Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterСвятитель Василий Великий. Том 2. Письма
Воистину боголюбивейшим и дражайшим братиям и единодушным сослужителям, епископам в Галлии и Италии, Василий, епископ Кесарии Каппадокийской.
Господь наш Иисус Христос благоизволил всю Церковь Божию наименовать Телом Своим, и всех по единому со делав друг для друга членами, и нам всем даровал быть со всеми в союзе, подобно согласным между собою членам. Почему хотя весьма много отделены мы друг от друга местом жительства, но по силе сего союза близки друг к другу. Ибо как голова не может сказать ногам: не имею в вас нужды (см.: 1 Кор.12, 21), так, конечно, и вы не согласитесь отринуть нас, но столько же окажете сострадания к нашим скорбям, которым преданы мы за грехи наши, сколько и мы радуемся вашему прославлению в мире, какой даровал вам Господь. Почему и прежде еще взывали мы к вашей любви о помощи и сострадании к нам, но, конечно, потому, что не исполнилась мера наказания, не попущено было вам восстать на помощь нашу. Ибо всего более домогаемся, чтобы чрез ваше благоговение соделалось известным наше затруднительное положение и самому державствующему в обитаемых вами странах. Если же это неудобно, то пусть приидут некоторые из вас посетить и утешить скорбящих и своими глазами увидеть бедствия Востока, о которых невозможно приобрести сведения посредством слуха, потому что не найдется и слова, которое бы ясно изобразило вам наше положение.
Нас, досточестнейшая братия, постигло гонение, и гонение самое тяжкое. Ибо гонят пастырей, чтобы рассеялось стадо. А всего тягостнее то, что озлобляемые приемлют страдания не с уверенностию в мученичестве и народ не воздает почестей подвижникам наряду с мучениками, потому что гонители носят на себе имя христиан. Одна ныне вина, за которую жестоко наказывают,— точное соблюдение отеческих преданий. За это благочестивых изгоняют из отечества и переселяют в пустыни. Неправедные судии не уважают ни седины, ни подвигов благочестия, ни жизни, от юности до старости проведенной по Евангелию. Но, тогда как ни одного злодея не осуждают без обличения, епископов берут по одной клевете и предают наказанию без всякого доказательства взносимых на них обвинений. А иные из них не знали обвинителей, не видали судилищ, даже не были сперва оклеветаны, но безвременно ночью похищены насильственно, сосланы в отдаленные страны и злостраданиями, какие должны были терпеть в пустыне, доведены до смерти. А что за сим следовало, то всем известно, хотя бы и умолчал я об этом: бегство пресвитеров, бегство диаконов, расточение всего клира, потому что необходимо или поклониться образу, или быть ввержену в жестокий пламень бедствий- народные стенания, непрестанные слезы и по домам, и в обществе, потому что все жалуются друг другу на свои страдания. Никто не окаменел еще так сердцем, чтобы, лишившись отца, нечувствительно мог перенести свое сиротство. Глас плачущих слышен в городе, слышен в селах, по дорогам, в пустынях. Одна у всех жалостная речь, потому что все говорят о достоплачевном. Похищены радость и духовное веселие. В плач обратились наши праздники, домы молитвенные затворены, в алтарях не совершается духовного служения. Нет христианских собраний, не председают учители, нет спасительных уроков, ни торжеств, ни всенощных песнопений, ни того блаженного радования, какому предаются верующие в Господа души в церковных собраниях и в общении духовных дарований. Нам прилично сказать, что «несть во время сие князя, ниже пророка, ниже вождя... ниже приношения, ниже кадила, ни места, еже пожрети» пред Господом «и обрести милость» (ср.: Дан. 3, 38—39).
Пишу об этом знающим, потому что нет части во Вселенной, которая бы не знала уже о наших бедствиях. Почему и следует вам заключить, что веду слово сие не для учения, не для напамятования вашей рачительности. Ибо знаю, что никогда не забудете нас, как и мать не забудет исчадий чрева своего. Поелику одержимые какой-нибудь жестокою болью обыкновенно стенаниями облегчают несколько свои мучения, то и мы делаем то же, как бы слагаем с себя тяжесть печали, извещая вашей любви о многоразличных наших бедствиях в надежде, что сильнее подогнувшись к молитвам о нас, умолите Господа со делаться к нам Милостивым.
Если бы одни скорби угнетали нас, мы решились бы пребывать в безмолвии и радоваться в страданиях за Христа, потому что «недостойны страсти нынешняго времене к хотящей славе явитися в нас» (Рим.8, 18). Но теперь опасаемся чтоб возрастающее зло, подобно пламени, распространяющемуся по горючему веществу, истребив ближайшее, не коснулось со временем и отдаленного. Ибо зло ереси опустошительно, и есть опасность что, поглотив наши Церкви, прокрадется наконец и в здравую часть близких к вам стран. Может быть, за приумножение у нас греха первые мы отданы на снедение сыроядным зубам врагов Божиих. А может быть, как можно более гадать, поелику Евангелие Царствия, начав с наших мест, прошло всю Вселенную, то и общий враг душ наших усиливается семена отступничества, получившие начало в тех же местах, передать целой Вселенной. Ибо над кем воссияло просвещение ведения Христова, на тех умышляет навести тьму нечестия.
Посему как истинные ученики Господа почитайте страдания наши своими. Мы ведем брань не за имение, не за славу, не за что-либо временное, но вступили в подвиг за общее достояние, за отеческое сокровище здравой веры. Восскорбите с нами, братолюбцы, что уста благочестивых у нас заключены, а отверст всякий дерзкий и хульный язык глаголющих на Бога неправдую. Столпы и утверждение истины (см.: 1 Тим. 3, 15) — в рассеянии; а мы, презренные по нашей малости, не имеем дерзновения. Вступите в подвиг за людей; не себя одних имейте в виду, потому что утверждаетесь в безветренных пристанях по Божией благодати, даровавшей вам всякую защиту от обуревания духов зло бы, но прострите руку и тем Церквам, которые застигнуты бурею, чтобы они, оставленные, не претерпели совершенного крушения веры. Восстените с нами, что Единородный хулится и нет противовещающего, что Духа Святаго отмещут и, кто может обличить, того изгоняют, превозмогло многобожие. Есть у них Бог великий и Бог малый. Признано, что слово «Сын» не имеет естества, но именование какой-то почести; что Дух Святый не совосполняет Собою Святую Троицу и не имеет общения в Божеском и блаженном естестве, но есть одна из тварей, напрасно и случайно присоединен к Отцу и Сыну. «Кто даст главе моей воду и очесем моим источник слез» (Иер.9, 1), и многие дни буду оплакивать народ, ввергаемый в погибель сими лукавыми учениями?! Обольщается слух людей простодушных, он привык уже к еретическому злочестию. Чада Церкви воскормляются нечестивыми учениями. И что им делать? Во власти еретиков Крещение, сопровождение отходящих, посещение больных, утешение скорбных, вспомоществование угнетенным, всякого рода пособия, причащение Тайн. Все это, будучи ими совершаемо, делается для народа узлом единомыслия с еретиками. Почему, по прошествии некоторого времени, если бы и настала свобода, нет уже надежды содержимых в долговременном обмане снова возвратить к познанию истины.
По сей причине многим из нас надлежало прибегнуть к вашей степенности, и каждому описать свои обстоятельства. Но теперь и это самое пусть будет для вас доказательством того злострадания, в каком живем; нам не свободно и отлучиться. Ибо если кто и на самое короткое время оставит Церковь свою, то предаст сим народ свой людям злокозненным. Но по благодати Божией вместо многих послали мы одного, благоговейнейшего и возлюбленнейшего брата нашего, сопресвитера Дорофея, который может дополнить своим рассказом и то, что не вошло в мое письмо, потому что тщательно вникал он во все и ревнует о вере. Приняв его в мире, возвратите скорее к нам с добрыми для нас вестями о вашем усердии, какое имеете помочь братии.
Ту заботливость, какую имеете о Церквах Божиих, частию успокоит возлюбленнейший и благоговейнейший брат наш Санктиссим, рассказав вам о любви и расположении к нам всего Запада, а частию пробудит и более поощрит, сам от себя ясно представив вам, какого усердия требуют настоящие обстоятельства. Ибо все прочие как бы вполовину только извещали нас и о мнении тамошних, и о состоянии дел у нас; но он, как человек, способный и изведать намерения людские, и в точности исследовать состояние дел, расскажет вам все и во всем будет руководствовать доброе ваше усердие. Посему имеете предмет для рассуждения, приличный вашему совершенному произволению, какое всегда обнаруживали в попечении о Церквах Божиих.
Письма, полученные от твоей досточестности, видимым образом опровергают мысль, будто бы и у нас уже исполнилось, что по предречению Господа давно ожидается, ныне же и действительным опытом подтверждается, а именно, что «за умножение беззакония изсякает любы многих» (ср.: Мф.24,12). Ибо подлинно немаловажно это доказательство любви, что, во-первых помнишь о мне, человеке так малом и ничего не стоящем, а потом для посещения моего посылаешь братий, которые достойны быть вручителями мирных посланий. А это всегда реже можно видеть, когда уже все и на всех смотрят подозрительно. Нигде нет сердоболия, нигде нет сострадательности, нет братской слезы о бедствующем брате. Ни гонения за истину, ни всенародные стенания в Церквах, ни великое число окружающих нас бедствий не могут подвигнуть нас к попечительности друг о друге; напротив того, издеваемся над падениями, растравляем раны, поддерживаем нападения еретиков мы, которые по видимости держимся того же образа мыслей и, будучи согласны в самом главном, в одном чем-нибудь совершенно отделились друг от друга. Поэтому как же не подивиться человеку, который при таком положении дел обнаруживает чистую и не льстивую любовь к ближнему и через такую широту моря и суши, разделяющую нас телесно, услуживает нам всевозможным попечением о душах наших.
В тебе же подивился я и тому, что с огорчением принял ты раздор братий на Елеоне и желаешь им сколько-нибудь сблизиться между собою. Но поелику не скрылось от тебя, что было выдумано некоторыми и произвело беспорядки в братстве, но и о сем приложил ты свое попечение, то похвалил я и за это. Но не признал я соответственным твоему благоразумию, что исправление такого дела предоставляешь мне, человеку, ни благодатию Божиею не водимому, потому что живу во грехах, ни в слове не приобретшему какой-либо силы, потому что от учений суетных отказался добровольно, а в догматах истины не снискал еще надлежащего навыка. Итак, писал я уже возлюбленным братиям нашим на Елеоне — Палладию, нашему единоземцу, и Иннокентию, родом из Италии, в ответ на написанное ими, что к никеискому исповеданию веры не можем прибавить чего-либо даже самого краткого, кроме славословия Духу Святому, потому что отцы наши о сем члене Символа веры упомянули кратко по той причине, что тогда не возникло еще о сем вопроса. Присовокупляемых же к сему исповеданию догматов о воплощении Господнем, потому что оные глубже моего разумения, не касался я исследованием и не принял, зная, что если однажды извратим простоту веры, то не найдем и конца речам, но противоречия поведут нас далее и далее и души простые будем смущать введением новостей.
Что касается до Церкви Антиохийской — разумею же единомысленную с нами, то даст Господь увидеть ее некогда пришедшей в единение! Ибо она в опасности всего скорее внять наветам врага, который злобится на нее за то, что там в первый раз водворилось наименование христиан. И как ересь отделяется там от православия, так и православие делится само в себе. Но как почтеннейший епископ Мелетий первый стал дерзновенно за истину, и добрым подвигом подвизался во времена Констанция, и Церковь моя была с ним в общении, наипаче возлюбив его за крепкое и неуклонное противоборство, то и я по благодати Божией доныне пребываю с ним в общении и пребуду, если угодно сие Богу. Ибо и блаженнейший папа Афанасий, прибыв из Александрии, весьма желал, чтобы установилось у него общение с Мелетием, но по злонамеренности советников союз их (чему лучше бы не быть) отложен до другого времени. Не приступал же я еще к общению ни с кем из превзошедших впоследствии, не их считая недостойными, но в Мелетий не находя, что требовало бы осуждения. И хотя многое слышал я о братии, но не поверил, потому что обвинителям не были противопоставлены обвиняемые, по написанному: «еда закон наш судит человеку, аще не слышит от него прежде и разумеет, что творит?» (Ин. 7, 51). Посему-то, досточестнейший брат, не мог я доселе писать к ним посланий, и не должно принуждать меня к этому. Миролюбивому же твоему намерению прилично будет не сочетавать одно, а другое расторгать, но отделившееся привести к тому единению, какое уже есть. Почему сперва молись, а потом всеми силами упрашивай, чтобы, отринув от сердца любочестие, сблизились они между собою — и для возвращения Церкви ее крепости, и для сокрушения кичливости врагов. Но в довольной мере утешило душу мою присовокупление твоею точностию к прочим прекрасным и точным рассуждениям, а именно, что необходимо исповедовать Три Ипостаси. Сему пусть будут научены тобою (и конечно, уже научены) антиохийские братия, потому что, без сомнения не приимешь общения с ними, не приняв особенной предосторожности в этом именно.
А племя магусеев (на которое изволил ты указывать мне в другом месте) у нас многочисленно и рассеяно по всей почти области, происходит от поселенцев, в древности вышедших из Вавилонии. Они имеют свои особенные обычаи, не имея общения с другими людьми; и обратить к ним слово совершенно невозможно, потому что «уловлены» от диавола «в свою его волю» (ср.: 2 Тим. 2, 26). Нет у них книг; нет наставников в догматах, но воспитываются, следуя неразумным обычаям, и сын от отца заимствует нечестие. А сверх этого, что и всякий видит, гнушаются они закланием животных как скверною и для своей потребности закалают животных чужими руками, любят беззаконные браки, огонь признают богом и тому подобное. Но о родословии от Авраама не говорил мне доселе ни один из магов, выдают же родоначальником своим какого-то Зарнуа. Более этого ничего не могу написать о них твоей досточестности.
Прекрасно и как прилично было духовному брату, научившемуся у Господа истинной любви, напал ты на меня за то, что не обо всем здешнем, и важном, и неважном, довожу до твоего сведения. Ибо на тебе лежит обязанность заботиться о наших делах, а на мне — доносить любви твоей о том, что делается у нас. Но знай, досточестнейший и возлюбленнейший для меня брат, что непрерывные скорби и сильная эта буря, которая ныне приводит в потрясение Церкви, делают меня не обращающим уже внимания на происходящее. Как стук обращается в привычку тем, у кого непрестанно бывает поражен им слух в кузнице, так и я непрерывностию странных известий приобучен наконец с несмущенным и неустрашимым сердцем слышать всякую необычайность. Поэтому что издавна замышляется против Церкви арианами, как ни много таких замыслов, как они ни важны и сколько ни говорят о них в целой Вселенной,— все это для меня сносно, потому что делается явными врагами и противниками учения истины; и дивлюсь я арианам, когда не сделают они обычного им, а не когда отваживаются против благочестия на что-нибудь важное и безрассудное. Печалит же меня и смущает, что делают единомышленные и единоверные с нами. Впрочем, и это, так как часто бывает и непрестанно поражает мой слух, не кажется мне странным. Почему и сам я не был тронут недавно происшедшими беспорядками, и твоего не потревожил слуха, частию зная, что молва сама собою доведет весть о случившемся, частию же выжидая, чтобы другие стали вестниками неприятного, а сверх того находя и неприличным сердиться на подобные проступки, как будто негодуя на то, что презрели меня.
Впрочем, тем, которые сделали это, писал я, как следует, умоляя их, чтобы, поелику тамошние братия впали в некоторое разномыслие, не отступали они от любви, исправления же ожидали 0т тех, которые могут по церковным правам врачевать проступки. И как ты совершил уже сие, прекрасно и по долгу своему подвигнись на такое дело, то похвалил я тебя и возблагодарил Господа, что у тебя сохраняется останок древнего благочиния и что Церковь не утратила своей крепости во время моего гонения, потому о вместе со мною не были гонимы и правила.
Поэтому, неоднократно утруждаемый галатами, не мог еще я отвечать им, ожидая ваших приговоров. И теперь, если даст Господь и захотят терпеливо меня выслушать, надеюсь привести людей сих в Церковь, не подвергаясь укоризне, будто бы сам я отделился к маркеллианам, но их соделав членами Тела Церкви Христовой, чтобы это худое нарекание, навлеченное ересью, было уничтожено присоединением их ко мне и сам я не понес стыда как приложившийся к ним.
Но огорчил меня брат Дорофей, который, как сам ты писал, не совсем приятно и кротко беседовал с твоею чинностию. И это приписываю затруднительности обстоятельств. Ибо, видно, ни в чем не успеваю я по грехам своим, если и ревностнейшие из братий не оказываются кроткими и способными к возлагаемым на них служениям, не исполняя всего согласно с моим желанием.
Возвратясь, пересказывал он мне разговор свой с твоею досточестностию при честнейшем епископе Дамасе и опечалил меня, сказав, что боголюбивейшие братия, сослужители мои Мелетий и Евсевий, причислены к последователям Ария. Но если бы и ничто другое не подтверждало их православия, то по крайней мере нападения на них ариан для рассуждающих здравомысленно служат немаловажным доказательством их правоты. А твое благоговение обязывается к единению с ними в любви и общением в страданиях за Христа. Будь уверен в том, воистину досточестнейший, что нет такого речения в православии, которое бы сими мужами не было проповедано со всяким дерзновением при свидетеле Боге и в моем присутствии. А я и на один час не принял бы общения с ними, если бы нашел их храмлющими в вере. Но, если угодно, оставим прошедшее и положим некоторое начало к миру для последующего времени. Ибо все мы имеем нужду друг в друге, подобно членам, связанным между собою взаимным общением, и особенно имеем нужду теперь, когда Восточные Церкви смотрят на нас и в нашем единомыслии найдут для себя опору и утверждение; а если узнают, что вы имеете какое-либо подозрение друг на друга, то ослабеют и опустят руки свои в противоборстве с противниками веры.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter