Великое делание инока в том и состоит, сказано в старчестве, чтобы, когда враги предлагают одно, он предлагал другое, а когда они другое, он это ставил на вид, зная, что в жизни сей отнюдь ничего нет неизменного, но претерпевый до конца, той спасен будет (ср.: Мф. 10, 22), а желающий, чтобы дела совершались, как он хочет, не знает, куда идет; но как слепой, колеблемый всяким ветром, что с ним случится, тому весь совершенно и предается, и как раб боится печального, как пленник порабощается самомнению, думая, по неразумной радости, что он знает то, чего никогда не знал, — что это такое, и откуда; если же говорит, что знает, тогда еще более ослепляется. Это бывает от неукорения себя, что называется самоугодием и есть незаметная погибель; как говорит святой Макарий в главах об иноке, который погиб после того, как, молясь с другими братиями, был в восхищении ума и видел горний Иерусалим, (погиб) потому, что счел себя достигшим сего, а не большим должником. Ибо как весьма страстные, даже и того не видят, от тумана страстей, что явно многим, так и бесстрастные многим недоведомое знают, по чистоте ума (сщмч. Петр Дамаскин, 74, 171—172).
***
...Везде можем спастись, если оставим свои хотения; если же не сделаем этого, то не будем иметь покоя и не можем познать и исполнять Божественной воли. Ибо наша собственная воля есть преграда, отделяющая нас от Бога, и если не разрушится преграда, то мы не можем познать и исполнять угодного Богу, но находимся вне этого и бываем насилуемы врагами по неволе, и не хотя (сщмч. Петр Дамаскин, 74, 202—203).
***
Многие, долгое время пребывая в монашестве и девстве, не научились... науке чистоты, потому что, презрев наставления отцов своих, последовали желаниям сердца своего; по какой причине взяли над ним верх злые духи-душегубители, поражая их скрытными стрелами ночь и день и не давая им покоя ни в каком месте, так что сердца их заняты то гордостью, то тщеславием, то нечестивою завистию, то осуждением, то гневом и яростию, то сварами и другими премногими страстями. — Таковых часть будет с пятью юродивыми девами за то, что неразумно проводят все время свое — не обуздывают языков своих, не хранят чистыми очей своих и тел от похотей, и сердец своих от нечистот, и других вещей, плача достойных, потому что они нечисты, — довольствуясь одною одеждою льняною, которая есть только образ девства: почему лишаются и елея небесного для возжжения лампад своих; и Жених некогда не отворит им дверей чертога Своего, и скажет им, как сказал в притче девам юродивым: аминь глаголю вам: не вем вас (Мф. 25, 12) (прп. Антоний Великий, 89, 52).
***
...Самопроизвольное наше желание (многого) наполняет нас смятением, и мы блуждаем во тьме греховной жизни, не зная себя самих (прп. Антоний Великий, 89, 64).
***
Человек, без совета делающий дела свои, походит на город неогражденный, в который, кто ни захочет, входит и расхищает его сокровища (прп. Антоний Великий, 89, 123).
***
Утверждающийся на собственном разуме и следующий своей воле плодит в себе вражду к другим и чужд того духа, от коего рождается сокрушение сердца (прп. авва Исаия, 59, 48).
***
...Постоянно понуждайте себя, чтобы отсекать собственную волю: ибо собственная воля губит все добродетели (прп. авва Исаия, 59, 135).
***
Отсечение собственной воли... связывает добродетели любезным союзом мира (прп. авва Исаия, 59, 136).
***
...Тот бывает врагом Богу, кто следует своей воле (прп. авва Исаия, 59, 141).
***
Кто следует своей воле, тот не имеет мира даже с благочестивыми людьми: ибо в сердце его обитают нетерпение, гнев и ссорливость (прп. авва Исаия, 59, 179).
***
...Кто признает полезным, что ему угодно, тот ненадежный судия справедливого, походит же на слепцов, которых водят слепцы (свт. Василий Великий, 11, 270).
***
...Если ты желаешь быть с демонами, если ты стремишься в геенну огненную, то делай, что тебе угодно, живи, как хочешь, — никто тебе не препятствует (свт. Иоанн Златоуст, 54, 937).
***
...Диавол никаким другим пороком столько не возносит монаха <христианина> на стремнины и не приводит к смерти, как тем, что убеждает его пренебрегать советы отцов и последовать своему мнению и своей воле (прп. авва Серапион, 56, 195).
***
...Что ни в чем не надлежит поступать своевольно и неосмотрительно, но в продолжение всей жизни должно иметь поведение целомудренное и строгое, — это явно всякому, не лишенному разума и доброго смысла (прп. Исидор Пелусиот, 62, 469—470).
***
...Самочинник, без евангельского ведения и руководства шествующий, часто претыкается, и впадает во многие рвы и сети лукавого, часто заблуждается и подвергается великим бедам, и не знает, куда наконец придет. Многие проходили большие подвиги самоумерщвления и большие понесли Бога ради труды и поты; но самочиние, нерассудительность и то, что не считали нужным обращаться за спасительным советом к ближнему, сделали такие труды их небогоприятными и тщетными (прп. Марк Подвижник, 89, 475).
***
...Достигший отсечения своей воли достиг места покоя... (прп. авва Дорофей, 29, 2).
***
...Мы оправдываем самих себя, что держимся своей воли и следуем самим себе. Все это исчадия гордости, враждебной Богу (прп. авва Дорофей, 29, 27).
***
...Ничто не приносит такой пользы людям, как отсечение своей воли, и поистине от сего человек преуспевает более, нежели от всякой другой добродетели (прп. авва Дорофей, 29, 33).
***
...Тогда только человек видит непорочный путь Божий, когда оставит свою волю. Когда же повинуется своей воле, то не видит, что непорочны пути Божии; но если услышит что-либо, относящееся к наставлению, он тотчас порицает это, уничижает, отвращается от сего и действует напротив; ибо как ему перенести что-либо или послушаться чьего-либо совета, если он держится своей воли! (прп. авва Дорофей, 29, 72).
***
...Почему он <враг> любит полагающихся на себя? — Потому что они помогают диаволу и сами себе строят козни. Я не знаю другого падения монаху, кроме того, когда он верит своему сердцу (прп. авва Дорофей, 29, 74—75).
***
Видел ли ты падшего, — знай, что он последовал самому себе. Нет ничего опаснее, нет ничего губительнее сего (прп. авва Дорофей, 29, 75).
***
Отсечение своей воли есть кровопролитие, и для достижения сего человек должен потрудиться до смерти и отвергать свою волю (прп. авва Дорофей, 29, 213).
***
Велик благочестиво отвергший свое имение, но свят, кто отвергается своей воли. Первый сторицею имением или дарованиями обогатится; а последний жизнь вечную наследует (прп. Иоанн Лествичник, 57, 133).
***
Пустыня приняла многих благоискусными и потом отвергла их, как неискусных, обличив сластолюбие их, которому они подверглись через самочиние (прп. Иоанн Лествичник, 57, 223).
***
...Тому, кто творит свою волю, — пусть будет это даже в малом чем — невозможно последовать Господу нашему и соблюсти Его заповеди (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 220).
***
Старающийся умертвить свою волю должен творить волю Божию, — вместо своей воли вводить в себя волю Божию, насаждать и внедрять ее в сердце свое (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 542).
***
Кто страха ради Божия отсекает свою волю, тому Бог, неведомо для него, так что он не знает, как то бывает, дарует Свою волю и соделывает ее неизгладимою в сердце его, открывая при сем очи сердца его, чтобы он познал ее (т.е. что это Божия воля), и силу подавая исполнять ее. Творит же сие благодать Святаго Духа, а без нее ничего не бывает (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 542).
***
...От здравствующих Бог требует посильного дела. И будем делать, одного того всячески стараясь избегать, чтобы не окрадать самих себя тщеславием перед другими и самомнением перед собою, якобы делающие нечто великое... (прп. Феодор Студит, 92, 19).
***
Допустившие себе последование своим пожеланиям и плотскому мудрованию увлеклись ими, поработились им, забыли Бога и вечность, истратили земную жизнь напрасно, погибли погибелью вечною.
Нет возможности исполнять вместе волю свою и волю Божию: от исполнения первой исполнение второй оскверняется, соделывается непотребным (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 90).
***
...От деятельности по своей воле и по своему разуму немедленно явится попечительность о себе, предстанут уму различные соображения, предположение, опасения, мечты, уничтожат внимательную молитву (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 279).
*********
Однажды ученик аввы Силуана, Захария, без согласия аввы вышел из кельи и, взяв с собой братию, разломал ограду сада и продлил ее. Старец, узнав об этом, взял свою милоть, вышел из кельи и говорит: «Братия, помолитесь обо мне!» Братия, увидев его, пали к ногам его и говорили: «Скажи нам, отец, что с тобою случилось?» Старец отвечал им: «Я не войду в келью свою и не скину с себя милоти, пока не переставите ограду на прежнее место». Братия снова разломали ограду и поставили ее на прежнее место. Тогда старец возвратился в свою келью (97, 261).
***
Один брат, приняв иноческий образ, тотчас заключился в кельи, говоря: «Я отшельник». Старцы, услышав о том, пришли к нему и вывели из кельи, затем заставили его обходить кельи монахов, каяться и говорить: «Простите меня! Я не отшельник, но новоначальный монах». И сказали старцы: «Если увидишь юношу, по своей воле восходящего на небо, удержи его за ногу и сбрось его оттуда, ибо ему это полезно» (98, 35).
***
Был в дни преподобного игумена Никона один брат, по имени Никита. Этот инок, желая прославиться, замыслил великое дело не Бога ради и стал проситься у игумена пойти в затвор. Игумен запрещал ему, говоря: «Сын мой! Нет тебе пользы сидеть праздно, ты еще молод. Лучше тебе оставаться среди братии, работая им, ты не лишишься мзды своей. Сам ты видел брата нашего, святого Исаакия, как прельщен был он от бесов. Только и спасли его великая благодать Божия и молитвы преподобных отцов Антония и Феодосия, которые и доныне многие чудеса творят». Никита же сказал: «Никогда не прельщусь я, как он. Прошу же у Господа Бога, чтобы и мне подал Он дар чудотворения». Никон в ответ сказал: «Выше сил прошение твое. Берегись, брат, чтобы, вознесшись, не упасть. Велит тебе наше смирение служить святой братии. Ради них дастся тебе венец за послушание твое». Но Никита никак не хотел внять тому, что говорил ему игумен. Он как захотел, так и сделал: заложил свои двери и никогда не выходил. Прошло несколько дней, и прельстил его диавол. Во время своего пения услышал Никита голос молящегося с ним и обонял запах несказанного благоухания. И этим прельстился он, говоря сам с собой: «Если бы это был не ангел, то не молился бы со мной и не было бы здесь обоняния Духа Святаго». И стал он прилежно молиться: «Господи! Явись мне так, чтобы я мог видеть Тебя». Тогда был к нему голос: «Не явлюсь: ты еще молод, вознесшись, не упади». Затворник же со слезами говорил: «Нет, не прельщусь я, Господи! Игумен мой научил меня не внимать обольщениям диавола. Все же, что Ты повелишь мне, я исполню». Тогда душепагубный змий принял власть над ним и сказал: «Невозможно человеку в теле видеть меня. Но вот я посылаю ангела моего, он пребудет с тобой, и ты станешь исполнять волю его». И тотчас явился ему бес в образе ангела. И поклонился ему инок, как ангелу, и сказал ему бес: «Ты не молись, а только читай книги и через это будешь беседовать с Богом, и из книг станешь говорить полезное слово приходящим к тебе. Я же постоянно буду молить о твоем спасении Творца своего». Прельстился Никита и не стал больше молиться, а прилежно занимался чтением и поучал приходивших к нему. Видя же беса, постоянно молящегося о нем, радовался ему, как ангелу, творящему за него молитву. С приходившими к нему Никита беседовал о пользе души и начал пророчествовать. И пошла о нем слава великая, и дивились все, что сбывались его слова. Посылает однажды Никита к князю Изяславу сказать: «Нынче убит Глеб Святославич в Заволочье. Скорее пошли сына своего Святополка на престол в Новгород». Как он сказал, так и было, и через несколько дней пришла весть о смерти Глеба. И с тех пор прослыл затворник пророком, и крепко слушались его князья и бояре. Но бес будущего не знал, а что сам сделал или научил злых людей — убить ли, украсть ли, — то и возвещал. Когда люди приходили к затворнику, чтобы услышать от него слова утешения, бес, мнимый ангел, рассказывал, что случилось через него самого, и Никита пророчествовал. И всегда сбывалось пророчество. Никто также не мог состязаться с ним в знании книг Ветхого Завета: он его знал наизусть. Евангелие же и Апостол, эти святые книги, данные нам на наше утверждение и исправление, он не хотел ни видеть, ни слышать, ни читать и с другими не беседовал о них. И из этого все поняли, что прельщен он от врага. Не могли стерпеть этого преподобные отцы. Они пришли к прельщенному, помолились Богу и отогнали беса от затворника. Потом вывели его из пещеры и спрашивали о Ветхом Завете, чтобы услышать от него что-нибудь. Никита же клялся, что никогда не читал книг. Из еврейских книг, которые прежде наизусть знал, теперь не ведал ни единого слова. Попросту сказать, ни одного слова не знал, так что блаженные отцы едва научили его грамоте. После этого предал себя Никита на воздержание, и послушание, и чистое, смиренное житие, так что всех превзошел в добродетели и впоследствии стал епископом в Новгороде (100, 78—81).
***
«В 1889 году к нам в Лавру, — вспоминал отец Кронид, — на послушание прибыл очень красивый молодой человек, брюнет с черными глазами, звали его Александр Дружинин. Он был москвич. Я представил его отцу наместнику, и его приняли в число братии. Послушание ему было дано в трапезной: служить странникам. Каждый день я его видел в Троицком соборе на братском молебне в два часа ночи. Время от времени спрашивал его: «Как поживаешь, привыкаешь ли?» Он отвечал иногда и со слезами умиления: «Живу как в раю». Я в таких случаях невольно благодарил Бога за его душевное устроение. Прошло полгода. Александру Дружинину было дано новое послушание — заведовать овощными подвалами, и дана келья, в которой он стал жить один. Как-то прихожу к нему и замечаю, что мой знакомый в каком-то экстазе. Видимо, он совершал усиленный подвиг молитвы. Прошло еще несколько месяцев. Однажды, при посещении, я спрашиваю его: «Брат Александр, ты за всеми монастырскими службами бываешь?» Он смиренно отвечает: «За всеми». — «И за братскими правилами бываешь?» — «Бываю, — произнес он и добавил, — я ежедневно в храме Зосимы и Савватия бываю за всенощной и стою утром раннюю и позднюю Литургии». Тогда я ему говорю: «Скажи ты мне, с чьего благословения ты взял на себя подвиг усиленной молитвы? Утреня, вечерня и ранняя Литургия — полный круг церковных служб, а правило братское завершает обязанности инока. Но поздняя Литургия и всенощная есть не обязательное для всех повторение обычных служб. Я хорошо знаю, что во время поздней Литургии с братской кухни приходят к тебе за продуктами, а тебя в келье нет. Тогда поварам приходится искать тебя по церквам, что, несомненно, в их сердцах вызывает ропот и неприязнь. Подумай, такая молитва будет ли для тебя полезна? Да не оскорбится любовь твоя речью моей. Беру на себя смелость спросить тебя еще об одном. Много раз я прихожу к тебе и вижу, что ты находишься в подвиге. Кто же тебя на это благословил? Помни, брат Александр, что жить в монастыре и творить волю свою — дело вредное для души. Смотри, как бы своевольная молитва не ввела тебя в гордость и самообольщение и не стала тебе в грех. Молю и прошу тебя, ради Бога, не твори никаких подвигов без ведома своего духовного отца». Слушал меня юный подвижник с видимым неудовольствием. От него я вышел с тяжелым предчувствием чего-то недоброго. Прошел еще месяц. Сижу я однажды в своей келье, читаю книгу, часа в два дня. Вдруг неожиданно дверь моей кельи с шумом отворяется и торжественно, с громким пением «Достойно есть», входит брат Александр Дружинин. Он кладет земной поклон перед моей келейной иконой и вдруг начинает продолжать земные поклоны.
Глаза его горели каким-то недобрым, зловещим огнем, и весь он, видимо, был возбужден до крайности. Не дождавшись конца его поклонов, я встал и, обращаясь к нему, ласково сказал: «Брат Александр! Я вижу, что ты заболел душой. Успокойся, сядь, посиди и скажи мне, что тебе надо». В ответ на мои слова он с сильным озлоблением закричал: «Негодный монах, сколько лет ты живешь в монастыре и ничего для себя духовного не приобрел. Вот я живу один год, а уже сподобился великих божественных дарований. Ко мне в келью ежедневно являются множество архангелов от Престола Божия. Они приносят семисвечник и воспевают со мной гимны неописуемой славы. Если бы ты был достоин слышать это неизреченное пение, ты бы умер, но так как ты этого недостоин, я тебя задушу». Видя его нечеловеческое, злобное возбуждение и зная, что все находящиеся в прелести физически бывают чрезвычайно сильны, я говорю ему: «Брат Александр, не подходи ко мне. Уверяю, я выброшу тебя в окно». Уловив момент, я постучал в стену соседа по келье, который тотчас же и вошел ко мне на помощь. С появлением соседа я стал смелее говорить ему: «Брат Александр, не хотел ты меня слушать и вот видишь, в какую ты попал адскую беду. Подумай: ты хочешь меня задушить. Святых ли людей это дело? Осени себя знамением креста и приди в себя». Но Дружинин продолжал выражать угрозу задушить меня как негодного монаха и еще говорил мне: «Подумаешь, какой наставник явился ко мне в келью с советом: много не молись, слушай духовного отца. Все вы для меня ничто». Видя такую нечеловеческую гордость, злобу и бесполезность дальнейшего разговора с ним, я попросил соседа вывести его вон из моей кельи. В тот же день после вечерни брат Александр снова явился ко мне и торжественно сообщил, что ныне за вечерней на него сошел Святой Дух. Я улыбнулся. Видимо, это его обидело, и он мне говорит: «Что ты смеешься? Пойди спроси иеромонаха отца Аполлоса, он видел это сошествие». В ответ на это я сказал: «Уверяю тебя, дорогой мой, что никто не видел этого сошествия, кроме тебя самого. Умоляю тебя, поверь, что ты находишься в самообольщении. Смирись душой и сердцем, пойди, смиренно покайся». Но больной продолжал поносить меня и грозить. Лишь пришел я на другой день от ранней Литургии, брат Александр снова явился ко мне и заявил, что Господь сподобил его ныне в храме преподобного Никона дивного видения. От Иерусалимской иконы Божией Матери, что стоит над Царскими вратами, заблистал свет ярче молнии, и все люди, стоявшие в храме, будто бы попадали и засохли, как скошенная трава. Спрашиваю его: «А ты-то почему от этого света не иссох?» «Я, — отвечал он, — храним особой милостью Божией ради подвигов моих. Этого не всякий достоин». Говорю ему: «Видишь, брат Александр, как тебя диавол обольстил, возведя тебя в достоинство праведника, и тем увеличил твою гордость. Поверь мне, что стоявшие с тобой в храме пребывают в духовном здравии, а все, что ты видел, есть одна духовная прелесть бесовская. Образумься, осознай свое заблуждение, слезно покайся, и Господь помилует тебя». «Мне каяться не в чем, вам надо каяться!» — закричал он. Видя такое буйство несчастного и опасаясь припадков безумия, я тотчас же написал письмо его другу Ивану Димитриевичу Молчанову, по просьбе которого Дружинин был принят в Лавру. В письме было описано состояние больного. Через три дня Молчанов был уже у меня. Я все объяснил ему о Дружинине и, зная, что он хорошо знаком с настоятелем Николо-Пешношского монастыря игуменом Макарием, посоветовал ему тотчас же отвезти к нему несчастного. В тот же день Дружинин был отправлен в Пешношский монастырь. Когда Иван Димитриевич объяснил отцу игумену о болящем, тот спокойно сказал: «Милостью Божией он поправится у нас. И свои такие бывали». Александру Дружинину было назначено игуменом послушание: чистить лошадиные стойла на конном дворе. Брат Александр вначале протестовал, говоря: «Такого великого подвижника вы назначаете на такое низкое послушание. Я должен подвизаться в храме и совершать духовные подвиги для назидания прочим». Отец игумен, в успокоение его души, говорил: «Ты лучше всего и можешь показать добрый пример смирения и кротости через исполнение возложенного на тебя послушания. А относительно молитвы не беспокойся. За тебя в храме будет молиться вся братия». И действительно, по благословению отца игумена, за больного крепко молилась вся братия. Прошло полгода. Александр Дружинин за все это время в храме бывал только по праздникам и за ранней Литургией, целый день кидая навоз, он настолько утомлялся, что вечером ложился спать без дневных молений и спал как мертвый. Подвиги совершать ему уже было некогда. Мысль, что он святой, с каждым днем в нем слабела, и видения у него постепенно прекратились. Целый год он был на послушании в конюшне и о своих мнимых подвигах забыл. Затем его перевели в хлебопекарню, где тоже труд нелегкий. Через два года Дружинин переведен был на более легкие послушания. На лице его тогда проявился приятный отпечаток смирения. Семь лет подвизался он в Пешношском монастыре. Здесь его постригли в монашество с именем Афанасий. Впоследствии он перешел в Московский Симонов монастырь, где за смиренную добрую иноческую жизнь был произведен в сан иеродиакона. Когда я был на послушании в Петрограде, в должности начальника Троицкого Фонтанного подворья, отец Афанасий Дружинин приезжал ко мне повидаться. Когда я спрашивал его, помнил ли он то, что было с ним в Лавре во время его духовного недуга, он отвечал: «Все помню, но только теперь сознаю весь ужас моего душевного состояния» (114, 73-79).