы во многих помощниках, чтоб оплакать их, как должно» (106, 106).
***
Некий брат сказал авве Пимену: «Помышления мои не допускают видеть мои грехи, но отцы понуждают меня помышлять о моих грехах». Авва Пимен в ответ поведал об авве Исидоре. Он плакал обыкновенно тогда, когда ученик его находился в другой келье. Однажды случилось, что ученик вошел к нему в то время, когда авва плакал, и спросил его: «Авва! О чем ты плачешь?» Он отвечал: «Оплакиваю мои грехи». Ученик сказал: «Авва! У тебя нет грехов». Старец отвечал на это: «О, сын мой! Если б Бог сделал явными мои грехи для всех, то для их оплакивания недостало бы ни двух, ни трех, ниже многих помощников» (106,244).
***
Сказывал авва Исаак: «Однажды я сидел у аввы Пимена и увидел, что он пришел в исступление. Я поклонился ему до земли, прося сказать мне, где он был. Вынужденный объявить свою тайну, он сказал: «Мой ум был при кресте Спасителя в те минуты, когда там стояла Богоматерь Мария и плакала. Мне бы хотелось так плакать всегда» (106, 329).
***
Если случалось авве Виссариону прийти в места много людные к какому-либо общежительному монастырю, то он садился у ворот и предавался плачу, как бы пловец, вы брошенный бурей на берег после кораблекрушения. Нередко кто-либо из братии выходил за монастырь и, найдя его сидящим у ворот, принимал за нищего, ходящего по миру и просящего милостыню. Умилосердившись над ним, брат подходил к нему и спрашивал: «О чем ты плачешь? Если ты нуждаешься в чем, мы дадим тебе все, что можем. Войди в монастырь, раздели с нами трапезу, утешься». Старец отвечал: «Невозможно мне войти под кров человеческого жилища прежде, нежели найду утраченные дом мой и имущество. Потерял я великое богатство по различным причинам. В дополнение ко всему напали на меня морские разбойники, я пережил кораблекрушение, лишился славы своего рода, из знаменитых сделался презренным». Брат, приводимый в соболезнование такими словами, входил в монастырь и, взяв там укрух хлеба, выносил старцу, говорил при этом: «Отец! Прими это, а прочее, о чем ты поведал, — знатность и богатство, силен Бог возвратить тебе». Но старец предавался еще большему плачу и рыданию. «Не осмеливаюсь сказать, — говорил он при этом, — возмогу ли найти потерянное. Подобает мне усердно подчиняться непрерывающимся страданиям, быть в ежедневной заботе по причине бесчисленных моих зол! Подобает мне окончить земное странствование в непрестанном скитании» (106, 284—285).
***
Авва Лонгин имел обильное умиление при совершаемых им молитве и псалмопении. Ученик его однажды спросил: «Таково ли духовное правило, чтоб инок всегда плакал при совершаемых им молитвах?» Старец отвечал ему: «Истинно так, сын мой, таково правило, требуемое Богом. Бог сотворил человека не для плача, но для радости и веселья, чтоб он прославлял Бога чисто и безгрешно, как прославляют Его Ангелы, но человек, низвергшись в падении, нуждается в плаче. Где нет греха, там нет нужды в плаче» (106, 309).
***
Отцы Нитрийской горы послали великому отцу Макарию в Скит (он был по соседству с пустынной горой) следующее приглашение: «Вместо того чтоб подниматься к тебе всему иноческому населению горы, умоляем тебя прийти к нам, чтобы мы увидели тебя прежде, нежели ты отойдешь ко Господу». Когда Макарий пришел в гору, стеклось к нему все многочисленное братство. Старцы просили его, чтобы он сказал назидательное слово братии. Он, прослезившись, сказал им: «Братия! Очи ваши да испустят слезы прежде отшествия вашего туда, где слезы ваши будут жечь ваши тела». Все заплакали и, пав ниц, сказали: «Отец, молись за нас» (106, 310).
***
Однажды авва Пимен шел с аввой Анувом в окрестностях города Диолка. Увидев там женщину, горько плачущую над могилой, они остановились послушать ее. По том несколько отойдя, встретили прохожего, и спросил его святой Пимен: «Что случилось с этой женщиной, отчет она так горько плачет?» Прохожий отвечал: «У нее умер ли муж, сын и брат». Тогда авва Пимен, обратись к авве Ануву, сказал: «Говорю тебе, если человек не умертвит всех плотских пожеланий своих и не стяжает такого плача, то он не может быть монахом. Все житие монаха — плач» (106, 331).
***
Некий брат-подвижник совершал молитвенное правило вместе с другим братом и, побеждаемый слезами, оставлял стихословие псалмов, предавался плачу. Однажды второй брат спросил первого: «По причине какого помышления, приходящего тебе на правиле, ты плачешь так горько?» Первый отвечал: «Прости меня, брат! Когда встану на правило, всегда стою как бы перед моим Судией, а себя вижу обвиненным и истязуемым Судией, который говорит: «Зачем ты согрешил?» Заграждаются уста мои, я не нахожу слов для ответа, оставляю стихословие и предаюсь плачу. Прости меня! Я смущаю тебя, и если хочешь, будем совершать правило порознь». Второй брат отвечал: «Нет, отец! Если я и не плачу, но, смотря на тебя, окаяваю себя». Бог, видя смирение второго брата, даровал и ему плач (106, 437-438).
***
Авва Феодор Енатский рассказывал: «Жил некий брат, имевший дар умиления и слез. Случилось, что однажды от собственного сердечного сокрушения он пролил множество слез. Увидев это, брат сказал сам себе: «Поистине это знак, видно, близок день моей смерти». Когда он помышлял это, слезы умножались. Он опять говорил себе: «Точно! Приблизилось время моего переселения». И плач его усиливался с каждым днем (106, 366).
***
Некий старец скончался, но через несколько часов опять пришел в себя. Мы спрашивали его: «Авва! Что ты видел там?» Он, плача, поведал нам: «Я слышал жалобный голос, вопиющий непрестанно: «Горе мне! Горе мне!» И мы должны взывать так всегда и плакать» (106, 373).