Подвиг, конечно, один, но он состоит из многих и разнообразных сражений (сщмч. Киприан Карфагенский, 63, 179).
***
Потому и должны мы долгое время пребывать в под виге, чтобы ум, от долговременности получив привычку, сильным желанием был влеком к Божественному. Ибо если ум и не найдет чего-либо иного, большего чувственных вещей, то (все-таки) уже не привлекается к ним желанием и пребывает в том, к чему он привык по долго временности. Ибо как человеколюбивым и бесстрастным немного вредят житейские дела, потому что они хорошо их устраивают, так и имеющим великие дарования — ибо они Богу приписывают то, что правильно исполнили (сщмч. Петр Дамаскин, 74, 159).
***
...Хорошо подвижничество, но с правым намерением. И мы должны считать его не делом, а приготовлением к делу; и не плодом, но почвою, могущею со временем, трудом и помощию Божией произвести растения, от которых бывает плод. Плод сей есть очищение ума и соединение с Богом, Которому слава вовеки (сщмч. Петр Дамаскин, 75, 54).
***
...<Святые> отцы, ежели по старости и немощи часто и уменьшали телесные делания, но душевные — никогда; ибо вместо телесных подвигов имели они телесную немощь, которая может держать в порядке окаянную плоть, а хранить душу безгрешною, чтобы и ум просветился, без нравственного делания, невозможно (сщмч. Петр Дамаскин, 75, 71).
***
...Благодать Духа Божия скорее исполняет тех, кои от всего сердца вступают в подвиг и с самого начала определяют себе стоять и ни за что не уступать места врагу, ни в какой брани, пока не победят его. Впрочем Дух Святый, призвавший их, сначала все делает для них удобным, чтобы усладить таким образом вступление в подвиг покаяния, а потом показывает им пути его во всей истине (притрудности). — Помогая им во всем, Он печатлеет в них какие несть труды покаяния, и полагает им пределы и образ, как в отношении к телу, так и в отношении к душе, пока не приведет их к совершеннейшему обращению к Богу, Творцу своему. Для этого Он постоянно возбуждает их к тому, чтобы приутруждать и тело свое, и душу, дабы то и другое, равно освятившись, равно соделались достойными наследия жизни вечной: (приутруждать) тело — постоянным постом, трудом и частыми бдениями, а душу — духовными упражнениями и тщанием во всех служениях (и послушаниях), совершаемых чрез тело. Об этом (чтоб ничего не делать небрежно, а все со тщанием и страхом Божиим) надобно стараться при всяком телесно совершаемом деле, если желаем, чтоб оно было плодоносно.
Изводя на подвиг кающегося, Дух Божий, призвавший его к покаянию, подает ему и Свои утешения и научает его не возвращаться вспять и не прилепляться ни к чему из вещей мира сего. — Для этого Он открывает очи души и дает ей узреть красоту чистоты, достигаемой трудами покаяния, и чрез то возгревает в ней рвение к совершен ному очищению себя вместе с телом, так чтобы оба стали одно по чистоте. — Ибо в этом цель обучительного руководства Духа Святаго, чтоб очистить их совершенно и возвесть их в то первобытное состояние, в котором находились они до падения, истребив в них все, примешанное завистию дьявол ею, так чтоб не оставалось в них ничего вражеского. — Тогда тело станет во всем покорствовать велениям ума, который будет властно определять его и пище и питии, и сне и, во всяком другом действии, постоянно научаясь от Духа Святаго, по примеру святого апостола Павла, умерщвлять тело свое и порабощать (ср.: 1 Кор. 9, 27) (прп. Антоний Великий, 89, 24—25).
***
Славно духовное подвижничество, но много у него противников. Кто хочет быть совершен в нем, тот не должен быть работен ничему худому. Кто рабствует чему-либо худому, тот далеко отстоит от предела совершенства (прп. Антоний Великий, 89, 40).
***
Кто старается быть чистым во всех членах своих, тот истинно духовный подвижник. И он-то есть обучивший все чувства свои, и не позволяющий им властвовать над собою, но сдерживающий их и подклоняющий под иго Господне великою чистотою (прп. Антоний Великий, 89, 43).
***
Всякий, желающий быть истинно духовным подвижником, должен стараться держать себя вдали от шумного многолюдства и не приближаться к нему, чтоб быть и телом, и сердцем, и умом вне смятения и круговращения людского; ибо где люди, там и смятение (прп. Антоний Великий, 89, 44).
***
Те, кои проводят жизнь в малых и невысоких подвигах, и опасностей избавляются, и не имеют нужды в особенных предосторожностях. Побеждая же во всем пожелания, они удобно обретают путь, к Богу ведущий (прп. Антоний Великий, 89, 68).
***
Лицо твое всегда должно быть печально, разве когда к тебе придут братья-странники: тогда прими вид радостный (прп. Антоний Великий, 89, 102).
***
Как развалины вне города служат всем для смрадных нечистот, так душа того, кто лениво и вяло проходит уединенническую жизнь, бывает вместилищем всех страстей и нечистот греховных (прп. Антоний Великий, 89, 105).
***
Не скучай из-за помыслов, которые нападают на тебя в келье, зная, что Господь никакого труда твоего (ради Его) не предаст забвению: это послужит тебе к преуспеянию и благодать Божия поможет тебе (прп. Антоний Великий, 89, 109).
***
...Монах, который несколько дней подвизается и потом послабляет себе, потом опять подвизается и опять нерадит, — такой монах все равно что ничего не делает, и никогда не достигнет он совершенства жизни, за недостатком постоянства ревности и терпения (прп. Антоний Великий, 89, 120).
***
Оно <терпение> столько нужно подвижнику, что коль скоро его нет, то и сам он никакой цены не имеет (при. Антоний Великий, 89, 133).
***
...Боговселенье или жизнь в Боге и есть последняя цель всех подвижнических трудов и верх совершенства (прп. Антоний Великий, 89, 138).
***
Если демоны будут склонять сердце твое к подвигу, превышающему силы твои, не слушай их... (прп. авва Исаия, 59, 25).
***
Труды и подвиги сей кратковременной жизни не только хранят нас от согрешений, но и приготовляют душе венцы, еще прежде исхода ее из тела (прп. авва Исаия, 59, 210).
***
...Человек, если не удручит подвигами тела своего, то не узрит Божественного света (прп. авва Исаия, 59, 212).
***
Где бы кто ни был, да подвизается везде: венец дается не по месту, а по деяниям (свт. Афанасий Великий, 2, 10).
***
...Кто выдержал тысячи подвигов ради добродетели, и для приобретения ее с избытком испытал себя в трудах, тот жив будет до конца... (ср.: Рим. 8, 13) (свт. Василий Великий, 5, 309).
***
Если посвящаем себя чистоте жизни, Бог вспомоществует нам в очищении себя от страстей, усовершая нашу старательность и ревность о добре (свт. Василий Великий, 6, 31).
***
...Подвижник не бежит от нужд, не переходит чрез море, но идет им навстречу и подвергается всякому искушению (свт. Василий Великий, 6, 367).
***
Никто, не пробежав поприща, не берет награды. Труды рождают славу; изнурения доставляют венцы (свт. Василий Великий, 8, 204).
***
...Здешняя борьба праведных временна; а победа и тамошние награды вечны (свт. Василий Великий, 8, 342).
***
...Вознамерившийся повиноваться Христу и поспешающий к нищелюбивой и неразвлеченной жизни истинно достоин удивления и ублажения (свт. Василий Великий, 9, 37).
***
Подвижническая жизнь имеет одну цель — спасение души... (свт. Василий Великий, 9, 65).
***
Подвижнику надобно быть свободным от всякого надмения и, идя путем истинно средним и царским, нимало не уклоняться ни в ту, ни в другую сторону, не любить неги и не приводить тела в бессилие излишеством воздержанна (свт. Василий Великий, 9, 335).
***
...Все старание да употребит человек, чтобы душевная высота не была унижена восстанием сластолюбивых пожеланий (свт. Василий Великий, 9, 363).
***
Подвижник должен и низкие работы брать на себя с великим старанием и усердием, зная, что все делаемое ради Бога не маловажно, но велико, духовно, достойно небес, и привлекает нам тамошние награды... Если же должен отправить какую-либо низкую работу, то надобно ему знать, что и Спаситель служил ученикам, и не гнушался исправлять маловажные дела; а для человека великое дело быть подражателем Богу, и чрез сии низкие работы возводиму быть на высоту оного подражания. Да и кто назовет уже низким то, к чему Бог прикасался Своею деятельности)? (свт. Василий Великий, 9, 378—379).
***
...Если за труды и заслуги ищет он <подвижник> воздаяний здесь; то жалок тем, что чрез временное вознаграждение теряет вечное (свт. Василий Великий, 9, 379).
***
Если подвижник будет возноситься; то есть у него тяжкий и сильный смиритель, который может низвести до ада. Если же будет смиряться, то блистательно и величественно будет вознесен, потому что Бог собственною силою возвышает смиренного (свт. Василий Великий, 9, 380).
***
...Подвижник, жди Того, Кто прекрасно возвышает, и никак не малодушествуй ради настоящего. Ибо ты борец и делатель Христов, условившийся целый день провести в борьбе и претерпеть зной целого дня (см.: Мф. 20, 12). Почему же, не исполнив еще меры дня, домогаешься упокоения? Дождись вечера, предела здешней жизни, и тогда Домовладыка придет и отсчитает тебе плату (свт. Василий Великий, 9, 380—381).
***
Не надобно желать себе лучшей одежды или обуви, а должно выбирать такую, которая похуже, дабы и в этом показать смиренномудрие, и не явиться любящими наряды, самолюбивыми и чуждыми братолюбия, потому что домогающийся первенства отпал от любви и смиренномудрия (свт. Василий Великий, 9, 386).
***
...Если и женщины желают жить по-евангельски, пред почитают девство браку, порабощают мудрование плотское и живут в ублажаемом плаче; то они блаженны за сие избрание, в какой бы земле ни находились (свт. Василий Великий, 11, 69).
***
Подвиг ваш временный, а воздаяние и похвала вечные; труд ваш краток, а упокоение и совершенство нестареющие (прп. Ефрем Сирин, 30, 109).
***
Один течет поприщем и подвизается из любви ко Христу, а другой из тщеславия (прп. Ефрем Сирин, 30, 133).
***
Велик и начавший, но не как продолживший; велик и первый, но не как совершивший (прп. Ефрем Сирин, 30, 158).
***
Дом, построенный на песке, не устоит; и подвижничество, к которому примешано что-нибудь, непродолжительно (прп. Ефрем Сирин, 30, 170).
***
Выгоду будем оценивать, смотря по удовлетворительности; и узнаем, какая польза от нашего подвига (прп. Ефрем Сирин, 31, 626).
***
Неизбежный подвиг уже при дверях. Все восприимем на себя щит веры; с любовью почерпнем из Божественного Источника спасительные для души нашей надежды. Разумею же, возлюбленные братия, несозданную Единосущную Троицу, сей Источник, источающий жизнь (прп. Ефрем Сирин, 32, 137).
***
...Сперва должно упражняться в трудах и приобрести венец в подвиге, чтобы таким образом вкусить и Божественной благодати. Горечь подвига заменяется сладостию упокоения, и суровость жизни заменяется благодатию (прп. Ефрем Сирин, 32, 261).
***
...Не будем нерадеть о душах своих, потому что душе нет и цены. Охотно претерпим искушения, всякую скорбь и тесноту; будем укрощать тело, порабощая его строгим постом, всенощными бдениями, возлежаниями на голой земле, трудами, и вообще суровою жизнию, чтобы душа наша со дня на день обновлялась (прп. Ефрем Сирин, 32, 283).
***
Как при возделывании, например, винограда, все попечение и весь труд предприемлются для будущего наслаждения плодами, и как скоро в винограднике не найдено плодов, все труды возделывания стали напрасны и суетны: так, если с совершенною несомненностию и духовным ощущением не познаем в себе действенностию Духа произведенных плодов любви, мира, радости и смирения, долготерпения, веры (см.: Гал. 5, 22) и других, какие исчислил Апостол, то напрасным оказывается подвиг девства, и суетным труд молитвы, поста и бдения. Ибо это такие душевные и телесные труды, которые должны быть совершаемы в надежде духовных плодов. Плодоносие же Духа в добродетелях есть духовное наслаждение нетленным удовольствием, производимое Духом в сердцах верных и смиренных (прп. Ефрем Сирин, 32, 345).
***
Псалом непрестанно да будет в устах твоих, ибо призываемое Божие имя прогоняет бесов. Где псалом, там и Бог (прп. Ефрем Сирин, 32, 401).
***
Очи, которые и отягчаемые сном бодрствовали, и ноги, которые утомлялись, стоя пред Тобою, <Господи>, да не будут лишены упования и да не утратят мзды своей вдень воздаяния (прп. Ефрем Сирин, 33, 320).
***
За мучительный холод возвеселит тебя новое вино. Голод, каким изнурял ты плоть свою, принесет тебе эдемское блаженство. За жажду, томившую внутренности твои, потечет для тебя источник жизни... За то, что плоть твоя прильпнула к костям, тело твое насытится благ (прп. Ефрем Сирин, 34, 297).
***
...Охотно иди по негладкой стезе. А если восходишь вверх, смотри, не скользок ли путь, чтобы не падая достигнуть тебе цели и пройти сквозь узкие врата. Там свет, и слава, и успокоение от всех бедствий (свт. Григорий Богослов, 16, 80).
***
Убежав из Содома, спасшись от пепла сей жизни и от страшных угроз Божия огня, не озирайся на Содом; иначе отвердеешь вдруг в камень и останешься памятником греха и ужасной смерти. Ноги твои не на содомской уже земле; не медли же и на соседственных равнинах, близких к огню, но, как можно скорее, спасайся в гору, чтобы не настиг тебя огненный дождь! (свт. Григорий Богослов, 16, 80).
***
Не слишком себя обнадеживай, и не во все теряй надежду. Одно ослабляет, другое низлагает. В чем-нибудь преуспевай, другого держись, сколько ни есть, а к иному не будь завистлив; недовершенное не сделает бесполезным труд совершенного тобою пути (свт. Григорий Богослов, 16, 201).
***
И из угодных Богу одни совершают доброе плавание, а другие, будучи не хуже первых, встречают затруднение и плавании. Кто же, кроме Тебя, Слово, знает тому причины! Не превосходнее ли идти стезею крутою и негладкою, нежели путем удобным? Впрочем, скажу, какая у меня об этом мысль. Лучше то и другое вместе — и идти, и идти к совершенству. А если сие невозможно, то труды предпочитаю бесславному и недоброму спасению. Конечно, многое должно возносить к Богу меня, которого утомляют и плоть, и стечение дел. Что же мне делать, если не достигаю обеих желанных целей? Приуготовь себя, как можно скорее, и к небу окрыли душу драгоценную для Слова. Не оставляй при себе ничего излишнего, сбрось с себя всю тяготу суетной жизни и здешних зол. Я предстоятель таинственной трапезы; я очищаю людей, которых приношу Тебе в дар посредством бескровных и совершенных учений. О приснотекущая Светлость, Источник света! Я сам имею нужду в очищении и потому знаю, как тяжело очищать пятна нечистоты. Заметьте сие, пастыри людей, и трепещи те! (свт. Григорий Богослов, 17, 83—84).
***
...Мера подвига твоего заключается в том, чтобы тебе не прелюбодействовать в мыслях, но противостоять умом и внутренно вести брань, бороться с пороком и не слушаться его, не соуслаждаться им в помыслах (прп. Макарий Египетский, 67, 124).
***
Какое приобретение от поста, молитвы, бдения, когда нет мира, и любви, и прочих плодов духовной благодати... (прп. Макарий Египетский, 67, 341).
***
Если не находим в себе обильных плодов любви, мира, радости, кротости, смирения, простоты, веры и долготерпения: то тщетны и напрасны были все наши подвиги... (прп. Макарий Египетский, 67, 349).
***
...В том весь подвиг, о том все рачение у человека, чтобы противиться лукавому и лукавым помыслам (прп.Макарий Египетский, 67, 388).
***
Те только в состоянии будут пройти подвиг до конца, которые всегда по собственной воле своей любили Единого Бога и отрешились от всякой мирской любви (прп. Макарий Египетский, 89, 195).
***
...Любомудренная и суровая жизнь, будучи непривлекательна и неприятна для чувства, исполнена благих надежд, услажденная собственным своим плодом. Ибо когда Делатель наш раскроет в свое время гранатный плод жизни и покажет красоту заключенного в нем, тоща вкушающим сладостно будет причащение собственных своих плодов (свт. Григорий Нисский, 18, 330).
***
...С приложением новых подвигов добродетели любомудрие постоянно возводит душу к большей чистоте (свт. Григорий Нисский, 25, 342).
***
...Подвиги определяются не мерою искушений, но значительностию деяний (свт. Иоанн Златоуст, 44, 210).
***
...Самое трудное дело — приступить к началу подвига, а по вступлении труд бывает уже не так велик (свт. Иоанн Златоуст, 44, 344).
***
Вступи на путь, ведущий к небу, вступи на путь тесный и узкий, — и поди по нему. Как же ты можешь и вступить на этот путь, и идти по нему? Изнуряя и порабощая свое тело, потому что на тесном пути много препятствует тучность от пресыщения (свт. Иоанн Златоуст, 45, 48).
***
Если будешь иметь в виду трудность подвигов, дело покажется тяжелым и невыносимым, а если будешь смотреть на награду, оно будет легко и удобоносимо (свт. Иоанн Златоуст, 45, 354).
***
Как ратоборцу в борьбе нужно сражаться в поту, и пыли, в зное, в трудах и страданиях, так и праведнику здесь нужно много терпеть и все переносить великодушно, если он хочет получить там светлые венцы (свт. Иоанн Златоуст, 45, 466).
***
...Как для ревностного и бодрого волею человека ничто не может служить помехою, так нерадивому и ленивому все может помешать (свт. Иоанн Златоуст, 45, 773).
***
Подвизайся в мудрости тихо, с достоинством, и страхом, и заботою о том, что тебя видит Бог, удаляй излишнюю веселость (свт. Иоанн Златоуст, 45, 900).
***
Если же вменяются нам в оставление грехов и искушения, и болезнь, и немощь, и измождение плоти, которые мы терпим непроизвольно и не сами себе причиняем, тем более (вменяются) подвиги, совершаемые нами добровольно и с усердием (свт. Иоанн Златоуст, 46, 10).
***
Во внешних подвигах борьба доставляет труд, а венцы — удовольствие; но здесь не так, а еще прежде венцов самые подвиги приносят великую радость (свт. Иоанн Златоуст, 46, 155).
***
...Без нужды говорить о собственных подвигах — крайне безумно... (свт. Иоанн Златоуст, 46, 318).
***
...Малые подвиги, здесь совершаемые, даруют нам великое дерзновение там <в загробном мире>... (свт. Иоанн Златоуст, 47, 254).
***
Таков наш Господь: когда видит благомыслящую душу, немного заботящуюся о настоящем, тогда являет о ней великое промышление (свт. Иоанн Златоуст, 47, 581).
***
Подвизающимся в этой жизни предстоит брань не о людьми, а с демонами и бесплотными силами. Вот почему и вождем у них не какой-нибудь человек, не Ангел, а сам Бог. И оружия этих воинов соответствуют характеру брани: они изготовлены не из кожи и железа, а из истины, правды, веры и всякого вида любомудрия (свт. Иоанн Златоуст, 50, 13).
***
Если во время этого подвига ты и упадешь не один раз, не отчаивайся, но опять вставай, и подвизайся, и не отступай до тех пор, пока не увенчаешься блистательным венцом победы над дьяволом, и стяжания добродетели нескроешь в безопасном хранилище. Когда же утвердишь себя в навыке такого благого любомудрия, то уже не будешь более преступать каких-либо заповедей по нерадению... (свт. Иоанн Златоуст, 50, 121).
***
...Не будем скорбеть, если на пути жизни случатся с нами многие несчастия. Пусть путь прискорбен и врата тесны; но не таков тот град, к которому ведут они (свт. Иоанн Златоуст, 50, 269).
***
Можно ведь, живя и в городе, подражать любомудрию пустынножителей; и женатый и семейный может и молиться, и поститься, и приходить в умиление (свт. Иоанн Златоуст, 50, 572).
***
Горе тому, кто не предавался подвигам, потому что он предан будет неумолимым ангелам! (свт. Иоанн Златоуст, 52, 945).
***
...Во время подвига Господь Сам помогает борющимся, и в час победы сидит в качестве раздаятеля наград; укрепляет на борьбу, и Сам же немного спустя возлагает венцы; соратоборствует, сообщает борцу силу, дает средства для победы, и вслед за тем Сам же воздает награды как победителю (свт. Иоанн Златоуст, 52, 949).
***
...Подвизающимся нельзя во время борьбы ни напиваться, ни прелюбодействовать, чтобы не ослабить сил, ни заниматься чем-нибудь другим; но, воздерживаясь совершенно от всего, они занимаются только упражнениями (свт. Иоанн Златоуст, 53, 223).
***
Надобно подвизаться, пока мы еще на поприще <земном>, а по окончании зрелища бесполезно плакать и рыдать, как делал богач, который хотя плакал и рыдал, но напрасно и тщетно, потому что пропустил время, в которое надлежало это делать (свт. Иоанн Златоуст, 53, 230-231).
***
Подвизающемуся в такое время <после пришествия Христа>, в которое излились столь великие дары, столь великая благодать, легко получить награду (свт. Иоанн Златоуст, 53, 580—581).
***
Хотя мы должны все относить к Богу, однакож и сами должны быть деятельными, должны брать на себя труды и подвиги (свт. Иоанн Златоуст, 54, 607).
***
Нужно иметь не только начало славное, но еще более славный конец <...> Те, которые в начале весело и гордо выступили на поприще, а потом упали духом и ослабели... они и лишились награды, и не признаны Владыкой (свт. Иоанн Златоуст, 55, 200—201).
***
...Чтобы нам достигнуть этого <истинных благ>, поревнуем добродетели мучеников, мужеству, ревности, вере, презрению настоящего, желанию будущего. Можно преуспевать во всем этом и вне гонения. Пусть даже костер и не разложен впереди, зато в наличности страсть, сильнее (его); пусть и нет звериных зубов, зато теснит ярость мучительнее зверя; пусть и не стоят по сторонам палачи, терзая бока, зато лежит внутри зависть, съедающая дух мучительнее всякого палача. Итак, нужно нам, приготовившись к борьбе с этими страстями и поставив оплотом против них силу любомудрых помыслов, так совершать настоящую жизнь, и быть всю жизнь в подвиге, чтобы, потрудившись немного времени, непрестанно быть увенчанными, и наслаждаться вечных благ, всегда будучи с Господом и вкушая того сожительства, превосходящего всякое слово и мысль... (свт. Иоанн Златоуст, 55, 301).
***
...Если ты хочешь сделать великими свои подвиги, не считай их великими, но признавай, что спасаешься благодатию, чтобы сделать Бога своим должником не только за добрые дела, но и за такую твою признательность (свт. Иоанн Златоуст, 55, 532).
***
Если отсечем причины страстей (поводы к возбуждению их) и займемся духовными деланиями на короткое лишь время, а не пребудем в сем чине жизни навсегда, это самое имея занятие; то легко опять возвращаемся к плотским страстям, никакого другого не получив от того (доброго начинания) плода, кроме всеконечного омрачения ума и глубочайшего ниспадения в вещественное (прп. Исихий Иерусалимский, 90, 169).
***
Тому, кто подвизается внутри, в каждое мгновение надобно иметь следующие четыре (делания): смирение, крайнее внимание, противоречие (помыслам) и молитву. Смирение — чтобы, как брань у него идет с соперниками — гордыми демонами, всегда иметь в руке сердца помощь Христову: ибо Господь ненавидит гордых. Внимание - чтобы всегда держать сердце свое не имеющим никакого помысла, хотя бы он казался добрым. Противоречие - дабы, как только уразумеет, кто пришел, тотчас с гневом воспротиворечить лукавому, как говорится: и отвещаю поношающым ми слово (Пс. 118, 42), — не Богу ли повинется душа моя (Пс. 61, 2)? Молитву — дабы после противоречия тотчас из глубин сердца возопить ко Христу с воздыханием неизглаголанным. И тогда сам подвизавшийся увидит, как враг его поклоняемым именем Иисуса, как прах ветром развевается и гонится прочь, или как дым исчезает со своим мечтанием (прп. Исихий Иерусалимский, 90, 169—170).
***
Если, начав жительствовать во внимании ума, с трезвением сочетаем смирение и с прекословием совокупим молитву, то будем добре шествовать мысленным путем, кап г светильником света, с поклоняемым и святым именем Иисуса Христа, — как выметая и очищая от греха, таи и украшая и убирая дом сердца своего. Если же на одно свое трезвение или внимание понадеемся, то скоро, подвергшись нападению врагов, падем, быв низринуты. И начнут тогда во всем одолевать нас эти коварнейшие злокозненники, а мы начнем больше и больше опутываться злыми пожеланиями, как сетями, — или и совершенному закланию подвергнемся от них, не имея в себе победоносного меча, — имени Иисус-Христова. Ибо только сей священный меч, будучи непрестанно вращаем в упраздненном от всякого образа сердце, умеет обращать их вспять и посекать, попалить и поедать, как огонь солому (прп. Исихий Иерусалимский, 90, 200).
***
Подвижнику Христову никогда не бывает недостатка в ратоборстве; но чем более он возрастает в успехах победы, тем более сильное ратоборство по порядку наступает. Ибо по покорении плоти какое множество противников, какое полчище врагов, раздражаемых его триумфами, восстает против победителя — воина Христова! Это — для того, чтобы воин Христов, от праздности мирного состояния разленившись, не стал забывать о славных подвигах своего противоборства и, от бездейственной беспечности расслабев, не лишился награды. Итак, если с возрастанием добродетели хотим взойти к высшим степеням триумфов, то в том же порядке должны вступить в подвиги сражений, и сначала с Апостолом говорить: бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое (1 Кор. 9, 26—27), чтобы преодолев на этом сражении, опять с ним (Апостолом) мы могли говорить: наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной (Еф. 6, 12). Ибо иначе мы никаким образом не возможем сразиться с ними и не заслужим того, чтобы вступить в духовную брань, если будем низложены в сражении с плотью и разбиты в борьбе с чревом (прп. Иоанн Кассиан, 56, 60-61).
***
...Главное старание у нас, постоянно желаемое, неизменное назначение (цель) сердца должно состоять в том, чтобы дух всегда прилеплялся к божественным предметам и к Богу, а все прочее, не имеющее отношения к этому, хотя бы и казалось великим, надобно считать вторым или низшим, или даже вредным (прп. Иоанн Кассиан, 56, 172).
***
О подвигах, какие проходишь ты... будь уверен, что настоящее служит для нас невидимым поприщем, на котором боремся не с чувственными зверями, но с мысленными страстями. Страсти же, если овладеют нашими силами, не телу только угрожают опасностию, но и самой душе при носят смерть. А если нами будут преодолены и обратятся в бегство; то и венцов и великих провозглашений сподобимся мы, как бывает нередко даже здесь, несомненно же, после настоящей жизни; потому что будущему веку предоставлены награды, как настоящему — борения (прп. Исидор Пелусиот, 60, 2—3).
***
Иоанновой пищи, его пития и ложа недостаточно, доблестный мой, для полноты подвига ищущим этого; напротив того, для совершенства потребен и дух Иоанном <Предтечи>. Посему если хвалишь нашу воздержанность, то преуспевай с нами и в кротости, которая отклоняет от себя всякое высокоумие (прп. Исидор Пелусиот, 60, 109).
***
В Божественном Писании имеешь цветущие плоды посеяваемого тобою; видишь победные знамения добрых твоих подвигов; потому что за добровольную нищету и здесь и там сторичные блага обещает тебе благий Пастырь и Спаситель; а за вступление на поприще и за борьбу со страстями нетленный венец соплетает <апостол> Павел, этот мужественный борец со страстями и их победитель (прп. Исидор Пелусиот, 60, 134).
***
Носить напоказ рубище и бороду не служит еще, братия, удостоверением в подвижничестве. Пребывание в городах среди народной молвы не показывает приверженности к отшельничеству (прп. Исидор Пелусиот, 60, 138).
***
...Если хотим подвизаться законно; то будем подвизаться подвигом добрым, с безыскусственностью в наружном виде, в тишине уединения, при добродетели бесстрастия, с сохранением безмолвия, с умеренностью в пище (прп. Исидор Пелусиот, 60, 139).
***
Подвижничество, друг, есть подражание всем заповедям Господним и хранилище оных; оно не гневливо, не опрометчиво, не кичливо, не сребролюбиво, не самолюбиво, покорно, всякому услуживает, вовсе чуждается тела, пребывает в свойстве только с духом; у него язык благодарный, полезная во всем молитва, неподвижно оно к злословию, делает все из послушания, по мановению вождя, которого и время, и труды, и Божественное определение приставили к кормилу настоятельства, как знающего и отклоняющего порывы ветров (прп. Исидор Пелусиот, 60, 164),
***
...Трезвись, бодрствуя во брани; ибо бранию почитай, и с уверенностию признавай, подвижническое поприще, окруженное мысленными стрелами, которые гораздо опаснее чувственных мечей, и которые называет разжженными тот, кто в точности на опыте познал их силу (прп. Исидор Пелусиот, 60, 179).
***
Не тем уподобляй себя, друг, которые с радостию прияли Божественную проповедь, но не препроводили семени в глубину разумения; ибо, пустив ростки вверх и разослав корни по земле, скорее, нежели произносится слово, они засохли, не принесши зрелого плода, но соделавшись жертвою искушений. Напротив того, уподобляй себя тем, которые, глубоко укоренившись, пустили от себя много корней и стволов, и стали многоплодны, у которых класы, красуясь и обременяясь плодом, тяготеют и клонятся вниз, и ко времени жатвы как бы сами на себя призывают сери жнецов. Ибо хорошо знают, что Христос повелел таковых Ангелам вносить в небесные уделы, чтобы там они сопразднствовали, соцарствовали и приобщились нескончаемой радости (прп. Исидор Пелусиот, 60, 372—373).
***
Когда отречешься от всех вещей, внимай темным помыслам, которые станут укорять тебя в обеднении, представляя тебе теперешнее — скудость во всем, нищету и бесславие, чтоб таким злокознеством привести тебя в раскаяние о такой славной добродетели. Но если вникнешь в разумность такого подвижничества, то найдешь скорее, что за то самое, в чем укоряют тебя, соплетется тебе венец (прп. Нил Синайский, 90, 257).
***
Начнем же отрешаться от настоящих благ, пренебрежем имущество и деньги, и все, что погружает в себя и потопляет помысл. Обуреваемые выбросим груз, чтоб мог спастись кормчий — ум и с плавателями — помыслами. Если плывущие морем во время бури небрегут о своих товарах и своими руками бросают и дорогие вещи в море, имущество ставя ниже жизни; то почему же мы для лучшей жизни не пренебрегаем того, что душу влечет в бездну? Почему у нас не столько силен страх Божий, сколько у тех страх моря? Те из любви ко временной жизни невысоко ценят утрату того, что везут; а мы, говоря о себе, что вожделеваем вечной жизни, не пренебрегаем и малости, но решаемся лучше погибнуть с ничтожным грузом, нежели спастись, лишившись его. — Посему умоляю, совлечемся всего. Борцы не вступают в борьбу одетыми; закон борьбы изводит их на поприще обнаженными. В жар ли, в холод ли, — так, они выходят, оставляя одежды вне поприща. Если же кто из них откажется обнажить себя, то должен отказаться и от борьбы. А мы, дав обет подвизаться, не только не совлекаемся одежды (имуществ), но, тысячи бремен неся на плечах, вступаем в подвиг, доставляя тем противникам множество удобств схватить нас (прп. Нил Синайский, 90, 258).
***
Бороться должно нагому, и не только нагому, но и умащенному. Обнажение делает, что борца не за что ухватить противнику, а умащение елеем, если и будет он схвачен, дает ему возможность ускользнуть из рук схватившего. Почему противники стараются осыпать друг друга землею, чтобы, пылью придав шероховатость гладкости елея, сделать противника удобоудержимым, когда будет схвачен. Но что там — пыль, то в нашем подвиге дела земные, а что там — елей, то здесь не имение попечений (прп. Нил Синайский, 90, 259).
***
Скрывай язык свой в деятельном прохождении подвижничества (т. е. вместо языка пусть говорят подвиги); ибо в таком случае и молча будешь иметь свидетелями о жизни твоей достойных веры сожителей своих — труды. О ком свидетельствуют какие-либо наличные труды, тому нет нужды свидетельствовать о себе языком своим (прп. Нил Синайский, 90, 280).
***
Как скрываешь от людей грехи свои, так скрывай от них и труды свои. Ты стыдишься открывать о срамных делах своих, чтоб не подвергнуться поношению и уничнжению, — что полезно было бы для души твоей. Бойся показывать и труды свои, чтобы грех человекоугодия не принес пагубы душе твоей. Если одному Богу открываешь, постыдные падения; то не открывай людям своих противоборствий оным, чтоб не сочли их увенчанием победы (прп. Нил Синайский, 90, 280—281).
***
Не наряжайся в красивые одежды, чтобы явственнейше не облечься тебе в демона тщеславия; ибо не лепота одежд указывает, что ты носишь одежду добродетелей, но подвижнические труды, как золотые украшения, свидетельствуют о лепоте одеяния души твоей (прп. Нил Синайский, 90, 281).
***
Иногда демоны возвеличивают подвижнические труды в помыслах, а иногда уничижают их, как ни к чему не служащие, чтобы где вложить высокоумие, а где посеять отчаяние. Возвеличивают они труды тех, которых не могут довести до разленения, чтобы ввести их в высокоумие, а тем, которые не соглашаются вдаваться в высокоумие, твердят одно то, что подвиги их ни к чему не служат, чтоб, приведя их чрез то в разленение, ввергнуть в отчаяние (прп. Нил Синайский, 90, 309).
***
Подвиги не суть что-либо особое от заповедей. Они суть заповеди. Покажи мне подвиги, кроме заповедей. Если укажешь на молитву — это есть заповедь; если скажешь о низложении помыслов — это есть заповедь (трезвитеся и бодрствуйте); если о посте и бдении, и сие тоже есть заповедь; если укажешь на самоумерщвление, и это заповедь (да отвержется себе); и какое бы ни сказал ты дело подвижнической добродетели — все они суть заповеди (прп. Марк Подвижник, 89, 486).
***
Цель подвижничества — тончайшее исполнение заповедей (прп. Марк Подвижник, 89, 486).
***
Подвизающимся надобно, начав (подвиг добродетели), доводить его до конца. Молодым же и старым, имеющим здоровое тело и не боящимся ни труда, ни озлобления, полезнее со всем усердием любить всегдашний пост; мерою вкушать хлеб и от времени до времени (мерою же) пить воду так, чтобы оканчивать еду, чувствуя еще некоторый голод и жажду, дабы наслаждение (пищею и питием) не было препятствием необходимому служению Богу. Если, вкушая означенную пищу, будем насыщаться вдоволь, то скоро пожелаем других яств. Если же не будем насыщаться, то всегда будучи голодны, если и будем желать насыщения, будем желать насытиться хоть бы и хлебом (прп. Марк Подвижник, 89, 513).
***
Подвизающимся надобно всегда соблюдать мысль свои» неволнующеюся, чтобы ум верно мог различать набегающие помыслы, и, различая, добрые и богопосланные влагал в сокровищницу памяти, а непотребные и демонские извергал вон из влагалищ естества. И море, когда стоит покойно, бывает видно для рыболовов до самых последних глубин своих, так что тогда не укрывается от них ни одна почти из движущихся там живых тварей; когда же оно взволновывается ветрами, тогда скрывает в непроницаемой мутности своей то, что во время приятной тишины щедро давало видеть; отчего в ту пору искусство рыболовные хитрости устрояющих остается без дела. Это же случается претерпевать и созерцательному уму, особенно когда глубина души возмущается гневом неправедным (блж. Диадох, 91, 19—20).
***
Не до того только времени трудиться должно, пока увидишь плод; но надобно подвизаться до самого исхода (прп. Исаак Сирин, 58, 167—168).
***
...Кто хочет отбыть или уклониться от этого <подвигов>, тот бывает добычей волков (прп. Исаак Сирин, 58, 200-201).
***
...Невозможно... подвижнику душу свою избавить от погибели, если щадит он тело свое (прп. Исаак Сирин, 58, 229).
***
Претерпи трудность подвига, в который введен ты для испытания, чтобы приять от Бога венец, и упокоиться по исшествии из сего мира... (прп. Исаак Сирин, 58, 361-362).
***
Сего же <желания Духа и вожделения Его> невозможно кому-либо ощутить без безмолвия, подвижничества и упражнения в определенном для сего чтении (прп. Исаак Сирин, 58, 363).
***
Хотя бы мы и великие подвиги проходили в жизни нашей, но если мы не приобрели болезнующего сердца, то все они притворны и суетны... (прп. Иоанн Лествичник, 57,86).
***
Какие подвиги показал ты без тела, те только и относи к твоему тщанию; ибо и тело не твое, а творение Божие (прп. Иоанн Лествичник, 57, 152).
***
Если бы мы и бесчисленные смерти за Христа претерпели, то и тогда не исполнили бы должного; ибо иное есть кровь Бога, а иное кровь рабов, по достоинству, а не по существу (прп. Иоанн Лествичник, 57, 152).
***
В продолжение ночи большую часть времени посвящай молитве, а меньшую назначай для псалмопения. Днем же опять уготовляйся по твоим силам (прп. Иоанн Лествичник, 57, 231).
***
Искусный и опытный подвижник есть духовный земле делец, узреваемое посредством чувств в видимых вещах, как дикое дерево, пересаживающий на духовное поле и обретающий при сем сокровище, — благодатное узрение проявления Божией премудрости в сотворенных вещах (прп. Максим Исповедник, 91, 231).
***
Вводимому на путь благочестия не должно руководствоваться одною благосгию к исполнению заповедей, но и памятованием о строгости судов Божественной правды почаще быть возбуждаему на подвиги... (прп. Максим Исповедник, 91, 248).
***
Падать духом и малодушествовать пред подвигами случается от того, что душа заснула (прп. Феодор Студит, 92, 171).
***
...Что есть подвижническая жизнь, как не обуздание страстей, властвование над помыслами и непрестанная борьба с невидимыми врагами (прп. Феодор Студит, 92, 534).
***
...Хотя Христос с ними <людьми> всегда сущий, есть трудяйся в них, но и они, при всей немощи своей, большой подьемлют труд, чтоб только удержать с собою Христа. Потому что все хитрости и все козни дьявола обращены на то, чтоб соблазнить их отторгнуться от рук Христа, и в самопрельщении расположить их говорить или хотя думать, что это-де мы сами по себе и своим поспешеством породили такое и такое благое помышление, или сказали такое и такое разумное слово... (прп. Симеон Новый Богослов, 76, 49—50).
***
Кто постится, злостраждет, совершает бдения, подает милостыни, тот делает все это, чтоб обрести благоволение и милость у Бога. Ибо если на поприще настоящей жизни, мрачном и полном греха, не станем мы произвольно утеснять себя постами, бдениями и другими злостраданиями. и не станем оказывать милостивости к другим людям; то и Бог не захочет помиловать нас и простить нам грехи наши (прп. Симеон Новый Богослов, 76, 159).
***
...Возненавидьте мир и все, что в мире; возненавидьте плоть и страсти, от нее рождающиеся; возненавидьте всякую похоть злую и лихоимание, даже до малейшей вещи. И это все легко будет нам сделать, если будем содержать в мысли, какую великую славу, радость и упокоение имеем мы получить чрез то (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 13).
***
Кто подвизается и проводит жизнь, как заповедует Святое Евангелие, тот может питаться всегда и жить од ним хлебом и водою, — и быть при этом еще крепче и здоровее тех, которые едят много разнообразных яств (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 199).
***
...Когда кто постится, или бдения совершает, или томит себя алчбою и жаждою, или спит на голой земле, или слезы проливает, или переносит поношения и другие искушении находящие, пусть не думает, что он (потому самому) уже служит Богу, или пользует такими подвигами другого кого, но только себя самого, если терпеливо проходит их и особенно, если при том блюдет смирение и действует с духовным разумом; ибо если не таким образом он проходит их, то и себе самому не приобретет чрез то никакой пользы (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 297).
***
Одеваемся в смиренные власяные одежды? Спим на голой земле, и большая часть из нас носит вериги? Для чего? Для того, конечно, чтоб обуздать и укротить это тело буйное, чтоб оно, не быв удерживаемо уздою, не бросилось подобно необузданному мулу в стремнины, и не низвергло и себя, и седока своего, ум, в ров пагубы и огня вечного (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 300).
***
Кто воздерживается во внешнем, в том, что всем видно, тот оглашается и похваляется, как подвижник, теми, кои не умеют добре видеть внутреннее. Но если такой тайно творит волю сердца своего, то он не люб Богу, как нечистый, — и хотя бы тысячи лет провел, так подвизаясь, никогда не найдет пользы от одних внешних подвигов (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 384).
***
Не от дел только злых должно подвижнику удаляться, но надобно стараться быть свободным и от помыслов и мыслей противных (заповедям и воле Божией), — и всегда быть заняту в себе душеспасительными и духовными воспоминаниями, пребывая беспопечительным о вещах житейских (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 513—514).
***
Бог не попускает тем, которые всеусердно текут к Нему, совсем ниспасть (с той лествицы), но, видя их изнемогающими, содействует им и помогает, простирая к ним свыше руку силы Своея и к Себе возводя, — содействует и явно и неявно, и ведомо и неведомо, — пока они, прошедши всю лествицу, к Нему Самому приближатся, и всецело с Ним соединясь, забудут все земное, с Ним сопребывая там и сожительствуя, — аще в теле, аще ли кроме тела, не вем (ср.: 2 Кор. 12, 2),— и неизреченных наслаждаясь благ (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 541).
***
Бывает смерть прежде смерти физической, и прежде воскресения тел бывает воскресение душ, — делом, опытом, силою и истиною. Ибо когда смертное мудрование уничтожается бессмертным умом и мертвенность изгоняется жизнию, тогда душа, как бы воскресшая из мертвых, узревает чисто себя саму, как узревают себя пробудившиеся от сна, и познает истинно Бога, ее воскресившего, о Коем помышляя, и Коего благодаря, выходит она за пределы чувств и всего мира, преисполненная неизреченной сладости, и тем заставляет утихнуть всякое мертвенное движение (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 563—564).
***
...Всякое подвижничество и всякие деяния совершаются нами, чтобы мы, как свеча, приобщились Божественного света, когда душа, как один воск, вся предлагается неприступному Свету... (прп. Симеон Новый Богослов, 78, 204).
***
Подвиги и труды духовные рождают радование душевное, коему предшествует умирение страстей. Вследствие сего, что для людей, чувственности порабощенных, тяжко и неприятно, то для души, в духовных трудах пребывающей, и священными потами любовь к Богу стяжавшей, и вожделением Божественного ведения уязвленной, легко и весьма сладостно. Для тех, как преданных упокоению тела и наслаждению чувственными удовольствиями, труды и подвиги добродетели неприятны и жестоки, так как они не предпринимали сланость удовольствий сих отмывать потоками слез, а для этой (т. е. для души, работающей Богу), они вожделенны и сладостны. Так как она гнушается удовольствиями, причиняющими ей зло, и отрясла всякое к ним пристрастие, и всякое самолюбивое угождение телу, то для нее прискорбно одно — покой от трудов и пресечение подвигов. Таким образом, что для тех служит к плотскому веселию, то душе, всецело расположившейся к Божественному, причиняет скорбь, а что ей доставляет духовное радование, в том для тех причина воздыханий и мучений (прп. Никита Стифат, 93, 87—88).
***
Труды мучительными кажутся вначале для всех, вводимых в поты и подвиги духовные. Когда же они начнут охотно упражняться в них для возращения в себе добрых расположений, и достигнут до средины преуспеяния в том; тогда труды сии являются для них источником дивной некоей отрады и утешения. А когда, наконец, мертвенное сие мудрование плоти пожрется бессмертною жизнию, подаемою присещением Духа Святаго, в тех, кои, пребывая в неутомимых трудах, простираются к последним пределам добродетели, тогда лица такие исполняются неизреченною радостию и веселием, потому что чрез это в них самих открываются чистый источник слез и сладкие струи свыше дождем льющегося утешения (прп. Никита Стифат, 93, 88).
***
...Только что выступившему на подвиги ничто так не препятствует исполнять делом заповеди, как всезлобнейшее самолюбие (жаление плоти) (прп. Никита Стифат, 93, 89).
***
Как в телесных болезнях никто не может точно узнавать причины их и врачевства против них, без большой опытности во врачебном искусстве, так и в душевных — без долгого подвижничества (прп. Никита Стифат, 93, 114).
***
Если от дела закона не оправдится всяка плоть пред Богом (ср.: Рим. 3, 20), то кто одними подвижническими трудами и потами совершенным явится пред Богом? Ибо деянием (деятельною жизнию) мы приходим только в навыкновение добродетели и пресекаем действо страстей, но этим одним не делаемся совершенными в меру исполнения Христова (прп. Никита Стифат, 93, 154—155).
***
...Многие из верных и ревностных христиан тела свои многими подвижническими трудами и телесными деланиями измождили и утончили; но, как они при сем не имеют умиления от сокрушенного и влаголюбивого сердца, и милосердия от любви к ближним и к самим себе, то оставлены пустыми, лишенными исполнения Духа Святаго и удаленными от истинного познания Бога, имея мысленные ложесна свои неплодными и слово бессольное и бессветное (прп. Никита Стифат, 93, 159).
***
...Как земля не воздает полезных плодов, если не трудиться на ней, так и душа, без наличия духовных подвигов, не произведет ничего богоугодного и служащего ко спасению (свт. Григорий Палама, 26, 67).
***
...Относительно нас: целомудрие и праведность, смирение и претерпение так или иначе причиняющих нам зло, и раздача имущества, еще же и злострадание тела в постах и бдениях, и, одним словом сказать, — распятие себя со страстьми и похотьми во исполнение заповедей Божиих, — не только является выявлением насколько истинно мы веруем обещаниям Христовым, но и, так сказать, делает Бога в свою очередь должником дарования нам вечной и незыблемой жизни, и наслаждения, и славы, и царства (свт. Григорий Палама, 26, 82).
***
...К подвизающейся душе приходит Христос, и неизреченную подает радость сердцу, — и сей радости духовной ничто ни из сластей мира, ни из лютых горестей его, взять от него никогда не может. Благие размышления, спасительные памятования, Божественные созерцания и слова премудрости, служа подвижнику, сохраняют его на всех путях его богоугодной деятельности (Феолипт, митр. Филадельфийский, 93, 165).
***
...Только ради исполнения заповедей были установлены все молитвы, пощения, бдения, уединения; и потому ничем этим не хвались, если пренебрегаешь исполнением заповедей (прп. Максим Грек, 68, 25).
***
Мне случалось видеть старцев, занимавшихся исключительно усиленным телесным подвигом, и пришедших от него в величайшее самомнение, величайшее самообольщение. Душевные страсти их, гнев, гордость, лукавство, непокорство, получили необыкновенное развитие (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 222—223).
***
В наше время, при совершенном оскудении боговдохновенных наставников, нужна особенная осторожность, особенная бдительность над собою. Они нужны при всех... подвигах: наиболее нужны при молитвенном подвиге, который из всех подвигов — возвышеннейший... (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 224).
***
Собственные подвиги, которыми инок <и любой христианин усиливается победить и изменить свойство падшего естества, суть только свидетели истинного произволения. Победа и изменение естества принадлежат единому Богу (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 335).
***
...При борьбе с вожделениями естества... телесные подвиги должны быть благоразумны и умеренны... плотское вожделение только обуздывается этими подвигами... побеждается оно смирением и молитвенным плачем, привлекающими к подвижнику Божественную благодать... усиленные телесные подвиги более вредны, нежели полезны, когда они, излишне ослабляя телесные силы, препятствуют заниматься молитвою, плачем и делами смирения (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 343).
***
Духовный человек, хотя бы немощен был по телу, выдерживает несравненно больший подвиг, нежели к какому способен человек плотский и душевный (свт. Игнатий Брянчанинов, 39, 353).
***
Телесный подвиг, не сопровождаемый душевным, более вреден, нежели полезен, он служит причиной необыкновенного усиления душевных страстей... (свт. Игнатий Брянчанинов, 39, 369).
***
...Опытные наставники монашества воспрещали <новоначальным> усиленный подвиг поста, бдения, затвора, при каковых... духи скоро начинают являться чувственно, и удобно могут обмануть подвижника к его повреждению и погибели (свт. Игнатий Брянчанинов, 40, 53).
***
Созидание души, основанное не на исполнении заповедей, но на одних подвигах, непрочно, суетно; не может оно выдержать ни скорбей от человеков, ни искушений от бесов, чуждо света, полно мрака и самообольщения (свт.Игнатий Брянчанинов, 41, 60).
***
Благоразумный и умеренный телесный подвиг освобождает тело от тяжести и дебелости, изощряет его силы, содержит его постоянно легким и способным к деятельности (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 94).
***
...Одного собственно подвига недостаточно для служителей Божиих к укрощению падения, гнездящегося в естестве, постоянно стремящегося восстановить свое владычество: им нужна помощь от Бога (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 160).
***
...Телесный подвиг, еще не озаренный духовным разумом, всегда имеет в себе много суетного и излишнего (свт.Игнатий Брянчанинов, 41, 356).
***
(Телесный подвиг) существенно необходим для изгнания страстей действиями противоположными требованиям страстей: он необходим для насаждения в сердце добродетелей, по указанию Евангелия (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 371).
***
Христианам, живущим посреди мира, не должно касаться возвышенных иноческих деланий, особливо безмолвнических (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 453).
***
Не думайте, что возвышенный подвиг, для которого еще не созрела душа ваша, поможет вам! Нет! Он больше расстроит вас: вы должны будете оставить его, а в душе вашей явится уныние, безнадежие, омрачение, ожесточение (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 502).
***
Тщетны, бесплодны, часто душевредны подвиги, и самые возвышенные, когда они не растворены чувством покаяния (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 528).
***
Оставление телесных подвигов соделывает человеков подобными скотам, давая свободу и простор телесным страстям; излишество их делает человеков подобными бесам, способствуя распложению и усилению душевных страстей (свт. Игнатий Брянчанинов, 42, 273).
***
...Одно телесное делание не может обойтись без фарисейства... (свт. Игнатий Брянчанинов, 42, 373).
***
Строгие подвиги без духа жизни истинной... не пользу приносят для нравственного строя, а расстройство и пагубу (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 80, 227).
***
Погашение страстных помыслов и движений до совершенного их исчезновения... и есть цель подвижничества(свт. Феофан, Затв. Вышенский, 81, 160).
***
Главнейший же подвиг есть хранение сердца от страстных движений и ума — от таких же помыслов (свт.Феофан, Затв. Вышенский, 82, 68).
***
Подвиг, о коем звонят, есть пустой, — гроша не стоит (свт. Феофан, Затв. Вышенский,- 82, 167).
***
Хоть они <подвиги> необходимы, но они суть подмостки. Здание строится посреди их, но они не здание. Здание в сердце (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 82, 172).
***
...Была у святых отцев мудрость — не вымышлять строгостей, а брать их на себя по какому-либо случаю, больше по нуждам внутренней жизни (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 82, 187).
***
Стань ударять на внешние подвиги, тотчас в гордыню духовную попадешь (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 82,207).
***
Подвиги телесные тем сподручны нам, что тело ко всему может привыкнуть. Пока не привыкнет, кричит; а когда привыкнет, замолчит (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 82, 223).
*********
Сказывали об авве Арсении, что по вечерам в субботу на воскресный день он становился спиной к солнцу и, подняв руки свои к небу, молился до того времени, как солнце начинало светить ему в лицо, и только тогда он садился (97, 20).
***
Илия Пустынник в юности стал монахом, ушел в дальнюю пустынь, провел в ней семьдесят лет и никуда из оной не выходил. Тропа к его келье была настолько узка, что с трудом проходили ею, потому что острые камни окружали ее. Илия сидел в очень малой пещере. И было ему от роду сто десять лет.
Отцы говорили о нем: «Никто не помнит, чтобы он вышел из кельи куда-нибудь на близ лежащую гору. Вкушал он, будучи старцем, утром и вечером по три сухаря и по три масличные ягоды, а в юности вкушал только однажды в неделю. Приходящим к нему инокам, ради их пользы душевной, говорил следующее: «Не давайте себя во власть сатане. У него пред всяким грехом монашеским три силы, приходящие на монаха. Первое — забвение, второе — леность, третье — похотение. Если придет в монахи забвение, у него рождается леность, от лености же возрастают похоти, а от похоти падает человек. Если же кто примет в себя страх Божий, от того бежит леность и не зачинается в нем злая похоть. И тогда не победит нас сатана, и во грех не введет, и мы благодатию Божиею спасемся» (112, 354—355).
***
Авва Макарий поведал: «Постясь неделю, я молился Богу, чтоб Он открыл мне образ жизни двух братьев, поселившихся невдалеке. По прошествии недели пошел я к ним посмотреть, как они живут.
Отворив дверь, они приветствовали меня молча. Я помолился и сел. Тогда старший дал знак младшему выйти, сам сел и стал плести корзину, не говоря ни слова. В девятом часу постучал и вошел младший, приготовил немного кашицы и, по знаку старшего, поставил стол, положил на него три сухих хлеба. Я сказал: «Встаньте, поедим». Встали мы и поели. Потом принес он кружку воды, и мы пили. Когда же настал вечер, они спрашивают меня: «Пойдешь ты от нас?» «Нет, — отвечал я, — усну здесь». Они постелили для меня рогожу, а для себя — в углу с другой стороны, сняли с себя пояса и верхние одежды и легли на одной рогоже напротив меня. Как только они легли, я начал молиться, чтобы Бог открыл мне их образ жизни. Тогда отверзлась крыша, и стало светло, как днем; они не видели света. Думая, что я сплю, старший толкает в бок младшего; оба встают, опоясываются и воздевают руки к небу. Тут я увидел, что демоны, как мухи, кружились около младшего; одни хотели сесть на уста его, другие на глаза; и я видел, что Ангел Господень с огненным мечом ограждал его и отгонял демонов. А к старшему они не могли приближаться. Под утро они опять легли. Я сделал вид, будто просыпаюсь.
Старший сказал мне: «Хочешь ли, мы пропоем двенадцать псалмов?» «Хорошо», — отвечал я. Тогда младший пропел пять псалмов и после каждого шестого стиха пел одно аллилуиа. И при пении каждого стиха огненный луч исходил из уст его и восходил на небо. Подобным образом, когда и старший отверзал уста для пения, из них выходила как бы огненная ветвь и достигала неба. И я тоже проговорил несколько стихов и, уходя от них, сказал: «Помолитесь обо мне!» Они поклонились молча. И так узнал я, что старший уже был совершен, а младшего еще искушал враг. Через несколько дней старший брат почил, а в третий день после него и младший». Когда отцы приходили к авве Макарию, он водил их в келью умерших братий и говорил: «Пойдите, посмотрите, где мучились юные странники!» (97, 151-152).
***
Святой Афанасий, впоследствии патриарх Константинопольский, служа два года трапезником, не имел ни отдельной кельи, ни постели, ни даже рогожины, — не только летом, но и зимой, когда бывает там снег и холод. Сон его был самый краткий, в молитве и бдении он проводил ночи, стихословя Псалтырь. Пища его состояла из остатков братской трапезы, потому что он любил повторять вслед за евангельской женой: пси питаются от крупиц, падающих от трапезы господей своих (ср.: Мф. 15, 27). Масла же и вина в течение трех лет, пока трудился в монастыре, или иного какого телесного утешения не позволял себе. Взирая на временный огонь в печи, он вспоминал огнь геенский, неугасимый и отсюда стяжал плач и слезы (95, 373).
***
Авва Христофор поведал: «После отречения от мира, чадо мое, я имел горячую иноческую ревность: днем я пел каноны, по ночам уходил в пещеру, туда, где покоятся святой Феодосий и прочие святые отцы, и там молился. Входя в пещеру, я на каждой ступени клал по сто земных поклонов, всех ступеней — восемнадцать. Ступив на пол, я оставался там до тех пор, пока не ударяли в било. Тогда я возвращался к службе. Таким образом я провел десять лет: в посте, великом воздержании и подвиге. Однажды, по обычаю, прихожу в пещеру. Исполнив все поклоны по ступеням, я хотел было сойти на пол пещеры, как вдруг пришел в восторженное состояние и увидел, что весь пол наполнен свечами. Одни горели, а другие — нет. Два мужа в мантиях — все в белом — приготовляли эти свечи. «Зачем вы наставили столько свечей, — спросил я, — что и войти нельзя помолиться?» «То свечи отцов!» — отвечали мне. «Почему же одни горят, а другие нет?» — «То их воля: желающие зажгли свои...» — «Сделайте милость — горит ли моя свеча, или нет?» — спрашиваю я. «Молись, и мы зажжем», — было мне ответом. «Молись! — подхватил я. — Да что же я делал... даже до последнего часа?!» Но тут я пришел в себя и, оглянувшись, никого уже не видел более. Тогда сказал сам себе: «Христофор, если желаешь спастись, ты должен усилить свой подвиг». Утром я удалился из монастыря и ушел на гору Синай, не взяв ничего, кроме одежды, которую носил. Там я подвизался пятьдесят лет... Наконец, слышу голос: «Христофор, Христофор, возвратись в обитель, где ты подвизался добрым подвигом, чтобы окончить жизнь вместе с отцами твоими». И спустя немного времени святая душа его почила с радостью о Господе (102, 96—97).
***
Ловец диких зверей пустыни пришел на гору аввы Антония. Увидев, что авва утешает братию, он соблазнился этим. Старец, желая успокоить его и показать, что нужно иногда предоставлять братии некоторое послабление, сказал ему: «Вложи стрелу в лук свой и натяни его». Охотник натянул. Старец опять говорит ему: «Натяни еще более». Охотник отвечал: «Если сверх меры натянуть лук, то он переломится». На это авва Антоний сказал: «Так бывает и в деле Божием. Если будешь сверх меры напрягать силы братии, то они скоро отпадут от дела Божия; необходимо по временам давать им послабление». Ловец пошел от старца с большою пользою, а братия, утвердившись в правильности воззрения на свой подвиг, разошлись по кельям (106, 38—39).
***
Сказывали об авве Арсении, что, когда он заболел, пресвитер перенес его из Скита в церковную больницу и поместил на постели, а под голову положил небольшую подушку.
Когда один старец пришел навестить авву Арсения, то увидел его на постели, а под его головой — подушку, соблазнился и сказал: «Таков-то авва Арсений! Вот на чем он почивает!» Пресвитер, видя это, отвел его в сторону и спросил: «Какая у тебя была работа в деревне?» Он отвечал: «Я был пастухом». «Как ты жил?» — еще спросил пресвитер. — «В больших трудах жил я». — «А ныне как живешь ты в келье?» — «Ныне живу я гораздо спокойнее». Тогда пресвитер говорит: «Видишь ли ты сего авву Арсения? В мире был он отцом царей; тысячи слуг, опоясанных золотом, — все в ожерельях, в шелку — предстояли ему, и драгоценные ковры были под ногами его! Ты, будучи пастухом, не имел в мире того успокоения, какое теперь имеешь; а он имел в мире все удовольствия, теперь же не имеет их. И как ты теперь покоишься, а он терпит нужду». Услышав это, старец пришел в сокрушение, поклонился и сказал: «Прости меня, авва, согрешил я. Совершенная правда, что авва Арсений смиряется, а я покоюсь». И, получив пользу, старец удалился (97, 23—24).
***
Поведали об авве Исаии, что он однажды пришел на гумно и сказал владельцу: «Дай мне пшеницы!» «А жал ли ты, авва?» — спросил владелец. «Нет», — отвечал старец. Владелец возразил: «Как же ты хочешь получить пшеницу, когда ты не жал?» На это старец сказал: «Разве не получает пшеницу тот, кто не жал?» «Не получает», — отвечал владелец. Выслушав это, старец ушел с гумна. Братия, бывшие свидетелями поступка, поклонились авве и просили объяснить его поступок. Старец сказал: «Я сделал это г целью показать, что не получит от Бога награды тот, кто не будет подвизаться» (106, 134).Мать Синклитикия говорила: «Много подвигов и трудов сначала предстоит приходящим к Богу, но за ними неизглаголаннал радость. Ибо как желающие воспламенить огонь сперва задыхаются от дыма и испускают cлезы, а потом уже достигают, чего ищут, так и мы должны воспламенять в себе Божественный огонь со слезами и трудами. Ибо Писание говорит: Бог наш огнь поядаяй есть (Евр. 12, 29) (98, 11).
***
Авва Тифой сидел в своей келье, а брат стоял близ него. Авва, не видя его, вздохнул. Не заметил он брата потому, что был в восхищении. Но, придя в себя, поклонился брату и сказал: «Прости меня, брат! Еще не сделался я монахом, потому что вздохнул при тебе» (97, 275).
***
Авва Даниил рассказывал: «Пришли мы однажды к авве Пимену и обедали с ним. После обеда он сказал нам: «Пойдите, братия, отдохните немного». Братия пошли, а я остался, чтобы поговорить с ним наедине, и пошел в его келью. Но он увидел, что я иду к нему, и лег, будто бы он хочет спать. Таково было правило у старца — делать все втайне» (97, 217).
***
Брат, воздерживавшийся от пищи и хлеба, пришел к старцу. В это время старца посетили странники; и он приготовил для них немного кашицы. Когда сели вкушать, воздерживающийся брат поставил перед собою моченый горох и ел его. Когда же встали из-за стола, старец отвел того брата в сторону и сказал ему: «Брат! если ты придешь к кому-либо, не обнаруживай перед ним жительства своего; если же хочешь никогда не нарушать принятых тобою обычаев, то пребывай в келье, не выходи никуда». Брат признал справедливость слов старца и с того времени, когда приходил к братии, уже следовал общему порядку жительства (106, 497—498).
***
Некогда во время праздника братия вкушали трапезу в церкви. Один из братии не ел вареной пищи. Прислужнику сказали об этом, и тот, подозвав другого брата, сказал: «Такой-то брат не ест вареного, принеси ему соли». Тогда встал один из старцев и сказал брату: «Лучше бы тебе сегодня есть в своей келье мясо, нежели услышать таковое слово перед всеми» (106, 497).
***
Ученик блаженного Иоанна Милостивого, пресвитер Евлогий, великий подвижник, постился по два дня и был прославляем людьми. Он пришел в Панефос к авве Иосифу, надеясь увидеть у него еще более строгое подвижничество. Старец принял его радостно и предложил на трапезе все, что у него было. Увидя это, ученики Евлогия сказали старцу: «Пресвитер ничего не вкушает, кроме хлеба и соли». Но авва Иосиф продолжал есть молча. Евлогий провел у него три дня и не слышал, чтобы старец и ученики его занимались псалмопением, не видел, чтоб они молились, потому что подвиг их был тайный.
И Евлогий со своими учениками ушел, не получи» пользы. По смотрению Божию они сбились с дороги, и им пришлось вернуться обратно. Подойдя к келье старца, они услышали, что там совершается псалмопение. Они постучались. Авва Иосиф принял их с любовию. Было жарко, и Евлогию подали чашу с водой. Вода была из реки, но с морской примесью; такую воду всегда употребляли жившие с аввою Иосифом. Евлогий не мог пить этой воды и спросил старца: «Что это значит?» Старец отвечал: «Брат, несколько недостаточный рассудком, прибавил по ошибке в речную воду морской». Евлогий пал к ногам старца и сказал ему: «Авва! ради Бога, открой мне тайну подвижничества вашего, потому что, когда мы были здесь, вы не занимались псалмопением; а когда мы возвратились к вам, то застали вас поющими. Также: вода прежде у вас была хорошая, а теперь она оказалась соленой». Старец отвечал на это: «Сын мой! малая чаша вина и свежая вода были поставлены ради любви, а ту воду, которую ты вкусил теперь, братия употребляет постоянно. Иноку должно всегда содержать подвиг свой втайне, — не делать напоказ ничего, до самой безделицы». И научил старец Евлогия рассуждению помыслов, отсекши от него все начинания из самолюбия и человекоугодия. Евлогий сказал старцу: «Жительство ваше — точно по Богу!» Он получил большую душевную пользу, начал с того времени вкушать предлагаемую ему пищу, а подвиг свой хранил втайне (106, 114—115).
***
Авва Даниил пришел в Иеромополь и сказал ученику своему: «Пойди в монастырь женский и, постучавшись во врата, скажи игуменье, что я пришел. Этот монастырь называется монастырем аввы Иеремии, в коем живет триста постниц». Ученик пошел и постучался во врата. Подошла привратница и тихим голосом изнутри сказала ему: «Спасайся! Благословен приход твой! Чего ты желаешь?» Он отвечал: «Имею нечто сказать игуменье». Привратница сказала на это: «Великая не беседует ни с кем, но скажи, чего желаешь, и я передам ей». Он отвечал: «Пойди передай ей, что некоторый монах имеет нужду переговорить с нею». Привратница поспешно пошла и поведала игуменье. Пришла игуменья и сказала тихим голосом: «Спасайся, брат, чего ты желаешь?» Монах отвечал: «Окажи любовь, дозволь мне провести эту ночь здесь с другим братом, чтоб нас не съели звери». Игуменья сказала ему: «Брат, никогда мужчина не входил сюда. Легче будет для вас, если съедят вас внешние звери, нежели внутренние». Брат отвечал: «Здесь авва скитский, Даниил». Она, услышав это, отворила обе половины ворот и вышла навстречу старцу со всеми постницами. Они устлали одеждами своими весь путь от ворот до того места, где стоял старец, и, кланяясь ему, целовали ноги его. Таким образом с великою радостию и веселием ввели его в монастырь. Игуменья велела принести лохань, влила в нее воду, согретую с благовонными травами, и, поставив постниц в два лика, сама своими руками умыла ноги старцу, также и ученику его.
Монахини представляли собою чудное зрелище: они были безгласны, как камни, и беседовали одна с другою знаками. Походка и вид их были ангельские. Старец спросил игуменью: «Нас ли стыдятся сестры, или они всегда таковы?» Игуменья отвечала: «Сестры твои, владыка, всегда таковы; но молись о них». Старец сказал ей: «Скажи ученику моему, чтоб он научился у них молчанию, потому что, живя со мною, он так много говорит».
Одна из сестер лежала посреди монастыря и спала; на ней было рубище. Старец спросил игуменью: «Кто это лежит?» Она отвечала ему: «Одна из сестер, преданная страсти пьянства. Что делать с нею, не знаю. Выгнать ее из монастыря? — боюсь греха. Оставить ли ее так? — но она смущает сестер». Старец сказал ученику своему: «Возьми умывальницу и возлей на нее воды». Он сделал так. Она встала, как встают упившиеся вином. При этом игуменья сказала: «Владыка, такова она всегда, какою ты видишь ее теперь». И ввела игуменья авву Даниила в трапезу, предложила вечерю сестрам и сказала: «Авва! Благослови сестрам твоим вкусить с тобою». Он благословил им. Великая и вторая по ней сели с ним. Старцу предложили моченое сочиво, невареную зелень, финики и воду; перед учеником его поставили немного хлеба, вареной зелени и вина, растворенного водою; инокиням же предложили различную вареную пищу, и рыбу, и вина в достаточном количестве. При этом никто не произнес ни одного слова. Когда встали из-за трапезы, старец сказал игуменье: «Что вы это сделали? Лучшую пищу следовало употребить нам, а употребили ее вы». Игуменья отвечала старцу: «Владыка! ты монах, и потому я предложила тебе пищу монашескую; ученику твоему, так как он ученик старца, предложена пища также монашеская; мы же — новоначальные, и потому употребили пищу новоначальных». Старец сказал на это: «Бог да исполнит любовь вашу: потому что мы извлекли большую пользу из действий ваших».
Когда все разошлись спать, старец сказал ученику своему: «Пойди посмотри, где будет спать пьяная, лежавшая посреди монастыря». Он посмотрел и сказал старцу: «Там, где сестры исправляют телесную нужду, близ отхожего места». Старец сказал ученику: «Побдим эту ночь». Когда уснули все инокини, старец взял ученика и подошел к тому месту, где лежала мнимая пьяная. Они увидели, что она встала и вознесла руки к небу; слезы ее потекли подобно потоку, и творила она бесчисленное множество коленопреклонений. Когда же слышала, что какая-либо из сестер приходила для исправления телесной нужды, то повергалась на землю и представлялась спящею и храпящею. Так проводила она начало каждой ночи. И сказал старец ученику своему: «Призови ко мне игуменью и вторую по ней, призови их тайно». Он пошел и призвал игуменью и вторую по ней, и они всю ночь смотрели на подвиг мнимой пьяной. Тогда игуменья начала говорить с плачем: «О, сколько зла делала я ей!» Когда ударили в било церковное, игуменья поведала всем инокиням виденное ею, и все предались великому плачу. Сестра же, уразумев, что тайна ее открыта, пришла, не примеченная никем, туда, где отведен был ночлег для старца, похитила жезл его и милоть, вслед за этим отворила ворота монастыря и ушла, оставив на воротах надпись: «Матери и сестры! Простите меня, согрешившую пред вами, и молитесь обо мне». При наступлении дня начали искать ее и не нашли; пришедши к воротам, увидели их отворенными и надпись на них. Блаженную нигде не могли сыскать и очень много плакали и рыдали о ней в монастыре. Старец сказал игуменье: «Я ради нее пришел сюда, и Бог любит таких пьяниц». И начали все постницы исповедовать старцу, какое оскорбление каждая нанесла ей. Старец, сотворив молитвы о сестрах, немедленно вышел из монастыря и пошел в келью свою, благодаря и славословя Бога, ведущего сокровенных рабов Своих и не попущающего им долго пребывать утаенными, но открывающего их в уведение всех, не только при жизни, но и по смерти их, в похвалу и славу святого имени Своего (106, 95—98).
***
Один отец рассказывал об авве Сисое Каламонском: «Однажды он, желая победить сон, привесил себя к утесу в Петре. Ангел пришел, снял его и запретил повторять это, дабы не подать примера другим» (97, 255).
***
Один брат пришел в Хермейскую гору к авве Феодору, старцу великому по жизни и добродетелям, и сказал ему: «Отец! Что мне делать? Душа моя погибает». Старец на это: «Почему так, сын мой?» Брат отвечал: «Когда я проводил жизнь мирянина, много постился и упражнялся в бдениях, имел обильные слезы и умиление, ощущая в себе ревность; ныне же, когда отрекся от мира и сделался иноком, не вижу в себе ни одной добродетели». Старец сказал ему: «Поверь мне, сын, в мирской жизни ты преуспевал по причине гордыни и похвалы человеческой; они споспешествовали тебе, тонко действуя в тебе. Делание твое неприятно было Богу, и дьявол пренебрегал тобою, не воздвигая против тебя браней и не препятствуя такому преуспеянию твоему; ныне же, видя, что ты вышел на войну против него, он вооружился против тебя. Но Богу угоднее один псалом, ныне произносимый тобою со смирением, нежели тысячи псалмов, которые ты произносил, будучи мирянином; также приятнее Ему нынешний незначительный пост твой всенедельного поста, которым ты постился прежде». Брат сказал на это: «Отец! Ныне я вовсе не пощусь: все добродетели взяты от меня!» Старец: «Брат, довольно для тебя того, что имеешь, терпи с благодарением, и будет тебе благо». Но брат настаивал на своем: «Точно, погибла душа моя». Тогда старец сказал: «Брат! Опасаясь, чтоб не ослабить твое смиренномудрие, я не хотел говорить тебе того, что вынужден высказать, видя то уныние, в которое ты приведен дьяволом. Выслушай внимательно слова мои. Мнение твое, что ты имел добродетели, пребывая в мирской жизни, принадлежит к отраслям гордости; так и фарисей погубил все свои добрые дела. Теперь же, когда ты думаешь, что решительно не имеешь ни одного доброго дела, одной этой смиренной мысли уже достаточно для твоего спасения; так был оправдан и мытарь, не сделавший ни одного доброго дела. Грешный или ленивый человек, но сокрушенный и смиренный сердцем, угоднее Богу, нежели человек, делающий много добрых дел и зараженный самомнением». Брат, услышав это, ощутил в душе утешение и разрешение своего недоумения. Он поклонился старцу до земли и сказал: «Ныне, при помощи твоей, спасена душа моя» (106, 364—366).
***
Однажды, сидя в келье, авва Арсений услышал голос, который говорил ему: «Ступай, и я покажу тебе дела человеческие». И, встав, вышел. Тут Ангел Божий показал ему человека, который, нарубив тяжелое бремя дров, пытался поднять их и не мог. Вместо того чтобы отложить тяжести, человек этот снова начинал рубить дрова и прилагать к бремени. И так поступал много раз. Затем Ангел показал Арсению другого человека, который, стоя при колодце, черпал воду из оного _ и наливал в очень малое ведро; от этого вода снова изливалась в колодезь. «Подожди еще немного, — сказал затем Ангел, — и я покажу тебе еще нечто». И вот увидел авва Арсений церковь и двух мужей, сидевших на конях и силившихся внести бревно во врата храма; но поелику бревно они держали поперек ворот и ни один из них не хотел повернуть дерево в длину, то оба они и остались вне церкви.
Показавши все это. Ангел дал Арсению следующее объяснение виденного им. «Оставшиеся, — сказал он, — вне храма суть творящие добродетели с гордостью и не хотящие ходить смиренным путем духовным; ради этого они остаются вне Царствия Небесного. Секущий же дрова служит подобием тех, которые во многих грехах живут и, вместо того чтобы загладить их покаянием, к старым грехам прилагают еще новые. Черплющий же воду есть образ человека, который и добрые дела творит, и грехов не оставляет, и потому погубляет награду, которую бы должен получить от Бога. Достоит же, — заключил свое объяснение Ангел, — всякому человеку с чистотою добродетели стяжати, да не вотще трудится» (97, 21—22).
***
Двое из отцов просили Бога открыть им, в какую они пришли меру; и был им голос с неба: «В египетском селении есть мирянин по имени Евхарист, и жена его называется Марией. Вы еще не пришли в меру их». Два старца, собравшись, пошли в селение, нашли дом Евхариста и в ней жену его. «Где муж твой?» — спросили они ее. Она отвечала: «Он пастух и пасет овец» — и пригласила их войти.
Вечером возвратился Евхарист с овцами. Увидев старцев, он приготовил им трапезу и принес воды обмыть ноги их. Старцы говорят ему: «Не вкусим ничего, пока не расскажешь о своей жизни». Евхарист со смирением только и сказал: «Я пастух, а это жена моя». Старцы продолжали просить его, но он не хотел говорить. Тогда старцы сказали: «Бог послал нас к тебе». Услышав слово сие, Евхарист убоялся и начал рассказывать им: «Овец сих мы получили от своих родителей и, если, по милости Божией, бывает какой прибыток от них, делим его на три части: одну для бедных, другую для странников, а третью для собственного употребления. С того времени, как я взял себе жену, мы не осквернялись, и она доселе дева. Каждый из нас спит особо; по ночам носим мы власяницы, а днем свои одежды. До сих пор об этом не знал ни один человек». Услышав сие, старцы удивились и возвратились, славя Бога (97, 74).
***
Однажды, когда преподобный Макарий молился, услышал он голос: «Макарий! Ты не достиг еще такого совершенства в добродетельной жизни, как две женщины, проживающие вместе в ближайшем городе». Получив такое откровение, преподобный взял посох и пошел в тот город. Найдя дом, где жили те женщины, Макарий постучался в дверь. Тотчас одна из женщин вышла на стук и, увидав преподобного, с великой радостию приняла его в свой дом. Призвав к себе обеих женщин, преподобный сказал им: «Ради вас я принял на себя такой великий подвиг, придя сюда из дальней пустыни, ибо я желаю знать ваши добрые дела, о которых и прошу рассказать мне, ничего не скрывая». «Поверь нам, честный отче, — отвечали женщины, — что мы еще прошлую ночь разделяли ложе свое со своими мужьями; какие же добродетели ты желаешь найти в нас?» Но преподобный настаивал. Тогда, убежденные им, женщины сказали: «Мы не были родственницами между собою прежде, но потом вышли замуж за двух братьев и вот уже пятнадцать лет живем все вместе в одном доме; во все время совместной жизни мы не сказали друг другу ни одного злобного или дурного слова и никогда не ссори лись между собою... Недавно единомысленно решили оста вить своих плотских супругов и удалиться в сонм святых дев, служащих Богу. Но мы не можем упросить наших мужей, чтобы они отпустили нас, хотя с большою настойчивостью и многими слезами молили их об этом. Не получив желаемого разрешения, мы заключили завет с Богом и между собою: не произносить ни одного мирского слови до самой смерти нашей». Выслушав их рассказ, преподобный Макарий сказал: «Поистине Бог не ищет ни девы, ни замужней, ни инока, ни мирянина, но свободного намерения, принимая его как самое дело, и добровольному произволению всякого человека подает благодать Святаго Духа, управляющего жизнью каждого, желающего спастись» (121, 616).
***
Авва Исаия говорил: «Как-то мы, три отшельника, пришли к авве Николаю, жившему у потока Ветасимского. Войдя к нему в пещеру, мы увидели там одного мирянина. Началась душеспасительная беседа. Авва Николай обращается к мирянину: «Скажи же ты нам что-нибудь». «Что ж я, мирской человек, могу сказать вам полезного? О, если бы я себе самому мог принести пользу!» — отвечал тот. «А все-таки ты можешь сказать что-нибудь», — возразил старец. Тогда мирянин поведал: «Вот уже двадцать два года, как солнце никогда не видело меня за едой, кроме субботних и воскресных дней. Я живу работником в селе у одного богатого, но неправедного и жадного человека. Прожил я у него пятнадцать лет, работал день и ночь. Он не хочет мне платить и ежегодно немало обижает меня. Но я сказал себе: Феодор, если ты вынесешь жизнь у этого человека, он приготовит тебе Царство Небесное вместо платы, какую ты заслужил... Тело свое я сохранил доселе чистым от прикосновения к женщине». Выслушав это, мы получили великую пользу для души (102, 143-144).
***
В Анкире Галатийской, в самом городе, жил знатный сановник Севериан со своею женой Воспорией. Доходы со своих поместий они тратили на бедных, несмотря на то что у них было четыре сына и две дочери. Тем детям, которые обзавелись семьями, они выделили часть имущества, а остальным сказали: «После нашей смерти все будет ваше, а пока мы живы, будем собирать плоды своих стяжаний и делиться ими с церквами, монастырями, странниками и со всеми нуждающимися. Их молитвы и вам, дети, и нам доставят вечную жизнь, вместо сей временной и многотрудной».
Когда настал сильный голод и люди страдали от него, тогда сановник Севериан с женой отворили житницы своих поместий и отдали свои запасы на пропитание бедным. Образ их жизни был самый скромный; одежды чрезвычайно простые и дешевые, в издержках они были весьма бережливы, употребляли пищу простую и столько, сколько нужно было для поддержания жизни; строго соблюдали пред Богом целомудрие; большую часть времени проводили в полях; особенно любили оставаться в безмолвии; всегда удалялись городов (и рождающихся там пороков), чтобы чрез участие в веселии народном не увлечься городским шумом и не уклониться от воли Божией. За их добродетельную жизнь Господь им уготовил вечные блага (101, 257-259).
***
Авва Иоанн рассказывал: «В киновии зашел я в келью одного старца. Там я видел каменную плиту, на которой тот молился. Делая поклоны, старец продолбил плиту в тех местах, где касались его руки и колени. Глубина ямок была в четыре пальца. Сколько же он положил поклонов?» (102, 220).
***
...Один старец пришел к другому. Тот, сварив несколько чечевиц, сказал: «Совершим малое молитвословие». Тогда один из них прочел всю Псалтырь, а другой наизусть прочел двух больших Пророков. Когда настало утро, пришедший старец удалился, — они забыли о пище (98, 74).
***
Брат, одолеваемый искушениями, рассказал об этом авве Ираклию. Тогда авва, подкрепляя его, поведал ему следующее: «Один старец много лет имел у себя ученика весьма послушного. Однажды, боримый искушениями, ученик, поклонившись, обратился к старцу: «Сделай меня монахом». Тот ответил: «Осмотри место, и сделаем тебе келью». Отойдя на одну версту, ученик нашел место. Они сделали келью, и старец сказал брату: «Делай, что я скажу тебе: когда захочешь, ешь, пей, спи, только до субботы не выходи из своей кельи и тогда приходи ко мне». Брат два дня исполнял заповедь старца, но в третий день стал скучать и недоумевал: «Что это сделал со мной старец?» Встав, пел он много псалмов и вкусил пищи уже по захождении солнца; после сего пошел спать на свою рогожу и видит, что на ней лежит эфиоп и скрежещет на него зубами. В сильном страхе побежал он к старцу и, стуча в дверь, умолял: «Авва! Умилосердись надо мною, отвори скорее!» Старец, зная, что он не сохранил его наставления, не отворял ему до утра. Поутру, сжалившись, старец ввел его к себе. Ученик сказал: «У меня, отец, есть нужда до тебя; я видел черного эфиопа на моей рогоже, когда пошел спать». Старец отвечал: «Это ты потерпел за то, что не исполнил моего наставления». Старец, по возможности, наставил его правилам монашеской жизни и отпустил. Брат скоро сделался добрым монахом (97, 89).
***
Один из отцов поведал: «В кельях был старец-подвижник, имевший одежду из рогожи. Пришел он однажды к авве Аммону. Авва увидел его в такой одежде и сказал: «Это не принесет тебе никакой пользы». Подвижник спросил старца: «А что же мне делать? Три помысла приходят ко мне. Первый предлагает скитаться по пустынным местам; второй — уйти в страну, в которой никто не знает меня; третий — затвориться в хижине, никого не видеть и употреблять пищу через день».
Авва Аммон отвечал: «Исполнение каждого из этих помыслов будет неполезно для тебя. Лучше безмолвствуй в хижине твоей, ежедневно употребляй пищу с умеренностью, имей в сердце твоем слово мытаря «Боже! Милостив буди мне грешнику» и возможешь спастись» (106, 62).
***
Жили два единодушных отшельника. Они совершали молитвенный подвиг и вели богоугодную жизнь. Случилось одному из них стать начальником киновии, другой же остался отшельником и, будучи совершенным подвижником, творил великие чудеса, исцелял бесноватых, изрекал пророчества, и врачевал недугующих. Первый, услышав, каких дарований удостоился его единомышленник, уединился от людей на три седмицы, прилежно моля Бога открыть ему, как же тот чудодействует и почему знаменит у людей, а я ничего подобного не получил. И явился ему Ангел Господень, говоря: «Тог живет пред Богом, стеная и плача пред Ним день и ночь, алча и жаждя ради Господа, а ты, заботясь о многих, имеешь общение со многими. Итак, достаточно с тебя утешения человеческого» (98, 463).
***
На Синае некоторые из отцов рассказали об отшельнике авве Сергии: «Во время пребывания его на Синае эконом приставил его смотреть за лошаками. Однажды они шли по дороге и повстречали льва, который улегся, преграждая им путь. Увидев его, лошаки и их погонщики в ужасе разбежались. Тогда авва Сергий, взяв из своей сумы один хлеб, подошел ко льву и говорит ему: «Прими благословение отцов и уйди с дороги, чтобы нам пройти». Лев взял хлеб и удалился (102, 116—117).
***
Авва Стефан из Каппадокии рассказывал: «Однажды в Раифе, на празднике Тайной Вечери, я пришел в церковь. Совершалась Литургия, и все отцы предстояли в храме, и вот я вижу, как вошли два отшельника. Они были наги, и никто из отцов не заметил этого, кроме меня. Причастившись Святых Тайн, они вышли из храма. Я пошел следом за ними, повергся пред ними и сказал: «Сотворите милость, возьмите меня с собой». Поняв, что я увидел их наготу, они сказали мне: «Ты в хорошем месте. Будь спокоен». Но я снова стал упрашивать их, чтобы взяли меня с собой. Они ответили мне: «Не можешь быть с нами. Оставайся на своем месте. Тут хорошо». Помолившись обо мне, они, на моих глазах, вступили на воды Красного моря и пошли чрез него (102, 114).
***
На святой горе Синай был игумен по имени Георгий, великий подвижник. Когда он сидел в своей келье в Великую Субботу, ему пришла мысль: «Пойду-ка я встречу Светлое Христово Воскресение во Святом граде и причащусь Святых Тайн в храме Воскресения Христова». Целый день старец держал эту мысль в уме и молился. Вечером приходит ученик и говорит: «Благослови, отче, идти на правило». Старец отвечал: «Иди и, когда настанет час Святого причащения, приди за мною». Сам все время оставался в келье.
Во время Святого причащения в храме Воскресения в Иерусалиме старец появился возле блаженного архиепископа Петра, и он преподал ему Святые Тайны вместе с другими пресвитерами. Архиепископ спросил своего синкелла1 Мину:
— Когда прибыл авва Синайский?
— Молитвами твоими, владыко... Я не видел его, владыко, раньше... только теперь увидал...
— Скажи ему, чтобы не уходил, — приказал архиепископ синкеллу. — Я желаю, чтобы он разделил со мною трапезу.
Синкелл передал слова архиепископа старцу. Тот ответил:
— Да будет воля Божия!
Богослужение окончилось, старец поклонился Святому гробу... и — очутился в своей келье. Ученик стучится к нему и говорит: «Повели, отче! Пришло время причащения». Старец встал и пошел в церковь вместе с учеником.
Между тем архиепископ Петр, опечаленный тем, что старец не пришел на трапезу, послал после праздника старцу послание, также и епископу Фаранскому авве Фотию и к отцам синайским, чтобы привели к нему авву Георгия. Письма были доставлены по назначению. Тогда авва, со своей стороны, послал к архиепископу трех пресвитеров: авву Стефана, каппадокийца, великого старца, авву Зосиму и авву Дулкетия, римлянина. В сопроводительном письме старец оправдывался и писал: «Да не будет того, Святейший Владыко. чтобы я презрел святого вестника вашего. Да будет ведомо Вашему Блаженству, что чрез шесть месяцев встретимся пред лицем Господа Христа Бога нашего, и там я поклонюсь Вам».
Пресвитеры вручили письмо архиепископу и сказали, что старец уже много лет не ходил в Палестину. Представили ему и послание епископа Фаранского, удостоверявшего в том, что старец уже около семидесяти лет не отлучался со Святой горы Синай. Тогда архипастырь Петр выставил свидетелями бывших за Литургиею в день Пасхи епископов и клир, подтвердивших, что они видели старца и приветствовали его святым целованием (христосовались с ним). По прошествии шести месяцев старец и архиепископ действительно скончались, согласно предсказанию (102, 117—119).
***
Рассказывал один отшельник братиям, находящимся в Раифе: «Помыслил я некогда идти в пустыню внутреннюю, не найду ли кого-нибудь более меня живущего и работающего Христу. И, прошедши четыре дня и ночи, нашел пещеру и, войдя, никого не нашел в ней. Я подумал: «Конечно, должен прийти раб Божий, где бы он ни был». Наконец, на исходе дня, вижу, идут буйволы и пустынник, прикрытый только своими волосами. Когда он подошел ко мне, то, подумав, что я дух, стал на молитву, ибо, как говорил после, много был искушаем нечистыми духами. Я, поняв сие, сказал ему: «Раб Божий, я человек, посмотри на следы мои и осяжи меня, что я плоть и кровь». Когда же он совершил молитву, то после слова «аминь» посмотрел на меня и, утешенный, позвал меня в пещеру и спросил: «Как зашел ты сюда?» Я же ответил: «Я пришел в пустыню сию, чтобы найти рабов Божиих, и не лишил меня Бог того, чего желал я». Потом спросил его, как он здесь оказался, как долго проживает, чем питается, и как, будучи наг, не нуждается в одежде? Он отвечал: «Я жил и киновии фиваидской, и было у меня занятие ткача. Пришел же мне помысл: выйди и живи сам по себе, и можно тебе будет безмолвствовать, и принимать странных, и получить большие награды, чем за труды рук твоих. Когда я согласился на помысл, тотчас и исполнил его на деле.
Построил монастырь, люди стали заказывать работу; когда же накапливались у меня излишки, я старался раздавать то бедным и странным. Враг же наш, дьявол, позавидовал мне и уловил тем самым, что старался я делать против него. Ибо, видя девицу, раз уже заказавшую мне работу, внушил ей сделать мне новый заказ, а потом появилась привычка и излишняя доверенность, осязания рук, и смех, и сожительство. Зачавши — породили грех. Когда же я провел в нем месяцев шесть, помыслил в себе: «Ныне ли, завтра ли, или чрез много лет, подвергшись смерти, я вечное получу наказание. Ибо растливший мужнюю жену по закону подвергается наказанию и вечному мучению. Каких же мук заслуживает растливший невесту Христову?» Так подумав, убежал я в пустыню, оставив все жене. И, придя сюда, нашел эту пещеру, и источник, и это финиковое дерево, на котором плод приносят мне двенадцать ветвей, и в каждый месяц плод приносит одна ветвь, чего достаточно мне на тридцать дней, а после сего созревает другая. Со временем выросли волосы мои, и когда износились одежды, то ими я прикрыл свое тело».
На мой вопрос: «Не трудно ли было ему вначале?» он сказал: «Сначала я весьма страдал, так что на земле лежал от боли печени и не мог стоя совершать молитвословие, но лежа на земле, взывал к Всевышнему. Когда же был я в пещере в скорби великой и болезни, так что не мог выйти из нее, вижу, вошел ко мне муж и, став вблизи меня, сказал: «Чем страдаешь ты?» Я показал ему место. Он же, соединив прямо пальцы руки своей, рассек место как бы мечом и вынул печень, показал мне раны и, рукой соскоблив их, положил в платок, и опять вложил печень, и рукою замазал место, и произнес: «Вот стал ты здоров, работай Владыке Христу, как следует». И с того времени я стал здоров и без труда живу здесь». Стал я просить его, чтобы позволил жить мне с ним пещере, но он ответил: «Не сможешь ты вынести нападений бесовских». Тогда, убедившись в сем, попросил я с молитвою отпустить меня.
И, помолившись, он отпустил меня» (98, 455—458).
***
Авва Евгений, игумен монастыря Святого Сергия, рассказал нам об авве Александре киликиянине. «Пред концом своей жизни старец не вставал с одра уже в течение трех месяцев. За десять дней до своего отшествия ко Господу, по зависти дьявола, старец подвергся сатанинскому нападению. Старец сказал дьяволу: «К вечеру пришел-то ты, несчастный! Не много это значит... Я ведь ослаб и лежу неподвижно на одре своем. Нечестивый, ты против воли обнаружил свое бессилие... Если бы ты был на самом деле могуч и силен, ты должен был бы подступить ко мне пятьдесят или шестьдесят лет назад. Тогда я, с помощью укрепляющего меня Христа, показал бы тебе твое бессилие, низринул бы гордыню твою и сокрушил бы непреклонную выю твою. А теперь... не моя это слабость, это сокрушившая меня дряхлость. Впрочем, я благодарю Бога. Отходя к Нему, я скажу Ему об обиде, которой подвергся от тебя: после стольких лет подвига и злостраданий, при самой кончине, ты столько жестоко напал на меня»...
Это повторял он каждый день, а на десятый — с полным спокойствием, в мире предал дух свой Господу Христу» (102, 168—169).
***
Ходил некто из отцов по пустыне и увидел в пещере сидящую женщину. Показалась она ему зверем. И начал он кричать и заклинать ее: «Если ты человек, выйди, чтобы я мог побеседовать с тобой». Она же сказала: «Иди, человек, ради Господа моего, зачем хочешь ты видеть меня, я женщина, и притом нагая». Он же дал ей одежду и сандалии, и когда она, одевшись, стала пред старцем, он сказал ей: «Ради Бога, открой мне, кто ты?» Она же отвечала: «Я была дочь патриция, и захотели родители мои выдать меня замуж и сделать моего избранника наследником нашего имения. Я, видя, что все в мире суета, убежала ночью и пришла на скалу сюда, и исполнилось мне здесь семьдесят лет, и не видала я человека, кроме тебя. Есть у меня сосуд с водой и моченые бобы, ибо умножает их Бог». И ел их старец, и пил ее воду, и укрепился весьма, и, возблагодарив Бога, хотел вернуться в келью свою. Она же, раздевшись, сказала ему: «Возьми свое, честный старец». Он же сказал ей: «Оставь у себя, святая мать». Жена не согласилась, но сказала ему: «Пойди принеси другую одежду и другие сандалии и скорее приходи».
Он ушел и, приготовив все, что нужно, вновь пришел к пещере, но вход в нее был прикрыт большим камнем. Сотворив молитву, отвалил камень и, войдя внутрь пещеры, нашел жену почившей. Тогда он, облачив ее одеждой, со слезами похоронил святое тело. Старец от самой юности был слеп на один глаз, и, сотворив поклонение и облобызав честные ее останки, неожиданно прозрел, и прославил Бога, давшего жене такую благодать и терпение. Помолившись, он привалил камень и удалился, удивляясь и благодаря Бога, открывшего ему такое сокровище (98, 467—468).
***
На расстоянии двадцати тысяч шагов от Иерусалима есть обитель Сампсона. Двое отцов из этой обители отправились для молитвы на гору Синай. Возвратившись в монастырь, они рассказали нам: «Поклонившись на святой горе, мы уже шли обратно и заблудились. Много дней носились мы по пескам пустыни, как по морю. Однажды заметили мы издали небольшую пещеру и направились к ней. Приблизившись, увидели источник и близ него незначительную растительность и следы человека. «Поистине здесь живет раб Божий!» — сказали мы друг другу. Вошли в пещеру, но никого не увидели, только услышали чей-то стон... Тщательно осмотрев все, мы нашли что-то вроде яслей и кого-то лежащего там... Подойдя к рабу Божию, мы попытались побеседовать с ним, однако ответа не дождались. Тогда мы дотронулись до него; тело еще не остыло, но душа уже отошла ко Господу. Тогда мы поняли, что он скончался, как мы вошли в пещеру. Взяв тело, мы вырыли могилу в той же пещере. Один из нас снял свой плащ, и мы стали завертывать тело старца для погребения. Тут только мы увидели, что то была женщина... И воздали хвалу Богу, воспели погребальные песни и похоронили ее...» (102, 155—156).
1. Синкелл — высокообразованный клирик, помогавший епископу в решении важнейших вопросов и сопровождавший его на соборах.