Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterСвятитель Василий Великий. Том 2. Письма
Евангельское изречение, что Господь наш Иисус Христос не знает о дне и часе скончания мира, которое многими уже исследовано, особенно часто указывается аномеями к уничижению славы Единородного, в доказательство неподобия по сущности и унижения по достоинству,— потому что кто не знает всего, тот не может иметь того же естества и быть представляем в едином подобии с Тем, Кто силою Своего предведения и прозрения в будущее объемлет в Себе ведение всяческих,— это изречение предложено теперь мне твоим благоразумием как новое. Итак, в детстве слышал от отца и по любви к прекрасному принял без дальнего исследования, то могу сказать, хотя это не переможет бесстыдства христоборцев (да и какое слово оказалось бы сильнее их запальчивости?), однако же послужит, может быть, достаточным удостоверением для любящих Господа и в вере почерпнувших такие понятия, которые крепче доказательств разума. Слово «никто», по-видимому, выражает нечто общее, так что ни одно лицо не исключается сим речением. Но не так оно употребляется в Писании, как заметили мы в изречении: «никтоже благ, токмо един Бог» (Мк.10, 18). Ибо Сын говорит сие, не исключая тем Себя из естества Благаго. Но поелику Отец есть первое благо, то уверены мы, что в слове «никтоже», подразумевается слово «первый». Подобно изречение: «никтоже знает Сына, токмо Отец» (Мф.11, 27). Ибо здесь не обвиняет Духа в неведении, но свидетельствует, что в Отце в первом есть ведение Его естества. Так, думаю, и сие: «никтоже весть» (Мф. 24, 36) сказано потому, что Господь первое ведение настоящего и будущего приписывает Отцу и во всем указывает на первую причину. Иначе каким образом изречение сие или соответствует прочим свидетельствам Писания, или может быть соглашено с общими нашими понятиями, когдда веруем, что Единородный «есть образ Бога невидимаго» (2Кор. 4, 4), образ же не телесного очертания, но самого Божества и величий, представляемых принадлежащими Божией сущности, образ силы, образ премудрости, поколику Христос именуется «Божиею силою и Бажиею премудростию» (ср.:1Кор.1.24)? Без сомнения же, ведение есть часть премудрости, и Сын не изображает в Себе всей премудрости, если недостает Ему чего-нибудь. Да и как Отец Тому, «Имже и веки сотвори» (Евр.1, 2), не показал малейшей части веков, оного дня и часа? Или каким образом Творцу всяческих недостает ведения малейшей части сотворенного Им? Как не знает самой кончины Тот, Кто говорит, что пред приближением кончины явятся такие и такие знамения на небе и по местам на земле? Когда говорит: «не тогда кончина» (ср.: Мф.24,6), не как сомневающийся, но как знающий определяет время. Притом, если вникать благомысленно, то Господь многое говорит людям от Своего человечества например: «даждь Ми питии» (Ин. 4, 7) — слова Господа, выражающие телесную потребность. Впрочем, просящий был не плоть одушевленная, но Божество, приявшее одушевленную плоть. Так и теперь, кто приписывает неведение Приявшему все на Себя по домостроительству и Преуспевающему «премудростию... и благодатию у Бога и человек» (Ак. 2, 52), тот не уклонится от благочестивого разумения.
Предоставляю же трудолюбию твоему объяснить евангельские изречения и сравнить между собою сказанное у Матфея и у Марка. Ибо они одни, по-видимому, согласны между собою в этом месте. У Матфея читается так: «О дни же том и часе никтоже весть, ни Ангели небеснии, токмо Отец Мой един» (Мф. 24, 36), а у Марка так: «О дни же том или о часе никтоже весть, ни Ангели, иже суть на небесех, ни Сын, ток мо Отец» (Мк. 13, 32). Что же в них достойно замечания? То, что Матфей ничего не сказал о неведении Сына, по-видимому же, согласен с Марком в понятии, так как говорит: «токмо Отец един». А я рассуждаю, что слово «един» сказано в отличие от Ангелов. Сын же в отношении к неведению не включается в одно понятие со Своими рабами, ибо не лжив Сказавший: «Вся, елика имать Отец, Моя суть» (Ин. 16, 15). Единым же из того, что имеет Отец, есть ведение оного дня и часа. Итак, Господь в изречении у Матфея, умолчав о Лице Своем, так как в рассуждении Его нет сомнения, сказал, что не знают Ангелы, знает же один Отец, подразумевая в умолчанном, что ведение Отца есть и Его ведение, потому что в других местах сказал: «якоже знает Мя Отец, и Аз знаю Отца» (Ин. 10, 15). А если Отец знает всецело Сына и всецело, так что познал и всю сокровенную в Нем премудрость, то и Сыном познается в равной мере, то есть со всею, какая в Нем есть, премудростию и с предведением будущего. Так думаю прояснить себе сказанное у Матфея: «токмо Отец един». А сказанное у Марка, поелику, по-видимому, явным образом и Сыну не приписывает ведения, разумею так: «никтоже весть», ни Ангелы Божий, да и Сын не знал бы, если бы не знал Отец, то есть начало ведения в Сыне — от Отца. И сие толкование нимало не принужденно для богомыслящего слушателя, потому что не прилагается слово «един», как у Матфея. Итак, смысл сказанного у Марка таков: «о дни же том или о часе никтоже весть», ни Ангелы Божий, не знал бы и Сын, если б не знал Отец, потому что от Отца дано Ему ведение. Весьма же благочестиво и благочестно сказать о Сыне, что Кому Единосущен, от Того имеет и ведение и все, по чему умопредставляем Его во всякой премудрости и славе, подобающей Божеству Его.
А что сказано об Иехонии, о котором пророк Иеремия говорит, что он изгнан из земли Иудейской, а именно: «Обезчестися Иехониа, аки сосуд непотребен, яко отриновен бысть той и семя его, и не востанет от семени его муж, седяй на престоле Давидове, и власть имеяй во Иудее» (ср.:Иер.22,28,30), то слово сие просто и ясно. Ибо, по истреблении Иерусалима Навуходоносором царство рушилось и не было уже по-прежнему наследственного преемства верховной власти. Но в то время потомки Давидовы, лишенные власти, жили в пленении. Возвратившиеся же из плена Салафиил и Зоровавель были начальниками народного более правления, а верховная власть перешла уже к священникам, потому что род священнический и царский смешались между собою. Посему Господь есть и Царь и Первосвященник «в тех, яже к Богу» (Евр.2, 17). И хотя царский род до пришествия Христова не прекращался, однако же семя Иехонии уже не восседало на престоле Давидовом, потому что престолом именуется царское достоинство. Без сомнения же, помнишь по истории, что у Давида были в подданстве вся Иудея, страны идумейская и моавитская, части Сирии и соседственные, и отдаленные до самой Месопотамии, а с другой стороны все до реки египетской. Итак, если никто из бывших после сего властителей не является в таком достоинстве, то почему же не истинно слово Пророка, что не будет «ктому седяй на престоле Давидовом от семени Иехонии»? Ибо видно, что никто из потомков его не имел такого достоинства. Впрочем, колено Иудово не пресекалось, пока не пришел Тот, «Емуже отложено»: и Он Сам не воссел на чувственном престоле, потому что царство иудейское перешло во власть к Ироду, сыну Антипатра Аскалонитянина, и к детям его, которые разделили Иудею на четыре владения, когда областным правителем был Пилат, а держава всего Римского царства принадлежала Тиверию. Но престолом Давидовым, на котором воссел Господь, Пророк называет царство неистребимое. Ибо «Той есть чаяние языков» (ср.: Быт. 49, 10), а не самой малой части во Вселенной. Сказано: «будет... Корень Иессеов, и Востаяй владети языки, на Того языцы уповати будут» (Ис.11,10). «Положих Тя в завет рода, во свет языков» (ср: Ис.42, 6); «и положу,— сказано,— ввек века семя Его, яко дние неба» (ср.: Пс.88, 30). Таким образом, Бог, хотя не принял иудейского скиптра, пребыл и Священником, и Царем всей земли, утвердилось благословение, данное Иакову: «и благословятся о семени его вся племена земная» (ср.: Быт.22, 18), и все будут ублажать Христа.
Остроумным же енкратитам на достойный уважения вопрос их: для чего и мы не все едим? — пусть будет сказано, что гнушаемся и своими извержениями. Относительно к достоинству и мяса для нас «зелие травное» (Быт. 9, 3); относительно же к различию полезного, как в овощах отделяем вредное от пригодного, так и в мясах отличаем вредное от здорового. Ибо и цикута есть зелие травное, и мясо ястреба есть также мясо; однако же никто, имея ум, не станет есть белены и не коснется мяса собаки без большой и крайней нужды,— а кто ест, тот не нарушил закона.
Утверждающим же, что делами человеческими управляет судьба, не требуй у меня и ответа, но сам рази их собственными стрелами красноречия; потому что эта задача для меня длинна по теперешней моей немощи.
Не знаю, почему тебе пришло на мысль спрашивать о выхождении из воды в Крещении, если согласен на то, что погружение в воду служит образом трех дней. Невозможно три раза быть погружену в воду, не изникая столько же раз из воды.
В слове «φαγος» острое ударение ставим на предпоследнем слоге.
И сущность, и ипостась имеют между собою такое же различие, какое есть между общим и отдельно взятым, например, между живым существом и таким-то человеком. Поэтому исповедуем в Божестве одну сущность и понятия о бытии не определяем различно, а ипостась исповедуем в особенности, чтобы мысль об Отце и Сыне и Святом Духе была у нас неслитною и ясною. Ибо если не представляем отличительных признаков каждого Лица, а именно: Отцовства, Сыновства и Святыни, исповедуем же Бога под общим понятием существа, то невозможно нам здраво изложить учение веры. Посему, прилагая к общему отличительное, надобно исповедовать веру так: Божество есть общее, Отцовство - особенное. Сочетавая же сие, надобно говорить: «веруй в Бога Отца». И опять подобно сему должно поступать при исповедании Сына, сочетавая с общим особенное, и говорить: «верую в Бога Сына». А подобным образом и о Духе Святом, сочетавая предложение по тому же образцу, должно говорить: «верую и в Бога Духа Святаго», совокупно и единство соблюсти в исповедании единого Божества, и исповедать особенность Лиц различением свойств, присвояемых каждому Лицу. А утверждающие, что сущность и ипостась одно и то же, принуждены исповедовать только разные Лица и, уклоняясь от выражения «Три Ипостаси», не избегают погрешности Савеллия, который и сам во многих местах, сливая понятие, усиливается разделить Лица, говоря, что та же ипостась преобразуется по встречающейся каждый раз нужде.
А на вопрос твой: как среднее и превосходящее относительно нас распределяется, по слепому ли какому случаю или по праведному Божию Промыслу? — отвечаю следующее: здравие и болезнь, богатство и бедность, слава и бесчестие, поелику обладающих ими не делают добрыми, по природе своей не суть блага; поелику же доставляют жизни нашей некоторое удобство, то прежде поименованные из них предпочтительнее противоположных им, и им приписывается некоторое достоинство. И оные даются иным от Бога в распоряжение, как Аврааму, Иову и другим подобным. А для худых служит это побуждением исправиться в нравах, чтобы тот, кто и по толиком благоволительном Божием внимании пребывает в неправде, беспрекословно признал себя повинным осуждению. Впрочем, праведник не прилепляется к богатству, когда оно есть, и не ищет его, когда нет, потому что он не потребитель, а распорядитель данного. Никто же из умных людей не берет на себя труда делить чужое, разве будет иметь в виду людскую славу, потому что дивятся и соревнуют имеющим какую-либо власть. Болезнь же праведники принимают за подвиг, ожидая великих венцов за терпение. Но приписывать управление сим кому другому, кроме Бога, не только ни с чем не сообразно, но и нечестиво.
Хотя и велико число облежащих меня дел и тысячами забот объята у меня мысль, однако же никогда не выпускаю из памяти своей попечения о вашей любви, моля Бога нашего, чтобы пребывали вы в вере, в которой стоите и хвалитесь упованием славы Божией. Действительно, трудно уже найти и в большую стало редкость увидеть Церковь чистую, которая нимало не потерпела вреда в сии трудные времена, но сохраняет апостольское учение неприкосновенным и неискаженным, каковою в настоящее время показал Церковь вашу Тот, Кто в каждом роде являет достойных своего звания. И да подаст вам Господь блага Иерусалима Горнего за то, что лживые на меня клеветы обратили вы на главы лжесловесников, не дав им доступа в сердца свои! Знаю и Уверен я о Господе, что многа мзда ваша на небесах и за это Дело. Ибо премудро рассудили вы это сами с собою, как оно и Действительно есть, что воздающие мне злом за добро и ненавистию за любовь мою к ним клевещут теперь на меня в том, что сами, как оказывается, исповедали письменно. И не в это только впали они противоречие, не собственные только свои писания представляют вам вместо обвинения, но противоречат в том, что, низложенные единогласным приговором епископов, собравшихся Константинополе, не приняли определения о своем низложении, называя это Собором изменническим и не соглашаясь именовать их епископами, чтобы не подтвердить тем произнесенного на них приговора. Присовокупили и причину, почему они не епископы, именно же говорят: потому что были начальниками злой ереси. Но это было почти за семнадцать лет. Главными же между низложившими их были: Евдоксий, Евиппий, Георгий, Акакий другие, вам не известные. А управляющие Церквами ныне - их преемники: одни рукоположены на их место, а другие ими самими поставлены. Итак, обвиняющие меня в зловерии пусть скажут мне теперь, почему были еретиками те, от которых не приняли определения о своем низложении, и почему православны те, которые ими же поставлены и сохраняют один образ мыслей со своими отцами? Ибо если Евиппий православен, то почему же низложенный им Евстафий не мирянин? А если Евиппий еретик, то почему же теперь в общении с Евстафием епископ, поставленный рукою Евиппия? Но это шутки, какими забавляются ко вреду Церквей Божиих вознамерившиеся для собственной своей пользы клеветать на людей и опять оправдывать их. Евстафий, проходя Пафлагонию, ниспровергал жертвенники пафлагонянина Василида и служил на собственных своих трапезах, а теперь — просителем пред Василидом, чтобы самому быть принятым. Отлучил он благоговейнейшего брата Елпидия за связи его с амасийцами, а теперь — просителем пред амасийцами, домогаясь союза с ними. Сами вы знаете, как страшны были провозглашения против Евиппия, и теперь превозносит за православие людей, которые держатся Евиппиева образа мыслей, если только будет содействовать в усердии к его восстановлению. И на меня клевещут не потому, что делаю какую-нибудь неправду, но потому, что, по его мнению, доставит это ему одобрение антиохийцев. Каковы же те, которых прошлого года пригласили Галатии в надежде, что чрез них в состоянии будут возвратить себе епископство,— об этом знают и немного обращавшиеся с ними. А мне да не даст Господь никогда столько досуга, чтобы мог перечислить дела их! Однако же самыми почетными из них, сопровождаемые как телохранителями и сотаинниками, прошли они всю страну их, и им, как епископам, оказывали почести и услуги. Торжественно введены были в город, полновластно поучали в собраниях, потому что им предан был народ, им отдан и жертвенник. Но поелику, дошедши до Никополя, ничего не могли сделать из обещанного ими, то, как возвратились и какими оказались по возвращении, знают это бывшие при сем. Так оказывается что они всегда все делают для собственной своей пользы. Если же говорят, что покаялись, то пусть представят письменное свое покаяние и проклятие константинопольского исповедания и отлучения еретиков; пусть не вводят в обман людей простодушных. И таковы дела их!
А я, возлюбленные братия, хотя мал и низок, однако же по благодати Божией всегда один и тот же и никогда не соображался с переменами обстоятельств. У меня вера не иная в Селевкии, иная же в Константинополе, а иная в Зилах, иная же в Лампсаке, а другая для Рима, и теперь проповедуемая не различна от прежних, но всегда одна и та же. Ибо как прияли от Господа, так и крестимся; как крестились, так веруем; как веруем, так и славословим, не отлучая Святаго Духа от Отца и Сына, не предпочитая Его Отцу, не утверждая, что Дух старше Сына, как доказывают уста хулителей. Ибо кто так дерзок, чтобы, отринув Владычное законоположение, осмелился придумать свой порядок именам? Но ни тварным не называем Духа, Который поставлен в ряду с Отцем и Сыном, ни служебным не осмеливаемся назвать Духа Владычня (см.: Пс. 50, 14). И вам советуем, помня Угрозу Господа, Который сказал: «всяк грех и хула отпустится человеком, а яже на Духа Святаго хула не отпустится ни в сей век, ни в будущий» (ср.: Мф.12, 31, 32), предостерегать себя от гибельных учений о Духе. Стойте в вере. Обозрите Вселенную - и увидите, что малая только часть страждет недугом, вся же прочая Церковь, восприявшая Евангелие, от концов земли до концов ее, держится сего здравого и неповрежденного учения. И себе желаем не отпадать от общения с нею, и о вас молимся, чтобы прияли вы в ней часть в праведный день Господа нашего Иисуса Христа, когда приидет воздать каждому по делам его
И в другое время приятно мне было бы видеть сих прекрасных молодых людей, и по твердости их нрава, превышающей возраст, и по близости к твоему благоговению, почему можно ожидать от них чего-нибудь великого. Когда же увидел их пришедшими ко мне с письмом от тебя, удвоил свою любовь к ним. А когда прочел послание твое и увидел в нем и предусмотрительность в чтении Божественных Писаний, тогда возблагодарил Господа и пожелал благ как доставившим мне такое письмо, так, еще прежде них, самому писавшему оное.
Спрашивал ты, какое решение имеет это весьма известное и всеми так и иначе толкуемое изречение: «всяк, убивый Каина (επτα εκδικουμενα παραλυσει), седмижды отмстится» (Быт.4,15). А сим прежде всего сам о себе доказал ты, что в точности соблюдаешь правило, какое Павел дал Тимофею (см.: 1Тим.4,13-16) (ибо очевидным образом внимателен ты к чтению), а потом и меня, старика, который оцепенел уже и от лет, и от телесной немощи, и от множества скорбей, в большом числе окруживших меня ныне и соделавших жизнь мою тяжкою, и которого ты возбудил, однако ж, и когда охладел я, подобно животному, спрятавшемуся на зиму, сам горя духом, возвращаешь к некоторой бдительности и к жизненной деятельности. Итак, изречение сие может и просто быть понимаемо, и принимать различный смысл. Более простое значение, которое может представиться с первого взгляда, есть следующее: Каин за грехи свои должен понести седмикратное наказание. Ибо Праведному Судии несвойственно определять воздаяние равным за равное, но необходимо, чтобы положивший начало злу с избытком воздал должное, если ему и самому от наказаний сделаться лучшим и других уцеломудрить своим примером. Следовательно, поелику Каину определено понести за грехи свои седмикратное наказание, то сказано, что определенное о них по суду Божию приведет к концу (παραλυσει), кто убьет его. Вот смысл, который представляется в этом месте при первом чтении!
Но поелику ум людей трудолюбивых любит изведывать глубины, то спрашиваешь, как удовлетворяется правосудие седмикратностию и что здесь отмщаемое (τα εκδικουμενα),— седмь ли это грехов или хотя один грех, но наказаний за один грех седмь? Писание число отпущения грехов всегда определяет числом седмеричным. Сказано: «колъкраты аще согрешит в мя брат мой, и отпущу ему, до седми ли крат?» — спрашивает Господа Петр. И вот ответ Господа: «не глаголю тебе: до седмь крат, но до седмьдесят крат седмерицею» (ср.: Мф.18, 21-22). Господь не перешел к другому числу, но многократно взяв седмеричное, в нем положил предел отпущения. И после седми лет еврей освобождался от рабства (см.: Втор. 15, 12); седмь седмиц лет составляли знаменитый в древности юбилей (Лев. 25,10), в который и земля субботствовала, и было прощение долгов, освобождение от рабства, и как бы восстановлялась новая жизнь в новом порядке, а прежняя седмеричным числом получала некоторый вид скончания. И это суть образы сего века, который протекает у нас в седмидневном круговращении и в который за грехи менее тяжкие, по человеколюбивой попечительности Благаго Владыки, возлагаются наказания, чтобы не предавать нас мучению в нескончаемый век. Итак, «седмикратность», по сродству с сим миром, потому что миролюбцы от того самого наиболее должны потерпеть вред, для чего решились они быть порочными. А под словом «отмщаемое» (τα εκδικουμενα) будешь ли разуметь грехи Каина, то найдешь их седмь; или наказания, положенные на него Судиею, то и в сем случае не погрешишь в разумении. В том, на что отважился Каин, первый грех — зависть, по причине предпочтения Авелева, второй — обман, с каким обращался к брату, сказав ему: «пойдем на поле» (Быт. 4, 8), третий — убийство, приращение зла; четвертый — братоубийство — еще высшая степень зла; пятый — что Каин сделался первым убийцею, оставив миру худой пример; шестой — обида, потому что заставил плакать родителей; седьмой — что солгал Богу, ибо на вопрос: «где Авель, брат твой?» отвечал: «не веем» (Быт.4, 9). Итак, седмь вин, требующих отмщения, отмщались убиением Каина. Ибо когда Господь сказал: проклята земля, «яже разверзе уста своя, прияти кровь брата твоего; и: стеня, трясыйся будеши на земли» (Быт. 4, И, 12), и Каин говорит: «аще изгониши мя днесь от земли, и от лица Твоего скрыюся, и буду стеня и трясыйся на земли, и всяк обретаяй мя, убиет мя» (ср.: Быт 4, 14), тогда ответствует на сие Господь: «не тако: всяк, убивый Каина, седмижды отмстится» (Быт. 4, 15). Каин думал, что всякий может напасть на него, потому что нет ему безопасности на земле (так как земля проклята за него) и лишен он помощи Божией (так как Бог прогневался на него за убийство), и поелику ни от земли, ни от неба не остается ему защиты, говорит: «будет, всяк обретаяй мя, убиет мя». Слово обличает его ошибку, говоря: «не тако», то есть не будешь умерщвлен, потому что смерть для наказываемых составляет приобретение, освобождая их от горестей. Напротив того, надолго будешь оставлен в мире, чтобы наказания были соразмерны с тем, чего заслуживают твои грехи. Поелику же слово «отмщаемое» (το εκδικουμενον) разумеется двояко и как грех, за который производится отмщение, и как род наказания, которым производится отмщение, то посмотрим, точно ли седми родов истязаниям подвергнут был сделавший злое дело?
Исчислены выше седмь грехов Каиновых; теперь спрашиваем: седмь ли наказаний положено на Каина? И отвечаем на сие так: после вопроса Господня: «где Авель, брат твой?» (ср.: Быт. 4, 9), предложенного не с тем, чтобы узнать, но чтобы подать Каину случай к раскаянию, человеколюбивый Владыка присовокупил поясняющие слова сии. Ибо, когда Каин отрекся, тотчас обличает его, сказав: «глас крове брата твоего вопиет ко Мне» (Быт. 4, 10). Почему вопрос: где Авель, брат твой? давал Каину случай к сознанию греха, а не Богу служил к знанию дела. Ибо если бы Каин не имел над собою надзора Божия, то был бы у него предлог сказать, что он оставлен и что не дано ему никакого случая к раскаянию; но теперь явился ему врач, чтобы к нему прибег немощный, а он не только скрывает свой струп, но присовокупляет новую язву, присоединяя к убийству ложь: «не веем. Еда страж брату моему есмь аз?» (Быт. 4, 9). Отсюда уже считай наказания. Проклята земля ради тебя — первое наказание; «делаеши землю» (Быт. 4, 12) — это второе наказание, потому что наложена на него какая-то сокровенная необходимость, понуждающая его к возделыванию земли, так что невозможно ему успокоиться, хотя бы и захотел, но всегда будет жаловаться на враждебную ему землю, которую сам для себя сделал проклятою, осквернив ее братнею кровию. Итак, «делаеши землю». Тяжкое наказание — проводить время с ненавистниками, жить вместе с неприятелем, с непримиримым врагом: «делаеши землю», то есть употребляя усилия в трудах земледельческих, никогда не будешь иметь отдыха, и день и ночь не оставляя трудов, но имея сокровенную необходимость, которая принуждает тебя к делам взыскательнее какого-нибудь немилосердного господина. «И не приложит дати силы своея» (Быт.4, 12). Если бы не имеющая отдыха работа и доставляла какой-нибудь плод, то самый труд служил бы мучением для непрестанно усиливающегося и утомляющегося. Но поелику и работа не имеет отдыха, и утомление над землею бесплодно (потому что она «не даст силы»), то вот третье наказание — бесплодность трудов. «Стеняй и трясыйся будеши на земли». К трем предыдущим присовокупил новые два наказания — непрестанное стенание и трясение тела, потому что члены не имеют поддержки сил. Поелику худо воспользовался телесною силою, то отнята у него крепость, почему колеблется и приходит в потрясение, не может ни хлеба свободно поднести к устам, ни поднять пития, потому что лукавой руке после преступного действия не дозволено уже служить собственным и необходимым потребностям тела. Вот еще наказание, которое открыл сам Каин, сказав: «аще изгониши мя ныне от земли, и от лица Твоего скрыюся» (ср.: Быт. 4, 14). Что значит: «аще изгониши мя ныне от земли»? Вот что: если лишишь меня выгод, какие доставляет земля, потому что не в другое место переселен он, но сделался только чуждым благ земных. «И от лица Твоего скрыюся». Отлучение от Бога есть самое тяжкое наказание для благомыслящих. «И будет,— говорит,— всяк обретаяй мя, убиет мя» (Быт.4, 14). Выводит заключение вследствие предыдущих наказаний. Если изгнан я от земли, если скроюсь от лица Твоего, остается, чтобы убил меня кто ни есть. Что же Господь? «Не тако», но положил на нем знамение. Вот седьмое наказание, а именно: наказание не остается скрытным, но провозвещается всякому явственным знамением, что вот кто совершитель преступных дел! Ибо для рассуждающего здраво самое тяжкое наказание - стыд; известно, что оно будет и на Суде, потому что одни воскреснут «в жизнь вечную», а другие — «в стыдение и укоризну вечную» (ср.: Дан. 12, 2).
Следует другой сродный с ним вопрос, а именно: что значат Ламеховы слова, сказанные женам: «яко мужа убих в язву мне и юношу в струп мне, яко седмицею отмстится от Каина, от Ламеха же седмьдесят седмицею» (Быт.4, 23—24)? Некоторые думают, что Каин убит Ламехом и до этого поколения длилась жизнь Каинова, чтобы время наказания было продолжительнее. Но сие несправедливо. Ибо Ламех, как видно, совершил два убийства, о которых сам пересказывает. Мужа «убих, и юношу, мужа в язву и юношу в струп». Посему иное язва и иное струп, иное муж, а иное — юноша. «Яко седмицею отмстится от Каина, от Ламеха же седмьдесят седмицею». Мне справедливо понести четыреста девяносто наказаний, если праведен суд Божий над Каином, чтобы он понес седмь наказаний. Ибо он как не у другого кого учился убивать, так и не видал, какое наказание несет убийца; а у меня пред глазами были этот стенящий и трясущийся, и великость гнева Божия; однако же я не уцеломудрился примером, потому и достоин потерпеть четыреста девяносто наказаний. Другие же некоторые обратились к следующему разумению, не согласному с церковным учением: от Каина до потопа прошло седмь родов, и всю землю постигла казнь, потому что разлитие греха было велико. А грех Ламехов для уврачевания своего имеет нужду не в потопе, но в Том Самом, Кто «вземлет грех мира» (ср.: Ин.1, 29). Поэтому сочти роды от Адама до пришествия Христова, и найдешь, по родословию Луки (см. Лк.3,23—38), что Господь родился в семьдесят седьмом преемстве. Итак, вот что исследовано мною по мере сил, между тем как многое, что могло бы войти в исследование, мною оставлено, чтобы не продлилось слово за пределы письма. Но твоему благоразумию достаточно и малых семян, ибо сказано: «Даждь премудрому вину, и премудрейший будет» (Притч. 9, 9), и: «слово приняв премудрый, восхвалит е и к нему приложит» (ср.: Сир. 21, 18).
А слова Симеоновы Марии не заключают в себе ничего разнообразного и глубокого. Ибо «благослови я Симеон, и рече к Марии матери Его: се, лежит Сей на падение и на востание многим во Израили, и в знамение пререкаемо, и Тебе же Самой душу пройдет оружие: яко да открыются от многих сердец помышления» (Лк. 2, 34—35). В этом случае подивился я тому, что, миновав предыдущие выражения как ясные, предложил ты вопрос об одном этом: «и Тебе же Самой душу пройдет оружие». Но мне и сие, как один и тот же «лежит на падение и на восстание», и что значит «знамение пререкаемо» кажется не менее трудным, как и последнее: каким образом «душу» Марии «пройдет оружие»?
Посему думаю, что Господь нам «на падение и на восстание» не в том смысле, что одни падают, а другие восстают, но в том, что падает в нас худшее, а восстает лучшее, потому что явление Господне истребляет плотские страсти и возбуждает душевные качества. Например, когда говорит Павел: «егда немощетвую, тогда силен есмь» (ср.: 2Кор.12, 10),— один и тот же и немоществувует, и силен, но немоществует плотию, а силен духом. Так и Господь не подает случая одним к падению, так как другим к восстанию, потому что падающие падают из прямого положения, всегда пресмыкаясь по земле со змием, которому последуют. Поэтому неоткуда ему упасть, как уже низложенному неверием. Почему для ставшего во грехе первое благодеяние — пасть и умереть, а потом восстать и ожить правдою, но то и другое даруется нам верою во Христа. Пусть падет худшее, чтобы лучшему открылся случай восстать. Если не падет блуд, не восстанет целомудрие; если не сокрушится неразумие, не процветает в нас разумное. Вот в каком смысле Господь «на падение и на востание многим»
«В знамение пререкаемо». Известно, что собственно знамением в Писании называется крест. Ибо сказано: «положи Моисей змию на знамя» (ср.: Чис.21, 8), то есть на крест. Знамение указывает на что-нибудь необычное и неприметное: простые видят его только, а вникающие умом в значение разумеют. Итак, поелику не прекращаются препирающиеся о вочеловечении Господнем — одни утверждают, что Господь принял на Себя тело, а другие — что пришествие Его было бестелесно; одни говорят, что имел Он тело страдательное, а другие — что некоторым призраком совершил домостроительство в теле; одни признают тело перстное, а другие — небесное; одни учат, что имел предвечное бытие, а другие,— что получил начало от Марии; то по сей причине Он «в знамение пререкаемо».
Оружием же называет слово искусительное, которое «судително помышлением, проходит до разделения души же и духа, членов же и мозгов» (ср.: Евр.4, 12). Итак, поелику во время страдания Господня всякая душа подвергалась как бы некоторому борению, по слову Господа, сказавшего: «вси соблазнитеся о Мне» (ср.: Мф. 26, 31), то Симеон пророчествует и о Самой Марии; когда будет предстоять Кресту, видеть совершающееся, слышать произносимое, тогда, после свидетельства Гавриилова, после неизреченного ведения о Божественном зачатии, после великого показания чудес и в Твоей душе, говорит Симеон, произойдет некоторое треволнение. Ибо Господу надлежало вкусить смерть за всякого и, став умилостивительною Жертвою за мир, всех оправдать Своею Кровию. Посему и Тебя Самой, Которая свыше научена о Господе, коснется некоторое борение. И это есть оружие. «Яко до открыются от многих сердец помышления». Дает разуметь, что за соблазном при Кресте Христовом и в учениках, и в Самой Марии произойдет скорее некое уврачевание от Господа утверждающее сердца их в вере в Него. Так видим, что и Петр после того, как соблазнился, тверже прилепился к вере во Христа. Посему человеческое облечено в немощи, чтобы обнаружилась крепость Господня.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter