Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterСвятитель Иоанн Златоуст. Толкование на святого Матфея евангелиста
Беседа 51
“Тогда приходят к Иисусу Иерусалимские книжники и фарисеи и говорят: зачем ученики Твои” и пр. (Мф. 15:1).
1. Тогда - когда же это? После того, как Он сотворил бесчисленные знамения, после того, как исцелил недужных прикосновением к краю риз Его. Для того-то евангелист и означает время, чтобы показать крайнюю, ничем непреодолимую злобу книжников и фарисеев. Но что значат слова: “Иерусалимские книжники и фарисеи”? Книжники и фарисеи были рассеяны по всем коленам, и разделены на двенадцать частей; но те из них, которые жили в главном городе, были гораздо злее прочих, так как большею пользовались честью и более надмевались. Смотри же, как они и самым вопросом своим уловляются. Они не говорят: почему ученики Твои преступают закон Моисеев, но - почему нарушают “предание старцев”? Отсюда видно, что священники много вводили нового, хотя Моисей под страхом великого наказания и со многими угрозами запрещал им что-либо прилагать к закону, или отнимать от него, говоря: “Не прибавляйте к тому, что я заповедую вам, и не убавляйте от того” (Втор. 4:2). И тем не менее, они вводили новые постановления, каково было и то, что не должно есть неумытыми руками, что чаши и котлы надобно омывать и самим омываться. Тогда как иудейскому народу надлежало уже оставить прежние постановления, они навязывали ему еще более, опасаясь лишиться власти и желая, чтобы их тем более страшились, что они и сами законодатели. От этого дело дошло до такого нечестия, что их заповеди сохраняли, а Божии нарушали; и столь велика была власть их, что это не почиталось уже и преступлением. Потому на них и лежала двойная вина: и за то, что вводили новые постановления, и за то, что, оставляя без внимания Божии заповеди, тем более вступались за свои. Умалчивая о других постановлениях, достойных только смеха, - как-то, об омовении кувшинов и котлов, - они выставляют на вид то, что по видимому более заслуживало внимания, желая, как мне кажется, привести чрез это Господа в гнев. Потому упоминали и о старцах, чтобы, в случае неуважения к ним, иметь предлог к обвинению Господа. Но сперва следует рассмотреть, почему ученики ели неумытыми руками? Итак, почему же они так поступали? Это они делали не с намерением, но потому, что презирали уже излишнее, и заботились об исполнении необходимого. Они не считали законом умываться, ни оставаться неумытыми, но поступали так, или иначе, как случалось. И могли ли они заботиться об этом, когда не заботились даже о самой пище, необходимой для них? И тогда как им часто случайно приходилось есть неумытыми руками, - как, например, когда в пустыне принимали пищу, или когда рвали колосья, - пренебрегающие всегда великим и заботящиеся много об излишнем поставляют им это в вину. Что же Христос? Он не стал ни порицать, ни защищать поведения учеников, но на обвинение фарисеев и сам отвечал обвинением, унимая дерзость их и показывая, что согрешающий в великих делах не должен с такою заботливостью подмечать в других маловажные проступки. Вас бы надлежало подвергнуть обвинению, - говорит Он, - а вы сами обвиняете других. Заметь, что когда Он хочет какое-либо постановление отменить, то делает это в виде отповеди; так и теперь поступил. Он не тотчас обращается к учиненному проступку, и не говорит, что он ничего не значит, - иначе Он увеличил бы их дерзость; но сперва сражает дерзость их, поставляя на вид преступление гораздо важнейшее, и возлагая его на главу их. Он не говорит и того, что нарушающие постановление хорошо поступают, чтобы не подать им случая к обвинению Себя; но и не охуждает поступок учеников, чтобы не подтвердить постановления. Равно не обвиняет и старцев, как людей законопреступных и порочных (иначе фарисеи отвратились бы от Него, как от ругателя и оскорбителя); но, все это оставив, избирает другой путь и, порицая, по-видимому, подошедших к Нему, касается между тем сделавших сами постановления. Он не упоминает вовсе о старцах, но в обличении, направленном против одних, низлагает и других, и показывает, что они вдвойне грешат, не покоряясь Богу и угождая людям. Он как бы так говорит: обыкновение повиноваться старцам, оно-то и погубило вас. Правда, Он не говорит этого, но то же самое дает разуметь в следующем ответе: “Зачем и вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего? Ибо Бог заповедал: почитай отца и мать; и: злословящий отца или мать смертью да умрет. А вы говорите: если кто скажет отцу или матери: дар [Богу] то, чем бы ты от меня пользовался, тот может и не почтить отца своего или мать свою; таким образом вы устранили заповедь Божию преданием вашим” (Мф. 15:3-6).
2. Господь не сказал: за предание старцев, но – “преданием вашим”; также не сказал: старцы же глаголют, но – “вы говорите”, смягчая тем Свою речь. Книжникам и фарисеям хотелось показать, что ученики Его нарушают закон; Христос, напротив, показывает, что они сами делают это, а ученики не подлежат обвинению. Постановление человеческое не есть закон (потому Он и называет его преданием), а особенно постановление людей беззаконных. Но так как предание, повелевающее умывать руки, не было противно закону, то Христос приводит другое, противное закону, именно следующее: фарисеи учили юношей, под видом благочестия, презирать отцов. Каким образом? Если кто из родителей говорил сыну: дай мне эту овцу, которую ты имеешь, или тельца, или иное что, то им отвечали: то, чем ты желаешь от меня пользоваться, я отдаю в дар Богу, и ты не можешь получить этого. Отсюда происходило двоякое зло: и Богу не приносили, и родителей, под предлогом приношения Богу, лишали дара; и оскорбляли родителей под предлогом обязанности к Богу, и Бога - под предлогом обязанности к родителям. Впрочем, Господь не прямо указывает на это, но сначала читает им закон, в котором показывает, что Бог строго требует почтения к родителям. “Почитай, - говорит Он, - отца и мать”, и будешь долголетен на земле И еще: “Злословящий отца или мать смертью да умрет”. Но, умолчав о награде, которая принадлежит почитающим родителей, Христос упоминает только о том, чего надобно страшиться, т. е. о наказании, которое угрожает непочитающим родителей, желая таковых устрашить, равно как и благонамеренных ободрить, указывая таким образом на настоящих виновников, достойных смерти. Если, говорит Он, непочтительные на словах наказываются, то тем более будете наказаны вы, непочтительные на деле, и не только сами так поступающие, но и других научающие тому же. Как же вы, которым и жить не подобало бы, обвиняете учеников? Что удивительного, если вы Меня, доселе неизвестного вам, так много оскорбляете, когда являетесь так дерзкими и пред Отцом? Так Христос везде говорит и показывает, что из неуважения к Отцу и происходит такое безумное высокомерие их. Некоторые изъясняют иначе это выражение: “дар [Богу] то, чем бы ты от меня пользовался”, именно: я не обязан почитать тебя, и это мой дар тебе, если я стану тебя почитать[1]. Но Христос не о таком оскорблении упоминал здесь. Евангелист Марк выражает это яснее, говоря: “корван, то есть дар [Богу] то, чем бы ты от меня пользовался” (Мк. 7:11), что не означает ни дара, ни одолжения, но собственно выражает приношение. Итак, показав, что пренебрегающие законом Божиим не должны обвинять тех, кто нарушает предание старцев, Он то же самое показывает и из слов пророка. По строгом обличении, Он простирает речь Свою далее, что и всегда делает, представляя в доказательство Писания, и тем показывая Свое согласие с Богом. Что же говорит пророк? “Этот народ приближается ко Мне устами своими, и языком своим чтит Меня, сердце же его далеко отстоит от Меня, и благоговение их предо Мною есть изучение заповедей человеческих” (Ис. 29:13). Видишь ли, как пророчество совершенно согласно со словами Иисуса Христа и как оно еще прежде возвещало злобу иудеев? Что Христос осудил ныне, о том еще прежде говорил Исаия, т. е., что иудеи заповеди Божии презирают. “Языком, -говорит, - своим чтит Меня”, а о Своих постановлениях прилагают великое старание: “учат учениям, заповедям человеческим” (ср. Мф.15:9). Потому справедливо ученики и не соблюдают этих постановлений. Итак, нанесши иудеям смертельный удар и усилив обличение и делом, и собственным суждением, и словами пророка, Господь перестает говорить с ними, так как они не могли уже исправиться, но обращает речь Свою к народу, чтобы преподать ему высокое, великое и исполненное многого любомудрия учение. Пользуясь этим случаем, Он присовокупляет большее, и совсем уже отвергает постановления о пище. Но заметь, когда это? Когда прокаженного очистил, когда нарушил покой субботний, когда показал Себя царем земли и моря, когда установил закон, когда грехи отпустил, когда мертвых воскресил, когда представил многие доказательства Своей божественности: тогда начинает рассуждать и о пище.
3. Все иудейство заключается в преданиях о подобных предметах. И если ты отвергнешь эти предания, то отвергнешь и все его. Таким образом Христос показывает, что и обрезание должно уничтожить. Впрочем, сам Он не внушает оставить этот обряд предпочтительно пред прочими, потому что заповедь об обрезании всех древнее прочих и более уважалась, но через учеников утверждает закон об его отмене. Обрезание так было важно, что и ученики, по прошествии уже многого времени желая отменить его, делают это после предварительного рассуждения. Но смотри, как Господь вводит закон: “И, призвав народ, - говорит евангелист, - сказал им: слушайте и разумейте” (Мф. 15:10)! Не просто объявляет им этот закон, но почтительностью и снисходительностью располагает народ к принятию слов Своих (что показал евангелист в слове: призвав). Далее Он пользуется благоприятностью времени: начинает изрекать закон после того, как обличил фарисеев, одержал над ними победу и осудил их словами пророка, следовательно, когда народ удобнее мог принимать слова Его; и притом Он не просто призывает их, но и возбуждает их внимание. Разумейте, - говорит Он, - т. е., размыслите, обратите внимание ваше. Закон, который Я теперь намерен дать вам, достоин этого. Если фарисеи несвоевременно нарушили закон для сохранения своих преданий, и вы их слушали, то гораздо более должны слушать Меня, в надлежащее время поучающего вас высшему любомудрию. Впрочем, Он не сказал, что разборчивость в пище ничего не значит, и что Моисей предписал ее напрасно, или из снисхождения; а говорит в виде увещания и совета, заимствуя доказательство из самого свойства вещи. “Не то, что входит в уста, - говорит Он, - оскверняет человека, но то, что выходит из уст” (Мф. 15:11). Основываясь на самой природе, Он и изрекает и утверждает закон. Слыша это, фарисеи ничего не сказали вопреки. Не сказали: что Ты говоришь? Тогда как сам Бог дал столько повелений о соблюдении различия в пище, Ты ли даешь такой закон? Но так как Христос совсем заставил молчать их не только тем, что обличил, но и тем, что вывел наружу их коварство, обнаружив тайные дела их и сокровенные помышления, то они молча удалились. Но смотри, как Господь нигде не решается восстать явно против пищи; потому и не сказал - пища, но: “Не то, что входит в уста оскверняет человека”, - что можно было относить и к неумовению рук. Хотя Он говорил о пище, но можно было думать, что Он говорил и об умовении рук. Разборчивость в пище так строго была наблюдаема, что и после воскресения Петр говорил: “Нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого” (Деян. 10:14). Хотя он говорил это и для других, и для того, чтобы иметь самому оправдание против обвинителей, и вместе показать, что Он сколько ни препирался, но не имел успеха, тем не менее показывает, как много думали об этом предмете. Потому-то и сам Христос первоначально не прямо сказал о пище, а употребил выражение: “что входит в уста”; и после, когда, по-видимому, говорил об этом яснее, опять прикровенно заключил речь Свою, сказав: “А есть неумытыми руками - не оскверняет человека” (Мф. 15:20), чтобы слышавшие думали, что Он с этого начал, и об этом рассуждал доселе. Потому не сказал прямо: пища не сквернит человека; - но говорил так, как бы рассуждал об умовении рук, чтобы фарисеи ничего не могли сказать вопреки. Услышав такие речи, “соблазнились” говорится, фарисеи, но не народ. “Ученики Его, приступив, - говорит евангелист, - сказали Ему: знаешь ли, что фарисеи, услышав слово сие, соблазнились” (ст. 12)? - хотя Господь и не к ним говорил. Что же Христос? Он не стал выводить их из соблазна, но укорил их, говоря: “Всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится” (ст. 13). Он знал, когда должно оставлять без внимания соблазны, и когда не должно. Так, в другом случае Он говорит: “Чтобы нам не соблазнить их, пойди на море, брось уду (Мф. 17:27); а здесь: “Оставьте их: они - слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму” (Мф. 15:14). Ученики говорили это не столько потому, что заботились о фарисеях, сколько потому, что сами несколько смущались. Но так как сказать это от своего лица не смели, то желали узнать через повествование о других. А что они действительно и сами соблазнялись, это видно из того, что ревностный и всегда других предупреждающий Петр подходит и говорит Иисусу: “Изъясни нам притчу сию” (ст. 15); открывая свое душевное смущение, но не осмеливаясь явно сказать: я соблазняюсь, он просит изъяснения, дабы избавиться от этого смущения, за что и подвергся укоризне. Что же говорит Христос? “Всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится”. Зараженные учением манихеев говорят, что это сказано о законе; но им заграждает уста то, что сказано выше. Если Господь говорил это о законе, то как же Он выше защищает его, и отстаивает, говоря: “Зачем и вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего”? К чему приводит и слова пророка? Нет, это говорит Он о фарисеях и о их преданиях. Если Бог сказал: “Почитай отца и мать”, то, как же сказанное Богом не есть насаждение Божие?
4. Равным образом и из последующего видно, что изъясняемые слова сказаны о фарисеях, и о их преданиях, потому что Господь присовокупил: “слепые вожди слепых”. Если бы эти слова говорил Он о законе, то сказал бы: слепой вождь слепых; но Он не говорит так, а говорит: “слепые вожди слепых”, отклоняя этим порицание от закона и обращая на них самих. Потом, отделяя от них народ, как уже близкий к тому, чтобы пасть в яму чрез их водительство, говорит: “А если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму”. Большое зло и слепым быть; но при слепоте не иметь руководителя и занимать должность вождя - двойное и даже тройное преступление. Если при слепоте не иметь вождя, то гораздо пагубнее браться водить другого. Что же Петр? Он не говорит: почему и для чего Ты сказал это; но спрашивает, как бы сказанное было не ясно; не говорит: для чего Ты утверждаешь противное закону, потому что опасается, чтобы Христос не почел его соблазнившимся; но как бы говорит, что сказанное не ясно. А что он в самом деле спрашивал не по причине неясности, но потому что соблазнялся, это очевидно из того, что в словах Господа не было ничего неясного. Поэтому Христос и укоряет его, говоря: “Неужели и вы еще не разумеете” (ст. 16)? Народ, может быть, еще не понимал слов Его, а ученики соблазнились ими. Вот почему сначала они желали узнать о том, спрашивая как бы для фарисеев; когда же услышали произнесенную им тяжкую угрозу: “Всякое растение, которое не Отец Мой Небесный насадил, искоренится”, и: “слепые вожди слепых”, - замолчали. Но Петр, во всех случаях ревностный, и этим не удерживается в молчании, а говорит: “Изъясни нам притчу сию”. Что же отвечает Христос? Он отвечает с великою укоризною: “Неужели и вы еще не разумеете? еще ли не понимаете”? Так говорил Он и укорял их, чтобы уничтожить предрассудок, и не довольствуясь этим, присовокупил еще: “Что все, входящее в уста, проходит в чрево и извергается вон? а исходящее из уст - из сердца исходит - сие оскверняет человека, ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления - это оскверняет человека; а есть неумытыми руками - не оскверняет человека” (ст. 17-20). Видишь ли, как сильно Он укоряет их? Потом подтверждает сказанное общим законом природы, для исправления их. Говоря: “проходит в чрево и извергается вон”, Он дает ответ, приноравливаясь к брезгливости иудеев. Он говорит, что пища не остается во чреве, но исходит, между тем как если бы она и оставалась, и тогда не оскверняла бы человека; но они еще не могли вместить этого. Потому и законодатель позволяет оставаться без умовения в то время, пока пища находится внутри, но когда выходит вон, не позволяет. Он повелевает омываться и быть чистым вечером, расчисляя время переваривания и извержения пищи. А нечистота сердца, говорит Он, внутри пребывает и оскверняет человека не только тогда, когда остается там, но и когда исходит оттоле. Сначала Он исчисляет злые помышления, свойственные иудеям, и уже не заимствует доказательства из природы вещей, но из того, что одни из них порождаются во утробе, а другие в сердце, одни остаются в человеке, а другие не остаются. То, что входит в человека извне, опять и исходит из него; но что зарождается внутри его, то оскверняет его и по нисшествии, и тогда еще более. Такое доказательство употребил Он потому, что ученики, как я уже сказал, еще не могли слушать этого с должною мудростью. Марк (7:19) говорит, что Господь этими словами указывал на то, что пища очищается от нечистоты. Но Он не показал вида и не сказал, что есть такую-то пищу не сквернит человека, потому что книжники не стали бы и слушать, если бы Он стал явно говорить это. Потому Он и присовокупил: “а есть неумытыми руками - не оскверняет человека”. Итак познаем, что оскверняет человека, познаем - и будем избегать того! Мы видим, что многие в церкви строго соблюдают обыкновение - приходить в чистых одеждах и с обмытыми руками; а о том, чтобы с чистою душою предстать Богу, нимало не заботятся. Говоря это, я не запрещаю умывать руки или лицо, но желаю, чтобы умывали их так, как должно - не водою только, но вместо воды убеляли добродетелями. Нечистоту уст составляют: злословие, хула, ругательство, гневные слова, срамословие, смех, насмешки. Поэтому, если ты сознаешь, что ничего подобного не говорил и не осквернил себя такою нечистотою, то приходи смело. Если же ты тысячекратно допускал себя осквернять этим нечистотам, то, что трудишься напрасно омывать язык водою, осквернив его пагубною и вредоносною нечистотою?
5. Скажи мне: осмелился ли бы ты молиться, если бы замарал руки в навозе или в грязи? Никак. Между тем это не причинило бы тебе никакого вреда, а то осквернение пагубно. Итак, для чего ты в делах безразличных опаслив, а в том, что запрещено, нерадив? Что же, - скажешь ты, - или не должно молиться? Должно, только надобно быть чистым и не оскверненным. Но что, - скажешь, - если я прежде осквернил себя? Очистись. Каким же образом? Плачь, стенай, раздавай милостыню; извинись перед обиженным, и через то примирись с ним; очисти язык, чтобы более не раздражать Бога. Если бы кто измаранными в грязи руками держал тебя за ноги, умоляя о прощении, ты не только не стал бы слушать его, но и оттолкнул бы ногою. Как же ты сам дерзаешь в такой нечистоте приступать к Богу? Язык молящихся есть рука, которою мы обнимаем колена Божии. Итак, не оскверняй его, чтобы и тебе не сказал Господь: “И когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу”. И еще говорится: “Смерть и жизнь - во власти языка”, и еще: “От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься” (Ис. 1:15; 18:22; Мф. 12:37) Итак, сохраняй язык более зеницы ока! Язык есть царский конь. Если ты наложишь на него узду и научишь его ходить прямо, то царь спокойно будет сидеть на нем; если же пустишь его бежать и скакать без узды, то на нем будет ездить дьявол и бесы. Ты после сообщения с твоею женою, хотя это и не преступление, не смеешь молиться; а после ругательств и обид, которые ведут к геенне, прежде, нежели очистишь себя совершенно, воздеваешь руки к Богу: как же ты не страшишься, скажи мне? Или ты не знаешь, что сказал Павел: “Брак у всех [да будет] честен и ложе непорочно” (Евр. 13:4)? Если же ты, востав от непорочного ложа, не смеешь приступить к молитве, то как, лежа на ложе дьявола, призываешь ужасное и страшное имя Божие? Поистине осквернять себя обидами и ругательствами - значит лежать на ложе дьявола. Гнев, как злой прелюбодей, совокупляясь с нами с сильною похотью, переливает в нас губительные семена и порождает дьявольскую вражду, и делает все противное браку. Брак производит то, что два бывают плоть одна, а гнев и соединенных разобщает и самую душу разделяет и рассекает. Итак, чтобы тебе с дерзновением приступать к Богу, не допускай гнева, когда он хочет войти в твою душу и совокупиться с нею, но отгоняй, как бешеного пса. Такое и Павел дал повеление, когда сказал: “Воздевая чистые руки без гнева и сомнения” (1 Тим. 2:8). Итак, не оскверняй языка! Иначе, как он будет за тебя молиться, когда не будет иметь дерзновения? Укрась его кротостью и смирением, сделай его достойным призываемого тобою Бога, наполни благословением и многою милостынею, - можно ведь и словами творить милостыню. “Слово - лучше, - сказано, - нежели даяние” (Сир. 19:16), и еще: “отвечай ему (нищему) ласково, с кротостью” (Сир. 5:8). Все остальное время украшай возвещением божественных законов: “Да будет … всякая беседа твоя - в законе Вышнего” (Сир. 10:20). Украсив себя таким образом, приступим к Царю, и падем на колена не только телом, но и мыслию. Помыслим, к кому мы приступаем и зачем, что желаем получить? Приступаем к Богу, Которого созерцая, серафимы отвращают лицо, не имея сил сносить сияния, от лица Которого трепещет земля; приступаем к Богу, Который живет во свете неприступном; и приступаем для того, чтобы Он избавил нас от геенны, отпустил нам грехи наши, освободил нас от нестерпимых наказаний и даровал нам небо и его блага.
6. Итак, припадем к Нему и телом и мыслию, чтобы Он сам воздвиг нас лежащих; будем беседовать с Ним с кротостью и со всяким смирением. Но кто из людей, скажешь ты, так несчастен и жалок, что и во время молитвы не бывает кроток? Тот, кто молясь проклинает, исполнен гнева и вопиет против врагов своих. Если ты хочешь обвинять, то обвиняй себя самого. Если хочешь изощрить язык свой, изощряй его против грехов своих; говори не о том, какое зло причинил тебе другой, но какое ты сам себе нанес; оно-то и есть величайшее зло. Другой не может обидеть тебя, если ты сам себя не обижаешь. Итак, если ты хочешь восставать против обижающих тебя, то восстань прежде против самого себя, - в этом никто тебе не препятствует; а если ты восстанешь против другого, то будешь в большой обиде. Да и какую ты, говоря по правде, можешь представить обиду? Ту ли, что кто-нибудь оскорбил, обобрал тебя и подверг опасностям? Но это не значит быть обиженным; напротив, если мы будем внимательны, то такие обиды принесут нам даже величайшую пользу. Здесь обиженный есть тот, кто учинил такое зло, а не тот, кто потерпел его. И в этом-то заключается главная причина всех зол, что мы не знаем даже и того, кто когда получает, и кто наносит обиду. Если бы мы хорошо знали это, то никогда не обижались бы и не жаловались бы в молитвах своих на другого, зная, что другой не может причинить нам зла. Не лишаться, а лишать кого имущества есть зло. И потому, если ты похитил что-нибудь, то осуждай самого себя; если же у тебя похитили имущество, молись за похитителя, потому что он доставил тебе весьма великую пользу. Пусть его намерение было и не таково; но ты сам собою приобретешь величайшую пользу, если великодушно перенесешь обиду. Его карают и божественные и человеческие законы, а тебя, обиженного, увенчивают и прославляют. Если бы страждущий горячкою похитил у кого-нибудь сосуд с водою и утолил ею опасную жажду, мы назвали бы обиженным не того, у кого похищен сосуд, но того, кто похитил, потому что через это он усилил бы жар, и ухудшил свою болезнь. Так думай и о любостяжателе и о сребролюбце: и он, ведь, в жару любостяжения, который сильней самой горячки, похищением еще более усиливает свой пламень. Также, если бы кто в бешенстве, похитивши у кого-нибудь меч, заколол им себя, кто тогда потерпел бы зло: тот ли, у кого похищен меч, или тот, кто похитил? Очевидно тот, кто похитил. Так должны мы судить и о похищении имущества. Поистине богатство для сребролюбца то же, что и для безумного меч, и даже еще гораздо вреднее. Безумный, взявши меч и нанесши себе смертный удар, освобождается от безумия, и не получает другого удара; а сребролюбец каждый день получает бесчисленные, жесточайшие раны. Он не освобождается от своего безумия, но еще более увеличивает его; и чем больше получает ран, тем более подает случай раскрываться другим, жесточайшим. Помышляя об этом, будем избегать такого меча, будем избегать безумия - и, хотя и поздно, научимся воздержанию. Поистине и эту добродетель не менее должно называть целомудрием, как и ту, которую все называют этим именем. Там бывает борьба с одною лютою плотью, а здесь нужно побеждать многие и различные похоти. Нет безумнее человека, раболепствующего богатству. Одолеваемый он представляет себя повелителем; будучи рабом, почитает себя господином; связав себя узами, радуется; усиливая лютость зверя, веселится; находясь в плену, торжествует и скачет; и видя пса, бесящегося и нападающего на его душу, вместо того, чтобы связать и изнурить его голодом, он доставляет ему обильнейшую пищу, чтобы он еще более нападал на него и был еще ужаснее. Итак, представляя все это, расторгнем узы, умертвим зверя, отринем болезнь, отринем это безумие, чтобы нам насладиться спокойствием и совершенным здоровьем и, достигнув с великою радостью тихого пристанища, получить вечные блага, которых и да сподобимся мы благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава ныне и во веки веков. Аминь.
[1] Смысл толкования таков: если я приношу тебе дар, то это зависит только от моей воли, это - дело моей милости, потому что этот самый дар я мог бы посвятить Богу.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter