...Насильно разлучающий душу с телом и предающий себя или удавлению, или закланию, будет ли прощен? Таковых древние и после смерти признавали проклятыми и бесславными, даже руку самоубийцы, отрубив, погребали отдельно и вдали от прочего тела, почитая непристойным, как послужившей убийству, воздавать ей ту же с остальным телом честь. Если же рука и по смерти подвергаема была наказанию людьми, то получит ли какое помилование душа, подвигнувшая и руку? (прп. Исидор Пелусиот, 62, 324).
***
Смертные грехи суть следующие: ересь, раскол, отступничество от веры христианской, богохульство, волшебство и колдовство, человекоубийство и самоубийство, блуд, прелюбодеяние, противоестественные блудные грехи, пьянство, святотатство, грабеж, воровство и всякая жестокая бесчеловечная обида. Из смертных грехов только для одного самоубийства нет покаяния; прочие же смертные грехи, по великой, неизреченной милости Божией к падшему человечеству, врачуются покаянием (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 374).
***
...Отчаяние — злейший грех между всеми грехами. Созревшее отчаяние обыкновенно выражается самоубийством или действиями, тождественными самоубийству. Самоубийство — тягчайший грех! Совершивший его лишил себя покаяния и всякой надежды спасения. Святая Церковь не совершает о нем никакого поминовения, не удостоивает отпевания и лишает погребения на христианском кладбище. За самоубийством следуют по тяжести своей грехи смертные, каковы: убийство, прелюбодеяние, ересь и другие подобные им. Эти грехи хотя и менее пагубны, нежели самоубийство и ведущее к самоубийству отчаяние, хотя совершившему их остается возможность покаяния и спасения, но называются смертными (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 467—468).
***
О самоубийцах Церковь не молится, ибо они умирают в смертном грехе неразрешенном — не очищенном покаянием... (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 81, 129).
***
Житель города Унжи, преданный пьянству, часто, будучи нетрезвым, жестоко бил жену свою. Не в силах более переносить его жестокости, она решила утопиться в колодце. Но так как она была благочестива и имела особую веру к угоднику Божиему Макарию, готовя всегда в день его памяти трапезу для нищих, то преподобный не дал ей погубить душу свою. Уже она подошла к колодцу, но внезапно увидела старца-инока и в ужасе отступила. Он сказал ей: «Отойди от колодца и не дерзай исполнить злой умысел свой, чтобы не постигли тебя горькие муки в вечной жизни. Я, Макарий Желтоводский, пришел избавить тебя от утопления и вечной смерти». Смущенная, бросилась она к ногам старца, но, когда поднялась с земли, уже не увидела его перед собою и с миром возвратилась в дом свой. Опомнился и ее муж — оставил нетрезвую жизнь (115, 353).
***
Жизнь послушника Василия Милонова, в миру отставного гвардейского полковника, замечательна обращением его к вере в Бога. В молодости он был неверующим, служил в гвардии, в Петербурге и среди друзей выделялся разнузданным нравом. Все святое было ему нипочем. Он кощунствовал над святыней, смеялся над всяким выражением христианского благочестия, отрицал веру в Бога и вечную жизнь. Мать его, глубоко верующая и благочестивая старушка, просила его остепениться, но напрасно. Сын ее продолжал кутить и развратничать, а она молилась за него усердно Богу, и Господь внял ее мольбам.
Однажды, после попойки в кругу друзей, Милонов вернулся к себе на квартиру и прилег отдохнуть. Не успел он закрыть глаза, как слышит голос из-за печки: «Милонов, возьми пистолет и застрелись». Это его очень изумило. Он думал, что кто-то над ним шутит, но, осмотрев комнату, никого не нашел и решил, что это игра воображения. Однако голос опять ясно послышался в прежнем месте и на этот раз весьма настоятельно требовал взять пистолет и застрелиться. Встревоженный, он крикнул денщика и рассказал ему, что дважды слышал неведомый ему голос из-за печки, призывающий взять пистолет и застрелиться. Денщик, верующий человек, сказал, что это явное бесовское наваждение, посоветовал барину перекреститься и помолиться Богу. Милонов, давно не крестившийся и не молившийся, отругал денщика и, посмеявшись над его суеверием, не захотел его больше слушать. Но денщик умолял его послушаться совета и, когда послышится опять голос, осенить себя крестным знамением: «Тоща увидите, что и Бог, и бес существуют. Голос тот сразу же умолкнет, так как это бесовское искушение. Диавол хочет привлечь вас к самоубийству, чтобы навеки погубить душу». Отпустив денщика и немного успокоившись, Милонов опять услышал прежний голос из-за печки и решил перекреститься. Голос мгновенно умолк. Это произвело на него глубочайшее впечатление. Он задумался и стал вспоминать свою жизнь. Невольный ужас напал на него, и он решил навсегда оставить прежнюю жизнь и остальные дни посвятить покаянию. После этого случая он подал в отставку и, надев простой овчинный тулуп, пешком пошел в Киево-Печерскую Лавру.
Лаврское начальство затруднялось его принять без ведома митрополита. Митрополит очень удивился, когда увидел перед собой полковника в нищенской одежде. Но когда Милонов рассказал ему всю свою жизнь, он не советовал ему оставаться в Лавре, как обители городской и шумной, а благословил отправиться в пустынную обитель Глинскую к старцу, игумену Филарету, и под опытным его руководством подвизаться во спасение своей души. Милонов так и сделал. Пришел в Глинскую пустынь, открылся игумену Филарету и был принят в число братии (96, 174—175).
***
Один прихожанин рассказал московскому протоиерею И. Виноградову следующее: «Когда я был еще молодым, то ездил от хозяина по фабрикам обозом и продавал пряжу на большие суммы денег. Однажды, проверяя себя после продажи сырья, я не мог найти ни в пряже, ни в деньгах десяти тысяч рублей. Проверял себя несколько раз, а все не досчитывался. Смущению моему не было предела. Меня убивала мысль, как я скажу хозяину о недостаче, разве он мне поверит? Сочтет меня вором, и если не отдаст под суд, то по меньшей мере выгонит меня как вора. Я буду навсегда заклеймен этим позорным именем, а жену и родившегося у меня сына будут называть «жена вора и сын вора». Все это рисовалось в моем воображении, и я, в отчаянии, замыслил погубить себя. На пути к фабрике, куда ехал с пряжей, мне предстояло переезжать большую реку по мосту. За рекой виднелся мужской Никольский монастырь. Я решил сесть на последнюю подводу и, когда стану переезжать реку, спрыгнуть с воза, броситься под мост и утопиться никем не замеченным.
Обоз мой уже приближался к реке. Волнению моему не было предела от невыносимой смертельной тоски и ужаса предстоящей смерти. В момент таких душевных страданий со мной совершилось что-то непонятное. Я впал в бессознательное состояние и ясно увидел перед собой в полном святительском облачении святителя Николая. Он, как попечительный отец, с чувством христианской любви сказал мне: «Раб Бога Всевышнего, Василий! Призови в помощь имя Христа Бога. Осени себя крестным знамением и не губи себя отчаянием, да не будешь вечным рабом диавола на погибель свою. Пряжу на десять тысяч рублей на такой-то фабрике ты отпустил в долг и, по действию диавольскому, забыл записать».
И когда я пришел в себя после благодатных слов святителя Николая Чудотворца, воз, на котором я лежал, уже стоял напротив Святых врат монастыря, и над ними я увидел изображенного в полный рост святителя Николая, точно такого же, как только что предстал мне в забытьи. В душе теплилась неописуемая благодарность к святителю Христову Николаю за его беспредельную милость ко мне, грешному. Его благодеяния я не забуду до самого предсмертного вздоха» (114, 130—132).
***
Своего младшего сына, Ивана, Анна Семеновна устроила в магазин приказчиком. Сняв с божницы маленькую икону святителя Николая и благословляя его иконой, она с рыданием воскликнула: «Тебе, Святитель Божий, отче Николае, поручаю сына своего! Сохрани и соблюди его на всех путях его жизни от поспешения диавольского и настави на добрый путь спасения».
Вскоре Иван Иванович начал свою работу в магазине. Первое время он выполнял ее успешно, но, к сожалению, у него вскоре появилась отцовская слабость к вину. Он запил, потерял место в магазине и в отчаянии решил утопиться. «Мысль о самоубийстве, — рассказывал он впоследствии, — терзала мою душу, понуждая меня безотлагательно совершить задуманное. Накануне того дня, когда я решил утопиться, вижу ночью во сне перед собой святителя Божиего Николая в полном облачении. Сияя небесным светом, он, обращаясь ко мне, строго сказал: «Несчастный, что ты задумал по безумию своему губить себя и быть вечным рабом диавола! Призови в помощь Бога, покайся, не забывай молитвы и любви к тебе матери твоей. Иди в Благовещенский собор. Там при входе в храм, на правой колонне увидишь икону Николая Мирликийского. Поставь ему на последние имеющиеся у тебя две копейки свечку, а дальнейшую твою жизнь предай воле Божией». В это мгновение я просыпаюсь и немедля иду в Благовещенский собор. Войдя в него, я действительно увидел на правой колонне икону святителя Николая и, когда пристально взглянул на нее, поражен был сходством иконного изображения и видом явившегося ко мне ночью. Я поставил перед иконой на имеющиеся у меня две копейки свечу и всю утреню и обедню проплакал теплыми, благодарными слезами к святителю Николаю, спасшему мою жизнь. Кончилась Литургия. Выхожу из собора и не знаю, куда мне идти. На паперти чувствую, что кто-то идущий сзади тихо ударяет меня по плечу. Оглянулся и вижу перед собой одного знакомого человека. Я когда-то имел счастье сделать ему доброе дело. Он с видимой радостью говорит мне: «Иван Иванович! Ты мне очень нужен. У меня для тебя есть хорошее место. Пойдем сейчас ко мне, а потом я сведу тебя к будущему твоему хозяину». Я говорю ему: «Послушай, как ты можешь меня представить хозяину в таком ужасном костюме? Он отвернется от меня!» «Относительно этого не беспокойся, — успокоительно отвечал друг, — все, начиная с белья, я дам тебе свое». У него на квартире я переоделся, и мы с ним пошли смотреть мое новое место работы. Я был принят на службу с жалованьем и квартирой. Так, благодаря предстательству и помощи святителя Николая и за молитвы моей дорогой матери, я избежал вечных мук (114, 209—211).
***
Поразительно обращение к Богу Иннокентия Михайловича Сибирякова, бывшего строителя Андреевского скита на Афоне. Сын весьма богатых родителей и рано осиротевший, он, в окружении дурных друзей, встал на путь разврата и пьянства. В чаду распутных увлечений на него напала неизъяснимая смертельная тоска, которая стала настолько невыносимой, что он решил застрелиться. За день до того Сибиряков задумал сделать предсмертное распоражение об имуществе. В связи с этим ему необходимо было побывать в Государственном банке. Когда ему подали экипаж, он, выходя на парадное крыльцо, заметил вблизи подъезда молодую женщину, бедную, исхудавшую от голода, в рубище. Держа ребенка на руках, она грустно просила оказать ей помощь. Бедность и страдальческое лицо женщины тронули Сибирякова до глубины души. Его сердце наполнилось чувством глубокого сострадания к ней. Отдав ей все наличные деньги, он, садясь в экипаж, подумал: «Разве велика моя помощь бедной?.. Ей хватит этих денег не больше, чем на два месяца. Обеспечу я ее и ребенка на всю их жизнь. Пусть поминают мою душу». И, отъезжая от крыльца, он издали крикнул ей: «Часа через два или три приди сюда. Я еще тебе помогу» — и уехал. Когда он произносил эти слова, его сердце неожиданно наполнилось ощущением столь сильной неземной радости, какой он никогда прежде не испытывал. Такова благодатная сила милосердия! Проезжая мимо Казанского собора, он вспомнил, как часто привозила его сюда мать к иконе Божией Матери и как пламенно она молилась перед ликом Царицы Небесной. У него появилось непреодолимое желание помолиться в соборе. Оставив экипаж, он вошел в храм, подошел к Казанской чудотворной иконе Божией Матери и пристально взглянул на нее. Лик Царицы Небесной показался ему живым и таким милостивым, будто милость эта была не земная, а небесная. Склонив колена перед Богоматерью, он в одно мгновение почувствовал всю свою вину перед Богом за свою бесплодно прожитую, порочную жизнь. Не смея просить себе прощения, он, плача, только находил в себе силы повторять: «Матерь Божия, спаси меня!» Долго плакал он, и слезы облегчили его сердце. Наконец он поднялся от иконы и, выходя из Казанского собора, почувствовал себя совершенно обновленным душой. В банк для окончания своих дел он не поехал. Отчаянные мысли в нем вовсе исчезли. Напротив, жизнь для него стала теперь настолько дорога, что он почувствовал в ней неоценимое сокровище. Приближаясь к подъезду своего дома, он еще издалека увидел ту бедную женщину с ребенком, которой обещал помощь, и рад был видеть ее, как Самого Христа. Она явилась причиной его душевного воскресения. Обеспечив ее и ребенка на всю жизнь, он отпустил их с миром, прося молитвенно помнить его до конца. Опасаясь влияния прежних друзей, Сибиряков быстро ликвидировал все свои дела и вскоре выехал на Афонскую гору. Здесь остался предварительно на испытательный срок в качестве богомольца, а потом вступил в число братства Андреевского монастыря. Жизнь свою Иннокентий Михайлович Сибиряков ознаменовал бесчисленными благодеяниями и закончил ее, соорудив на свои средства величественный собор в Андреевском скиту на Афоне, где и скончался в 1901 году в сане иеросхимонаха (114, 93-94).