Чистота помыслов
...Насколько мы преуспеваем в навыке мыслей по Богу, настолько Божественное желание влечет нас достигнуть разумения и поклонения Отцу духом и истиною (Ин. 4, 24)... (сщмч. Петр Дамаскин, 74, 80).
***
...Когда кто-либо достигнет благих мыслей, то должен быть строго внимательным, чтобы видения сии оставались в нем и не лишился он благодати за нерадение или за возношение... (сщмч. Петр Дамаскин, 74, 81).
***
Нечистые помыслы никак не могут приблизиться к душе, которая имеет всегдашнее умиление по Богу (прп. Ефрем Сирин, 31, 97).
***
В какой мере кто безмолвствует, в такой мере делаются чистыми его помыслы (прп. Ефрем Сирин, 31, 193).
***
Блаженны очистившие себя от лукавых помыслов; потому что в них обитает Дух Святый (прп. Ефрем Сирин, 31, 534).
***
Не предавай души твоей помышлениям злым, да не осквернят они сердца твоего, и чистой молитвы да не отдалят от тебя (авва Евагрий, 89, 616).
***
Оставляя не только гнусные, но и все земные помыслы, мы должны устремлять ум к небесным предметам и, как слуги, быть там, где Господь наш (см.: Ин. 12, 26) (прп. авва Пинуфий, 56, 536).
***
Справедливо вменяется не в легкий, а в тяжкий грех нечестия, когда кто, изливая молитву Господу, вдруг увлекшись суетным, недобрым помыслом, удаляется от лица Его, как будто Бог не видит и не слышит (прп. авва Феона, 56, 591).
***
Ничего не помышляй и ничего не делай без намерения по Богу; ибо безрассудно путешествующий напрасно будет трудиться (прп. Марк Подвижник, 69, 12—13).
***
Как огонь не может долго пробыть в воде, так и скверный помысл в боголюбивом сердце (прп. Марк Подвижник, 69, 36).
***
Постоянно утруждай себя молитвами пред Богом в сердце носящем чистый помысл, исполненный умиления; и Бог сохранит ум твой от помыслов нечистых и скверных... (прп. Исаак Сирин, 58, 19).
***
Без тишины помыслов ум не подвигнется в сокровенные таинства (прп. Исаак Сирин, 58, 295).
***
Когда входишь в область умирения помыслов, тогда отьемлется у тебя множество слез, и потом приходят к тебе слезы в меру и в надлежащее время (прп. Исаак Сирин, 58, 340).
***
...Надлежит всегда памятовать, что невозможно, чтобы всегда были добры помыслы (от которых обыкновенно рождаются подобные им слова и дела), если в ум не вселится прежде Христос Господь, о чем и должно нам подвизаться, сколько сил есть, т. е. чтобы в ум наш вселился Христос Господь (прп. Симеон Новый Богослов, 76, 89).
***
...Когда плотские помыслы подавлены в нас, тогда душу, находящуюся в покое, воспринимает благодать Духа и устраивает ее способной вкусить будущих оных и неизреченных благ, которые око страстного и беспечного человека не видело, и ухо не слышало, и на сердце такого человека не всходило; и это вкушение является также залогом этих духовных благ, и сердце, приявшее залоги их, становится духовным и восприемлет полную уверенность в своем спасении (свт. Григорий Палама, 26, 213).
***
Брат сказал авве Пимену: «Авва, у меня много помыслов, и я в опасности от них». Старец вывел его из кельи и сказал ему: «Раскрой полы одежды твоей и удержи ветер». Брат отвечал: «Я не могу сделать этого». И сказал старец: «Если не можешь сделать этого, то не можешь возбранить и помышлениям, чтобы они не приходили, но твое дело — противиться им» (97, 195—196).
***
Брат спрашивал авву Пимена о борьбе с восстающими помыслами. Старец отвечал ему: «Это дело подобно тому, как если бы у человека в левой руке был огонь, а в правой чаша с водой. Если запылает огонь, то он берет из чаши воду и гасит огонь. Огонь — это внушение врага, а вода — усердная молитва пред Богом» (97, 218).
***
Однажды пришли к блаженной Феодоре семь сестер и спросили ее о неподобных и скверных помыслах. Блаженная прослезилась и сказала: «Не слышите ли, что говорит Господь: вам же и власи главнии вси изочтени суть (Мф. 10,30). Власы суть помыслы, а глава их — ум. Всякий помысл, сопровождаемый соуслаждением и согласием, подлежит суду, и Бог вменяет вожделение жены — в блуд, гнев — в убийство, ненависть — в человекоубийство... Итак, не говорите, добрые мои сестры, что помыслы не вредят нам, когда одно сосложение с ними судится как дело». Слыша сие, монахини прославили Бога и, поблагодарив ее, удалились с великой пользой (103, 81).
***
Однажды авва Силуан вошел в келью брата, принявшего подвиг юродства. Тот сидел на скамейке, справа и слева от него стояли две корзины. Как скоро он увидел старца, то, по обыкновению, начал смеяться. Старец говорит ему: «Оставь это теперь и объясни мне, что значит твое сидение?» Он опять засмеялся. Авва Силуан сказал: «Ты знаешь, что, кроме субботы и воскресенья, я не выхожу из кельи, но ныне вышел среди седмицы, — ибо Бог послал меня к тебе». Устрашенный, брат повергся перед старцем: «Прости мне, отец, я каждое утро сажусь, имея перед собой сии камешки, и если родится во мне добрый помысл — кладу камешек в эту корзину, а если злой — кладу в левую корзину, вечером считаю камешки; и если найду их больше в правой корзине, то вкушаю пищу, а если в левой — то не вкушаю. И если утром опять придет ко мне злой помысл, то говорю себе самому: «Смотри, что ты делаешь, — ты опять не должен есть» (98, 174—175).
***
Скитский пресвитер, настоятель одной из четырех церквей Египетского Скита, побывал у одного старца. Увидев подвижническое жительство старца и учеников, пресвитер спросил: «Имеете ли какие откровения от Бога?» Старец отвечал: «Не имеем». Тогда пресвитер сказал: «Мы совершаем непродолжительные молитвословия, и Бог открывает нам все тайны, а вы несете такой подвиг бдения, пощения, безмолвия, и говоришь, что Бог не открывает вам никаких тайн; это оттого, что вы питаете греховные помышления в сердцах ваших, они отлучают вас от Бога, и Бог не открывает вам тайн Своих». Отцы, услышав это, удивились и говорили друг другу: «Скверные мысли отлучают от Бога» (106, 429).
***
Один брат в течение девяти лет был борим помышлениями, чтобы выйти из иноческого общежития. Когда наступал вечер, он говорил: «Завтра выйду». При наступлении же утра говорил помышлениям: «Понудим себя пробыть здесь сегодня, ради Господа». Когда в таких борениях прошло девять лет, Господь отъял от него это искушение (106, 493—494).
***
Один старец поведал следующее: «Однажды из монастыря пошел я во Святой град на поклонение Святому Кресту. Поклонившись, уже на выходе, вижу одного брата, стоящего при входе в храм. Два ворона смело летали перед лицом его, препятствуя войти в храм. Поняв, что это демоны, я говорю ему: «Брат, зачем стоишь ты и не идешь в храм?» «Прости, отче, — отвечал он, — я борюсь с помыслами. Один внушает мне: войди, поклонись Святому Кресту, а другой говорит: нет, ступай назад и исполни свое дело. В другой раз поклонишься». Услышав это, я взял его за руку и ввел в храм. Вороны тотчас улетели. Заставив его поклониться Святому Кресту и Святому Христову Воскресению, я отпустил его с миром» (102, 127).
***
Однажды преподобный Пимен пошел к некоему старцу с намерением вопросить о трех помыслах. Придя к нему, он забыл один из помыслов. После беседы со старцем Пимен возвратился к своей келье; но только он взялся за ключ, чтобы открыть дверь, как вспомнил то, о чем забыл спросить. Оставив ключ в замке, он снова пошел к старцу. На вопрос: почему он так скоро вернулся? — Пимен ответил: «Я взялся за ключ, чтобы открыть келью, и вспомнил о забытом помысле, и, не отворив ее, возвратился». Расстояние между кельями было значительным. Старец сказал ему: «Ты пастырь ангелов, имя твое прославится во всей земле Египетской» (106, 318).
***
Поведал авва Евстафий: «Живя в мире, я никогда не вкушал пищи прежде захождения солнца. Когда я сидел в лавке, книга не выходила из рук моих; рабы мои продавали и принимали товар, а я непрестанно упражнялся в чтении. По средам и пятницам я раздавал милостыню нищим. Когда начинался звон, я спешил в церковь, и никто прежде меня не приходил в нее. Когда я выходил из церкви, то приглашал с собой бывших тут убогих в дом мой, и они разделяли со мной трапезу. Когда я стоял в церкви, на всенощном бдении, никогда не вздремнулось мне, и признавал я себя великим подвижником. Все прославляли и почитали меня.
Но когда умер мой сын, вельможи города пришли ко мне, чтобы утешить меня, но я не мог утешиться. От великой скорби я впал в болезнь и был близок к смерти. По прошествии семи месяцев едва поправился. Провел я в доме моем после этого еще четыре года, подвизался по силе моей и не прикасался к жене моей: я жил с ней, как с сестрой. Когда же случалось мне видеть монаха из Скита, я приглашал его в дом мой вкусить со мной хлеба. У этих монахов я расспрашивал о чудесах, совершаемых святыми отцами, и мало-помалу пришло ко мне желание монашества.
Жену мою я отвел в женский монастырь, а сам пошел в Скит к авве Иоанну, с которым был знаком. Он постриг меня в монашество. Кроме меня было у него еще двое учеников. Все, видя меня особенно усердным к церкви, уважали меня. Провел я в Ските около пяти месяцев, и начал очень беспокоить меня блудный бес, принося мне воспоминания не только жены моей, но и рабынь, которых я имел в доме моем. Не было мне отдыха от брани ни на час. На святого старца я смотрел, как на диавола, и святые слова его казались мне уязвляющими меня стрелами. Когда я стоял в церкви на бдении, то не мог открыть глаз от сна, овладевавшего мной, так что не однажды приходил я в отчаяние. Борол меня и бес чревоугодия, борол до того, что я часто крал остатки хлеба, ел и пил тайно. Что говорить много! Помышления мои настраивали меня выйти из Скита и бежать на восток, поселиться в городе, в котором никто не знает меня, там предаться любодеянию или жениться. Старец, видя изменение во мне, ежедневно увещевал меня, говоря: «Сын мой, лукавые помыслы нападают на тебя и смущают душу твою, и ты не исповедуешь мне их». Но я отвечал ему: «Отец! у меня нет никаких помыслов, но я размышляю о грехах моих и скорблю о них». Обуреваемый такими скверными и лукавыми помыслами, провел я пятнадцать месяцев. Однажды, накануне воскресного дня, увидел я во сне, что нахожусь в Александрии, прихожу поклониться святому апостолу и евангелисту Марку. Внезапно встретило меня множество эфиопов. Они схватили меня и, окружив, разделились как бы на два лика. Они принесли мне черную змею, связали ею мои руки, а другую змею свернули в кольцо и накинули мне на шею, еще других змей положили на мои плечи, а они прицепились к ушам моим, также змеею препоясали меня, по чреслам моим. Потом привели женщин эфиоплянок, которых я имел некогда в дому моем, и начали они целовать меня и плевать мне в лицо. Нестерпим был для меня смрад их! Змеи начали есть ноги мои, лицо и глаза, а эфиопы, стоявшие вокруг меня, отворили уста мои и влагали в них огненной ложкой нечто, говоря: «Ешь и насыться». Также они принесли чашу, говоря: «Подайте вина и воды и напоите его». И напоили они меня горящей смолой, смешанной с серой. После этого они начали меня бить огненными жезлами, говоря: «Отведем его в город Едесса и надругаемся над ним и там». Находясь в таком бедствии, я увидел двух светоносных мужей необычайной красоты: они выходили из церкви святого Марка. Эфиопы, увидев их, убежали, а я начал взывать к ним: «Помилуйте меня!» Они спросили: «Что случилось с тобой?» «Я шел в церковь поклониться святому Марку и попал на разбойников, — отвечал я. — Вот, вы видите, что они сделали со мной». Один из светоносных мужей сказал мне на это: «И хорошо, что сделали, с тобой следует поступить еще хуже. Но никто не может разрешить тебя от этих уз, кроме аввы Иоанна, у которого ты живешь и от которого отлучен твоим неверием». Затем светоносные мужи оставили меня и ушли, а я начал взывать к ним: «Заклинаю вас Единосущной Троицей! Помилуйте меня!» Когда я кричал таким образом, пришли два брата и разбудили меня. Я был облит слезами. Встав, я поспешил к авве Иоанну, припал к святым ногам его и раскаялся, рассказав ему по порядку все виденное мной. Старец сказал мне: «Эфиопы суть бесы, змеи — скверные помыслы, которых ты не исповедуешь мне; огненная змея — брань беса блудного; жены эфиоплянки суть помышления лукавые, обольщающие и вместе губящие тебя; снедающая тебя змея есть злоречие; огненная лжица, отверзшая твои уста, суть бесы осуждения; чаша, которой напоили тебя, есть душевное расположение твое, происходившее от принятых лукавых помыслов, и то отвращение, которое ты ощущал ко мне и к братии; смолой и серой означается тот хлеб и та вода, которые ты ел и пил украдкой, тайно. Знай, сын мой, что добродетели, которые ты совершал в мире, смешаны были с возношением и гордостью. Твои бдения, твое пощение, твое неопустительное хождение в церковь, милостыни, которые ты раздавал, — все это делалось под влиянием похвалы человеческой. По этой причине и диавол тогда не хотел нападать на тебя. Ныне же, увидев, что ты вооружился на него, и он восстал на тебя. На будущее время завещаю тебе, сын мой, когда в себе имеешь смущение, бурю от лукавых помыслов, скажи об этом мне, отцу твоему, или братиям, которые живут с тобой, и уповай на Бога, что помогу тебе, как помог многим». Сделав это наставление, старец отпустил меня в мою келью. С этого времени я начал открывать мои помышления и уже пребывал во всяком покое» (106, 118—121).
***
В Фиваиде один старец безмолвствовал в вертепе. У него был ученик подвижник. Старец имел обычай по вечерам поучать ученика и делать ему душеполезные наставления; после наставления он молился и отпускал ученика спать. Случилось, что их посетили благочестивые миряне, которым было известно великое воздержание старца, получив от него утешение, они ушли. Вечером старец, как обычно, поучал и наставлял брата. Во время беседы напал на него сон, а брат стоял, ожидая, когда старец проснется и сотворит молитву над ним. Старец не просыпался. Ученик, сидя долго, хотел было потихоньку уйти и лечь спать; но он понудил себя, противостав помышлению, и остался. После этого сон начал склонять его, но он не ушел. До семи раз смущал его помысл уйти, но он твердо противостоял ему. После полуночи проснулся старец и, увидев ученика сидящим близ себя, спросил: «Отчего ты до сих пор не ушел?» Ученик отвечал: «Оттого, отец, что ты не отпустил меня». — «Почему ты не разбудил меня?» — «Я не посмел нарушить твой сон». Они встали и начали служить утреню; по окончании утрени старец отпустил ученика. Оставшись один, старец пришел в исступление. И вот некто показывает ему место прославленное, трон и над троном семь венцов. Старец спросил: «Кому все это принадлежит?» Ответ был: «Ученику твоему даровал Бог и место это, и трон за его жительство, семь же венцов он заслужил в эту ночь». Услышав это, старец удивился, с трепетом позвал ученика и спросил: «Скажи мне, что сделал ты этой ночью?» Он отвечал: «Прости меня, отец! Я ничего не сделал». Старец, думая, что он не говорит по смирению, сказал: «Поверь, я не успокоюсь, если не скажешь мне, что ты сделал или что помышлял ты ночью». Брат, не зная за собой никакого дела, не находил, что сказать, и потому отвечал старцу: «Прости меня, отец! Я ничего не сделал, разве только то, что до семи раз был склоняем помышлениями уйти и лечь спать, но не пошел, потому что не был отпущен тобою по обычаю». Старец, услышав это, тотчас понял, что ученик столько раз был увенчан Богом, сколько раз противился помышлениям. Он ничего из виденного не возвестил брату, чтобы не нанести ему вреда, но поведал это духовным отцам. Научимся, что за победу и над малыми помышлениями Бог венчает нас. Благо человеку понуждать себя ради Бога во всяком деле: Царствие Небесное нудится и нуждницы восхищают е (Мф. 11, 12) (106, 495—496).
***
Когда однажды авва Антоний Новый в полуденный час сидел и очищал одежду свою от нечистот, приступили к нему бесовские помыслы и возмутили его: вспомнилось ему пустынное, вернее же самочинное жительство, и пришла на ум мысль покинуть училище послушания. Он отвечал им: «Когда я жил в пустыне и безмолвии, вы говорили мне, что этот подвиг не приносит никакой душевной пользы. Когда же я пришел сюда, вы ублажаете и похваляете мой прежний подвиг безмолвия, желая отнять у меня венец, доставляемый послушанием». Колеблемый этими помышлениями, причинявшими ему скорбь, Антоний мужественно терпел бесовскую напасть... (106, 75).
***
Некоторый старец подвергся тяжкому искушению от помыслов, которое продолжалось десять лет. Он пришел уже в отчаяние и говорил сам себе: «Погубил я душу мою; как решительно погибший, возвращусь в мир!» Когда он покинул свою келью, то услышал голос: «Десятью годами борьбы твоей ты уже увенчан. Возвратись на место свое: Я избавлю тебя от всякого злого помышления». Он тотчас вернулся и пребыл в начатом монашеском подвиге. Не должно отчаиваться при нашествии помыслов. Если противимся ревностно помыслам, то борьба с ними сплетает нам светлейшие венцы (106, 465).
***
«В день открытия мощей преподобного Серафима Саровского, — рассказывал о себе архимандрит Кронид, — я, придя от ранней Литургии, в скорби от обуреваемых помыслов забылся в полудремоте. Дальше даже не могу дать себе отчет, в полусне это было или наяву, только вижу, как от входной двери моей кельи подходит ко мне преподобный Серафим. Я упал перед ним на колени и в плаче и рыдании стал просить его: «Помоги мне, угодник Божий, избавиться от мучающих меня помыслов». И слышу в ответ его ласковый отеческий голос: «Веруй несомненно в Господа и Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, пришедшего в мир спасти страждущих. Читай Святое Евангелие ежедневно, будь кроток и смирен и обрящешь покой душе своей».
Придя в себя после этих слов утешения, я ощутил великую радость. После того явления не скажу, чтобы помыслы исчезли, но я укрепился в борьбе с ними и уже не смущался от них, как прежде» (114, 140).
***
Святая Екатерина Синайская продолжительное время была смущаема хульными и скверными помыслами. Когда же явившийся ей Господь отогнал от нее бесов, она возопила к Нему: «Где был доселе, о сладкий мой Иисусе?» Отвечал Господь: «В сердце твоем был». Она же сказала: «И как могло это быть, когда мое сердце было исполнено мыслями скверными?» Отвечал же Господь: «А потому разумей, что был в сердце твоем, что ты ни единого любления не имела к нечистым мыслям, но старалась их отвергать, и, не имея сил, болезновала, и этим сотворила Мне место в сердце твоем» (120, 161).
***
Брат, будучи возмущаем демонами хулы, пошел к авве Пимену с намерением открыть свой помысл. Однако, ничего не сказав старцу, возвратился. Видя опять, что этот злой дух сильно возмущает его, снова пошел к старцу, но, стыдясь открыться ему, воротился, ничего не сказав. И так поступал он несколько раз. Старец знал, что брат мучается помыслами, но стыдится исповедать их. И когда брат опять пришел к нему и ничего не сказал, авва Пимен обратился к нему: «Что с тобой, брат? Ты уходишь, ничего не сказав мне?» Брат отвечал: «Что я могу сказать тебе, отец?» Старец говорит: «Я чувствую, что тебя борют помыслы, но ты не хочешь открыться мне, опасаясь, чтобы я не пересказал их кому. Поверь мне, брат: как эта стена не может говорить, так и я никому не открываю чужого помысла». Ободрившись, брат сказал старцу: «Отче, я нахожусь в опасности погибнуть от духа хулы; ибо он старается убедить меня, что нет Бога, чего не допускают и не думают даже язычники». «Не возмущайся этим помыслом, — отвечал старец, — ибо плотские брани хотя приключаются нам часто от нерадения нашего, но этот помысл находит на нас не от нашего нерадения, но есть наваждение самого змия. Потому, когда приходит к тебе сей помысл, встань и молись, и, оградив себя крестным знамением, говори в себе, как бы самому врагу: «Анафема тебе и наваждению твоему, твоя хула да будет на тебе, сатана, сам я верую, что есть Бог, промышляющий о всем, а этот помысл не от меня происходит, но от тебя, зложелателя. И я верую, — заключил старец, — что Бог избавит тебя от такой скорби». Выйдя от старца, брат удалился и поступил по его наставлению. Демон, увидя, что умысел его обнаружен, отступил от него, по благодати Божией (98, 209-211).
***
«Однажды вечером, за всенощной в храме Зосимы и Савватия, — рассказывал архимандрит Кронид, — вдруг неожиданно пронеслась в моей голове страшная, ужасная мысль неверия, сомнения и богохульства. Это совершилось так мгновенно и внезапно, что, подобно молнии, обожгло меня адским огнем. Затем помыслы этого рода полились сплошной рекой в моем сознании. Я онемел от страха и ужаса. В моей душе совершилось что-то неописуемое и непостижимое, ужасное и страшное. По приходе из храма в келью помыслы не оставляли меня. Воистину эти страдания были неземные. Я лишился пищи и сна.
После этого проходят дни, недели, месяц, проходит год, два, три, четыре, а адские мысли непроизвольно текут и продолжают преследовать меня. Я не находил нигде себе места успокоения от тоски и печали и даже в отчаянии, грешный, просил у Господа смерти. Эта мысленная брань была неописуема тяжка. Представьте себе состояние боримого, когда два мира внутри его: один мир светлый — веры и надежды на Бога и пламенного желания спасения, а другой — мир темный, внушающий одни только пагубные и богохульные мысли и неверие. Нестерпимая брань особенно посещала меня во время совершения Божественной литургии. Когда я предстоял престолу Божию перед Святейшим Святых и низводя молитвой действие Святаго Духа, Пресуществителя Святых Даров, в этот же самый момент меня продолжали мысленно насиловать скверные помыслы неверия и сомнения. Оттого моим покаянным слезам не было предела. Даже иеродиакон Ионафан, сослуживший мне, видя мой горький плач, приписал мне повреждение ума. Но он, конечно, так думал по неведению. Он не знал, что совершается в глубине моей души. Единственным моим утешением и радостью было в свободные минуты читать житие Нифонта Кипрского Чудотворца, который сам страдал подобными мыслями в течение четырех лет... Пагубные мысли нападали на меня с особой силой под великие и двунадесятые праздники. От всего этого мои нервы были расстроены: мысли уныния и отчаяния преследовали меня всюду. Теряя самообладание, я принужден был прятать от самого себя ножи, вилки, бечевки и всякие другие вещи и орудия, содействующие самоубийству. Не хватает у меня слов описать все и слез оплакать ужасы и страдания, перенесенные мной. Были моменты, когда я ночью, бессильный владеть собой, выскакивал из кельи, шел к собору, бегал вокруг него, плакал навзрыд и не мог дождаться минуты, пока откроют собор и я смогу у раки преподобного Сергия выплакать свою скорбь и невыносимые тяготы. Вспоминаю я теперь слова подвижников: «Ищи себе старца и руководителя не столько святого, сколько опытного в духовной жизни». И этот совет мне пришлось испытать на самом себе. Когда в своих великих страданиях я обратился к одному духовному ученому лицу и поведал ему свою мысленную скорбь, он выслушал меня и сказал: «Что ты, Господь с тобой, разве можно допускать такие мысли?» Вышел я от него, непонятый им, ни жив ни мертв от безысходной печали. Всю ночь не спал. Утром я отправился в живописный класс, а по пути зашел к заведующему мастерской иеромонаху Михею. Он, увидев меня, с удивлением воскликнул: «Отец Кронид! Что случилось?.. Тебя узнать невозможно! Лицо какое-то особенно страдальческое, исполнено печали, что невольно выдает твои душевные муки. Говори, что с тобой?» Тогда я ему поведал о всех своих внутренних скорбях и мыслях. Он со слезами на глазах выслушал меня и с особым чувством сострадания и христианской любви, как бы сам переживая со мной мои муки, сказал мне: «Успокойся, отец Кронид. Это великая брань, наносимая врагом, бывает со многими людьми. И мы с тобой не первые. Многие, очень многие страдают ею. Я и сам страдал этой бранью семь лет и дошел до такого состояния, что однажды, придя в Успенский собор к вечерни, от мыслей неверия, богохульства даже не смог там оставаться. Выбежав из храма, я направился в келью своего духовного отца иеромонаха Авраамия, при этом весь дрожал и сказать ничего не мог. Старец несколько раз спрашивал меня: «Что с тобой, что с тобой, скажи мне?» После обильных слез я только смог вымолвить: «Батюшка, я погибаю!» Тогда старец говорит мне: «Ты ведь не услаждаешься этими мыслями и не соизволяешь на них? Что же ты так нестерпимо тревожишься? Успокойся! Господь видит твои душевные мучения, и Он тебе во всем поможет». Потом прочитал надо мной разрешительную молитву, благословил и отпустил меня с миром, и с того дня, при помощи Божией, помыслы эти совершенно исчезли. А иногда они изредка появляются, но я не придаю им значения, они исчезают, и я быстро успокаиваюсь».
Слова отца Михея, как драгоценный бальзам, пролились на мою душу, и я с того времени получил значительное ослабление в мысленной брани» (114, 79—83).