Скудный ум приносит и плоды скудные... (сщмч. Киприан Карфагенский, 63, 89).
***
...Ум преобразуется и начертывается по виду воспринимаемого им предмета, когда же сподобится быть в Боге, превысшем образа и вида, тогда и сам бывает необразен и безвиден (сщмч. Петр Дамаскин, 74, 106).
***
...Как земля, если земледелец не обрабатывает ее, зарастает тернием, и особенно если она хорошего качества; так и ум, если не упражняется в молитве и чтении и не имеет этого своим (непрестанным) делом, — одебелевает и не замечает того. И как земля, хотя вдет на нее дождь и светит солнце, не приносит пользы земледельцу, если он не засеивает ее и не охраняет, так и ум без нравственного делания не может иметь ведения, хотя, может быть, и от благодати получил его (сщмч. Петр Дамаскин, 75, 70—71).
***
Боголюбивый и непеременчивый ум есть руководство и путь к Богу (прп. Антоний Великий. 89, 67).
***
...Боголюбивый ум есть свет, осиявающий душу, как солнце — тело (прп. Антоний Великий, 89, 68).
***
Ум не есть душа, но дар Божий, спасающий душу. Богоугодный ум течет впереди души и советует ей презреть временное, вещественное и тленное, а возлюбить блага вечные, нетленные и невещественные, так чтобы человек, живя в теле, умом представлял и созерцал небесное и Божественное. Таким образом, ум боголюбивый есть благодетель и спаситель человеческой души (прп. Антоний Великий, 89, 81).
***
Слово есть слуга ума. Что хочет ум, то и слово выражает. Ум все видит, даже то, что на небе, и ничто не помрачает его, кроме одного греха. Для чистого же ничего нет неудобопонятного, как для слова его, — неизглаголанного (прп. Антоний Великий, 89, 83).
***
Орган зрения телесного — глаза, а орган зрения душевного — ум. Как тело, не имеющее очей, слепо: не видит солнца, освещающего всю землю и море, не может наслаждаться светом его, — так душа, не имеющая благого ума и доброй жизни, слепа: не ведает и не славит Бога, Творца и Благодетеля всех (тварей), и войти в наслаждение Его нетлением и вечными благами не может (прп. Антоний Великий, 89, 85).
***
Как тело без души мертво, так душа без ума бездейственна (бесплодна) и Бога достоянием своим иметь не может (прп. Антоний Великий, 89, 87).
***
В душе действует ум, а в теле природа. Ум обожает душу, а природа разлагает тело. В каждом теле действует природа, но не в каждой душе бывает ум; потому не всякая душа спасается (прп. Антоний Великий, 89, 88).
***
...Когда ум достигнет видения славы Божества, тогда страшатся его враги... (прп. авва Исаия, 59, 35).
***
...Ум, каков есть, познается через помыслы свои (прп. авва Исаия, 59, 79).
***
Если ум вкусит Божественной сладости, то никакие стрелы не могут уязвлять его (прп. авва Исаия, 59, 114).
***
...Невозможно уму, связанному попечениями века сего, служить Богу (прп. авва Исаия, 59, 146).
***
Три добродетели доставляют непрестанный свет уму: незнание лукавства ни в каком человеке, перенесение всего случающегося без смущения, благотворение врагам (прп. авва Исаия, 59, 209).
***
...Если ум тщательно будет стоять над чувствами своими, то приобретает бессмертие... (прп. авва Исаия, 89, 305).
***
Как нельзя одним глазом смотреть на небо, а другим — на землю, так и уму нельзя пещись и о Божием, и о мирском (прп. авва Исаия, 89, 343).
***
...Поелику и чувства в теле настроены как лира: когда управляет ими сведущий ум, тогда душа рассуждает и знает, что делать и как поступать (свт. Афанасий Великий, 1, 167).
***
...Если кто быстрее кого умом и не употребляет естественной своей крепости к исследованию истин Божественных, то горе и ему, когда истяжется дело по мере данных ему дарований (свт. Василий Великий, 6, 70).
***
Тот ум в действительности велик, который созерцает великое, способен проникать в Творческие законы и из них уразумевать красоту премудрости Художника всяческих (свт. Василий Великий, 6, 283).
***
...Если хочешь сделать крепким ум, обуздай плоть постом (свт. Василий Великий, 8, 15).
***
...Поелику ум будет зарыт здесь <земными заботами> как в некоторой тине, душа, по необходимости, не увидит Бога и не подвигнется к вожделению небесных красот и уготованных нам по обетованиям благ... (свт. Василий Великий, 9, 182).
***
Как телесное зрение — в глазе, так око души — в прирожденном ей уме; но не как одно в другом, а одно и то же — душа и ум, который есть некая сила естественная, а не привзошедшая в разумную часть души (свт. Василий Великий, 9, 328).
***
Как вода, запертая в трубах, под гнетущею ее силою не имея возможности разливаться в стороны, стремится прямо вверх, так и ум человеческий, когда воздержание, подобно узкой трубе, отвсюду сжимает его, не имея случаев к рассеянию, по свойству своей движимости, возвысится до желания предметов возвышенных. Ибо ему невозможно когда-либо остановиться, получив от Творца природу, назначенную к непрестанному движению; и если препятствуют ему устремляться к чему-либо суетному, то, конечно, невозможно не идти прямо к истине (свт. Василий Великий, 9, 363).
***
Ум человеческий, если развлечен тысячами мирских забот, не может ясно усматривать истину (свт. Василий Великий, 10, 8).
***
...В уме две бывают силы, и сила лукавая, бесовская, которая влечет нас к собственно бесовскому отступничеству, и сила Божественная, благая, которая возводит нас к Божию подобию, — то ум, когда пребывает сам в себе, тогда усматривает малое и себе самому соразмерное; а когда, оставив в бездействии свой собственный рассудок, предается обманщикам, тогда вдается в странные представления, тогда и дерево почитает не деревом, а Богом, и золото признает не имуществом, а предметом поклонения. Если же приникнет в Божественную часть, и приимет в себя благодатные дары Духа, то делается тогда способным постигать Божественное, в какой мере возможно сие природе его. Поэтому есть как бы три состояния жизни, и равночисленны им действования ума нашего (свт. Василий Великий, 11, 136—137).
***
Ум... приобщившийся Божеству Духа, бывает уже тайнозрителем великих видений и видит Божественные доброты, впрочем, столько, сколько дает благодать и сколько может принять устройство его (свт. Василий Великий, 11, 137).
***
...Человеческий ум разливается и рассеивается, пока пользуется большею вольностью; когда же обстоятельства будут стеснять его долу, тогда в прекрасном этом угнетении воссылает в высоту чистые и усиленные молитвы (прп. Ефрем Сирин, 32, 407).
***
...Ум наш борец, и борец равносильный, потому что душа, взыскующая Бога, пользуется помощию и защитою, и удостоивается воздаяния (прп. Ефрем Сирин, 35, 453).
***
...Имеющему ум должно помышлять более о Боге, нежели о совокупном мнении всех прочих (свт. Григорий Богослов, 14, 208).
***
...Наш ум есть нечто совершенное и владычественное, но только относительно к душе и телу, а не просто совершенное; относительно же к Богу он есть нечто рабское и подчиненное, а не равновладычественное и не равночестное (свт. Григорий Богослов, 15, 202).
***
Блажен, кто в высоких парениях очищенного ума видит светозарность небесных Светов (свт. Григорий Богослов, 15, 274).
***
Непрестанно созидай ум свой в храм Богу, чтобы внутри своего сердца иметь невещественную опору — Царя (свт. Григорий Богослов, 15, 296).
***
Сведущий кормчий избежит девятого вала; а ум, обогащенный мудрыми мыслями, спасется от всякой беды (свт. Григорий Богослов, 15, 366).
***
Большая наковальня не боится стука; и мудрый ум отражает от себя все вредное (свт. Григорий Богослов, 15, 366).
***
...Известно, что ум — во всем властелин. Его и Господь дал нам поборником против страстей. Как дом укрывает от града, как в стенах находят убежище спасающиеся с битвы и кустарник служит опорою на крутизнах и над пропастями, так рассудок спасает нас во время раздражения (свт. Григорий Богослов, 16, 155).
***
Ум — это внутреннее и безграничное зрение; а дело ума — мышление и отпечатление в себе мыслимого. Разум — разыскание отпечатлений ума; его ты выговариваешь посредством органов голоса (свт. Григорий Богослов, 16, 336).
***
...Ум... есть борец и имеет равномощную силу препираться с грехом и противиться помыслам (прп. Макарий Египетский, 67, 21).
***
Не преобразились еще мы обновлением ума, потому что сообразуемся с веком сим в суете ума... (прп. Макарий Египетский, 67, 187).
***
...Ум есть всадник, он впрягает колесницу души, сдерживая бразды помыслов, и устремляется против сатанинской колесницы, так как и сатана уготовил ее против души (прп. Макарий Египетский, 89, 244).
***
...У пас нет каких-либо многих познавательных сил, хотя и многообразно постигаем чувствами то, что живет. Одна у нас сила, это — вложенный в нас ум, обнаруживающийся в каждом из чувствилищ и объемлющий существа. Он посредством глаз видит явление, посредством слуха уразумевает сказанное, любит приятное и отвращается того, что не доставляет удовольствия; действует рукою, как ему угодно, берет и отталкивает ею, как признает что для себя полезным, пользуясь для этого содействием сего орудия (свт. Григорий Нисский, 18, 91).
***
Ум блуждающий устанавливают — чтение, бдение и молитва (авва Евагрий, 89, 571).
***
Когда ум во время молитвы не воображает ничего мирского, значит, он окреп (авва Евагрий, 89, 576).
***
И добродетели, и пороки делают ум слепым: при первых не видит он пороков, а при вторых — добродетелей (авва Евагрий, 89, 588).
***
Что око в теле, то ум в душе (авва Евагрий, 89, 607).
***
...Не должно непременно высказывать все, что мы имеем в уме; но должно стараться удалять из самого ума порочные пожелания и всякую постыдную мысль (свт. Иоанн Златоуст, 46, 204—205).
***
...Будем занимать ум свой... этими <божественными> предметами. Тогда благоуспешны будут все дела наши — трудное сделается легким, кажущееся прискорбным будет иметь счастливый конец, и ничто здешнее не в состоянии будет печалить нас (свт. Иоанн Златоуст, 47, 117).
***
...Огрубение ума бывает от грехов и житейских пожеланий (свт. Иоанн Златоуст, 49, 82).
***
Что значит глаз для тела, то самое и ум для души (свт. Иоанн Златоуст, 50, 237).
***
...Если ум станет мыслить о предмете, превышающем его силы, то изумляется, а если будет усиливаться больше надлежащего, то совершенно теряется (свт. Иоанн Златоуст, 52, 446).
***
...Где находится тело, там пусть будет и ум, чтобы между Богом и сердцем не было никакого средостения или преграждения, помрачающего сердце и удаляющего его от Бога (свт. Иоанн Златоуст, 52, 964).
***
Подобно тому, как глазу, постоянно вращающемуся и то обращающемуся в стороны, то вверх и вниз, невозможно видеть ясно предмет, а необходимо остановится вниманием на видимом предмете, если хотят рассмотреть его надлежащим образом, так точно и ум человека, обремененный тысячами забот, не способен ясно взирать на истину и должен быть готов принять сердцем впечатления, идущие от Божественного учения, чтобы это учение подавило прежние дурные привычки. Иначе божественное не может начертаться в душе, как не истребив из нее следов прежних привычек (свт. Иоанн Златоуст, 52, 969).
***
...Если бы наш ум научился внимать Божественным словам, то он не обращал бы ни на что другое внимания; а не обращая внимания на что-либо другое, он никогда не решился бы на худые поступки (свт. Иоанн Златоуст, 54, 586).
***
Наш ум легче всякой птицы и парит выше. А когда он получит еще благодать Духа, — о, как тогда он быстр, как стремителен, как перелетает через все, как нелегко спускается вниз и надает на землю! Устроим себе такие крылья; на них мы в состоянии будем перелететь и бурное море настоящей жизни. Быстрейшие из птиц в короткое время безвредно перелетают через горы и холмы, моря и утесы. Таков и ум: когда он бывает окрылен, когда оставляет все житейское, тогда ничто не может удержать его, тогда он выше всего и даже разжженных стрел диавола. Диавол не такой искусный стрелок, чтобы мог достигать до этой высоты, — но что? Он бросает стрелы — потому что бесстыден, — но они не достигают цели: стрела возвращается к нему без успеха, и не только без успеха, но и на его собственную голову, потому что, будучи брошена им, она непременно должна поразить кого-нибудь; если она не поразила того, в кого брошена, то непременно поражает бросившего (свт. Иоанн Златоуст, 55, 187).
***
Когда на уме худое дело, тогда сердце, которое называет устами, занято порочными желаниями (свт. Иоанн Златоуст, 55, 1132).
***
Ум наш есть нечто легкодвижное и незлобивое, легко отдающееся мечтам и неудержимо падкое на помыслы греховные, если не имеет в себе такого помысла, который, как самодержец над страстями, удерживал бы его непрестанно и обуздывал (прп. Исихий Иерусалимский, 90, 198).
***
Не двинется вперед корабль без воды; не преуспеет нисколько и хранение ума без трезвения со смирением и молитвою Иисус-Христовою (прп. Исихий Иерусалимский, 90, 204).
***
Хранению ума пристойно и достойно именоваться светородным, молниеродным, светоиспускательным и огненосным. Ибо, истинно сказать, оно одно превосходнее самых великих телесных добродетелей, сколько бы их ни имел кто. Сего-то ради и надлежит называть сию добродетель самыми почетными именами ради рождающихся из нее светозарных светов. Возлюбившие ее, из грешников непотребных, скверных невежд, несмысленных, неправедных делаются силою Иисус-Христовою праведными, благопотребными, чистыми, святыми и разумными: и не только это, но и начинают созерцать таинства и богословствовать. Сделавшись созерцателями, они переселяются к оному пречистому, беспредельному Свету, прикасаются к Нему неизреченными прикосновениями, с Ним живут и действуют... (прп. Исихий Иерусалимский, 90, 204—205).
***
...<Блаженного Даниила спросили>: «Почему, сидя в келье, иногда исполняешься особенным каким-то игранием сердца, с неизъяснимою радостью и обилием сокровеннейших ощущений, кои, не говорю уже, выражать языком, даже воспринимать чувством бываем не в силах; тогда и молитва чиста и подвижна, и ум, исполняясь духовных плодов, чувствует, что его воздыхания, сильные и действенные, вознеслись к Богу даже и во сне; иногда же без всяких, по-видимому, причин вдруг находит печаль, начинает теснить какая-то безотчетная грусть; тогда не только сам в себе чувствуешь сухость, но досадуешь на келью, отвращаешься от чтения в молитве, неудержимо рассеиваешься и блуждаешь, не в силах восстановить в духе прежнее настроение; даже чем усильнее устремляешь его к созерцанию Бога, тем стремительнее он (ум) сам как бы отбегает в плен непостоянных помыслов, расхищается и впадает в такое духовное изнеможение и бесплодие, что ни желанием Царства Небесного, ни страхом геенны не можешь пробудить его от сего, как бы смертного сна». На это он так отвечал: «Бесплодие ума, о котором вы говорите, зависит обыкновенно от трех причин, как предали нам отцы: или от небрежения нашего, или от насилия бесовского, или по устроению и попущению Божию. От нашего небрежения бывает, когда, при умалении внутренней теплоты, предаваясь невнимательности к себе и послаблению, и в сем состоянии беспечности и разленения, питаясь вредными помыслами, попускаем земле сердца нашего произращать терния и волчцы страстей, с размножением которых уже неизбежно становимся бесплодными, теряем способность к созерцанию и всякому духовному действию. От нападения диавола бывает, когда он, и при добрых иногда занятиях наших, с хитрою тонкостию проникает в наш дух, и мы, не зная как, совершенно против воли, бываем отвлекаемы от благих расположений. А причина устроения или попущения Божия бывает двоякая: первая та, чтобы, будучи на Время оставляемы Господом, смиренно усматривали мы слабость своего духа, не позволяли себе возноситься чистотою сердца, подаваемою благодатию Божиею; испытывая же притом, как, оставленные Им, никакими уже своими усилиями и трудами не можем возвратить прежней чистоты ума и отрадного расположения сердца, убедились, что как прежде жар ревности не нашим напряжением был возбужден в сердце, а ниспосылался от Бога, так и теперь должно искать его у Его же благодати и ожидать от Него озарения. Вторая причина попущения та, чтобы испытать нашу твердость, или постоянство духа, и желание сердца, и видеть, с каким усердием сердечным и с какою неотступностью молитв мы будем опять искать скрывшегося от нас наития Святаго Духа; давая же опытно разуметь, с каким трудом радость духовная и блаженство чистоты, быв потеряны, снискиваются снова, побудить тем, со всем тщанием и заботою хранить их и блюсти по возвращении. Ибо обыкновенно с некоторым небрежением хранят то, что надеются легко приобресть снова» (прп. авва Даниил, 56, 224—226).
***
Надобно заметить причины, производящие отягчение в уме нашем, на которые указывает Господь. В числе этих причин Он не полагает прелюбодеяние, блуд, убийство, богохуление, воровство, которые все признают грехами смертными, гибельными; но объедение, пьянство, печали и заботы житейские, которых не только мирские люди не берегутся и не почитают гибельными, но даже некоторые (о чем стыдно и говорить), называющие себя монахами, предаются этим занятиям, как безвредным и полезным. Хотя эти три причины, даже буквально понимаемые, отягчают душу, разлучают ее с Богом и пригнетают к земле... (прп. авва Исаак, 56, 326).
***
Ночные мечтания... бывают не только повторениями дневных свиданий и бесед, но и порождениями беспечного навыка; потому что ум, когда объят крепким сном упоения, делается оплотом страстей; а когда бодрственно трезвится и, препоясавшись, с нетерпением ожидает Господа, не преодолевается ни чревом, ни ведущими от него начало страстями (прп. Исидор Пелусиот, 60, 6).
***
Ум необузданный неудержим и весьма способен к уклонению во все самое неуместное... (свт. Кирилл Александрийский, 65, 124).
***
Душа, очистившись полнотою добродетелей, приводит ум в невозмущаемое устройство, делая его удобоприемлемым к желаемому состоянию (прп. Нил Синайский, 71, 174).
***
Ум не перестает порождать помыслы; но ты худые изгоняй, а добрые возделывай (прп. Нил Синайский, 90, 273).
***
Ум и без тела много делает доброго и худого; тело же без ума не может сделать ничего такого; ибо закон свободы познается прежде действия (прп. Марк Подвижник, 69, 29).
***
Ум, забывающий истинное ведение, борется с людьми за вредное для него, как бы за полезное (прп. Марк Подвижник, 69, 36).
***
Ум богословский, самыми словесами Божиими услаждаемый в душе и палимый, достигает своих мер бесстрастия в достаточной широте. Ибо словеса Господня, как говорится, словеса чиста, сребро разжжено, искушено земли (Пс. II, 7). Л ум знательный, утверждаясь на испытании благодатным воздействием, бывает выше страстей. Вкушает и богослов опыта звательного, если смиреннейшие водворит в себе расположения, причащается и знатель в некоей мере созерцательной добродетели, если не погрешительною имеет рассудительную часть души. Ибо оба сии дарования не случается каждому стяжать в совершенстве; чтобы каждый из имеющих одно из них, дивясь тому, чем превосходит его другой, преуспевал в смиренномудрии с ревностию оправданной жизни (блж. Диадох, 91, 48).
***
Будем же веровать, что хладный и черный угль ума нашего, позже когда-нибудь или скорее, станет горячим и световидным от прикосновения Божественного огня (прп. Иоанн Карпафский, 91, 94).
***
Как скорости колебания весов в ветреную бурю препятствует тяжесть взвешиваемого, так колебанию ума препятствуют стыд и страх. А по мере оскудения страха и стыда является причина к тому, чтобы ум непрестанно скитался; и тогда, по мере удаления из души страха, коромысло ума, как свободное, колеблется туда и сюда (прп. Исаак Сирин, 58, 12—13).
***
...Ум, под бременем страха Божия и стыда, с трудом совращается тем, что приводит его в колебание. А в какой мере оскудевает в уме страх, в такой же начинают преобладать им превратность и изменчивость (прп. Исаак Сирин, 58, 13).
***
Чист умом не тот, кто не знает зла (ибо такой будет скотоподобным), не тот, кто по естеству находится в состоянии младенческом, не тот, кто лицемерит. Но вот чистота ума — просветление божественным, по деятельном упражнении в добродетелях (прп. Исаак Сирин, 58, 30).
***
Ум, по благодати Божией, исполняя добродетельные деяния, и приблизившись к ведению, мало ощущает того, что составляет худую и неразумную часть души (прп. Исаак Сирин, 58, 213).
***
...Парения ума никто не может преодолеть, разве только изучением духовного ведения (прп. Исаак Сирин, 58, 362).
***
...Слава ума есть истинное умозрение о Боге (прп. Исаак Сирин, 58, 365).
***
Ум не покоряется <Богу>, если не покорится ему тело. Царство ума есть распятие тела: и ум Богу не покоряется, если свобода не покорена разуму (прп. Исаак Сирин, 58, 366).
***
Печаль ума драгоценное Божие даяние. Кто переносит ее, как должно, тот подобен человеку, у которого члены его исполнены святости (прп. Исаак Сирин, 58, 411).
***
Нельзя скрыть того, что понятие ума нашего весьма несовершенно и всячески исполнено неведения... (прп. Иоанн Лествичник, 57, 18).
***
Деятельный ум имеет многие делания: поучается любви к Богу, в памяти смертной, в памяти Божией, Царствия Небесного, ревности святых мучеников, вездеприсутствия Самого Бога... в памяти святых и Умных Сил, в памяти об исходе души, об истязании, мучении и вечном осуждении (прп. Иоанн Лествичник, 57, 73).
***
Подобающее уму дело — всегда поучаться в словесах Божиих (авва Фалассий, 91, 292).
***
Ум, освободившийся от страстей, делается световидным, будучи непрестанно осияваем созерцаниями всего сущего (авва Фалассий, 91, 293).
***
Не давай уму своему кружиться по вещам чувственным, чтобы не набрался и свойственных им утех и печалей (авва Фалассий, 91, 299).
***
Ум, одержимый страстьми, помышляет неподобающее; обнаруживаются же его мысли словами и делами (авва Фалассий, 91, 303).
***
Отвлеки душу от чувств и от чувственного, и ум твой пребывать станет в Боге и заниматься предметами духовными (авва Фалассий, 91, 310).
***
...Дух Святый, находя ум обнаженным от страстей, сообразно с тем тайно вводит его в познание уповаемого (авва Фалассий, 91, 315).
***
Сообразно с очищением ума, душа руководится и к познанию словес Божественных (авва Фалассий, 91, 315).
***
Когда, по влечению любви, ум возносится к Богу, тогда он ни самого себя и ничего из сущего совсем не чувствует. Озаряемый Божественным безмерным светом, он бесчувствен бывает ко всему сотворенному, подобно как и чувственное око к звездам по воссиянии солнца (прп. Максим Исповедник, 91, 165).
***
Когда ум чист, то, получая понятие о вещах, возбуждается к духовному созерцанию оных; сделавшись же нечист по разленению, помышления о других вещах воображает просто, а воспринимая что-либо человеческое, превращает то в срамные и злые помыслы (прп. Максим Исповедник, 91, 175).
***
Исполнением заповедей ум совлекается страстей; духовным созерцанием видимого совлекается страстных о вещах помыслов; познанием невидимого отрешается от созерцания видимых вещей; наконец, познанием Святой Троицы и от самого ведения вещей невидимых (прп. Максим Исповедник, 91, 176).
***
Для совершенного освобождения ума от страстей так, чтобы он мог молиться без развлечения, не довольно деятельного способа: если его не сопровождают различные духовные созерцания. Тот освобождает ум от невоздержания и ненависти; а эти от забвения и неведения его избавляют, и он таким образом получает возможность молиться, как надлежит (прп. Максим Исповедник, 91, 177).
***
Ум, проходя исправно деятельную жизнь, преуспевает в благоразумии; а проходя исправно созерцательную — в ведении. Первая приводит подвизающегося в ней к различению добродетели от порока; вторая причастника своего вводит в познание свойств бестелесных и телесных существ. Дара же богословского сподобляется ум тогда уже, когда, на крыльях любви перелетев все вышесказанное и достигши пребывания в Боге, духом созерцает свойства Его, сколько уму человеческому то возможно (прп. Максим Исповедник, 91, 181 — 182).
***
Ум порочный, когда тело возбуждаемо бывает чувствами к свойственным ему похотям и сластям, последует за ним, и сослагается с его мечтаниями и стремлениями. Но ум добродетельный воздерживается и отвлекает себя от страстных мечтаний и стремлений, и паче любомудрствует соделывать свои движения лучшими (прп. Максим Исповедник, 91, 187).
***
Как тело, умирая, совершенно отделяется от всех житейских вещей, так и ум, умирая в действии совершеннейшей молитвы, отторгается от всех мирских помышлений. И если не умирает он таковою смертью, то с Богом быть и жить с ним не может (прп. Максим Исповедник, 91, 188—189).
***
Нечистота ума состоит, во-первых, в ложном знании; во-вторых, в неведении чего-либо всеобщего; говорю сие относительно к человеческому уму, ибо Ангелу несвойственно не знать даже что-нибудь и из частного; в-третьих, в страстных помыслах; в-четвертых, в соизволении на грех (прп. Максим Исповедник, 91, 202).
***
Как для тела миром служат вещи, так и для ума миром служат помышления; и как тело любодействует с телом женщины, так и ум любодействует с помышлениями о женах воображением своего тела; ибо он зрит мысленно образ своего тела совокупляющимся с образом женщины. Равно в мыслях отмщает он образом своего тела образу обидевшего. То же бывает и с другими грехами; ибо что тело в мире вещей делом производит, то производит и ум мысленно в мире мыслей (прп. Максим Исповедник, 91, 204).
***
Ум и чувство противоположное одно другому имеют естественное действо, по крайнему несходству и разности предметов их. Тот предметами своими имеет мысленные и бестелесные сущности, которые восприемлет бестелесно; а это — чувственные и телесные естества, которые и восприемлет чувственно.
...Ум как только начнет считать чувство своею собственною естественною силою, то, оплетшись видимостями чувственных вещей, делается изобретателем плотских удовольствий, не имея силы возвыситься над естеством видимых вещей по причине пристрастного расположения к чувству (прп. Максим Исповедник, 91, 283).
***
Как чувство тела, когда здорово, чувствует какой схватывает его недуг, не распознающий же сего болит нечувствием, так и ум, поколику хранит целую свойственную ему деятельность, потолику сознает силы свои и видит, откуда находят на него страсти более тиранские, и на ту часть направляет более настоятельное противоборство. Но положение его бедственно, если он в нечувствии иждивает дни свои, подобясь бьющемуся с врагом ночью, так как не видит вражеских помыслов (свт. Феодор Едесский, 91, 324).
***
...Есть четыре вещи, противодействующие уму в стяжании добродетели: первое — предрасположение к противным ей навыкам, которое в силу долговременного навыка влечет склониться на земное; второе — действие чувства, которое, увлекаясь чувственными красотами, вместе с собою увлекает и ум; третье — ослабление энергии ума, которому подвергается он по причине соплетения своего с телом. Ибо не в таком отношении состоят зрение к зримому, и вообще чувство к чувственному, как ум к мысленному. Говорю об уме души еще сущей в теле. Ибо безвещественные умы действеннее соприкасаются с мысленным, нежели зрение с зримым. Но как, когда зрение заволокло — оно не ясно, не точно и паче слиянно отображает в себе формы видимых им вещей; так и ум наш, хотя сознает мысленное, однако же не может действенно зреть мысленных красот, а вместе с тем и вожделевать из того ничего он не может, так как мера расположения бывает по мере познания, — и он тотчас опять низвлекается к чувственным красотам, яснее ему представляющимся; ибо он по необходимости устремляется к тому, что является перед ним добром, истинным ли, или не истинным. Кроме же всего этого, еще и (четвертое) — нападения бесчеловечных нечистых духов. И сказать нельзя, сколько и каких сетей для уловления душ расставляют они, увы! — всюду по пути многовидно и многообразно, в чувствах, в слове, в уме, во всем, можно сказать, сущем, — которых никак не избегла бы ни одна душа, если бы Восприявший на рамо свое заблудшее овча — тех, которые на Него очи свои устремляют, безмерным попечением Своим не делал высшими их (прп. Феодор, 91, 350—351).
***
...Доброе есть очень дело, чтобы ум всегда трезвенствовал; ибо через это, установившись так, как свойственно ему стоять по естеству, соделывается он истинным хранителем Божественных заповедей (прп. Филофей Синайский, 91, 452).
***
Не столько трудно пресечь путь реке, чтобы она не неслась вниз, сколько остановить стремление ума, чтобы не влаялся по видимым вещам, а устремлялся горе к сродному ему, сосредоточиваясь в молитве; хотя это последнее по естеству ему, а то не по естеству (прп. Илия Екдик, 91, 439).
***
Не так быстро течет восвояси освободившийся после долгого плена пленник, как ум, освободившись от вещественных пристрастий, обрадованною ногою устремляется к сродным ему вещам небесным (прп. Илия Екдик, 91, 439).
***
Ни тело не может очиститься без поста и бдения, пи душа без милости и истины, а также ни ум — без созерцания и собеседования с Богом (т. е. без молитвы) (прп. Илия Екдик, 91, 424).
***
Потщимся же прежде всего исправить ум свой, чтобы он стоял (трезвенно в себе), когда молимся или читаем и изучаем Божественные Писания. Ибо если не исправим ума, все другое тщетно, и душа наша никакого не восприемлет преуспеяния. Многие, именующиеся христианами и не сущие таковыми воистину, не зная, что носят в душе своей эту великую и страшную болезнь, впадают в тщеславие и самомнение, думают, что они выше других братий, гордятся и превозносятся над однородными себе и презирают их, когда эта болезнь равняет их со всеми, ибо она обща всему роду человеческому, как общи всем тление и смерть. Эта болезнь нередко скорее врачуется в простейших и неученых, нежели как в ученых и умудренных наукою. Если скорее врачуются сии простейшие, то, очевидно, что они лучше умудренных и ближе к Богу, Коим прежде познаваемы бывают и просвещаются, а потом сами Его познают. Впрочем, и каждому, по мере исправления ума его, дается мера ведения или познания так самого себя, так и Бога, т. е. поколику исправляется, освящается и просвещается ум каждого, потолику он познает себя самого и Бога... (прп. Симеон Новый Богослов, 76, 85—86).
***
Знать надо, что ум наш и мысль наша не могут достодолжно поклоняться Богу, если не будут прежде очищены силою веры во Христа Спасителя, если прежде Сам Господь не уврачует их, не исцелит и не изведет на свободу, так что пусть иные люди подвизаются в добрых делах и думают, что все творят во славу Божию, но если ум их не уврачеван Христом, не исцелен, не изведен на свободу таинственно и мысленно, тщетно и бесполезно все, что они ни делают, — и посты, и бдения, и молитвы, и милостыни, и всякое злострадание, и даже совершенная нестяжательность. Они еще не поклонялись Богу духом, каковое поклонение и есть единое истинное (прп. Симеон Новый Богослов, 76, 147).
***
Некоторые думают, что человеческое естество по природе страстно, по природе подлежит страстям, и в доказательство того указывают на гнев и пожелания. Но дело не так есть, как они говорят: ибо гнев и пожелание даны Богом естеству человеческому не как страсти, каковы они теперь, а как добрые расположения; и человек получил эти блага от Благого Бога как признаки, показывающие в нем разумную тварь. Если гнев и похотения даны и бессловесным животным, то даны не в том же значении, как даны они человеку. И плоть человеческая есть плоть, но она неодинакового достоинства с плотями зверей и скотов несмысленных. Даны человеку гнев и пожелание, но ему дан и ум; и пока ум сей был здрав, пребывали в своем чине и эти движения, именно: пожелание устремлялось к мысленным благам Божиим и их вожделевало, а гнев (через раздражение, ревность) опять это же самое пожелание раздражал и приводил в напряжение, чтобы оно с большим рвением вожделевало оных благ божественных и, мало-помалу востекая горе, приблизилось к Богу и Им услаждалось. Но поелику ум наш занемог и потерял здравие, которое хранило его в должном порядке, и, как больной и поврежденный, вышел из своего чина и растлился, и стал, вместо того чтобы помышлять о небесных благах, помышлять только о мирском; то по сей причине вожделевает он того, что несообразно с ним, и гневается неразумно, и через то уподобляется зверям и скотам. Но христианин, который сделался здравым по уму благодатию Христовою, опять вожделевает только Божиих благ, для которых даны естеству человеческому и гнев (раздражительность, энергия), и пожелание. Тот же христианин, который не таков, еще не сделался христианином, и пусть он не обманывает себя.
Таким образом, гнев и пожелание не первоначально суть страсти, но стали таковыми вследствие потери умом нашим здравия. От этого гнев стал бессловесным и пожелание бессмысленным (прп. Симеон Новый Богослов, 76, 219—220).
***
Как слепой и не видящий света солнечного не может читать письмен, светом освещенных, так и тог, кто слей умом и не имеет ума Христова, никак не может понять и уразуметь вещей, кои суть во свете Христовом, и хоть бы он тьмы раз перечитывал написанное о них в Божественных Писаниях, невозможно, как думаю, чтобы он усмотрел что-нибудь и что-либо понял в духовном, невещественном и световом, будучи сам овеществлен и омрачен. И да не прельщает вас кто-либо из таковых! (прп. Симеон Новый Богослов, 76, 228).
***
Когда око твое, т. е. ум твой прост, т. е. светел, тогда и бестелесное тело твое, т. е. все части души твоей будут светлы; и наоборот, когда ум твой лукав, т. е. омрачен и погашен, тогда и вся душа твоя будет темна (прп. Симеон Новый Богослов, 77, 69).
***
...Ум же очищающихся, погружаясь в свет Божий, весь обожается, и потому называется умом Божиим... (прп. Симеон Новый Богослов, 78, 68).
***
...Око души, ум, когда ничто не мешает его созерцанию, чисто в чистом свете видит Бога (прп. Симеон Новый Богослов, 93, 53).
***
Когда ум преселится к вещам сверхчувственным, тогда чувства, состоя в своем чине, бесстрастно входят в соприкосновение с предметами страстей, исследуя лишь причины их и природу и верно определяя их действия и свойства, без пристрастия к ним и без склонения к ним желания против естества (прп. Никита Стифат, 93, 87).
***
Ум, обуздавший свои страсти и ставший выше печали и радости, бесстрастен (прп. Никита Стифат, 93, 108).
***
Кто пребывает в естественной уму деятельности и в достойном употреблении слова, тот чистым соблюдается от вещества и украшается кротостию, смирением, любовию и милосердием, и осияниями Святаго Духа просвещается (прп. Никита Стифат, 93, 148—149).
***
Ум наш, будучи образом Божиим, имеет свойственное ему в себе, когда пребывает в сродной ему деятельности и не допускает в себе движений, далеких от его достоинства и природы. Почему охотно любит вращаться в том, что к Богу относится и с Тем ищет соединиться, от Коего получил начало, Коим движется и к Коему устремляется по естественным своим свойствам, и Ему подражать желает человеколюбием и простотою. Чего ради рождая слово, ум, как другие небеса, возустрояет души единоплеменных человеков, и твердыми их терпением деятельных добродетелей соделывает, и животворит их духом уст своих, подавая им силу против пагубных страстей. Таким образом, и он является устроителем мысленной твари, подражая Создателю великого мира, Богу, и ясно слышит такое к себе свыше слово: аще изведеши честное от недостойнаго, яко уста Моя будеши (Пер. 15, 19) (прп. Никита Стифат, 93, 159).
***
Поползнувшийся, таким образом, ум <через преступление заповедей> отдалившийся от Бога, всюду водится, как пленник (прп. Григорий Синаит, 93, 217).
***
Существенное света созерцание духовное, ум немечтательный и непарительный, действо молитвы истинное, из глубины сердца непрестанно потоком исторгающееся, души воскресение и горе воспростертие, божественное ужасание и в духе исступление всецелое, и богодвижное ангельское души возбуждение обрести невозможно в нашем роде, потому что ныне в нас, по множеству искушений, господствует тиранство страстей. Уму обычно о всем таком мечтать прежде времени, так как это легкое занятие; но за это он иногда теряет и то малое доброе устроение, которое дано ему Богом. Почему со многим рассуждением надлежит не искать прежде времени, что бывает в свое время, и, отбрасывая то, что в руках, мечтать об ином чем. Уму естественно о вышереченном строить легкие фантазии и воображения, хотя еще не достиг того. Потому не мал страх, чтобы не лишился таковый и того, что дано, и не потерял разума, впадши в прелесть, как ставший мечтателем, вместо безмолвника (прп. Григорий Синаит, 93, 207—208).
***
Прежде всего наше имение и богатство — это врожденный наш ум. До тех пор пока мы держимся спасительного пути, мы имеем его сосредоточенным в отношении самого себя и в отношении Первого и Высочайшего Ума — Бога; когда же откроем двери страстям, тогда немедленно он расточается, блуждая вокруг плотских и земных вещей, вокруг многовидных услаждений и связанных с ними страстных помыслов. Его богатство — это здравый смысл, который до тех пор пребывает в нем и проводит различие между добром и злом, доколе он сам пребывает в заповедях и единении с Богом, повинуясь Высочайшему Отцу. Если же он сбросит узду, тогда он расточается на блуд и безрассудство, расточается по частям на то и другое зло. Это же, посмотри, относится и ко всякой нашей добродетели и силе, являющимися воистину нашим богатством, которое, если под действием многовидного зла поддается ему, — расточается. Ибо ум по своей природе простирает желание свое к единому и истинному Богу, единому благому, единому желанному, единому дающему наслаждение, не смешанное ни с какой печалью. Когда же ум расслабеет, тогда душевная сила истинной любви отклоняется от этого истинного достойного предмета стремлений и расточается на всевозможные стремления услаждения: то расточается на вожделение не необходимых яств, то на вожделение нескромных тел, то на вожделение неполезных вещей, а иногда на вожделение тщетной и неславной славы. И таким образом несчастный человек разменивается на мелочь и, связанный мыслями о подобного рода вещах, и самое солнце, и воздух — общее богатство для всех — без удовольствия вдыхает и созерцает (свт. Григорий Палама, 26, 36).
***
...Ум наш, еще не отступивший от Бога, вызывает в пас гнев только против диавола и употребляет мужество души на борьбу против дурных страстей, против князей мрака, против духов зла. Если же он не держится Божественных заповедей вооружившего его Владыки, тогда он воюет против ближних, неистовствует на соплеменных, приходит в ярость на не выражающих одобрения безумным его стремлениям; и человекоубийцей, увы, становится человек, уподобившись не только бессмысленным скотам, но и пресмыкающимся и ядовитым животным, — становится скорпионом, змеею, порождением ехидны тот, который поставлен, чтобы быть в сынах Божиих (свт. Григорий Палама, 26, 36—37).
***
Но то действие ума лучше и свойственнее ему, в котором он, выше себя иной рая бывая, с Богом соединяется. Ибо ум... не рассеивающийся по внешним вещам, возвращается к себе, от себя же восходит к Богу незаблудным путем (свт. Григорий Палама, 93, 294).
***
Ум надлежит избавить и хранить от неведения, столь ему враждебного, так как оно, омрачая его, не дает ему ведать истину, — собственный его предмет и цель стремлений его. Для этого надо его упражнять, чтобы он был светл, и чист, и мог хорошо различать, что требуется для нас, чтобы очистить душу от страстей и украсить ее добродетелями.
Такой светлости ума можем мы достигнуть двумя способами: первый, и более необходимый, есть молитва, которою надлежит умолять Духа Святаго, да благоволит Он излить свет Божественный в сердца наши, что, наверное, и сотворит Он, если воистину будем мы искать единого Бога, если искренно будем ревновать о том, чтобы во всем поступать по воле Его, и если в каждом деле будем охотно подчинять себя совету опытных духовных отцев наших и ничего не делать без вопрошения их.
Второй способ упражнения ума есть постоянное рассматривание вещей и углубление в познание их, чтобы ясно видеть, какие из них хороши и какие худы; не так, как судит о них чувство и мир, но как судит правый разум и Дух Святый или истинное слово Богодухновенных Писаний и духоносных отцев и учителей Церкви. Ибо когда такое рассматривание и углубление будет правое и подобающее, то всеконечно оно дает нам ясно уразуметь, что мы должны от сердца ни во что вменять и почитать суетным и ложным все, что любит и что всячески ищет слепой и развращенный мир (прп. Никодим Святогорец, 70, 30).
***
Как необходимо... блюсти ум от неведения, так равно необходимо блюсти его и от противоположного неведению многоведения и любопытства. Ибо коль скоро наполним мы его множеством ведений, представлений и помыслов, не исключая и суетных, непотребных и вредных, то сделаем его бессильным; и он не возможет уже добре уразумевать, что пригодно к истинному самоуправлению нашему и совершенству (прп. Никодим Святогорец, 70, 33).
***
...Если ты желаешь легко и удобно освободиться от... заблуждений и страстей, если ищешь избежать разных сетей и козней диавола, если вожделеваешь соединиться с Богом и улучить Божественный свет и истину, мужественно вступи в брань со своим воображением и борись с ним всеми твоими силами, чтобы обнажить ум свой от всяких видов, цветов, и очертаний, и вообще от всякого воображения и памяти вещей чувственных, как хороших, так и худых. Ибо все такое есть запятнание и затемнение чистоты и светлости ума, одебеление его безвеществия и проводник к острастению ума, так как ни одна почти страсть душевная и телесная не может подступить к уму иначе, как через воображение соответственных им вещей чувственных. Подвизайся же хранить ум свой бесцветным, безобразным, безвидным и чистым, как создал его Бог.
Но этого достигнуть иначе ты не можешь, как возвратив ум свой в себя, заключив его в тесном месте сердца своего, и всего внутреннего человека, и, научив его неотходно пребывать там внутри, то в сокрушенной молитве, внутренним словом возглашая: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя», то себе внимая и себя рассуждая, наипаче же Бога созерцая и в Нем упокоеваясь. Ибо как змий, когда нужно ему бывает бросить старую кожу свою, идет и с усилием протискивает себя сквозь какой-либо тесный проход... так и ум, через теснины сердца и умной в сердце молитвы протискиваясь, совлекается одежды воображения чувственных вещей и недобрых чувственных впечатлений и делается чистым, светлым и годным к единению с Богом, ради подобия Ему, какое воспринимает через это. Опять, как вода, чем больше утесняется в тесных проходах, тем сильнее напирает и быстрее устремляется вверх, так и ум, чем более стесняется сокровенным в сердце поучением и себе вниманием, тем делается утонченнее и сильнее и, устремляясь горе, тем недоступнее бывает для всякой страсти, и всякого прилога помыслов, и для всякого образа вещей, не только чувственных, но и мысленных, так как они в таком случае остаются вне и внутрь войти не могут... Как лучи солнца, будучи рассеяны в воздухе и разъединены друг с другом, бывают не так светлы и теплородны, будучи же сосредоточены в одну точку посредством известных стекол, дают ослепительный свет и теплоту зажигательную, так и ум, будучи собран в центре сердца себе вниманием и сокровенным поучением, делается светоносным и попалительным, тьму вещественную и страстную разгоняющим и всякие такого же рода образы и движения попаляющим и уничтожающим <...>
Когда же увидишь, что ум твой утомляется и не может более держаться внутри сердца в умно-сердечной молитве, тогда употребляй и второй к тому способ, именно позволь ему выйти вне и поиметь простор в божественных и духовных размышлениях и созерцаниях, как тех, кои преподает Священное Писание, так и тех, к которым подает повод и которые внушает творение Божие. Такие духовные размышления, будучи сродны уму, по своей тонкости и безвеществию, не причиняют ему одебеления и не заковывают его во внешнем, а, напротив, удовлетворив в меру его жажду свободного движения в своей области, содержанием своим располагают его снова скорее возвратиться внутрь сердца, к единению с Богом через погружение себя в мысленную память о Нем едином... Берегись, однако же, в творениях Божиих, в предметах вещественных и в животных, останавливаться на одной физической их стороне, пока ты еще страстен. Потому что в таком случае ум, не будучи еще свободен от страстного смотрения на чувственные вещи, вместо тою чтобы переноситься от них к духовным и невещественным помышлениям, в них кроющимся, будет увлекаться одною внешнею их красотою и показностью и, усладясь ею, может принять ложные об них учения и страстные к ним расположения...
Или употреби третий способ для доставления отдохновения и упокоения уму твоему, именно берись размышлять о таинствах жизни и страданий Господа, т. с. о Рождении Его в вертепе, Обрезании, поставлении перед Богом в Сретение, Крещении в Иордане, сорокадневном пощении в пустыне, о проповедании Им Евангелия, о многообразных чудесах, сотворенных Им, о Преображении на Фаворе, об омовении ног ученикам и пренодании им Таинств на вечери, о предании Его, о Его страдании, Кресте, погребении, Воскресении и Вознесении на небо, о многообразных истязаниях мучеников и долголетних строгих подвигах преподобных отцев.
Равным образом можешь ты, для сокрушения сердца и возбуждения покаянных чувств помышлять еще о таинстве страшною часа смертного, о потрясающем дне Суда, о разных видах вечных мук, как то: об океанах огня неугасимою, о мрачных в преисподней затворах, о тартарах мрачных, о червях неусыпающих, о сожительстве с демонами; помышляй также и об упокоении и неизреченных радостях праведников, о Царствии Небесном, вечной славе и непрестающем блаженстве, о гласе празднующих, о совершеннейшем единении там с Богом, о всегдашнем сопребывании и сожительстве с Ангелами и всеми святыми.
Если ты... нарисуешь на хартии воображения своего такие помышления и представления, то не только избавишься от непотребных воспоминаний и злых помыслов, но стяжешь и великую похвалу в оный день Суда за такой подвиг... Ведай, однако же, что я не то хочу тебе сказать, чтобы ты всегда занимался этими одними помышлениями, нет, но употребляй их только иногда, пока ум твой, утомившийся держать себя в теснотах сердца, отдохнет. Когда же отдохнет, возвращай его опять в сердце и заставляй держать себя без мечтаний и образов в сердечной памяти о Боге. Ибо как все раковинные и черепокожие животные покой себе не находят нигде, как в своих раковинах, в коих укрываются как в доме, так и ум естественно нигде так не упокоивается, как в храмине сердца и во внутреннем человеке, где, укрываясь, как в крепости, благоуспешно ведет он брань с помыслами, врагами и страстями, там же внутри кроющимися, хотя большая часть людей этого не ведает (прп. Никодим Святогорец, 70, 112—117).
***
Ум, этот царь в человеке, если желает вступить в права своего самодержавия и сохранить их, должен прежде всего подчиниться закону поста (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 133).
***
Ум носит на себе печати нападения, покрыт покрывалом мрака, заражен ядом лжи; сам он, обольщаемый миродержителем, расставляет для себя сети. Еще в раю стремился он неразборчиво и неосторожно к приобретению знания, для него гибельного, убийственного! По падении он сделался неразборчивее, опрометчивее; с дерзостию упивается чашею знания ядовитого, и тем решительно уничтожает в себе вкус и вожделение к Божественной чаше знания спасительного... (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 393-394).
***
...Здравым может называться только тот ум, который, помощию и действием Святаго Духа, вполне и неуклонно последует учению Христову (свт. Игнатий Брянчанинов, 38, 514).
***
Господь повелел хранить ум, потому что он — вождь человека. Если ум собьется с пути истинного, — вся жизнь человека делается заблуждением (свт. Игнатий Брянчанинов, 41, 481).
***
Ум человеческий, сам собою, не будучи соединен с Господом, рассуждает по силе своей. Когда же соединится с огнем Божества и Святым Духом, тогда бывает весь обладаем Божественным светом... исполняется Божественного разума, и невозможно ему... мыслить о своем... (свт. Игнатий Брянчанинов, 42, 65).
***
Обновление ума есть обновление духа нашего благодатию (свт. Феофан, Затв. Вышенский, 87, 89).