Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterСвятитель Василий Великий. Том 1. Опровержение на защитительную речь злочестивого Евномия
Положив основание к хулам на Сына Божия, сколько мог, в слове своем о Боге всяческих, после этого Евномий уже прямо изощряет язык против Единородного Бога. Что же он говорит?
Евн. И один Сын, Единородный, о Котором мог бы я представить речения святых, возвещающие, что Сын есть порождение и творение, и самым различием наименований указывающие на различие сущности, и таким образом избавился бы от забот и трудов. Но для людей, предполагающих телесное рождение и вводимых в недоразумения обоюдными выражениями, может быть, нужно и об этом сказать несколько слов.
Вас. Вот слова Евномия! Если бы надобно было смотреть на все его сочинение, как на вымышленную тяжбу, какие задают юношам в училищах суеты для того, чтобы они научились в самой лжи отыскивать нечто правдоподобное (как и действительно у Евномия, точно так же, как и там, все походит на сражение с тенями: борьба с обличителями, которых нет; защищение себя против обличения, которого никто не предлагал; слово к судьям, нигде не показывающимся); если бы так надлежало выслушивать слова его: то я и сам перестал бы разбирать их, и всякому другому посоветовал бы нисколько ими не заниматься. Но как он обещает нечто более важное, и во многих родилась мысль, что у него есть некоторая забота об истине; то необходимо нужно, по возможности, подвергнуть испытанию каждое его положение. - Какой же способ испытания может быть справедливее того, чтобы, сличая его слово с учениями, преданными ими от Духа, то, что найдется с ними согласным, принимать, а что им противно, тому не верить и бежать от того, как от врага?
Итак, прежде всего, пусть Евномий покажет, кто из святых называл Христа порождением и творением? Какие представит он изречения Писаний в доказательство сказанного им? - Если он утверждается на приведенном в Деяниях Апостольских словах блаженного Петра: «твердо знай весь дом Израилев, что и Господом и Христом сделал Его Бог, Того Иисуса, Которого вы распяли» (Деян. 2:36): то, во-первых, это свидетельство не имеет никакой связи с предметом настоящего исследования. Он обещался показать, что святые называют Сына творением, а приводит свидетельство о Боге и Отце, «сделал Его». Но не скажет он того, что ему позволено в рассуждениях о таких истинах придумывать какие-нибудь словопроизводства и изменения наименований. Ибо, если и за «всякое слово праздное» ответ «в день суда» (Мф. 12:36); то тем более не отпустится нам без истязания выдумывание нововведений в таких важных вещах. Сколь прилично сказано приведенное изречение о Боге и Отце, это удобно познали мы из слова Божия; но что слово "творение" не может прилагаться к Единородному, это показал Дух Святой самым своим молчанием. После этого будет ли безопасно, перестроив по-своему изречение: «сделал Его», назвать тварью Творца всех? Если бы приличествовало Ему такое наименование, не умолчал бы об этом Дух. Относительно созданных существ мы находим произведенное от слова: «сотворил», имя: «творение» но относительно Сына Божьего - этого не находим. Сказано: «в начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1:1); а в другом месте: «рассуждаю о делах рук Твоих» (Пс. 142:5); также: «что незримо в Нем, созерцается от создания мира чрез размышление над творениями» (Рим. 1:20). Так Писание употребляет это имя там, где прилично; но не прилагает его к Господу Иисусу Христу, так как оно не соответствует величию славы Его. Не стыдится называть Господа славы и «топором» (Мф. 3:10), и «камнем краеугольным» и «камнем претыкания» и «камнем соблазна» (1 Пет. 2:6.8), и другими подобными наименованиями, в которых не много чести по мнению людей, не постигающих знаменования имен; но нигде не именует Его творением. А Евномий, желая опутать клеветой не только своих последователей, но и древних святых, говорит, будто от святых перенял это имя.
Но, кроме того, что опасно, а потому и не должно отважиться на подобные нововведения и по-своему переиначивает имена Господа, заметим еще, что и смысл изречения апостольского не представляет нам ничего о предвечном ипостасном бытии Единородного, о котором теперь мы рассуждаем. Ибо очевидно, что Апостол говорит здесь не о самой сущности Слова Божия, Которое в начале было у Бога (Ин. 1:1), но об Истощившем Себя в образе раба, и Соделавшемся сообразным нашему уничиженному телу (Фил. 2:7; 3:21), и Распятом от немощи (2 Кор. 13:4). Всякой, даже и не много вникавший в смысл этих слов Апостола, может разуметь, что здесь он не преподает нам богословия, а показывает образ домостроительства спасения. Ибо, говоря: «Господом и Христом сделал Его Бог, Того Иисуса, Которого вы распяли», имеет в виду единственно Его человечество и то, что в Нем видимо, как это ясно открывается всем из указательного речения («Того Иисуса»). - А Евномий слово: «сделал Его», переносит на исконное рождение Единородного. Не убеждается он и тем, что выражение: «Господь», есть имя означающее не сущность, а власть, и что, поэтому, сказавший: «Господом и Христом сделал Его», не рассуждает здесь об исхождении Сына в бытие, а говорит только о начальстве и владычестве над всеми, преданным Ему от Отца. Впрочем это докажем мы после, когда будем обличать Евномия в приведении свидетельств Писания, не согласном с намерением Духа. А теперь возвратимся к продолжению его речи.
Что же у него значит это имя, и на каком основании он осмеливается Творца всего называть Тварью? Обманув сам себя нечистосердечным лжеумствованием, он думает, что различием наименований доказывается и различие сущности. Но кто из здравомыслящих согласится на это положение: "которых вещей имена различны, тех и сущности необходимо должны быть инаковы"? Названия Петра и Павла, и вообще всех людей, различны; но сущность всех одна. Весьма во многом мы друг с другом одинаковы; а отличаемся один от другого теми только свойствами, которые усматриваются в каждом особо: почему названия служат к означению не сущностей, а особенных свойств, характеризующих каждого. Так, услышав имя Петра, мы не разумеем под этим именем сущности Петра (сущностью же называю здесь вещественное подлежащее, которого это имя вовсе не означает), а только напечетлеваем в себе понятие об особенных свойствах, в нем усматриваемых. Ибо при этом слове тотчас, представляем себе Петра, сына Ионина, из Вифсаиды, брата Андреева, из рыбаков призванного на служение апостольское и за превосходство веры получившего обетование, что на нем созиждется Церковь. Ни одно из этих свойств не есть сущность, которую бы можно было разуметь как самостоятельное начало. Таким образом имя показывает нам отличительный характер Петра, но совсем не представляет его сущности. Также, услышав имя Павла, представляем себе совокупность других особенных свойств: воображаем Тарсянина, Еврея, по закону Фарисея, ученика Гамалиилова, по ревности гонителя церквей Божиих, страшным видением обращенного к познанию, Апостола народов языческих. Ибо все это совмещается в одном слове: Павел. - Сверх того, если бы это было истинно, что которых вещей имена различны, тех и сущности противоположны; то надлежало бы и Петру, и Павлу, и вообще всем людям, быть инаковыми по сущности. Но поскольку не найдется ни одного человека, который бы был настолько груб и несведущ о природе общей всем нам, чтобы решился сказать это; ибо сказано: «я образован также из брения» (Иов. 33:6), и этим означается не иное что, как единство сущности всех людей: то ложь говорит тот, кто умствует, будто из различия имен должно заключать и о различии сущности. Ибо не за именами следует природа вещей, а наоборот, имена изобретены уже после вещей. Иначе, если б первое было истинно, то надлежало бы согласиться, что которых вещей названия одинаковы, тех и сущность одна и та же: а поэтому, так как совершенные в добродетели удостоены названия богов (Ин. 10:35), то люди были бы единосущны Богу всего. Но как это выговорить означало бы явное сумасшествие, так и выше приведенные слова заключают в себе такое же безумие. Итак, из сказанного ясно видно, что и в Отце и Сыне имена не означают сущности, а только показывают особенные свойства, так что никоим образом нельзя принять заключения от разности имен к противоположности сущностей. При таком заключении, Евномий прежде всего опровергает самого себя. Ибо, если различны творение и порождение, то, по причине разности имен, различны будут и сущности Единородного. Но если это сказать могут только безумные, то и предыдущего никто в здравом уме не скажет.
Тут же Евномий притворяется, будто имеет множество доказательств на то, что святые называли Сына творением; но поспешая к другим, более нужным исследованиям, на сей раз не упоминает об оных, отлагая то до другого времени. - Искусное злоухищрение - предпочитает слову молчание там, где не знает, что сказать! Ибо, если бы он имел хоть тень свидетельства, в котором выражалось бы, что Единородный есть творение, то уже, верно, прожужжал бы нам уши и оглушил бы нас.
Далее говорит, что для людей, предполагающих телесное рождение Господа и вводимых в недоразумения обоюдными выражениями, нужно ему и об этом сказать несколько слов. - Но что же ему мешало утвердить прежде слово свое свидетельствами Писаний, и потом уже приступить к исправлению немощных и загладить вред, происходящий от обоюдных слов, если только он был для кого-нибудь или будет когда-нибудь? В самом деле, кто будет так совершенно плотян по уму и несведущ в слове Божием, чтобы, слыша о Божеском рождении, стал переноситься к образам телесным, к коим относятся совокупление мужчины с женщиною, зачатие в утробе, составление и образование тела, и исхождение на свет в надлежащее время? Кто будет так скотоподобен, чтобы, слыша о Боге Слове, из Бога исшедшем, слыша о Премудрости, от Бога рожденной, мог преклоняться мыслями к страстям телесным?
Кроме прочего, он придумал этот благовидный образ объяснения еще и для того, чтобы показаться человеком, принимающим на себя труд учительства по чувству к неразумным братиям. И вот, он исправляет чувственные предположения, могущие представится при слове «рождение»; а тех вредных последствий, которые должны произойти от наименования Господа тварью, не отвращает. Кто представляет в своем воображении телесное рождение, тот легко перенесется мыслью и к вещественным образам творения. Ибо, если немощный, при слове: «рождать», будет представлять себе какое-то отделение, перестановление и истечение сущности рождающего; то нельзя ожидать, чтобы он не доведен был и до того предположения, что для составления сущности (εις υποςασιν) так называемой вами твари, привнесено отвне, из ничего, какое-нибудь вещество. - Почему же Евномий врачует мысленные немощи братий только в половину, и, заботясь о предполагающих телесное рождение, небрежет о тех, которые соблазняются наименованием твари? - Это потому, что выражение: «рожденным быть», как он сам знает, противно его мнениям, так как рожденный необходимо имеет неразрывную связь и совершенное, без всякого различия, сходство с родившим; а слово: «быть сотворенным», благоприятствует и споборствует его предположениям, так как оно выражает мысль о чем-то чуждом, стороннем для сотворившего, и вовсе не имеющем неразрывной с ним связи. - К этому Евномий прибавляет следующее:
Евн. Итак, по учению Писаний, мы говорим, что Сын есть порождение; разумея под этим, что сущность не есть что-нибудь одно, а означаемое именем - что-нибудь другое, отличное от нее, что означается именем, то и есть самая сущность (υποςασιν), ибо название по самой истине соответствует сущности.
Вас. И этими словами он, очевидно, борется против истины; впрочем говорит согласно сам с собою. Ибо, как в выше приведенных речах определял, что сущность Бога всего обозначается нерожденностью, так и здесь говорит, что сущность Сына обозначается тем, что Он есть порождение; и этим хочет доказать, что по причине противоположности рожденного нерожденному, Единородный противоположен Отцу по самой сущности. Для этого-то и вводит речения, не употребляемые Духом Божиим, - называет Сына порождением. Откуда это взял он? Из какого учения? От какого пророка? От Какого Апостола, который бы придал Сыну такое наименование? - Я нигде не нашел в Писании этого выражения, употребленного в этом смысле. А он хвастает, будто заимствовать такие названия не из иного учения, как из учения Духа. «Разве мало для вас затруднять людей» (Ис. 7:13); он дерзает клеветать и на самого Духа. Что Отец родил, это мы знаем из многих свидетельств: но чтобы Сын был порождение, этого еще не слыхали до сего времени. Сказано: «младенец родился нам - Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему» - не порождение, а - «Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира» (Ис. 9:6). Но если бы словом: «порождение», обозначалась сущность Его, то, конечно, не иному имени научились бы мы от Духа, как тому, которое могло бы явственно выразить сущность. И Петр, за признание истины сподобившийся услышать оное возвещение: «блажен ты», не сказал: «Ты есть порождение», но: «Ты Христос, Сын Бога Живого» (Мф. 16:16). Также и Павел, наполнивший все свои писания именем сына, не употребил нигде слова: «порождение», которое произносит Евномий с такою великою уверенностью, как будто бы заимствовал оное из божественного училища. Но здесь не позволят ему изменять и переделывать речение: «родил», употребленное от Отце, и поэтому называть Сына Божия порождением. Потому что не прилично человеку, наученному страхом Божиим, легко перебегать от подлинных речений к таким, какие покажутся от них происходящими; напротив, он любит держаться имен, положенных в Писании, и ими наполнять свои славословия, сообразно с величием Божиим. Ибо, ежели первые переводчики, переложившие Писание с еврейского языка на греческий, не осмелились истолковать значение некоторых имен, а перенесли подлинные речения еврейские, как например: Саваоф, Аданои, Елои, и этим подобные, и оказали такое благоговение не только к именам Божиим, но и ко многим другим: то с каким страхом мы должны взирать на имена Господа! Если же они не отважились и на истолкование некоторых имен, дабы не ослабить ясности и силы выражения, придав ему несоответствующее значение; то позволили бы они себе составлять какие-нибудь имена по собственному измышлению?
Но ежели Бог родил, - говорит Евномий, - то почему не должно Рожденного называть порождением? Потому, что страшно нам придавать свои имена Тому, которому «Бог превознес Его и даровал Ему Имя, которое выше всякого имени» (Фил. 2:9). «Ты Сын Мой», говорит Он, «Я ныне родил Тебя» (Пс. 2:7). По их понятию, следовало бы здесь назвать Господа не Сыном, а порождением, потому что Он рожден; но не сказано того. Поэтому, кто имеет перед очами суд Христов, и знает, как опасно отнять что от слов, преданных Духом, или приложить к ним что-нибудь (Откр. 22:18-19), тот не должен покушаться вводить новое от себя, а должен довольствоваться тем, что прежде возвещено святыми. Итак, не крайнее ли безумие - отваживаться на то, что не принято ни в общем употреблении, ни в языке Писаний? Ибо, какой отец или какая мать, с благосердою и нежною любовью к своему детищу, будет называть его порождением, оставив обыкновенное приветствие: «сын мой», или «чадо»? «Чадо», сказано, «иди в виноград» (Мф. 21:28). И в другом месте: «Бог усмотрит Себе агнца» на заколение, «сын» (Быт. 22:8). Подобным образом говорит Исаак: «ты ли сын мой» (Быт. 27:24)? Еще: «наказания Господня, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его» (Прит. 3:11). Также: «сын мудрый радует отца» (Прит. 10:1). То же и во многих местах. Но нигде не видно, чтобы кто-нибудь называл дитя свое порождением; и это по той явной причине, что «сын» и «чадо»суть имена приличные существам одушевленным, а слово «порождение» редко к ним прилагается. Порождением можно назвать и выкидыш, еще не получивший образа; но он не достоин называться чадом. Порождениями именуется и плоды земные, но не чадами. «Не буду пить», сказал Господь, от порождения винограда «этого» (Мф. 26:29). А об одушевленных существах редко где найдем употребляемым это название; и где употребляется оно в этом смысле, там говорится, как всякий может видеть, о таком животном, которое предано на поругание и представляется в пример злости. Ибо сказано: «змеи, отродье змеиное!» (Мф. 23:33). Поэтому-то, думаю, и общее употребление речи находит это наименование низким, и божественное Писание явно отвращается от него, особенно в отношении к единородному Сыну Божьему. Писание не допускает даже и названия «чадо», так как в нем заключается много человеческого. Апостол повсюду именует Господа Сыном, а также и другими различными наименованиями прославляет Его, называя и Первородным (Рим. 8:29; Евр. 1:6), и Образом (2 Кор. 4:4), и Сиянием (Евр. 1:3); но избегает названия «порождение». Если же он, или кто другой из верховных проповедников слова, употребляет это выражение, то пусть Евномий докажет это, и мы позволим ему уничтожить все сказанное нами. Но он не может этого сделать, если не решится, подражая нечестивому Маркиону, иное из слов Божьих исключает, иное прибавляет. Таким образом доказано, что слово «порождение» не свойственно ни общему употреблению, ни языку Писаний.
Теперь посмотрим, можно ли употреблять это имя для обозначения самой сущности Сына. Евномий говорит:
Евн. Не возможно представить, что иным чем-нибудь была сущность, и иным, от нее отличным, было то, что означается именем; но то самое и есть сущность, что означается именем, так как название истинно соответствует сущности.
Вас. По истине достойны эти учения твои таких судей, каких ты в воображении своем только представляешь. В самом деле, ты, - как будто на торжище сновидений, или в собрании пьяных, где никто не слушает и не разумеет того, что говорится, - постановляешь свои законы с большою смелостью, думая, что вместо всех доказательств, уже довольно того, что ты так сказал. Но кто не знает, что те имена, которые произносятся в смысле отрешенном, о вещах самих в себе, действительно обозначают соответствующие им предметы, а те, в которых выражается примешение одного предмета к другим, показывают только отношение его к тем предметам, к которым он применяется? Так имена: человек, конь, вол, означают сами предметы именуемые. А выражения: сын, или раб, или друг, показывают единственно соприкосновение одного имени с другим, которое с ним связано. Таким образом, кто слышит слово "порождение", тот не обращается мыслью к какой-нибудь сущности, а разумеет только, что одно с другим связано: ибо порождением называется порождение чье-нибудь. Поэтому не крайнее ли это безумие - узаконивать, чтобы признавали за сущность то, что не дает мысли о какой-нибудь самостоятельности, а означает только отношение одного к другому? - Да и отрешенные имена, хотя и кажутся лучше других выражающими какой-нибудь предмет, однако ж, - как показали мы это немного выше, не представляют самой сущности, а только означают некоторые свойства, к ней относящиеся.
Но этот великий мудрец, проведший всю жизнь в суетных ухищрениях, не стыдится говорить, что словом "порождение" обозначается самая сущность Единородного. Посмотрите же, как это нелепо. - Если сущность есть порождение, и наоборот, если порождение есть самая сущность; то все порождения будут единосущны между собою. А из этого, - по его способу умозаключения, - что выйдет? То, что Создатель всего окажется имеющим одинаковую сущность со всеми причастными рождению. Ибо Евномий не скажет, чтобы порождение означало сущность только в Сыне, но не удерживало более того же значения в прочих существах, причастных рождению. Иначе, пусть представит ясную причину, почему бы одно и то же название не имело одинаковой силы равно для всех предметов, им означаемых. Но он не найдет ее: потому что, какое не придумает понятие порождения, оно будет одинаково приличествовать всем рожденным. Сильнейшим же доказательством истины сказанного нами пусть будет собственное размышление каждого из слушателей. Пусть каждый спросит себя: какое понятие он напечатлевает в себе, когда услышит, что такой-то есть порождение такого-то? То ли, что рожденный есть сущность родившего? - Но это смешно; истинно же только то, что один от другого, посредством рождения, приведен в бытие. Подобным образом то же следует сказать о Единородном, и о ком бы ни было из рожденных. И никто да не подумает, чтобы этим сходством отношения уничтожалось достоинство Единородного. Ибо различие Сына от других состоит не в отношении Его к чему-нибудь, а в особенном характере сущности, в которой является превосходство Бога перед существами смертными. - Теперь посмотрите, до какой нелепости доводит их учение. - Ежели порождением называется порождение другого, - что доказывается общим употреблением и чему никто не станет противоречить, - и ежели это самое имя и в Сыне означает сущность, по их учению: то оно будет сущностью и Того, Чьим порождением называется Сын. Следственно, это название, то есть порождение, будет означать сущность уже не Единородного, что они усиливаются доказать, но Бога всего. Ибо, если не возможно представить, чтобы иным чем-нибудь была сущность, и иным чем, отличным от нее, было порождение; если слова: "сущность" и "порождение", равносильны; а Сын есть порождение Бога: то Он будет сущностью Бога, так как порождение означает сущность. И таким образом, из умствования Евномиева докажется, что порождение есть сущность Нерожденного. Если же сей вывод достоин смеха; то пусть весь стыд на себя возьмет тот, кто положил первые посылки. Это уже обыкновенно так бывает, что, когда умствование однажды оторвется от истины, то самая последовательность заблуждения увлекает его во многие и опасные нелепости.
Но это еще как бы некоторые начатки брани и приготовления к хуле; главную же сущность зла предлагает он в след за этим, говоря:
Евн. Сущность Сына, не существовавшая прежде своего составления, рождена; впрочем рождена прежде всех, по воле Отца.
Вас. Опять те же хитрости, как и прежде! Толкует нам о сущности Сына, как будто бы представлял Сына чем-нибудь иным, отличным от нее, и таким образом слегка приготовляет слух к хуле, не говоря явно, что сын рожден из ничего, а только внушая, что рождена сущность Его, не существовавшая прежде. - Но скажи, прежде чего не существовала она? Рассмотрите его ухищрение. Чтобы все подумали, что он говорит нечто сносное, он сравнивает ее с нею самою, и не говорит, чтобы она не существовала, а только прибавляет: "прежде своего составления". - Но скажи мне, что утверждаешь ты о сущности Отца: древнее ли она своего составления? - Если Евномий не подчиняет времени сущность Сына, и слова: «прежде», не разумеет в этом смысле; то слово это суетно и пусто, а потому и не достойно ответа. Не менее пустым будет оно и в отношении к Богу всего, если бы захотели и на Него перенести такое суесловие. Ибо в этом случае все равно было бы бессмысленно - сказать и то, что Бог не существовал прежде Себя. Если же слово: «прежде», относит он к сущности Сына в значении времени, и скажет, что сущность Его рождена, или точнее, что сам Сын рожден из ничего (ибо, по отношению к самой мысли, нет никакой разности сказать так, или так): во-первых, поставить Творца времени вторым после времени, или если угодно, после веков; во-вторых, выдерживая последовательность в своих хулениях, скажет, что и Отец, не бывши Отцом от начала, сделался Отцом уже после.
Но, если быть Отцом есть свойство доброе и приличное блаженству Бога; то почему же приличное Ему свойство не принадлежало Ему от начала? - Или по неведению лучшего, или по бессилию (так должны они необходимо объяснять причину этого недостатка), - по неведению, как будто бы Бог изобрел лучшее уже после; по бессилию, как будто бы Он, зная и разумея наилучшее, не мог этого достигнуть. - Если же не добро Ему быть Отцом (что сказать противно правде); то для чего Он принял бы изменение и избрал бы худшее? - Но пусть такая хула обратится на ее виновников! - Бог же всего от беспредельной вечности есть Отец, и не начал быть Отцом когда-нибудь. Ибо ни недостаток силы не препятствовал исполнению Его воли, ни то, чтобы Он выжидал истечения каких-нибудь веков, дабы, подобно людям и прочим животным, достигнув зрелого возраста, когда пришла сила чадорождения, получить желаемое (так мыслит и говорит о Нем свойственно только сумасшедшим): напротив, Он имеет в Себе, если могу так назвать, отчество сораспростертое с Его вечностью. Поэтому и Сын, предвечно сущий и всегда сущий, не начал быть когда-нибудь; но, когда Отец, тогда и Сын, и с мыслью об Отце тотчас соединяется и мысль о Сыне; ибо очевидно, что Отец есть Отец Сына. - Нет никакого начала для Отца; а Сына начало - Отец: и между Ими нет ничего среднего. Как же не существовал от начала (а это именно и значит в их лжеумствованиях употребленное выражение: "прежде своего составления") Тот, Который не имеет прежде Себя ничего, что можно было бы примыслить, кроме Отца, от которого имеет бытие, и Который не превышает Его каким-нибудь расстоянием, а предпоставляется перед Ним, только как причина? Поэтому, если доказано, что общение Сына с Богом и Отцом вечно, так как мысль наша непосредственно, не встречая никакой пустоты, переходит от Сына к Отцу, и без всякого промежутка соединяет Сына с Отцом; то как может к Тому, Который никаким средним местом не отделен от Отца, прикоснуться хула лжеучителей, говорящих, что Он приведен в бытие из ничего?
Кроме того, нельзя не удивляться их безумию и в том, что они не понимают, как, утверждая, что Сын из ничего, вместе с этим поставляют Его не только после Отца, но и после того посредства, которым разграничивают Единородного от Отца. Ибо, ежели есть что-нибудь между отцом и Сыном, то оно необходимо должно быть древнее существования Сына. Что же это будет? - Что иное, как не век или время? Ибо, кто думает, что жизнь Отца продолжительнее жизни Единородного, то чем иным будет измерять ее, - дабы сказать, что нашел избыток одной жизни перед другою, - как не промежутком каких-нибудь веков, или времен? - Но если это истинно, то ложь говорит Писание, которое утверждает, что через Него получило бытие веки [время] (Евр. 1:2), и учит что «Все чрез Него возникло» (Ин. 1:3), включая в числе всех вещей, без сомнения, и веки. - Если же они скажут: мы не отрицаем, что Сын родился прежде век [времени]; то да будет известно, что они то самое отвергают на деле, что уступают на словах. Чтобы доказать это, мы спросим их, производящих из ничего сущность Единородного: когда не было Его, как вы говорите; какое было тогда среднее расстояние между Им и Отцом? И какое для этого расстояния придумаете вы название? - Общее употребление подчиняет всякое расстояние или временам, или векам: что для чувственных вещей - время, то для превышемирных - естество века. Если они, по своей мудрости, придумают нечто третье; пусть скажут. Если же умолчат; то да будет известно, что они сущность Единородного поставляют на втором месте после веков. Ибо, если было какое-нибудь среднее расстояние прежде Сына, сораспростертое с жизнью Отца; то оно, очевидно было одним из веков. Но нет и не будет ничего такого, что можно бы было представить в мысли прежде самостоятельной сущности Единородного. Ибо, что ни примыслим, как самое древнейшее, всего того выше окажется бытие Бога - Слова, Которое в начале было у Бога (Ин. 1:1). И хотя бы тысячу мечтаний о предметах не существующих вымыслил самообольщенный ум, усиливающийся созидать небывалые призраки, никогда не изобретет он такой хитрости, посредством которой мог бы перенестись далее начала Единородного, и оставить позади своего движения жизнь Того, Кто есть самая Жизнь, и своим словом возвыситься над началом Бога - Слова, и усмотреть веки, в которых бы не было Бога веков.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter