Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на послание к Римлянам
Беседа 29
"И сам я уверен о вас, братья мои, что и вы полны благости, исполнены всякого познания и можете наставлять друг друга" (Римл. 15:14).
1. Апостол выше сказал: "как Апостол язычников, я прославляю служение мое" (Рим. 11:13), также: "смотри, пощадит ли и тебя" (Рим. 11:21), и еще: "не мечтайте о себе" (Рим. 12:16), и потом: "ты что осуждаешь брата твоего" (Рим. 14:10), опять: "кто ты, осуждающий чужого раба" (Рим. 14:4), а также употреблял много других подобных выражений. И после того, как он высказал в своем послании много жесткого, в заключение он врачует (нанесенные раны) и чем начал, тем и оканчивает. В начале сказал он: "благодарю Бога моего за всех вас, что вера ваша возвещается во всем мире" (Рим. 1:8). Здесь же говорит: "уверен о вас, что и вы полны благости, и можете наставлять друг друга", и в этом месте сказано даже больше, нежели в первом. Он не сказал - услышал я, но - "уверен", т.е. я не имею нужды узнавать от другого, но я сам уверен в вас, я сам, который вас обличал и обвинял. "Что и вы полны благости": это относится к недавно сделанному увещанию. (Апостол) как бы так говорит: я и не считал вас жестокими и братоненавистниками, когда советовал принимать друг друга, не оставлять и не разорять дела Божьи, я знаю, что вы полны благости. Благостью же, как думаю, именует он здесь полноту добродетели. И не сказал - имеете благость, но – "полны благости". С такой же выразительностью и продолжает: "исполнены всякого познания". Что было бы пользы, если бы они при своей любви не знали, как должно обращаться с любимыми? Потому (апостол) присовокупил: "исполнены всякого познания и можете наставлять друг друга", не только научиться, но и научить других. "Писал вам с некоторой смелостью, отчасти" (Римл. 15:15). Обрати внимание на смиренномудрие Павла и на его мудрость, как он, нанеся перед этим глубокую рану, когда уже достиг, чего хотел, пользуется опять многим врачеванием. Довольно уже было для их успокоения, кроме сказанного, одного того, что (апостол) сознается в излишней смелости. То же делает он и в Послании к евреям, говоря так: "о вас, возлюбленные, мы надеемся, что вы в лучшем состоянии и держитесь спасения, хотя и говорим так" (Евр. 6:9). Подобно и к коринфянам пишет: "Хвалю вас, братия, что вы все мое помните и держите предания так, как я передал вам" (1Кор. 11:2). И в Послании к галатам говорит: "уверен о вас в Господе, что вы не будете мыслить иначе" (Гал. 5:10). И во всех посланиях Павла повсюду можно встретить ту же мысль, но здесь преимущественно, потому что римляне пользовались большим уважением и надменный их ум надлежало смирять не только строгими, но и кроткими мерами. Апостол и употребляет те и другие. Поэтому и здесь он говорит им: "писал вам с некоторой смелостью", но, не довольствуясь этим, присовокупил: "отчасти", то есть слегка. Но и на этом не останавливается, а что говорит? "Как бы в напоминание вам". И не сказал он - уча вас, или - напоминая вам, но – "в напоминание", то есть немного напоминая. Замечаешь ли, как конец соответствует началу? Как в начале послания (апостол) говорил: "вера ваша возвещается во всем мире" (Рим. 1:8), так и в конце прибавил: "ваша покорность всем известна" (Рим. 16:19). И как в начале сказал: "я весьма желаю увидеть вас, чтобы преподать вам некое дарование духовное к утверждению вашему, то есть утешиться с вами верой общей" (Рим. 1:11-12), так и здесь выразился: "в напоминание". И здесь, и там он сходит с учительской кафедры и беседует с ними, как с братьями, как с друзьями и как с равными. А это главное достоинство учителя - делать речь свою разнообразной для пользы слушателей. Заметь же, как (апостол), сказав: "писал вам с некоторой смелостью", притом: "отчасти", и еще: "как бы в напоминание вам", не ограничился этим, но, выражаясь еще скромнее, присовокупил: "по данной мне от Бога благодати", как и в начале он сказал: "я должен" (Рим. 1:14), как бы говоря: не сам я восхитил себе честь, не сам первый взялся за дело, но Бог повелел мне это и притом по благодати, а не потому, что нашел меня достойным для этого. Итак, не огорчайтесь: не я восстаю, а Бог повелевает. И как там (апостол) сказал: "Бог, Которому служу духом моим в благовествовании Сына Его", так и здесь, сказав: "по данной мне от Бога благодати", присовокупил: "быть служителем Иисуса Христа у язычников и совершать священнодействие благовествования Божия" (Римл. 15:16). После достаточного доказательства сказанного, (апостол) обращает речь к важнейшему достоинству (своего апостольства) и называет его не просто служением, как в начале, но священным служением и священнодействием. Проповедовать и благовествовать - это мое священство, это жертва, мной приносимая. А священника никто не может упрекнуть в том, что он заботится о беспорочности приношений жертвы. Такими словами (апостол) вместе окрыляет помыслы верующих, показывая им, что они жертва, и оправдывает себя тем, что ему так повелено. Мой жертвенный нож, говорит он, есть Евангелие и слово проповеди, а цель моя не та, чтобы самому прославиться и сделаться знаменитым, но "дабы сие приношение язычников, будучи освящено Духом Святым, было благоприятно", то есть да будут приятны Богу души научаемых мной. Бог, изведя меня на это дело, не столько хотел меня прославить, сколько имел попечение о вас.
2. Как же приношение может сделаться благоприятным? В Святом Духе. Не одна вера нужна, но и духовная жизнь, чтобы мы могли удержать в себе Духа, данного однажды. Не дрова и огонь, не жертвенник и нож, но Дух для нас - все. Потому я всеми мерами стараюсь, чтобы этот огонь не угасал, так как мне поручено это. Почему же ты говоришь об этом тем, кто не имеет нужды? Потому-то, отвечает (апостол), я не учу, а напоминаю. Как (в Ветхом Завете) священник предстоял (перед Богом), возжигая огонь, так я предстою, возбуждая ваше усердие. И заметь, он не сказал: да будет приношение от вас, но: "приношение язычников", а под словом – "язычников" разумеет вселенную, т.е. всю землю и море, и таким образом смиряет гордость римлян, чтобы они не считали недостойным иметь своим учителем того, чье влияние простирается до пределов вселенной. То же сказал он и в начале послания: "как и у прочих народов. Я должен и эллинам и варварам, мудрецам и невеждам" (Рим. 1:13-14). "Я могу похвалиться в Иисусе Христе в том, что относится к Богу" (Рим. 15:17). Так как (апостол) весьма смирил себя, то опять возвышает слово и делает это с тем, чтобы римляне не признали его презренным. Возвышая же себя и говоря: "могу похвалиться", не изменяет своему обычаю. Хвалюсь, говорит он, не самим собой, не усердием своим, но благодатью Божьей. "Ибо не осмелюсь сказать что-нибудь такое, чего не совершил Христос через меня, в покорении язычников вере, словом и делом, силой знамений и чудес, силой Духа Божьего" (Римл. 15:18-19). Никто не может сказать, говорит (апостол), что слова мои - одно хвастовство. Я могу представить многие признаки такого моего священнодействия и доказательства моего рукоположения - не подир, не звонцы, не увясло и кидар, как у ветхозаветных, но то, что гораздо более внушает благоговейного страха - знамения и чудеса. Нельзя сказать, что я был поставлен Богом и не выполнил порученного, а лучше сказать, и не я это совершил, а Христос, почему я и хвалюсь в Нем, хвалюсь не маловажными, какими-нибудь делами, но духовными. Это самое и означают слова: "что относится к Богу". А что я совершил то, на что был послан, и что слова мои не хвастовство об этом свидетельствуют чудеса и послушание язычников. "Ибо не осмелюсь сказать что-нибудь такое, чего не совершил Христос через меня, в покорении язычников вере, словом и делом, силой знамений и чудес, силой Духа Божьего". Смотри, как (апостол) усиливается доказать, что все принадлежит Богу, а не ему. Если я говорю что-нибудь или делаю, или совершаю чудеса, все это производит Христос, все производит Дух Святой. Говоря это, он вместе показывает и достоинство Духа. Замечаешь ли, насколько все это - жертва, приношение и символы - чудесные и страшные ветхозаветного служения? Говоря: "словом и делом, силой знамений и чудес", (апостол) под этим разумеет учение, любомудрие относительно Царства Божьего, явление дел и жизни, воскрешение мертвых, изгнание бесов, прозрение слепых, хождение хромых и все другие чудесные действия, какие совершил в нас Дух Святой. Далее, в подтверждение этого, он указывает на множество учеников, так как, между прочим, и об этом было упоминание, и потому присовокупил: "так что благовествование Христово распространено мной от Иерусалима и окрестности до Иллирика". Итак, он перечисляет города и страны, народы и племена не только в Римской державе, но и у варваров. Не только соверши путь через Финикию, Сирию, Киликию, Каппадокию, но и представь все и за ними лежащие народы - сарацинов, персов, армян и прочих варваров. (Апостол) сказал – "и окрестности" для того, чтобы ты шел не прямой только и большой дорогой, но и всякой, и мысленно проник и в Южную Азию. И как, сказав: "силой знамений и чудес", он изобразил одним словом всю совокупность чудес, так и в одном слове: "окрестности" он соединил опять бесчисленные города, народы, племена и страны. Вообще же, он далек был от всякой кичливости и говорил это для римлян с той целью, чтобы они не много о себе думали. В начале он сказал: "чтобы иметь некий плод и у вас, как и у прочих народов" (Рим. 1:13), а здесь ссылается на обязанность священства. Так как он раньше употребил несколько жестких выражений, то здесь яснее показывает власть свою. Потому там он просто сказал: "как и у прочих народов", а здесь указывает и все места своего проповедания, и таким образом отовсюду подрывает их надменность. И не просто сказал - проповедовать Евангелие, но: благовествование Христово распространено мной. Притом я старался благовествовать не там, где уже было известно имя Христово" (Римл. 15:19-20).
3. Вот еще новое преимущество (апостола), который не только благовествовал многим народам и обратил их, но и не приходил с проповедью к тем, которые были уже научены. Он так был далек от того, чтобы привлечь себе чужих учеников и делать это для собственной славы, что учил только тех, которые не слышали проповеди. Потому и не сказал он: где не уверовали во Христа, но - что значительнее – "не там, где уже было известно имя Христово". Для чего же он заботился об этом? "Дабы не созидать на чужом основании", - говорит. А этими словами он доказывает, что чужд тщеславия, и вместе внушает римлянам, что пишет к ним не по любви к славе и не из желания получить от них честь, но потому, что исполняет свое служение, совершает священнодействие и заботится об их спасении. "Основание" же, положенное апостолами, он называет "чужым" не по свойству лиц и не по характеру проповеди, но по отношению к награде каждого. Их проповедь сама по себе не была для него чуждой, но была чуждой только по отношению к награде, так как чужда была для него награда за труды, понесенные другими. После того (апостол) показывает, что таким образом исполнилось пророчество, говоря так: "но как написано: не имевшие о Нем известия увидят, и не слышавшие узнают" (Римл. 15:21). Видишь ли, что Павел спешил туда, где требовалось больше труда и пота? "Это-то много раз и препятствовало мне придти к вам" (Римл. 15:22). Смотри опять, как (у апостола) заключение послания сходно с началом. В начале он сказал: "я многократно намеревался придти к вам, но встречал препятствия даже доныне" (Рим. 1:13), а здесь представляет причину, по которой был задержан не раз и не два, но многократно. Как там говорит: "я многократно намеревался придти к вам", так и здесь: "это-то много раз и препятствовало мне придти к вам". Ведь то, что он многократно собирался к ним, всего более доказывает его сильное желание быть у них. "Ныне же, не имея такого места в сих странах" (Римл. 15:23). Видишь ли, как он доказал, что писал к ним и приходил не для снискания у них себе славы? "С давних лет имея желание придти к вам, как только предприму путь в Испанию, приду к вам. Ибо надеюсь, что, проходя, увижусь с вами и что вы проводите меня туда, как скоро наслажусь общением с вами, хотя отчасти" (Римл.15:23-24). Чтобы римлянам не показалось унизительным, если бы (апостол) сказал: иду к вам, потому что нет у меня другого дела, - он опять обращает к ним слово любви и говорит: "с давних лет имея желание придти к вам". Я желал придти к вам не потому, чтобы имел свободное время, но чтобы разрешиться тем желанием, которым давно мучусь. Но чтобы этим опять не возбудить в них гордости, смотри, как он смиряет их, говоря: "как только предприму путь в Испанию, приду к вам". Потому он и написал это, чтобы они не подумали много о себе, так как он желает вместе и любовь свою показать, и их не допустить до кичливости. Поэтому он часто говорит об одном и том же и попеременно раскрывает то и другое. А для того, чтобы римляне опять не сказали: он хочет только мимоходом быть у нас, - (апостол) присовокупил: "вы проводите меня", то есть вы сами будете свидетелями, что спешу не из презрения к вам, но увлекаемый нуждой. А так как и это еще печалит их, то он успокаивает их утешительным словом: "как скоро наслажусь общением с вами". Выражением – "проходя" он показывает, что не ищет от них славы, а словом – "наслажусь" выражает, что стремится к ним из любви и притом не простой любви, но сильной, почему и не сказал – "наслажусь", но – "отчасти наслажусь". Никакое время не может насытить меня и дать мне пресыщение от пребывания с вами. Видишь ли, как он доказывает любовь свою тем, что, при всей необходимости поспешить, он не прежде оставит их, как насытится? И то уже служит признаком любви его, что он употребляет выражения, исполненные такой теплоты. Ведь он не сказал - увижусь с вами, но – "наслажусь", подражая выражениям родителей. В начале он говорил: "чтобы иметь некий плод", а здесь выражается: "наслажусь", то и другое обнаруживает сильное влечение сердца. В первом содержится величайшая им похвала, если от послушания они должны даровать (апостолу) плод, а во втором он уже прямо показывает искреннюю привязанность. Так же точно писал он и к коринфянам: "чтобы вы меня проводили, куда пойду" (1 Кор. 16:6), во всем выражая свою ни с чем несравнимую любовь к ученикам. Этим он всегда и начинал свои послания и оканчивал. Как чадолюбивый отец любит своего единственного родного сына, так он любил всех верных, почему и говорил: "кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся" (2 Кор. 11:29)? Это прежде всего остального и нужно иметь учителю. Потому и Петру Христос сказал: если любишь Меня, "паси овец Моих" (Иоан. 21:16). Кто любит Христа, тот любит и стадо Его. И Моисея Бог поставил вождем народа иудейского после того, как он показал свое усердие к своим единоплеменникам. Подобно и Давид взошел на царство, явив прежде привязанность к своим соотечественникам. Еще в юности он так скорбел о людях, что готов был отдать свою душу, когда умертвил иноплеменника. Хотя и спрашивал: "что сделают тому, кто убьет этого Филистимлянина" (1 Цар. 17:26), но говорил это не потому, что домогался награды, но только хотел, чтобы ему оказали доверие и допустили до ратоборства с ним. И потому, когда после победы он пришел к царю, то и ничего не сказал об этом. И Самуил отличался сильной любовью, почему и говорил: "я также не допущу себе греха перед Господом, чтобы перестать молиться за вас" (1 Цар. 12:23). Так, или лучше сказать, гораздо более и Павел сгорал любовью ко всем подчиненным ему. Поэтому и учеников он так расположил к себе, что говорил: "если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне" (Гал. 4:15). Потому и Бог более всего укоряет иудейских учителей за недостаток любви, говоря: "горе пастырям Израилевым, которые пасли себя самих! не стадо ли должны пасти пастыри"? Но они поступали иначе: "вы ели тук", - говорит (Бог), - "и волной одевались, откормленных овец закалали, а стада не пасли" (Иезек. 34:2-3). И Христос, представляя образец совершеннейшего пастыря, говорил: "пастырь добрый полагает жизнь свою за овец" (Иоан. 10:11). Так поступал и Давид во многих случаях, а особенно тогда, когда страшный гнев угрожал истреблением целому народу. Видя общую гибель, он восклицал: "вот, я согрешил, я поступил беззаконно; а эти овцы, что сделали они" (2 Цар. 24:17)? Поэтому и при выборе наказаний он избрал не голод, не преследование от неприятелей, но смерть, посылаемую от Бога, в той надежде, что она пощадит других, а прежде всех поразит его самого. Когда же этого не случилось, он плачет и говорит: "пусть же рука Твоя обратится на меня", а если этого не достаточно, "и на дом отца моего. Ибо я согрешил". Он говорил как бы так: если бы и они согрешили, я подлежал бы наказанию за то, что не исправлял их; когда же грех был собственно мой, то по всей справедливости мне должно подвергнуться наказанию. И желая увеличить вину свою, Давид именует себя пастырем. Так он и остановил гнев, так и умолил Бога отменить определение. Таково исповедание праведника: "праведный себя самого обвиняет в первых словах"[1] (Притч. 18:17); такова попечительность и сострадательность совершеннейшего пастыря. Гибель подданных так же терзала сердце Давида, как смерть родных детей, почему он и просил Бога обратить гнев на него самого. И он сделал бы это в самом начале поражения, если бы не надеялся, что оно, идя своим путем, достигнет и его. Когда же он заметил, что это не совершается, а бедствие истребляет только подданных, то он не стерпел этого и был уязвлен более чем смертью первенца своего Амнона. Тогда он не просил себе смерти, а теперь желает пасть прежде других. Таким надобно быть начальнику, который должен скорбеть более о чужих, нежели о собственных несчастиях. Такую же скорбь чувствовал Давид, лишившись сына, из чего можно видеть, что он любил его не больше, чем подданных. Хотя Авессалом был необузданный юноша и замышлял отцеубийство, однако же, Давид говорил: "кто дал бы мне умереть вместо тебя" (2Цар. 18:33)? Что ты говоришь, блаженный и кротчайший из всех людей? Сын стремился умертвить тебя, окружил тебя бесчисленными бедствиями, а ты, как скоро его не стало и одержана победа, молишь себе смерти? Да, отвечает. Не для меня приобретена эта победа войском; во мне кипит брань сильнее прежней, и сердце мое разрывается теперь больше прежнего. Так Давид и подобные ему заботились о вверенных им.
5. А блаженный Авраам прилагал великое попечение даже и о тех, которые не были ему вверены, и даже такое попечение, что подвергал себя великим опасностям. Не в пользу одного только племянника своего совершил он то, что совершил, но и для содомлян, и не прежде перестал преследовать персов, как освободил всех содомлян. Хотя можно было ему возвратиться назад по освобождении одного Лота, однако же Авраам не захотел этого, потому что заботился равно обо всех, как и доказал это впоследствии. Когда содомлянам угрожало не нашествие войска иноплеменников, но гнев Божий готов был истребить до основания города их, когда настояла нужда не в оружии, не в брани, не в ополчении воинов, но в молитве, тогда Авраам ходатайствовал за них с такой заботливостью, как будто бы ему самому предстояла погибель. Вследствие этого и раз, и два, и три, и многократно приступает он к Богу, даже ссылается на слабость человеческой природы, говоря: "я, прах и пепел" (Быт. 18:27). И так как знал, что содомляне сами навлекли на себя гнев Божий, то умоляет спасти их ради других. И Бог говорил ему: "утаю ли Я от Авраама, что хочу делать" (Быт. 18:17), чтобы мы уразумели из этого, сколько праведник человеколюбив. И Авраам не перестал бы умолять Бога, если бы Бог первый не отошел от него. Хотя, по-видимому, он молился о праведных, но на самом деле все это было для содомлян. Ведь души святых исполнены кротости и человеколюбия как к своим, так и к чужим; они жалеют даже бессловесных. Потому и Премудрый сказал: "праведный печется и о жизни скота своего" (Притч. 12:10), а если скотов, то гораздо более людей. Но так как я вспомнил о животных, то представим себе, сколько тяжелых трудов переносят пастухи овец в Каппадокийской стране, заботясь о бессловесных. Часто занесенные снегом, по три дня сплошь остаются они в таком положении. Говорят также, что не меньше бедствий переносят пастухи и в Ливии, по целым месяцам скитаясь по этой суровой пустыне, наполненной самыми свирепыми зверями. А если столько забот бывает о бессловесных, то, какое извинение будем иметь мы, когда нам вверены разумные души, а мы спим таким глубоким сном? Можно ли тут думать об отдыхе? Можно ли искать покоя? Напротив, для этих овец не должно ли идти повсюду и подвергать себя тысяче смертей? Или вы не знаете цены этого стада? Не для него ли твой Владыка совершил бесчисленные деяния и пролил даже Свою Кровь? А ты ищешь покоя? Что же может быть хуже таких пастырей? Разве ты не понимаешь, что и Христово стадо окружено волками, которые злее и свирепее ливийских? Неужели ты не представляешь себе, какую душу должно иметь тому, кто принимает на себя начальство в церкви? Народные правители, совещаясь о делах маловажных, дни и ночи проводят в бодрствовании, а мы, подвизающиеся для неба, спим и днем. Кто же после этого избавит нас от наказания за такую беспечность? Если бы даже надлежало резать тело, если бы предстояло испытать бесчисленные смерти, то не следовало ли бы спешить на все это, как на торжество? Пусть слышат это не одни пастыри, но и овцы, - чтобы сделать пастырей более усердными и побудить их к большой ревности, оказывая им всякое послушание и повиновение и ничего другого. Так заповедал и Павел, говоря: "повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны, ибо они неусыпно пекутся о душах ваших" (Евр. 13:17). Под словом же – "неусыпно" он разумеет бесчисленные труды, заботы и опасности. Добрый пастырь, именно такой, какого и желает Христос, состязается в подвигах с многочисленными мучениками. Ведь мученик однажды за Христа умер, а пастырь, если он таков, каким должен быть, тысячекратно умирает за стадо, он даже каждый день может умирать. Поэтому и вы, зная труд его, содействуйте ему молитвами, усердием, готовностью, любовью, чтобы и мы для вас, и вы для нас сделались похвалой. Потому и Христос, вверяя стадо Свое первоверховному из апостолов, который более всех любил Его, предварительно спрашивал: "любишь ли Меня" (Иоан. 21:16)? - чтобы ты уразумел, что попечение о стаде Христовом является преимущественным признаком любви к Самому Христу, так как для этого нужна мужественная душа. Но это сказано мной о совершенных пастырях, не обо мне самом и о подобных нам, но о пастыре, - если есть такой, - вроде Павла, или Петра, или Моисея. Итак, будем им подражать, как начальствующие, так и подчиненные, ведь и подчиненному можно отчасти быть пастырем своего дома, друзей, домашних, жены, детей; а если мы так будем управлять делами своими, то достигнем всех благ, получить которые да будет дано всем нам благодатью и человеколюбием.
[1] Перевод согласный с толкованием Златоуста. – и.Н.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter