Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на пророка Исаию
Беседа 3
"Вот, Господь, Господь Саваоф, отнимет у Иерусалима и у Иуды посох и трость" (Се Владыка Господь Саваоф отъимет от Иерусалима и от Иудеи крепкаго и крепкую) (Ис. 3:1)
1. Как отличный врач, то прижигая, то отсекая, то давая горькие лекарства, имеет целью здоровье больных, так точно и человеколюбивый Бог, различными и разнообразными наказаниями скрепляя расслабление и распадение иудеев, то устрашает непризнательным набегом иноплеменников, то еще прежде такого нападения поражает их другими угрозами, разнообразием угроз постоянно сохраняя в них живой страх. Так теперь Он угрожает им бессилием, голодом, засухою, лишением не только необходимого, но и того, что нисколько не меньше необходимых вещей сохраняет нашу жизнь. Не голод только тяжек, но тяжко – иметь недостаток и в управляющих делами; от этого обыкновенно и самое богатство бывает тяжелее голода. В самом деле, какая польза в том, что все льется как бы из источников, когда происходят междоусобные войны, когда море воздымается, волны бушуют, и нет ни кормчего, ни рулевого, и никого, кто мог бы остановить бурю обстоятельств и воззвать спокойствие? Если же вместе с этим бывает и голод, то представь чрезмерность бедствий. Всем этим Бог угрожает (иудеям), и, во-первых, самым тяжким бедствием. Вот (се), говорит, Господь, Господь Саваоф (Владыка Господь Саваоф). Это выражение: вот (се) пророки употребляют постоянно, когда хотят удостоверить слушателя в истине слов своих. Не здесь только, но и прежде, и в самом начале можно видеть, что грехи часто предшествовали телесному расслаблению, как напр. в Каине. Так как он неправильно воспользовался своей силой, то справедливо подвергся расслаблению. Так и в сидевшем при купели грехи были причиною расслабления, как говорит Христос: "вот, ты выздоровел; не греши больше" (Иоан. 5:14). И Павел говорит: "оттого многие из вас немощны", – потому, что они грешили, принимая таинства с нечистою совестью (1 Кор. 11:30). И блудника он предает "во измождение плоти", подвергая его такому наказанию за грехи (1 Кор. 5:5). Впрочем, это не всегда бывает наказанием за грехи, но иногда бывает поводом к получению венцов, как у Лазаря и Иова. И не слабость только, но и другие болезни телесные происходили от греха, как напр. проказа Озии за бесстыдство его намерения. Так и рука царя Иеровоама иссохла за его гордость и высокомерие. И язык Захарии был связан не за что иное, как за грех души. Потому, так как и для иудеев телесное здоровье, благоденствие и обилие богатства служили поводом к высокомерию, то и Бог исторгал корень гордости, вразумляя их, делая лучшими и доставляя им больше того, чего лишал их. Что за вред – иметь слабое тело, когда этим научается душа? Притом, чтобы они не подумали, что случившееся было следствием слабости природы, пророк предсказывает об этом и простирает угрозу не только на мужей, но распространяет наказание и на женский пол, – так как был развращен и тот и другой пол, – и далее, по причине крайнего бесстыдства, обращает речи против самих женщин, обвиняя их в преступлениях, которые разрушили город до самого основания. Потому и на них он посылает заразу; именно заразу, мне кажется, он разумеет, когда говорит: отниму посох и трость (отьиму крепкаго и крепкую), или какую-нибудь другую телесную болезнь, не уступающую искусству врачей. Таковы – наказания Божьи. Крепость хлеба и крепость воды. Это – тягчайшее наказание, когда уничтожается не самое существо, а происходящая от него сила, так что люди наказываются самым видом его, никогда не насыщаясь им и отсюда усматривая, что это – гнев Божий. Исполина и крепкого. Исполином Писание постоянно называет человека сильного или превосходящего многих размером своих членов. Когда в книге Бытия от говорит: "это сильные, издревле славные люди" (тий бяху исполини, человецы именити) (Быт. 6:4), то этими словами не говорит о рождении какого-нибудь другого рода, но указывает нам, что они были сильны, крепки, здоровы. И человека ратника и судию. Невыносимое наказание, указание крайней гибели составляет сказанное, когда, и при целости стен и башен, город вместе с самими жителями может быть предан неприятелям. Ведь безопасность городов заключается не в камнях, не в деревах и оградах, но в благоразумии населяющих город; когда есть такие люди, тогда ни, и в присутствии врагов, ограждают город безопаснее всего; а когда их нет, то, хотя бы никто не беспокоил его, он представляется более жалким, нежели город осаждаемый.
2. Таким образом, пророк преподал тем и всем слушающим немалый урок любомудрия, убеждая никогда не надеяться на величие города, на рвы и укрепления, но на добродетель мужей пригодных. Внушая им страх, он говорит, что Бог лишит город безопасности, отняв не только сведущих в войне, но и умеющих судить, которые не менее воюющих приносят пользу городам, благоустраивая мир и часто отклоняя угрожающие войны. Так как войны постоянно произрастают от корня грехов, то стражи законов и точные блюстители правосудия, обуздывая большую часть грехов, могут уничтожать и поводы к войне, почему же Бог отнимает их? Потому, что люди не пользовались ими, как должно, когда они были. Как спасительные наставления Его приносили великую пользу слушателям, но, возвещая иудеям, Он прикрывал свои наставления неясностью, потому что они не внимали словам Его, так точно эти великие дары, которые доставляют нам великое спасение, Он часто отнимает, когда принимающие не хотят извлечь из них никакой пользы. И пророка, и смотреливаго. Не малый вид гнева (Божьего) – и то, когда прекращаются пророчества. Так, когда Бог отвратился от народа иудейского за грехи детей Илия и за великое нечестие народа, то прекратилось пророчество: "слово Господне," говорит Писание, "было редко в те дни, видения [были][1] не часты" (глагол Господень бы честен в тыя дни, не бы посылаемо) (1 Цар. 3:1); честен, т.е. редок. И при Озии то же самое. Между тем не мало пользы они получили бы от этого, если бы хотели. Слышать волю Божью, приготовляться к будущим бедствиям, узнавать неизвестное и то, когда нужно напасть на неприятелей, когда быть спокойным, и как избегать всех скорбей, – это много способствовало им к спасению. Но так как, слыша откровения, они не поступали, как должно, то Бог лишил их и откровения; при чем являлось великое человеколюбие Божье в том, что Он, и предвидя будущее, и зная, что они не будут пользоваться дарами Его, как должно, делал все, от Него зависящее. Вместе с пророком, говорит, Бог отнимет и смотреливаго.
Здесь, мне кажется, смотреливым он называет того, кто по великому благоразумию своему и по опытности в делах предугадывает будущее. Ведь иное дело – предугадывание, иное – пророчество. Один говорит Духом Божьим, не привнося ничего от себя самого; а другой, на основании прежде бывшего и усилиями собственного благоразумия, предвидит многое из будущего, как свойственно предвидеть человеку благоразумному. Но между тем и другим великое различие, – такое как между благоразумием человеческим и благодатью божественною. А чтобы примером пояснить слова мои, вспомним о Соломоне и Елиссее. Оба они возвещали неизвестное и открывали сокровенное, но оба не одною и тою же силою: первый по человеческому благоразумию, на основании естественного опыта, говорил о прелюбодейных женах (Прит. гл. 5); а последний говорил не по какому-либо соображению, – какое соображение могло открыть воровство Гиезия (4 Цар. гл. 5)? – но по божественной благодати провидя отдаленные события. И старца, пятьдесятоначальника (ст. 2, 3). Вместе с теми, говорит, отнимет Бог и старца, и пятидесятника, разумея под старцем не просто человека престарелого, но имеющего вместе с сединою и благоразумие, свойственное седине. Также и под пятьдесятоначальником он разумеет не одного какого-нибудь пятидесятника, но называет этим именем всех начальников. Ничего, по истине ничего нет хуже безначалия, подобно тому как нет ничего ненадежнее корабля, который не имеет кормчего. На останавливаясь и на этом, он угрожает, что отнята будет и другая великая опора безопасности, – умеющие подавать отличные советы, которые не меньше оружия доставляют благодеяния городам. Отниму, говорит, и дивнаго советника, и премудраго архитектона, разумея не строителя, но человека опытного в делах, знающего многое и умеющего благоразумно устраивать все дела города.
Вместе с теми – и разумнаго послушателя. Действительно когда нет его, то, хотя бы все прочее было, нет никакой пользы городам; хотя были и пророки, и советники и начальники, но если нет ни одного слушателя, то все – тщетно и напрасно. Здесь, мне кажется, выражение: отниму, значит: оставлю, попущу, подобно тому, как Павел говорит: "то предал их Бог превратному уму" (предаде их в неискусен ум) (Рим. 1:28), выражая не то, будто Бог вверг их в безумие, но – оставил и попустил им оставаться безумными.
"И дам им отроков в начальники" (и поставлю юноши князи их) (ст. 4). Это хуже и гораздо бедственнее безначалия, потому что кто не имеет начальника, тот лишен руководителя, а у кого худой начальник, тот имеет ввергающего в пропасть. Отроками (у св. И. Злат - юношами) же здесь называет их пророк, не унижая этого возраста, но желая яснее показать их безумие. Бывают и отроки (юноши) разумные, и старцы, живущие безумно; но так как это обыкновенно случается редко, а большей частью бывает напротив, то он и назвал безумных таким именем. Тимофей был отроком (юношей), но управлял Церковью мудрее множества старцев. И Соломон, будучи двенадцати лет, беседовал с Богом, имел великое пред Ним дерзновение, прославился, получил венец, был по своей мудрости предметом удивления для иноплеменников, и не только мужи, но и жены приходили издалека, имея единственной целью своего путешествия то, чтобы научиться чему-нибудь и послушать его голоса, а когда он достиг старости, то много уклонился от добродетели. И отец его, блаженный Давид, совершил тяжкий грех не тогда, когда был отроком и юношей, но когда уже прожил этот возраст, тогда согрешил; а когда он был малым отроком, тогда воздвиг дивный трофей, поразил иноплеменника, показывал всякое любомудрие, и юность нисколько не была для него препятствием к делам доблестным. Также от Иеремии Бог не принял отказа, когда он ссылался на свой возраст; но послал его к иудейскому народу, сказав, что в этом нет никакого препятствия, только бы мысли были здравы. Имея такой же возраст, или даже гораздо меньший, Даниил осудил старцев. И Иосия, не имея еще и десяти лет, взошел на царский престол, и тогда отличался добрыми делами; но после того вскоре, предавшись беспечности, потерял душевную добродетель. А Иосиф? Он, будучи не только юным, но и весьма юным, вступил в трудную борьбу, сражаясь не против людей, но против самой силы природы, и из печи и пламени, гораздо более жестокого, нежели персидский[2] , не вышел ли здравым, оставшись невредимым не менее трех отроков? Как они тогда вынесли неповрежденными свои тела и даже волосы, вышедши как бы из источника, а не из печи, так и он, в этой борьбе, освободившись из рук египтянки, остался непобедимым ни от ее прикосновения, ни от слов, ни от вида, ни от одежды, ни от благовоний, – что скорее хвороста и смолы воспламеняет огонь страсти, – ни от самого возраста своего не потерпел ничего такого, что свойственно потерпеть человеку. И эти три отрока, находясь в самом цветущем возрасте, обуздали чрево, попрали страх смерти, победили столь великое свойство и гнев царя, устремившегося против них свирепее нещадного пламени, и ничто не преодолело их, но постоянно оставались они с нераболепною душою. Таки образом пророк не унижает возраста, когда говорит этою подобным образом и Павел, когда говорит: "не [должен быть] из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом" (не новокрещенну (подобает епископу бытии, μή νεοφυτον), да не разгордевся в суд впадет Диавол) (1 Тим. 3:6), разумеет не юного по возрасту, а новообращенного (у св. И. Злат – новонасажденного) (νεωστί φυτευθέντα), т.е. оглашенного; словом: насаждать он означает оглашать и учить, как, напр., когда говорит: "я насадил, Аполлос поливал" (1 Кор. 3:6). И Христос называет это насаждением: "всякое растение, " говорит Он, "которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится" (Матф. 15:13). Если бы апостол называл новокрещенным юного, то Тимофея весьма юного, так юного, что сам говорил: "никто да не пренебрегает юностью твоею" (1 Тим. 4:12), он не возвел бы на такую степень власти и не поставли бы управлять такими церквами. И ругатели господствовать будут ими. Видишь ли, что он укоряет не возраст, но развращенное настроение? Таким прибавлением он выразил это яснее. Ругателями он же здесь называет обманщиков, лицемеров, льстецов, которые обольстительными речами предают других дьяволу. "И в народе один будет угнетаем другим, и каждый – ближним своим" (и нападати имут людие, человек на человека, и человек на ближняго своего) (ст. 5). Как в зданиях, когда поддерживающие их деревья сгнили, или отняты, стены необходимо обрушиваются, не имея никакой подпоры, так и там, где отняты вышеупомянутые мужи, начальники, советники, судьи, пророки, ничто не препятствует народу истреблять самого себя и быть великому смятению.
4. Юноша будет нагло превозноситься над старцем, и простолюдин над вельможею (приразится отроча к старцу, и безчестный к честному). Юноша, говорит пророк, будет противиться старцу, будет превозноситься пред ним, презирать его. Это, еще прежде нападения неприятелей, бедственнее всякой войны, потому что когда старость не будет уважаема юностью и люди низкие и презренные станут попирать ногами людей, прежде почтенных, тогда город будет находиться в состоянии нисколько не лучшем того, как бы он утопал в волнах. "Тогда ухватится человек за брата своего, в семействе отца своего, [и скажет]: у тебя [есть] одежда, будь нашим вождем, и да будут эти развалины под рукою твоею. А [он] с клятвою скажет: не могу[3] исцелить [ран общества]; и в моем доме нет ни хлеба, ни одежды; не делайте меня вождем народа" (яко имется человек брата своего или домашняго отца своего, глаголя: ризу имаши, началовождь нам буди, и брашоно мое под тобою да будет. И отвещав в день оный речет: не буду началовождь, несть бо в дому моем ни хлеба, ни ризы: не буду началовождь людем сим) (ст. 6, 7). Здесь, кажется мне, пророк указывает или на какую-нибудь весьма бедственную осаду города, приведшую их в крайне стеснительное положение, или, без осады, на какой-нибудь невыносимый голод и великий недостаток в необходимом. Он выражается согласно с общим обыкновением. Как многие говорят: "если бы случилось, что весь город продавался за овол, то я не мог бы купить его", выражая этим свою крайнюю бедность, так и пророк говорит, что если бы за одну одежду и за один хлеб продавались начальственные должности, и тогда никто не купит их: такой будет недостаток в необходимом. "Так рушился Иерусалим" (яко оставлен бысть Иерусалим) (ст. 8), т.е. покинут, опустошен, лишен промышления Божьего. И пал Иуда (и Иудеа паде); исполнилась, говорит, замешательства и беспокойства, смятения и беспорядка. И языки их с[4] беззаконием не покоряются Господеви. Здесь показывается и причина зол, – невоздержание языка. В этом обличает их и Осия: "Ефрем, " говорит, "сделается пустынею в день наказания; между коленами Израилевыми Я возвестил это" (Ефрем в пагубу бысть во дни наказания: в племенах Исраилевых показах верная) (Ос. 5:9). То же говорит и Малахия: "вы прогневляете Господа словами вашими[5] и говорите: `чем прогневляем мы Его?' Тем, что говорите: `всякий, делающий зло, хорош пред очами Господа, и к таким Он благоволит', или: `где Бог правосудия?'" (пророцы укоряющии Бога словесы и ресте: о чесом прогневахом Его? Зане ресте: всяк творяй зло, добр пред Господем, и в них сам благоволи: и где есть Бог правды?) (Мал. 2:17). В этом же и он обвиняет их, представляя двоякую вину, – ту, что они не только не покоряются и не только нарушают закон, тогда как должны были бы стыдиться и краснеть, скрываться и склонять голову, но еще стараются увеличить прежние беззакония, при неисполнении заповедей произнося дерзкие слова, подобно какому-нибудь негодному рабу, который, не исполняя приказаний господина, еще оказывается дерзким. Сего ради ныне смирися слава их, и студ лица их противу ста им (ст. 9). Пророк опять говорит о будущем, как бы о прошедшем, следуя обыкновенному закону пророчества. Смирением славы он называет плен. Действительно, не малым стыдом было для тех, которые были в звании владык вселенной, – покориться людям нечестивым и иноплеменным. А под студом лица он разумеет стыд, происходящий от греха. Такова была жизнь их. Так как они наперед постыдили сами себя своими делами, то и Бог лишил их славы, предав их наказанию меньшему, нежели какому они подвергли сами себя. Не так дурны были они, живя в чужой стране, как когда, владея своею столицею, предавались беззакониям. Там сокращались злые дела их, а в отечестве более и более увеличивались. Таким образом пророк преподает им высокое учение, убеждая постоянно прежде наказания удаляться от пророков, воздерживаться и стыдиться, не тогда, когда иноплеменники возьмут их и отведут в рабство, но когда сила греха будет держать их пленниками. "И о грехе своем они рассказывают открыто, как Содомляне, не скрывают." (грех же свой яко Содомский возвестиша, и явиша). Часто я говорил, и теперь скажу: пророк, показывая человеколюбие Божье, предсказывает не только то, что они будут терпеть, но и то, чему они достойны были подвергнуться. Грехи их были равны содомским; а наказания их – гораздо легче. Бог не исторг их с корнем, не разрушил города их до основания и не истребил остатков рода их. Выражения же: возвестиша и явиша сказаны человекообразно, потому что не тогда Бог узнает совершившееся, когда оно совершается, – как можно сказать это о Том, Кто знает все прежде бытия? – но пророк сказал так для того, чтобы показать великость бедствия.
5. Как в другом месте Писания, когда говорит: умножися вопль грехов их[6] ко Мне (Быт. 18:20), говорит так, не представляя Бога обитающим где-нибудь далеко и не заключая Его в небе, но показывая великость греха, так и здесь словом возвестиша пророк выражает чрезмерность порока. Грехи более легкие могли бы быть незаметными; но чрезмерные и великие бывают весьма известны и явны, хотя бы не было никого, кто бы осуждал и обличал их: они сами себя обличают и делают явными. Таким образом пророк, желая показать великость зол, говорит: возвестиша и явиша, т.е. совершали зло с великою неумеренностью, с великой дерзостью, не стыдясь и не скрываясь, но делая порок своим занятием.
"Горе душе их! ибо сами на себя навлекают зло, скажите праведнику, что благо [ему], ибо он будет вкушать плоды дел своих" (горе души их: зане умыслиша совет лукавый на себе самих, рекше: свяжем праведнаго, яко непотребен нам есть) (ст. 9,10). Крайнее зло, когда не только грешат, и не только грешат дерзко, но и изгоняют тех, которые могли бы исправить это. Как сумасшедшие часто бросаются на врача, так точно и они представляли величайшее доказательство неисцелимой болезни в том, что изгоняли праведных. Такова добродетель: она одним появлением своим огорчает живущего порочно. Таков порок: он часто, еще не слыша обличения, тяготится самим присутствием людей, живущих честно. Здесь двоякое обличение: за то, что они связывают праведника, и за то, что связывают его как бы непотребнаго. Так, когда кто-нибудь не только не принимает полезного, но и считает это вредным, то какое остается для него средство к исправлению? Потому и пророк, видя, что они дошли до крайности, начинает снова с плача, а не с обличения и укоризны, говоря: горе душе их; и далее весьма мудро говорит: ибо сами на себя навлекают зло (зане умыслиша совет лукавый на себе самих). Хотя совершившиеся, по-видимому, направлено против праведника, но если исследовать внимательно, то умысел их обращается не на того, кто страждет, а на тех, кто делает это. Отсюда мы научаемся, что человек добродетельный, хотя бы подвергся бесчисленным оскорблениям, не потерпит никакого вреда от причиняющих их; а злоумышляющие против него скорее на себя самих поднимают меч, как было и с этими. Они, связывая праведника, нисколько не повредили ему, но самих себя ввергли в больший мрак и пустыню, удалив от себя светильник. Ибо он будет вкушать плоды дел своих (убо плоды дел своих снедят). Таков пророк: он сам в себе заключает наказание. Сказанное здесь пророком означает следующее: они вкусят от своих плодов, поставив себя в совершенной пустыне и приготовив себе многие пропасти. "А беззаконнику – горе, ибо будет ему возмездие за [дела] рук его" (ст. 11). Видишь ли, что от нас всегда зависит мера и начало наказания? Потому пророк опять плачет, сетует и сокрушается, что иудеи злоумышляли сами против себя и хуже всякого врага вредили своему спасению, а что может быть бедственнее этого? "Людие мои, приставницы ваши пожинают вас" (ст. 12). Превосходному учителю свойственно разнообразить речь, не повергать только в скорбь и не доставлять только удовольствие, но иногда предлагать то, а иногда другое, чтобы от такого смешения происходила великая польза. Потому и пророк не только обличает, но и плачет, что бывает еще сильнее обличений, однако причиняет меньшую скорбь, и – что удивительно – нанося глубочайшую рану, производит легчайшую боль. Он не плачет только, но и врачует и употребляет еще иной, дивный способ наставления. Какой же именно? Укоряет не всех вместе, но отделяет народ от начальников и на их голову обращает укоризны. Польза такого рода обличений так велика, что и Моисей весьма часто употреблял его. Этот пророк, когда все были достойны обличений, обращает речь против начальников; а Моисей, нашедши тогда народ особенно виновным в беззаконии, а Аарона достойным не столь великого обличения, оставил весьма виновных и обратил обличение на не столь виновного, такими укоризнами против него возбуждая совесть их признать себя достойными большого наказания. Так и случилось: затем уже не было нужды в других речах к народу, но тех одних слов, которые сказаны были Аарону, достаточно было, чтобы привести в сокрушение столь многие тысячи, как бы одного человека, и от такой дерзости обратить к страху и крайнему томлению. Предвидя это, Моисей, тотчас сошедши (с горы), бросил скрижали и сказал Аарону: "что сотвоиша тебе людие сии, яко сотворил еси я порадование врагам?" [7] (Исх 32:21, 25).
6. Так поступает и этот пророк, подражая тому святому мужу двояким образом. Моисей тогда не только укорил, но, приняв также вид сострадающего, таким образом совершил то обличение Так и этот подражал тому и другому, говоря: людие мои, приставницы ваши пожинают вас. Он и делает им обличение, и говорит как состраждущий народу. Приставниками же, кажется, он называет здесь истязающих, под которыми, как я думаю, разумеет хищников и их любостяжателей; а если не так, то собирающих подати. Посмотри и здесь на мудрость его: он осуждает не самое дело а неумеренность. Не сказал: требуют, но: пожинают, т.е. отнимают имущество, лишают всего под предлогом требования должного. Такое выражение он заимстсовал от примера собирающих жатву; пожинать (κλαμάσθαι) значит: после жатвы собирать выпавшие от жнецов колосья и совершенно ничего не оставлять на ниве. Так точно поступали тогда и эти люди, отнимая у иудеев все имущество и оставляя их нагими. И истяжающии обладают вами. Еще тяжелее то, что они не ограничивали этим своего любостяжания, но еще далее простирали насилие, делая людей свободными рабами. Людие мои блажащия вас льстят вы. Здесь, мне кажется, он указывает на лжепророков, или на тех, которые обольщали их словами, что везде бывает причиной крайнего развращения. Поэтому, показывая вред, происходящий отсюда, он присовокупляет: и стези ног ваших возмущают, т.е. не позволяют идти прямо, сбивая с пути, расслабляя, делая нерадивыми.
"Восстал Господь на суд – и стоит, чтобы судить народы. Господь вступает в суд со старейшинами народа Своего и с князьями его" (но ныне устроится Господь на суд, и поставит на суд люди своя. Сам Господь на суд придет со старейшины людей и с князи их) (ст. 13,14). Он продолжает тот же способ исправления, обращая укоризны от народа к старцам и начальникам и употребляя более грозный образ речи: представляет самого Бога судящим и осуждающим и обличающим за грехи против народа тех, которые обижали народ. Потому и говорит: восстал Господь на суд. Так как он окончил обличение, – обличение же для людей бесчувственных не очень тяжко, но наказание для них страшно, – то и говорит, что на одном обличении дело не остановится, но последует и наказание за грехи, когда Сам, имеющий судить, наконец потребует отчета и вступит в суд с грешниками. Это показывает и великое снисхождение Бога, желающего судиться с ними, и самую речь делает обличительною, так что имеющих ум может привести в великое сокрушение. И не по той только причине, о которой я сказал выше, он обращает речь к начальникам и старцам, но и для того, чтобы научить всех, что начальники подвергнутся более тяжким взысканиям, нежели подчиненные. Подчиненный даст отчет только за себя самого, а начальник и за себя самого и за народ, который вверен его власти. И от старцев справедливо требуется такая же строгость жизни, так как что для тех – власть, то для этих – возраст их. Правда, и юноша, тяжко согрешающий, достоин наказания; но тот, кто по самому возрасту способен к воздержанию и не обуревается такими волнами страстей, но имеет возможность с большею легкостью быть любомудрым и с большим удобством удаляется от всего житейского и приобрел больше благоразумия вследствие опытности в делах, тот справедливо должен быть наказан больше всех, если он в старости совершает дела невоздержанных юношей. "Вы зачем опустошили виноградник; награбленное у бедного – в ваших домах?" (Вы же почто запалисте виноград мой и разграбление убогаго в домах ваших?) Бог всегда имеет великое попечение о терпящих обиды, и не меньше, как за грехи против Него, а иногда и больше, гневается за грехи против подобных нам рабов. Жену прелюбодейную он позволил отпускать, а язычницу – нет (Мат. 5:32; 1 Кор. 7:12), хотя последняя виновна против Него самого, а первая – против человека. И когда приносится жертва, Он повелел оставлять дар и не прежде приносить его, пока оскорбивший ближнего помирится с братом своим (Мат 5:23, 24); и когда судил должника десятью тысячами талантов, то, обличая его в грехах против Себя, даже на назвал его лукавым, но скоро примирился с ним и простил весь долг, а за сто динариев и рабом назвал лукавым, и предал истязателям, и не прежде позволил отпустить, пока будет отдан весь долг (Мат. 25).
7. И когда сам Христос был ударяем, то Он не сделал ничего рабу, нанесшему удар, но кротко отвечал: "если Я сказал худо, покажи, что худо; а если хорошо, что ты бьешь Меня?" (Иоанн. 18:23). Но когда Иеровоам, простерши руку, повелел взять обличавшего его пророка, тогда Бог сделал руку его сухою (3 Цар. 13:4), научая и тебя кротко переносить обиды, касающиеся тебя самого, а касающиеся Господа преследовать с великою силою. Потому и преподавая заповеди, Он хотя и поставил любовь к ближнему второю заповедью, но – подобно первой, и как исполнения той требует весьма строго, так и этой. О первой он говорит: "всем сердцем твоим и всею душею твоею", и об этой: "как самого себя" (Матф. 22:37, 39). И из многих других мест можно видеть, с какой строгостью Он предписывает нам обязанности друг к другу. Так и здесь, посмотри, как сильно Он повторяет и усиливает обличение разительными выражениями: Вы, говорит, зачем опустошили виноградник? (вы же, говорит, почто запалисте виноград мой) Как поступили бы какие-нибудь жестокие иноплеменные неприятели, так вы поступили со своими. Виноградом же Он называет народ, по причине великого попечения о нем и промышления свыше. И желая усилить обличение. Не сказал: почему подобных себе рабов, ближних, братьев, но Мое, говорит, погубили, Мое расхитили? Далее, показывая, в чем состоит это опустошение (запаление), говорит: награбленное у бедного – в ваших домах (разграбление убогаго в домах ваших). Не столько град вредит виноградникам, сколько несправедливость к бедному и убогому обыкновенно подпаляет его душу, подвергая ее унынию, тягчайшему всякой смерти. Хищничество – всегда зло, но особенно тогда, когда обижаемый находится в крайней бедности. Этим он не только обличает, но и исправляет, обращая взоры их на похищенное. После таких слов, самый вид лежащего пред глазами может достаточно тронуть того, кто не сделался слишком бесчувственным. "Что вы тесните народ Мой?" (пошто вы обидите людей моих) (ст. 15). Он продолжает тот же образ речи; как там говорил: виноградник (виноград мой), так и здесь: народ мой (людей моих). И лица[8] убогих посрамляете? Тех, кого нужно было исправлять, вы прогоняете; тех, кого нужно было восстановлять, вы сокрушаете. Вместе с грабительством они еще презирали низших, обращались с ними хуже, нежели с невольниками, присоединяя к любостяжанию надменность, и от неправедного обогащения приобретая великую гордость. С корыстолюбием неразлучна болезнь высокомерия, и чем кто более собирает богатства, тем более усиливается и эта болезнь. Сие глаголет Господь, Господь Саваоф[9] . Что значит: Саваоф? Ангелов, архангелов, вышних сил. Он говорит так, желая возвести слушателя от земли на небо, внушить ему мысли о великом царстве Божьем, чтобы поразить его этим, сделать более благоразумным и показать, что такое снисхождение есть следствие не слабости, а долготерпения Божьего. "И сказал Господь: за то, что дочери Сиона надменны и ходят, подняв шею, и выступают величавою поступью и гремят цепочками на ногах, оголит Господь темя дочерей Сиона и обнажит Господь срамоту их; в тот день отнимет Господь красивые цепочки на ногах и звездочки, и луночки, серьги, и ожерелья, и опахала, увясла и запястья, и пояса, и сосудцы с духами, и привески волшебные, перстни и кольца в носу, верхнюю одежду и нижнюю, и платки, и кошельки, светлые тонкие епанчи и повязки, и покрывала. И будет вместо благовония зловоние, и вместо пояса будет веревка, и вместо завитых волос – плешь, и вместо широкой епанчи – узкое вретище, вместо красоты – клеймо. Мужи твои падут от меча, и храбрые твои – на войне. И будут воздыхать и плакать ворота [столицы], и будет она сидеть на земле опустошенная" (Сия глаголет Господь: понеже вознесошася дщери Сиона, и ходиша высокою выею, и помизанием очес, и ступением ног, крупно ризы влекущыя и ногами купно играющыя. И смирит Господь начальныя дщери Сиони, и Господь открыет срамоту их в день он. И отьимет Господь славу риз их и красоту[10] их, и вплетения[11] и тресны ризныя, и луницы[12], и срачицы тонкия, и красоту лица их, и состроение красы славныя, и обручи, и запястия, и сплетение[13], и перстни, и кольца, и усерязи[14], и багряницы[15], и утварь храмную, и светлая Лаконская, и виссоны, и синеты, и червленцы, и виссон со златом и синетою претыкан[16], и тончицы преиманы златом: и будет вместо вони добрыя смрад. И вместо пояса ужем перепояшешися, и вместо украшения главы твоея[17] плешь имета будеши дел твоих ради, и вместо ризы багряныя перепояшешися вретищем. Сия ти вместо благолепия[18]. И сын твой добрейший, егоже любиши, мечем падет, и крепцыи ваши мечем падут, и смирятся: и восплачутся хранилища утварей ваших, и останешися едина, и о земле ударена будеши) (ст. 16–25).
Здесь пророк сделал нечто необыкновенное, обратив пространную речь к женам, чего нигде в Писаниях мы не встречаем в таком виде. Какая же причина этого необыкновенного образа речи?
8. Велика, мне кажется, была тогда изнеженность жен, и много они способствовали порочности мужей. Потому пророк и обращается особенно к ним, направляя на них более тяжкие упреки; и в начале он возвышает речь, говоря от лица Божьего: И сказал Господь: за то, что дочери Сиона надменны и ходят, подняв шею (Сия глаголет Господь: понеже вознесошася дщери Сиона, и ходиша высокою выею). Он упрекает их за главнейшее из зол, – за гордость и высокомерие. Это зло везде несносно, но особенно в женском поле. Жена, исполненная высокомерия, будучи более легкомысленною и неразумною, легко развращается, утопает, терпит кораблекрушение от всякого бурного дуновения, так как гордость и высокомерие потопляет ее. Он, кажется, обращается к женам иерусалимским; потому и называет их дочерями Сиона. И ходят, подняв шею (и ходиша высокою выею). Здесь он и посмеивается над ними, и показывает женское высокомерие, которое не может оставаться в душе, но прорывается наружу и выражается движениями тела. И не за гордость только но укоряет их, но и за распутство, как говорит, и объясняет в дальнейших словах. Он прибавляет и обольщая взорами (и помизанием очес). Это свойственно развратным женщинам – мигать глазами и таким образом показывать великое распутство изнеженность; ничто так не доказывает распутства и изнеженности как это. И ступанием ног, купно ризы влекущыя. Немаловажен и этот упрек, хотя он и кажется маловажным; напротив, влачить по земле одежду – это знак крайней испорченности, изнеженности, невоздержания, распутства. Даже один из язычников, осмеивая своего противника, поставил ему в укоризну, сказав: "он спускает одежду до пяток"[19]. И ногами купно играющыя. И это опять – признак такого же бесстыдства. Во всем, и в глазах, и в одежде, и в ногах, и в походке, обнаруживается или целомудрие, или распутство. Движения внешних членов суть как бы вестники души, находящейся внутри. Как живописцы, смешивая краски, начертывают изображения, какие хотят, так точно и движения телесных членов выводят наружу свойства души и представляют их нашим глазам. Потому и другой премудрый сказал: "Одежда и осклабление зубов и походка человека показывают свойство его" (одеяние мужа, и смех зубов, и стопа ноги[20] возвестят, яже о нем) (Сир. 19:27). И оголит Господь темя дочерей Сиона и обнажит Господь срамоту их; в тот день…(дальше тексты расходятся)(И смирит Господь начальныя дщери Сиони, и Господь открыет срамоту их в день он. И отьимет Господь славу риз их). Обличив два порока, гордость и распутство, он для каждого употребляет соответственное врачество: для первого – первое, а для второго – последующее, для гордости – смирение, а для красоты одежд – лишение ее. Когда говорит, настанет война, тогда все будет унесено. Тогда высокомерные и гордые женщины, пораженные страхом, освободятся от этой болезни; развратные и во всем изнеженные, подвергшись игу плена, освободятся от всей этой изнеженности.
Но чтобы сделать слова свои более чувствительными для них и коснуться души слушателей, пророк подробно исчисляет украшения одежд этих женщин, золотые вещи, носимые на лице и прочих членах тела, потом переходит и к украшению дома. Они не только тела украшали, но простирали таковую гордость и на стены, расточая имение на ненужные предметы, и, завивая свои волосы, простирали всюду эти обольстительные крылья. За это он и укоряет их, говоря: отьимет славу риз их и красоту их, и вплетения их, и тресны ризныя. Выражением: тресны ризныя он называет или какое-нибудь головное украшение, или самый вид головной прически. И луночки (и лунницы), – украшение около шеи, видом подобное луне. И срачицы тонкия, – вероятно, говорит о летней одежде. И красоту лица их, – здесь, мне кажется, он разумеет притирания и румяна. И состроение красы славныя, – этим указывает на позолоту. И обручи, – золотые украшения на руках. И запястья (И запястия), – украшение на кистях рук. И сплетение, – золотое украшение вокруг головы. И перстни и кольца, – которые называют браслетами. И усерязи, и багряницы, и пребагряная. И утварь храмную, и светлая Лаконская. Такова была их забота касательно роскоши, что они употребляли не только отечественные произведения, но собирали и издалека, из чужих стран, и предпринимали для этого морские путешествия, потому что между Палестиной и Лакедемоном великое расстояние и огромное море.
9. Итак, не напрасно пророк, не называя сами одежды, указал на их отечество, но для того, чтобы показать безмерную роскошь женщин. И виссоны, и синеты, и червленцы, и виссон со златом и синетою претыкан, и тончицы преиманы златом. Они не оставили ни одного вида ни в одежде, ни в других украшениях, но прошли все пути роскоши, силою разврата будучи доведены до сумасшествия. Если же и тогда, прежде благодати и такого любомудрия, это было осуждаемо, то какое оправдание могут иметь нынешние жены, которые призваны на небо и к подвигам большим, которые обязываются соревновать ангелам, которые могут несравненно с большей силой побеждать такое воздержание, и между тем превосходят и действующих на зрелище? И, – что всего хуже, – они даже не думают, что грешат. Потому и на них нужно вооружиться словом пророка. Действительно, не только к тем, но и к этим относится прибавленное им:будет вместо благовония зловоние (будет вместо вони добрыя смрад) Видишь ли, как он отвергает и намащение благовониями и угрожает за это великим наказанием? Зловонием (у св. И. Злат. - Смрадом) он называет здесь пыль, которая поднимается после разрушения города и набега неприятелей. И действительно, они истребляли его тогда огнем и мечем, иное в нем разрушая, а иное предавая сожжению. Предвещая это, пророк говорит:и будет вместо благовония зловоние, и вместо пояса будет веревка (и будет вместо вони добрыя смрад. И вместо пояса ужем перепояшешися); он представляет изображение плена и отведение в страну иноплеменников. И вместо завитых волос – плешь (и вместо украшения главы твоея плешь имети будеши) –потому что или волосы выпадет от скорби, или неприятиели сделают это, или они – сами себе. В древности был обычай – во время печали и несчастия стричься или бриться. Так, Иов остриг главу, услышав о несчастии детей. И этот пророк далее говорит, что вместе с вретищем и рыданием будет острижение (Ис 22:12). Также другой пророк говорит: "сними с себя волосы, остригись, скорбя о нежно любимых сынах твоих" (оброснися и остризися по чадех своих младых) (Мих. 1:16). И вместо широкой епанчи – узкое вретище(и вместо ризы багряныя перепояшешися вретищем). Не представляется ли это страшным и невыносимым? Но нас ожидают еще не такие наказания, а червь ядовитый и тьма нескончаемая. Если тех за пристрастие к украшениям постигли плен, рабство и крайние бедствия, – а что Бог осудил и наказал их собственно за этот грех, послушай, как пророк, исчислив бедствия, указывает и на их причину: сия ти; говорит, вместо благолепия – если иудейские жены, пристрастные к украшениям, подверглись такому наказанию, когда отечество их было разрушено до основания, и они, после великой роскоши, были отведены в чужую страну рабынями, пленницами и изгнанницами, и преданы голоду, болезням и бесчисленным родам смерти, то не очевидно ли, что мы подвергнемся еще тягчайшим наказаниям, впадая в те же грехи?
Если же какая-нибудь жена, пристрастная к украшениям, еще не потерпела ничего подобного, – пусть она не будет самонадеянна. Бог обыкновенно посылает наказания на одного и на другого и через них внушает всем прочим, какие ожидают их бедствия. Но выражу яснее сказанное мною. Жители Содома совершали некогда тяжкие грехи и подверглись крайнему наказанию, когда нисшел пламень, и города, и люди, и земля с телами их, – все было сожжено. Что же? После них разве никто не дерзал совершать такие же дела? Напротив, многие и во многих местах вселенной. Почему же они не потерпели ничего подобного? Потому, что они соблюдаются для другого, тягчайшего наказания. Потому Бог, сделав это однажды, не делал более, чтобы дерзающие совершать такие дела ясно видели, что они никогда не избегнут наказания, хотя бы здесь и не подвергались им. В самом деле, сообразно ли было бы с разумом, если бы те, которые жили прежде благодати и закона и не слушали ни пророков, ни кого-нибудь другого, потерпели такие наказания за свои грехи, а те, которые после них удостоились такого попечения Божьего и не вразумились примером их, – от чего грех делается гораздо более тяжким, – избежали бы назначенного за это наказания? Почему же они и теперь еще не наказаны? Дабы ты научился, что они соблюдаются для наказания, гораздо более тяжкого.
10. А что действительно можно подвергнуться наказанию более тяжкому, нежели содомское, послушай Христа, который говорит: "отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому" (Матф. 10:15). Потому, если нынешние жены, пристрастные к украшениям, не потерпели того, что потерпели украшавшиеся тогда, – пусть они не будут самонадеянны. Самое замедление и долготерпение Божье приготовляет им жесточайшую огненную печь и делает пламень сильнейшим. Так случилось и с Ананией и Сапфирой. Они, вначале и при первом явлении (евангельской) проповеди утаив часть своего имения, тотчас были поражены смертью; а после них многие, дерзавшие делать то же, не потерпели ничего. Как же было бы сообразно с разумом, чтобы Судья праведный и воздающий всем равно, меньше согрешивших наказывал, а тяжелее согрешивших оставлял без наказания? Не очевидно ли, что, предопределив день, в который будет судить вселенную, Он потому откладывает наказание, чтобы люди или от долготерпения его исправились, или подверглись тягчайшему наказанию, если останутся в тех же грехах? Итак, когда мы, согрешая так же, как уже грешили другие, потерпевшие наказание, не терпим того же, то не будем самонадеянны, но еще более будем страшиться. Наказанием тех Бог как бы изрек закон, внушая и убеждая всех: Я для того наказал согрешившего вначале, чтобы и ты, согрешающий после них, ожидал себе того же, чтобы ты исправился и сделался лучшим. За одинаковые грехи назначены одинаковые наказания, хотя они не тотчас исполняются. А относительно этих людей я медлил не без причины, но потому, что в их дома от изнеженности жен вошла дурная болезнь, – страсть к украшениям, которая усилила трату имущества, вводя мужей в излишние издержки, подавая повод к вражде, беспокойству и ежедневному соперничеству, и истощая утробу бедных. В самом деле, когда жена заставляет мужа издерживать все имущество или даже больше своего имущества на гордость тела (потому что гордость тела – лежащее вокруг него золото), тогда рука необходимости сжимается для благодетельной милости. И, как можно видеть, множество других видов греха происходит отсюда. Впрочем, предоставив хорошо узнавать это на опыте самим подвергающимся такому злу, обратимся к последующему. Представив изображение плена и сказав: Я наведу это вместо благолепия, пророк усиливает наказание и говорит: и сын твой добрейший, егоже любиши, мечем падет, и крепцыи ваши мечем падут. Действительно, это бедственнее плена; это – жизнь хуже смерти. Когда вместе с рабством они принуждены оплакивать безвременные скорби, то вообрази, как велико такое несчастие, когда соединяются одно с другим разные огорчения, которые тяжки и сами по себе. Подлинно, когда случился один плен, то такое бедствие было невыносимым, и когда случались такие скорби у живущих на свободе, то жизнь была горче смерти; но теперь, говорит, то и другое будет соединено вместе. Такое бедствие нужно назвать более, чем двойным, а тройным и четвертным, – когда именно сын, и прекрасный, и любимый, и от врагов, а не по общему закону природы, лишается жизни, а вместе с ним – и все находящиеся в зрелом возрасте, так что им не остается никакой доброй надежды на человеческую помощь и содействие. И будут воздыхать и плакать ворота [столицы], и будет она сидеть на земле опустошенная (И смирятся: и восплачутся хранилища утварей ваших, и останешися едина, и о земле ударена будеши). Пророк всеми мерами увеличивает плач, усиливает страх, возбуждает живое сокрушение, поставляет бедствия на вид, распространяет описание несчастия, обращаясь ко всему, собирая отовсюду скорбные черты по причине бесчувственности слушателей, так как желательно было, чтобы такими угрозами они были потрясены и стали чувствовать совершение ожидающих их бедствий. Потому они и прибавил то, что представляется весьма жалким, – что они будут видеть опустошенное хранилище золота, памятник прежнего благоденствия, который самим видом своим будет постоянно возбуждать живую скорбь. Несчастия обыкновенно тогда особенно поражают нас, когда мы сравниваем их с прежним благоденствием; такое сравнение делает рану более жестокой. Так и Иов некогда со слезами говорил: "о, если бы я был, как в прежние месяцы" (кто мя устроит по месяцам преждних дней?) (Иов. 29:2). И повествует о всем богатстве, о благах, которые текли как бы из источников, о почестях, о доходах, о всей славе своей, чтобы таким сравнением лучше показать, как тяжки настоящие, постигшие его бедствия. То же делает теперь и пророк, напоминая о хранилищах и, не довольствуясь этим, представляет их самих плачущими. Речь бывает поразительнее, когда делаются такие олицетворения. Потому он представляет плачущими и виноград и вино, чтобы сильнее поразить слушателей и тронуть их бесчувственность. Что значит: останешися едина? Оставленная, говорит, без помощников и без попечения Божьего лишенная всей прежней славы, окруженная со всех сторон врагами и стесненная среди иноплеменников. Затем, желая представить крайность унижения, говорит: и о земле ударена будеши. Не сказал: упадешь, или: низвергнешься; но употребил другое слово, яснее выражающее все ее унижение.
Примечания:
[1] Слово όρασις=видение у св. И. Злат. здесь по изд. Миня не читается.
[2] Т.е. вавилонский. Св. Иоанн Златоуст часто называет Ассирию и Вавилонию – Персией.
[3] Слово σου=твой у св. И. Зл. здесь не читается.
[4] В ц.-слав. переводе эти слова читаются: и язык их со беззаконием, не покоряются Господеви.
[5] В ц.-слав. переводе эти слова читаются: прогнивляющии Бога словесы вашими. Первые два слова: οί προφήται όνιδείζοντες=пророцы укоряющии, читаемые у св. И. Зл., ни в одном греч. т. не читаются, а потому – и в ц.-сл. Слова ύμων=вашими св. И. Зл. не читал.
[6] Св. И. Зл. делает перифраз Быт 18:20: "вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма." (вопль содомский и гомморский умножися ко Мне и грехи их велицы зело)
[7] Св. И. Злат. делает сокращенный перифраз Исх. XXXII, ст. 21 и 25.
[8] Вместо τό πρόσωπον=ц.-слав. лице, как читается в Алекс. и ват. код., св. И. Зл. читает τό πρόσωπα=лица.
[9] В ц.-слав. эти слова читаются: глаголет Господь Саваоф.
[10] Вместо: τούς хόσμους=ц.-сл.: красоты, как в алекс. код., св. И. Злат. читал τούς хόσμον=красоту.
[11] В ц.-сл.: вплетения златая (на главе).
[12] В ц.-сл.: и луницы гривенныя.
[13] хαί τό έμπλόхιον=и сплетение=reticulum
[14] В ц.-сл.: и художныя усерязи.
[15] Следующих затем по ал. и ват. код. слов: хαί τά μεσοπόρφυρα=в ц.слав.: и пребагряная св. И. Зл. не читал.
[16] Вместо: συγхαθυφασμένα=в ц.-сл.: претыканы, как в ал. и ват, св. И. Зл. читал: συγхαθυφασμένην= претыкан.
[17] В ц.-слав., согласно алекс. и ват. код.: и вместо украшения златаго еже на главе (хαί αντί τού хόσμου τής хεφαλής τού χρυσίου).
[18] Ταύτά σοι άντί хαλλωπισμού: эти слова не читаются ни в одном известном греч. списке Т. LXX, потому отсутствуют и в ц.-слав.
[19] У Диона говорится так о Цицероне (usque ad talos vestem demitteret).
[20] В алекс. и ват. списк.: βήματα άνθρώπου=в ц.-сл.: стопы человека.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter