Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterСвятитель Василий Великий. Том 1. Правила пространно изложенные в вопросах и ответах
Ответ. Поелику Человеколюбец Бог и Спаситель наш Иисус Христос проповедует и говорит: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас « (Мф.11,28): то не безопасно отталкивать от себя тех, которые чрез нас приходят ко Господу, и желают взять на себя Его благое иго и бремя заповедей, облегчающее нам путь к небу. Впрочем, не должно дозволять, чтобы неумовенными ногами попирали честность уроков. Но как Господь наш Иисус Христос пришедшего юношу спрашивал о прежней жизни, и, узнав, что приобрел он некоторые успехи, велел исполнить и то, чего еще не доставало к совершенству, и по исполнении приглашал следовать за Собою (Мф.19): так и нам, конечно, надобно изведывать предшествовавшую жизнь приходящих, и тем, которые сделали уже некоторые успехи, передать совершеннейшее в уроках, а тех, которые оставляют жизнь порочную, или из состояния безразличия стремятся к строгой жизни боговедения, надлежит испытать, каковы они нравом, не оказываются ли непостоянными и опрометчивыми в суждениях. Ибо скорая перемена в таковых людях подозрительна. Они и себе не делают никакой пользы, и для других делаются еще причиною вреда, распространяя о деле нашем укоризну, ложь и злые хулы.
Поскольку же тщательностию все исправляется, а страх Божий преодолевает всякого рода душевные недостатки, то не надобно и в них скоро отчаиваться, но должно вводить их в приличные упражнения, долговременностию и трудными подвигами испытывая их суждение, чтобы безопасно допустить их, если найдем в них некоторую твердость, а в противном случае отослать от себя, пока еще не приняты; и таким образом испытание их сделать безвредным для братства. Надобно же испытывать и то, без стыда ли человек, живший во грехах, исповедует «скрытные постыдные (дела)» (2Кор. 4, 2), и сам себе делается обвинителем, вместе с тем стыдясь и удаляясь тех, которые содействовали ему в порочных делах, подражая сказавшему: «Удалитесь от меня все, делающие беззаконие» (Псал.6, 9), и тем на последующую жизнь приобретая себе безопасность—не впадать уже в подобный страсти. А общий способ испытания всех—это: расположены ли, не стыдясь, оказывать всякое смиренномудрее, так чтобы принимать на себя самые низкие работы, если разум признает исполнение их полезным. И когда каждый, после всякого испытания людьми, способными благоразумно изведывать подобный вещи, признан будет как бы «сосудом в чести, освященным и благопотребным Владыке, годным на всякое доброе дело» (2Тим.2,21): то да будет причислен к посвятившим себя Господу. Особливо же тому, кто из жизни знатной поспешает к смиренномудрию в подражание Господу нашему Иисусу Христу, нужно назначать что-нибудь, по мнению мирскому, самое постыдное, и наблюдать, с полным ли убеждением представляет себя несрамляющимся делателем Богу.
Ответ. Если находящееся под игом рабства прибегают к братству, то, вразумив и исправив их, надобно отсылать к господам, в подражание блаженному Павлу, который Онисима, родив благовествованием, отослал к Филимону, одного удостоверив в том, что иго рабства, носимое благоугодно Господу, делает достойным царствен небесного, а другому советуя не только оставить угрозу Онисиму, памятуя истинного Господа, сказавшего: «если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный» (Мф.6, 14; Марк. 11, 26), но даже иметь к нему более доброе расположение, написав так: «может быть, он для того на время отлучился, чтобы тебе принять его навсегда, не как уже раба, но выше раба, брата возлюбленного» (Филим. 15—16). А если будет злой господин, приказывающий что либо беззаконное и принуждающий раба к преступлению заповеди истинного нашего Владыки Господа Иисуса Христа; то надобно подвизаться, чтобы имя Божие не было хулимо ради раба того, сделавшего что либо неугодное Богу. А подвиг этот состоит в том, чтобы или раба того приготовить к терпеливому перенесению страданий, каким подвергается он за то, что, по Писанию, повинуется «больше Богу, нежели человекам» (Деян.5, 29), или принявшим к себе раба богоугодно принять на себя и искушения, какие из-за него постигают их самих.
Ответ. И тех, которые приступают к подобной жизни, состоя в брачном сожитии, надобно допрашивать: с согласия ли делают это, по заповеди апостольской? Ибо сказано: «своим телом не владеет» (1Кор.7,4). И таким образом приходящего принимать при многих свидетелях; потому что всего предпочтительнее послушание Богу. Если же другая сторона возмущается и спорит, менее заботясь о благоугождении Богу; то да будет приведен на память Апостол, который говорит: «к миру призвал нас Господь» (1Кор.7, 15), и потом да исполняется повеление Господа, сказавшего: «если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (Лук. 14, 26); ибо всего предпочтительнее повиновение Богу. А мы знаем, что во многих намерение жить в чистоте не редко превозмогало в следствие усильной молитвы и неослабного поста; тех же, которые все еще упорствуют, Господь к согласию с здравым суждением приводит часто и телесною необходимостью.
Ответ. Нововводимым хорошо и упражнение в молчании. Владея языком, представят они достаточное доказательство воздержности, и вместе во время безмолвия, у тех, которые благоразумно пользуются даром слова, с усиленным и собранным вниманием будут обучаться, как должно и спрашивать и отвечать каждому. Ибо у благочестивых есть свои отличные и напряжение голоса, и соразмерность слова, и снаровка времени, и свойство речений, чему нельзя обучиться, не отучившись от прежних привычек, при чем молчание как производит забвение прежнего чрез прекращение деятельности, так вместе доставляет досуг к изучению доброго. Поэтому, если не понуждают ни собственная потребность, касающаяся попечения о душе своей, или неизбежной необходимости дело, которое под руками, ни подобный сему предложенный вопрос; то надобно пребывать в молчании, исключая только псалмопения.
Ответ. На каждого, принятого в братство и потом нарушающего произнесенный обет, надобно смотреть, как на согрешившего Богу, пред Которым и Которому он произнес исповедание согласия своего. «Если же», сказано, «согрешит» кто Богу, «кто помолится о нем?» (1 Цар.2, 25) Посвятившей себя Богу, и потом бежавший к другому роду жизни, стал святотатцем, потому что сам себя похитил и присвоил себе Божие приношение. Таким справедливо не отворять уже дверей братства, если бы даже только мимоходом пришли они и попросили крова. Ибо ясно правило апостольское, которое повелевает нам удаляться всякого бесчинного человека и «не сообщайтесь с ним, чтобы устыдить его» (2Сол.3,14).
Поскольку Господь говорит: «пустите детей приходить ко Мне» (Мк.10, 14), а апостол похваляет «из детства» изучившего «священные писания» (2Тим.3,15) и еще повелевает воспитывать чад «в учении и наставлении Господнем» (Еф.6, 4), то всякое время и время первого возраста почитаем удобным к принятию приходящих. И детей, у которых нет родителей, принимаем сами собой, чтобы в подражание Иову (см. Иов,29, 12) быть отцами сирот; которые же зависят от воли родителей и которых сами родители приводят, принимаем при многих свидетелях, чтобы не подать случая желающим найти случай, но заградить всякие неправедные уста, говорящие против нас хулу. На этом основании принимать детей надобно, но не тотчас надлежит причислять и приписывать их к составу братства, чтобы, по несчастью, заслуженные ими укоризны не пали на жизнь благочестивую. Но хотя должно их воспитывать во всяком благочестии, как общих чад братства, однако же отделять особые дома и особый образ жизни детям мужеского и женского пола, чтобы не приобрели они смелости и безмерной дерзости пред старшими, но, по редкости встреч, сохраняли уважение к высшим и чтобы наказания, налагаемые на более совершенных за пренебрежение ими своих обязанностей (если бы им случилось впасть в такое рассеяние), неприметным образом не породили в детях удобопреклонности ко грехам или иногда и превозношения, как скоро заметят, что старшие претыкаются в том, в чем сами они преуспевают. Ибо младенчествующий разумом не разнится с младенцем по возрасту, а потому не удивительно, если и в том и в другом сказываются те же недостатки. Да и в чем у старших по их возрасту соблюдается приличие, то молодым, вследствие частого обращения их со старшими, делать преждевременно не прилично. Итак, для сей предосторожности и для соблюдения степенности во всем прочем надобно отдельно помещать детей и совершенных возрастом. А с сим вместе в доме подвижников не будет и шума при изучении уроков, необходимо для юных.
Но молитвы, которые установлено совершать днем, должны быть общие и у детей и у старших, потому что у детей чрез соревнование совершенным укореняется навык к сокрушенной молитве и для старших немаловажно пособие детей в молитве.
Уединенные же упражнения и правила касательно сна и бодрствования, времени, меры и качества пищи для детей должны быть определены приличным образом. Над ними должен быть поставлен старший возрастом, превосходящий других опытностью, доказавший свое великодушие, чтобы мог с отеческим сердоболием и благоразумным словом исправлять погрешности юных, после каждого падения употреблять приличные врачевства, так что одно и то же служило бы наказанием за погрешность и обращалось в упражнение в беспристрастии душе. Например, рассердился кто на сверстника? Такого должно заставить успокоить его и, по мере продерзости, оказать ему услугу, потому что навык смирения как бы отсекает душевную раздражительность, а превозношение всего чаще производит в нас гнев. Коснулся ли не вовремя снедей? Пусть большую часть дня остается без пищи. Обличен ли кто, что вкушал пищу не в меру или неблагочинно? Пусть во время принятия пищи отлученный от яств принужден будет смотреть на других вкушающих чинно, чтобы и наказан был воздержанием и научился чинности. Произнес ли кто праздное слово, оскорбление ближнему, ложь или иное что запрещенное? Пусть уцеломудрится воздержанием чрева и молчанием.
Но надобно, чтобы и обучение грамоте было соответственно цели, а для сего должно заставлять их употреблять слова, взятые из Писания, и вместо басен рассказывать им повествования о делах чудных, вразумлять их изречениями из притчей и назначать награды за удержание в памяти слов и вещей, чтобы дети с приятностью и легкостью, без огорчения для себя и непреткновенно достигали цели. При правильном руководстве у них скоро появляется внимательность ума и навык не рассеиваться, если наставники постоянно будут допрашивать, на чем остановилась их мысль и какой предмет их размышления. Ибо простота возраста, неухищренность и неспособность ко лжи легко высказывают душевные сокровенности. А сверх того ребенок, чтобы не часто застигали его на какой-нибудь непозволительной мысли, будет избегать мыслей нелепых и постоянно станет удерживаться от нелепостей, боясь стыда обличений.
Поэтому пока душа еще способна к образованию, нежна и, подобно воску, уступчива, удобно напечатлевает в себе налагаемые образы, надобно немедленно и с самого начала возбуждать ее ко всяким упражнениям в добре, чтобы, когда раскроется разум и придет в действие рассудок, начать течение с положенных первоначально оснований и преподанных образцов благочестия, между тем как разум будет внушать полезное, а навык облегчит преуспеяние. Тогда должно принимать обет девства, как уже твердый, произносимый по собственному расположению и рассуждению, при совершенной зрелости разума, после чего и праведным Судиею по достоинству дел воздаются почести и наказания преуспевающим или согрешающим.
В свидетели же расположения должно брать предстоятелей церкви, чтобы чрез них и совершаемо было освящение тела, как некоего приношения Богу, и получило твердость совершенное при свидетельстве. Ибо сказано: «возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово» (Мф.18, 16). Таким образом и ревность братии не подвергнется хуле, и тем, которые посвятили себя Богу, а потом намереваются уничтожить обет, не останется предлога к бесстыдству.
А не приемлющий на себя девственной жизни, как не способный пещися «о Господнем» (1Кор. 7, 32), при тех же свидетелях да будет отпущен. Кто по долговременном самоиспытании и наблюдении, которое надобно дозволить ему производить над собой в течение многих дней, чтобы не причли нам чего в хищение, произнес наконец обет, того должно уже принять и причислить к братству, дозволить иметь и жилище и образ жизни общие с совершенновозрастными.
Забыли мы сказать, но теперь не безвременно присовокупить, что поскольку иным искусствам надобно обучаться тотчас с самого детства, то, как скоро некоторые из детей окажутся способными к обучению, не запрещаем им проводить дни с наставниками в искусстве. Но на ночь необходимо переводим их к сверстникам, с которыми надобно принимать им и пищу.
Ответ. Что необходим закон воздержания, — ясно, во-первых, из того, что апостол причисляет воздержание к плодам духовным (см. Гал.5, 23); потом из того, что апостол воздержанию приписывает успех в непорочности служения, когда говорит: «в трудах, в бдениях, в постах, в чистоте» (2Кор. 6, 5-6), и в другом месте: «в труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте» (11,27), и еще: «Все подвижники воздерживаются от всего» (1Кор. 9, 25). Да и умерщвление и порабощение плоти ничем не производится так успешно, как воздержанием, потому что кипучесть юности и неукротимость в стремлениях, как бы некоторой уздою, удерживаются воздержанием. «Неприлична глупцу пышность»,по Соломону (Притч. 19, 10); а что неразумнее преданной удовольствиям плоти и кружащейся юности? Почему апостол говорит: «попечения о плоти не превращайте в похоти» (Рим.13,14); и: «сластолюбивая заживо умерла» (1 Тим. 5, 6). И пример роскоши богача доказывает нам необходимость воздержания, чтобы иначе не услышать нам необходимость воздержания, чтобы иначе не услышать нам того же, что услышал богач: «ты получил уже доброе твое в жизни твоей» (Лк. 16, 25).
А как страшна невоздержность, сие показал и апостол, причислив ее к отличительным свойствам отступления и сказав: «в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы», и перечислив многие виды порока, присовокупил он: «клеветники, невоздержны» (2Тим.3, 1-3). И Исав, как в величайшем пороке, обвинен в невоздержности, потому что за одно кушанье отдал право первородства. И первое преслушание случилось с человеком от невоздержности.
Все же святые имеют свидетельство о своем воздержании. Вся жизнь святых и блаженных людей и пример Самого Господа в пришествие Его во плоти обязывают нас к нему. Моисей с помощью долговременного пребывания в посте и молитве приял закон и слышал глаголы Божий, «как бы», говорит, «говорил кто с другом своим» (Исх.33, 11). Илия тогда удостоен зрения Божия, когда и он достиг в равную меру воздержания. А что Даниил? Когда достиг чрезвычайных видений? Не по двадцатом ли дне поста? Как три отрока угасили силу огненную? Не воздержанием ли? И у Иоанна все направление жизни определено воздержанием. Им и Господь начал явление Свое.
Воздержанием же называем, конечно, не совершенное удержание себя от пищи (это будет насильственным разрушением жизни), но удержание себя от сластей, предприемлемое при низложении плотского мудрования с благочестивою целью. Вообще чем для живущих в страстях наслаждение вожделенно, в том образующимся в благочестии необходимо воздержание. Подвиг воздержания касается не одного удовольствия от яств, но простирается на всякое устранение препятствующего. Поэтому в точности воздержный не будет над чревом одерживать победу и в то же время уступать оную славе человеческой; не будет преодолевать постыдную похоть и в то же время порабощаться богатством или другим каким неблагородным расположением, например гневом, печалью и всем тем, чем обыкновенно порабощаются души невежественные. Ибо что усматриваем во всех заповедях, а именно, что они одна за другую держатся и невозможно преуспевать в одной отдельно от другой, то же самое наипаче усматривается в воздержании. Воздержный в рассуждении имущества исполняет евангельскую меру нестяжательности; удерживающий от раздражения и гнева не гневлив. Строгий закон воздержания назначает меру языку, пределы — очам, непытливое слышание — ушам. Кто не остается в сих границах, тот невоздержен и своеволен. Видишь ли как около этой одной заповеди все, как в хоровод одна за другую держатся?
Предаваться неудержимому и неумеренному смеху — знак невоздержности, необузданных движений и не сокращаемого строгим разумом надмения в душе. Душевную радость изъявить светлой улыбкой не противно приличию, насколько только выражается написанное: «Веселое сердце делает лице веселым» (Притч.15, 13). Но смеяться громко, всем телом приходить в невольное сотрясение свойственно человеку необузданному, неискусному, не умеющему владеть собою. Это рассуждение подтверждает мудрейший Соломон, говоря: «Глупый в смехе возвышает голос свой, а муж благоразумный едва тихо улыбнется» (Сир. 21, 23). И Екклезиаст, предотвращая такой род смеха, которым всего более сокрушается душевная твердость, говорит: «О смехе сказал я: «Глупость»« (Еккл.2, 2), «смех глупых то же, что треск тернового хвороста под котлом» (Еккл.7, 6). И Господь, хотя понес на Себе необходимые немощи плоти и все, что служит свидетельством добродетели, например утомление и жалость к скорбящим, однако же, сколько видно из евангельской истории, не позволял себе смеха, а напротив того, возвещал горе предающимся смеху (см. Лк.6, 25).
Не должно же вводить вас в заблуждение одинаковое наименование «смех». Ибо Писанию обычно называть нередко смехом душевную радость и веселое расположение при получении благ. Так Сарра говорит «смех сделал мне Бог» (Быт. 21, 6); и: «Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь» (Лк. 6, 21). Таково место у Иова: истинные же уста «наполнит смехом» (Иов. 8, 21). Ибо сии именования употреблены в означении веселия при душевной радости.
Посему кто выше всякой страсти, не дозволяет себе никакого раздражения, производимого удовольствием, но твердо и неослабно избегает всякого вредного наслаждения, тот совершенный воздержник, и такой человек, как очевидно, свободен от всякого греха. А иногда надобно удерживаться даже от дозволенного и необходимого для жизни, когда воздержание имеет в виду пользу братии наших. Так апостол говорит: «если пища соблазняет брата моего, не буду есть мяса вовек» (1Кор. 8, 13), и имея право «жить от благовествования», он не пользовался правом, «дабы не поставить какой преграды благовествованию Христову» (1Кор. 9, 14, 12).
Итак, воздержание есть истребление греха, отчуждение от страстей, умерщвление тела даже до самых естественных ощущений и пожеланий — начало духовной жизни, податель вечных благ, уничтожающий в себе жало сластолюбия, потому что великая приманка к злу есть сластолюбие, ради которого всего более мы, люди, падки ко греху, которым всякая душа, как удою, увлекается в смерть. Посему кого не преклоняет к себе и не разнеживает сластолюбие, тот чрез воздержание преуспел вовсе избежать грехов. А если избежал большей части и преобладается одним, то он еще не воздержник, равно как не здоров тот, кого беспокоит одна телесная немощь, и не свободен тот, над кем есть хотя один какой бы то ни было господин.
Прочие добродетели, совершаемые втайне, редко делаются известными людям, но воздержание делает заметным воздержного при самой с ним встрече. Ибо как борца отличают полнота и доброцветность тела, так сухость тела и бледность, происходящая от воздержания, доказывают о христианине, что он действительно подвизается в заповедях Христовых, в немощи тела преоборая своего врага и являя силу в подвигах благочестия, по сказанному: «когда я немощен, тогда силен» (2Кор. 12, 10).
Сколько пользы видеть только воздержника, который едва и слегка прикасается к необходимому для жизни, как бы совершает тяжкое служение природе, скучает временем, употребляемым на это, и тотчас убегает из-за стола к занятию делами! Думаю, что душу не привыкшего воздерживать чрево не может никакое слово так тронуть и привести к исправлению, как одна встреча с воздержным. И сие-то, кажется, значит есть и пить во славу Божию (см. 1Кор. 10, 31), так чтобы и за трапезой светились добрые дела наши к прославлению Отца нашего, Иже на небесех (см. Мф. 5, 16).
Ответ. И это пусть будет необходимым правилом, что, хотя, для измождения плоти, подвижникам благочестия необходимо воздержание, потому что «Все подвижники воздерживаются от всего» (1Кор. 9, 25); но чтобы не сойтись с врагами Божиими, сожженными своею совестью, и потому удаляющимися от брашен, «что Бог сотворил, дабы верные и познавшие истину вкушали с благодарением» (1Тим. 4, 2—3),—должны мы, когда представится случай, ко всему прикасаться, чтобы показать смотрящим, что «для чистых все чисто» (Тит.1,15), что «всякое творение Божие хорошо, и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, потому что освящается словом Божиим и молитвою» (1Тим. 4, 4—5). Впрочем и в этом случае надобно иметь в виду воздержание, употребляя не сверх потребностей одно малоценное и необходимое для поддержания жизни, и в том избегая вредного пресыщения, а от служащего к удовольствию вовсе удерживаясь. Ибо таким образом отсечем страсть в сластолюбивых и, сколько от нас зависит, сожженных своею совестью уврачуем, и себя с обоих сторон избавим от подозрения. Сказано: «Совесть же разумею не свою, а другого: ибо для чего моей свободе быть судимой чужою совестью» (1Кор. 10, 29)? Воздержание показывает, что человек умер со Христом и умертвил уды свои, «земные члены» (Кол. 3, 5). И мы знаем, что оно матерь целомудрия, снабдительница здравия и достаточно устраняет препятствия к плодоношению добрых дел о Христе: так как, по слову Господню, «печали века сего», удовольствия жизни и другие вожделения, «заглушает слово, и оно бывает бесплодно» (Мф.13,22). От него бегут и демоны, как научил нас сам Господь, что «сей же род изгоняется только молитвою и постом» (Мф.17, 21).
Ответ. В душевных немощах одна мера воздержания — совершенное отчуждение от всего, что ведет к пагубному удовольствию. А в рассуждении яств как у каждого своя есть потребность, различная соответственно возрасту, занятиям и состоянию тела, так мера и способ употребления различны. Поэтому невозможно подвести под одно правило всех, находящихся в училище благочестия. Но определив меру воздержания для подвижников здоровых, предоставляем усмотрению настоятелей делать благоразумные перемены в оной сообразно обстоятельствам каждого, потому что невозможно объять словом потребностей каждого, а только то, что зависит от общего и всецелого учения. Ибо утешение снедями больного, или как иначе утомленного трудными работами, или приготовляющегося к утомлению, например к путешествию или другому чему-либо трудному должны устроять настоятели по мере нужды, следуя сказавшему, что раздавалось каждому «смотря по нужде каждого» (Деян.2, 45; 4, 35). Поэтому нельзя для всех узаконить, чтобы одно было время, один способ и одна мера в принятии пищи, но общей целью пусть будет удовлетворение потребности. Переполнять свое чрево и обременять себя яствами достойно проклятия, как сказал Господь: «горе вам, пресыщенные ныне» (Лк. 6, 25). Чрез это и самое тело делается неспособным к деятельности, склонным ко сну и готовым к повреждениям. Поэтому избегая неумеренности в наслаждении, целью вкушения надобно поставлять не приятность, а потребность пищи для жизни, ибо раболепствовать удовольствиям не что иное значит, как чрево свое делать богом. Поскольку тело наше, непрестанно истощаемое и рассеивающееся, требует наполнения, почему и позыв на пищу естествен, то прямой закон употребления пищи требует для поддержания животного наполнять опустевшее, будет ли для сего нужда в сухой или в жидкой пище.
Посему чем без многих хлопот удовлетворяется потребность, то и должно употреблять в пищу. Сие обнаруживает Сам Господь в том, что напитал утружденный народ, «чтобы не ослабели», как написано, «в дороге» (Мф.15, 32). Хотя Он мог увеличить чудо в пустыне изобретением дорогих яств, но уготовил для них такую простую и неизысканную пищу, что хлебы были ячменные и с хлебом часть рыбы. А о питии и не упомянул, потому что есть самоточная и достаточная к удовлетворению потребности всех вода, разве кому по болезни такое питие вредно и не должно быть употребляемо, по совету Павла Тимофею (см. 1 Тим. 3, 23). И все, что производит явный вред, не должно быть в употреблении. Ибо несообразно будет, принимая снеди для поддержания тела, сими же самыми вооружаться на тело и препятствовать ему в служении заповеди. Сие же самое служит для нас примером в том, чтобы приучить душу свою избегать вредного, хотя бы оно имело приятность. Во всяком же роде снедей надобно предпочитать те, которые легче достать, чтобы под предлогом воздержания не хлопотать о яствах более любимых и дорогих, приправляя снеди дорогостоящими сладостями. Но должно избирать то, что в каждой стороне можно найти, что дешево и готово для употребления народного, а из привозного употреблять только самое необходимое для жизни, например елей и тому подобное, и еще что нужно для необходимого утешения больных, если только сие добыть без домогательств, хлопот и затруднений.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter