Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterЦветник священноинока Дорофея
Глава 53
В нимай себе твердо, прилежно и с рассуждением, о возводящий и укрепляющий каждую ступень! Чтоб как-нибудь не оказалось, что, покрывая чужую кровлю, свою разрушил. Или прохудилась она и протекает. Или, засыпая чужой фундамент, свой раскапываешь. Или чужой фундамент возводя, свой разрушаешь.
Пойми, что говорю. Не впрок дело твое, если упускаешь главное. Не хочет и не благоволит Создатель видимых и невидимых, Первопричина всему, чтоб одно возводилось, а другое разрушалось. Но чтоб оба начинались, доводились до середины, строились и завершались.
Видел своими глазами и слышал своими ушами, наставляя внутренне неустроенных. С болью сердца и стенанием многократно убеждался на собственном опыте. Сначала этим внутренне неустроенным я был якобы приятен и думал, что так будет до конца. Но так не было. Чем-то гнусным, оплеванным и достойным упрека оказывался я для них напоследок. Когда необходимости в священнике[73] не было, тогда очень мил им был. А когда нужда настигала, тогда делался им ненавистен. Так вот обманчиво было расположение их. И из-за такого их отношения, часто я причинял ущерб любимому делу и вредил душе своей.
И поэтому даю вам добрый совет, о братья. Начальник монастыря или молитвенный старец, монастырский наставник или духовный отец, настоятель или игумен, или приходской проповедник и пастырь – и к тем, и к другим обращаю я слово, если вы в сомнениях.
Если выпадет тебе быть одним из них, и желаешь ты спасения и себе самому, и следующим за тобою, устрой и поддерживай, насколько возможно, в первую очередь, свою жизнь и подвиг без урона и умаления, сохраняй без ущерба и соблюдай от вреда. И таких имей учеников, которые слушаются беспрекословно и безропотно, которым достаточно одного слова. А если нет, таким ничего не говори, но больше о себе позаботься. Поскольку тот, кто без принуждения дал обет служить Господу и подчиняться наставнику, хранит полюбовный, добровольный, отрадный Богу союз и не сетует. Пусть же подчиняется – по мягкости характера или по простоте, руководим любовью или кротостью, наставлением или ласковым упреком, предупреждением или едва заметным и легким замечанием.
А после одного, и другого, и третьего наставления смотри, изгоняй паршивую овцу из стада избранного, чтоб и остальные от нее не запаршивели ее паршою. А сказал это об общем иноческом житии.
Распоряжаясь ли благостно и рассудительно, или повинуясь беспрекословно, делай всё с радостью, пусть и самое незначительное, отложив важное, только не то, что Богу противно. Так говорили святые отцы, и сами так делали, чтобы отсекая неподобающее в другом, не повредить своей кротости.
Каждому за себя придется говорить и отвечать перед Богом. И какая польза человеку, если весь мир, врачуя, посещает, а сам разрушается от болезни. Так и здесь. Какую приобретет человек пользу, если, наставляя других, учит Закону или обличает в неопытности, или рассказывает, обращаясь с поучением к тем, кто в этом не нуждается, а себя не может удержать в трудах благочестия? Наставляет других, а себе причиняет вред, ничего не выполняя. Корень тщеславия, посеянный жестоким мироправителем, во всем этом – чтоб самому вскочить на ступень некоего наставничества. Зло от этого и другим, и ему. И никогда не было этого у святых отцов.
Святые отцы не хотели и не искали, из смирения, ни святительства, ни игуменства, ни священства, ни диаконства, ни настоятельства. И страшились этих тягот и забот. Разве только по знамению, по откровению, по послушанию, по неотступным просьбам, если Бог соизволит и откроет кому. Но прежде всего о себе заботились.
Дерзай, возлюбленный мой, ибо ни почет, ни сан, ни величие, ни старшинство, ни игуменство, ни настоятельство не вводят в Царство Небесное, а способствуют еще большему осуждению. Ради этого здания разрушаем собственный фундамент и пыл духовный остужаем.
В нынешние времена требуется каждому учить всевозможным добродетелям самого себя, к себе быть внимательным. Ибо тот, кто один час сокрушается о собственной душе, лучше того, кто приносит пользу всему миру. Если даже только себя спасем, довольно с нас. А если кто и весь мир спасет, а себя погубит или получит вред, какая ему от мира польза?
Все мы знаем, как спастись, но по лени нашей не желаем спасаться. Ты же спасай себя! Не с каждого из тех, кто не наставляет других, будет спрошено, а только с тех, кому они вверены. Таким до самой смерти трудиться над врученными им и полагать души свои за стадо свое, поскольку приняли вверенный им Богом талант. А о себе, поистине, каждый будет спрошен.
Если даже великие отцы из смирения бежали от власти и от того, чтоб учить других и носить чужие тяготы, как говорит о них Священное Писание, и беспокоились о себе, насколько же больше нуждаемся мы, грешные, немощные и слабые, в том, чтоб бежать от подобных вещей! Ибо и себе вредим, и следующим за нами.
Тем более, ныне некоторые люди не только не принимают истинного учения, отеческого предания и жизни, но даже насмехаются над благочестиво живущими и подвизающимися. И приучились выбирать себе наставников по своим нравам, прихотям и привычкам. А о недостойном священстве, о великом и малом сане, как и все святые отцы, говорит божественный Иоанн Златоуст: «Ничто так Бога не раздражает, как недостойное священничество».
Если это полезно для души, следует принимать послушание. А если может навредить душе – не слушаться и избегать велят все божественные Писания. Или без священничества человек не спасется, что так спешит получить его – сан священнический?! И без священного сана спасается человек. Иоанн Златоуст говорит еще: «Не думаю, мол, что многие из священников спасаются. Гораздо больше погибает». А причина в том, что дело это требует твердости душевной, великого самопонуждения и отказа от собственных привычек. И всесторонней ясности, как бы десятка тысяч глаз.
B еще тот же Иоанн Златоуст говорит: «Если даже один-единственный отойдет не причастившись Святых Тайн по иерейскому нерадению – не все ли свое спасение погубил иерей или архиерей?»
Желающий разбираться в духовных делах, мирских дел не постигнет, не сможет разбираться в них и действовать. Так и суетный человек не может разбираться в духовном и действовать. Не может ум охватить полноту и того, и другого. Духовным – духовное, а суетным – суетное.
И духовное также разделяется. Один путь – священнический: для себя и для людей. Другой путь – подвижнический: только для себя. А желающий хорошо заботиться о многих других не сможет хорошо заботиться о себе. И тот, кто хорошо заботится о себе, желая спастись, о многих других не сможет заботиться хорошо. Ибо нужно и свои тяготы носить. А два эти дела несовместимы.
Я удивляюсь, как некоторые, не подготовив себя, осмеливаются заботиться о других, чужие тяготы на себя взваливают, а от своих изнемогают, словно не понимая, что только одну заботу способны мы хорошо вместить: или о себе, или о других. А обе не вместим.
Хорошо разбираться Бога ради в житейских вопросах и наставлять людей, строить монастыри и города. Но гораздо лучше, если кто очистит себя от страстей и от духов тьмы – злых бесов. И внутри себя, в душе и в теле своем, устроит дом и жилище Духу Святому. Ибо многие, пытавшиеся спасти унывающих и ленивых, не спасли их, а сами подчинились их страстям и вместе с ними погибли. Поэтому не подобает учителю следовать за слабыми учащимися, но быть, словно столп, непоколебимым и неподвижным. Учащимся подобает идти за учителем. Ибо ученик не выше учителя своего (Ср. Мф. 10, 24; Лк. 6, 40).
Удел твердых и совершенных душ – совмещать и то и другое: одними руководить в различных заботах, других наставлять и о себе хорошо заботиться. Поскольку не может ум объять и совместить и то, и другое. И еще сверх того скажу: невозможно старательно заботиться о себе погрязшему в различных хлопотах. И заботящийся усердно о себе не должен обременять себя различными хлопотами. Не может никто рыдать о чужих мертвых, видя перед собой лежащим своего мертвеца, то есть душу свою, погибшую в грехах.
Тот, кто правильно выбрал что-то одно и пребывает в нем, спасется. Избери же лучшее для себя: или то, или другое – если не вредит спасению. А «человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих» (Иак. 1, 8).
Чем выше сан и больше власти, тем больше забот и трудов у человека. Кто усердно наставляет властителей и себя исправляет, что ни делает, все успешно. Священствующий с усердием всегда успевает. А настоятельствующий всегда в волнении и суете.
И еще скажу вам о некоторых различиях. Понимайте, что говорю. Если ты голова – каждый чин соответственно его уровню наставляй и учи. Если уста – говори, приноси пользу. Если глаза – смотри, уразумевай всякое дело необходимое и благочинное. Если уши – слушай внимательно, до последнего слова. Если ум – собирайся с душевными чувствами и с духовными чадами на совет. Если руки – работай старательно. Если ноги – ходи, служи, шагай быстро, твердо, не поскальзываясь. Если учитель – то учи, если ученик – поучайся; если советуешь – давай указания благие и кроткие. Предстоишь алтарю – служи с усердием. Повинуешься – слушайся во всяком начинании и потребности. Так вот всегда и во всем.
К чему каждый из нас призван и определен, пусть тому и служит по мере сил своих. И, соблюдая это, спасется. Какое бы доброе дело ни совершал человек, Бога ради, прилежно и добросовестно, спасительно это для него перед Богом.
А всякий человек, исполняющий какую-либо из добродетелей, себя самого спасает, желая большей награды удостоиться от Бога. И этим очищает от грехов душу и тело свое и делает себя жилищем и домом Духа Святого и храмом Бога Живого. Всякий, кто мостит для себя мост, пусть не пачкает ног своих.
Хорошо и благословенно, свято и поистине спасительно, – все книги и все святые отцы благословляют это и хвалят, – учить людей благочестию и наставлять на путь спасения, и помогать братьям своим. Однако смотреть при этом, есть ли польза собственной душе и остерегаться, чтобы не нанести урона духовному подвигу и спасению. Если есть урон и убыток для подвига и спасения, то будем старательно заботиться о себе. А если можем приносить пользу другим без ущерба для себя, будем приносить пользу. Если же нет, то будем как следует заботиться о себе.
А когда хотим кому-нибудь помочь и наставить, то поймем сперва его жизнь и характер, то есть привычки, а также цель и своевременность. И в соответствии с этим будем строить. Ибо написано пророком: «Если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста, … сказал Господь» (Иер. 15, 19). А правило святых апостолов и святых отцов гласит: «Если кто не имеет иерейского сана, но ведет благочестивую жизнь и сведущ в духовном, пусть такой учит несведущих и получает награду как учитель»[74].
А кто полезное слово держит в сердце своем и, скрывая талант Божий, скупо дает его, не останется такой, скрывший талант, без наказания, согласно Евангелию. Ибо ни один дар не приятен Богу так, как если кто души живые приводит к Нему разъяснением и учением, наставлением и покаянием, показывая дорогу. Как говорит апостол Иаков: «…если кто из вас уклонится от истины, и обратит кто его, пусть тот знает, что обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак. 5, 19-20). Как тот, кто губит человека, погибнет вместо него, так и тот, кто спасет человека, даже будучи грешником, спасется. Ибо спас друга своего.
А ленивый и нерассудительный пусть не осмеливается учить, чтобы спасительное учение из-за него не хулили. Любящий же Бога и благочестивый человек пусть старается Христа ради направить брата своего на путь спасения, отвлечь от бесчинства, научить благочестию, привести к страху Божьему, взвалить на себя, словно бремя тяжелое, и понести. А глупый и неразумный, нерадивый и ленивый человек не только сам не старается научиться доброму порядку и страху Божьему или наставить на это брата своего, но и благочестивых старается вовлечь в свое бесчинство, повергнуть в дерзость, отлучить от благочестия и добродетелей отеческих и ввергнуть в напасть.
Некоторые приходят в монастырь не для того, чтобы учиться добродетелям и терпению, а в любом месте ищут всегда и во всем каких-либо удобств. И следует нам бояться таких, как близости жаркого пламени, охранять себя от этих слабейших и оберегать свое основание. Ибо приходят не как в огонь или на страдания, а словно на свадьбу. И, наставляя таких, никак не можем наставить. А свою пользу и спасительное время губим впустую. И тот, кто принимает таких, чужую ненужную ношу на плечо свое вешает безрассудно. И только время губит на размышления. Не будем на таких тратить ни одного поучения. Ибо слышали мы сказанное: «Спасающийся, спаси душу свою!»
Вот в великое милосердие и любовь, и достойное умиления дело – когда кто указывает спасительный путь ищущим спасения и они с радостью принимают и выполняют все, что им велят. А какой смысл собираться и слушать тем, что не ищут, не принимают и не выполняют то, что им, по воле Божией, велят?
Ибо и Господь не велел сыпать жемчуг свой перед свиньями и давать святыню псам. Они, словно бесплодная земля песок, который даже если смешать пополам с семенами, не даст плода. Нынче нет, нет по-настоящему ищущих спасения, ищущих надмирного и превышающего естество – в чем суть спасения[75] – ни просящих, ни дающих. Ибо не учились, а учат.
Ох, увы, душа моя, что уж и говорить, возлюбленная! Гонения воздвигнуты на благочиние, благочестие и правду. А бесчиние, нечестие и неправда от своеволия утвердились весьма.
Ох, увы, душа моя возлюбленная! С плачем и рыданием говорю тебе это, душа моя! Возлюбили люди в нынешнее время тьму и ночь больше света, а от благочестия удаляются.
Ох, увы, душа моя, до конца перевелись благочиние, благочестие и правда. А бесчинства, нечестия и неправды умножились!
Ох, увы, душа моя, неправда правду одолевает беззаконием своим. Волки сатанинские и антихристовы друзья шкурами овец Христовых обшиваются. Игумены духовные и пустынные жители, подлинные рабы Христовы, изгоняются и оскорбляются неразумными людьми. А сребролюбцы, сластолюбцы и непристойные пьяницы на престолы их, на настоятельство вскакивают, подкупая взятками. И стадо Христово пожирают безжалостно нерадением и бесчинством своим.
Ох, увы, душа моя возлюбленная, уж не хочешь ли ты, без страданий и скорбей пребывая, достичь совершенства и спастись, обрести благодать и получить Царствие Небесное и бесконечную, невыразимую радость? В окованном железом терпении нуждаемся и в осторожности!
Попытались мы, но три основания[76] пошатнули чадами своими. Ныне следует принимать желающих спастись в обитель или в духовные чада по уговору, что будут со всевозможным усердием внимать, подчиняться и слушаться. А если не так, то нечего нам им сказать. Ибо ныне времена такие. Привыкли люди не подчиняться духовным наставникам, не слушаться и возражать во всем. Говоря так: нынче не те времена, невозможно, мол, вместить то или это, что было прежде, при святых Отцах. Слабостям своим потакают, своевольно, своенравно, по своим прихотям привыкли поступать. Бесовским россказням и ложным учениям внимать и подчиняться, плоти своей угождать и похотям всяким. Расслабленно, нерадиво и леностно жить.
И поэтому тщательно охранять себя и остерегаться таких следует нам. Ибо им никакой пользы не принесем, а своей пользе причиним ущерб и погубим.
Многие из таких, приходя, начинают усердно спасаться. А потом забывают свое благое начинание и обеты. Ибо дьявол лукавый, боритель душ наших, помрачает умы их и враждует из зависти. Поскольку иноки на его месте устраиваются. Поэтому и наводит забвение и горечь лукавый дьявол на иноков. И забывают всю радость Царствия Небесного, отступают вспять от веры, упования и надежды и уклоняются в малодушие. И начинают перечить, не слушаться, роптать, гневаться и обижаться на братию и на настоятеля. И как звери выглядят пред очами их настоятель и братия. Думают некоторые окаянные, что на настоятеля и на братию работают, а не на себя.
А забывает такой окаянный, что и сам желает есть и пить, и одеваться. Ты, ему же добра желая, тяготы на себе носишь. Его же на путь спасения, на благоразумие и на познание всех духовных дел наставить хочешь. А он, окаянный, на всякое учение, наставление и увещание духовное перечит. Поэтому тщательно охраняй себя от таких, ибо всегда возмущают желающих спастись.
Но, смотря по их усердию, держи в монастыре. А в отдаленные пустыни вредно таких постригать и направлять. Ибо некому навести на них страх и наказать. А наставлений не слушают и не боятся по-настоящему. Ибо мало находится благоразумных.
Ты же, о настоятель, поступай согласно своей совести, наставляя их на путь спасения. Укрощай и награждай, радуясь, но не огорчайся и не гневайся на них. Желающему наставлять не следует огорчаться и гневаться на учащихся из-за их забывчивости по причине бесовских нападок и помрачения. Должен ты многократно напоминать, постоянно наставлять и мягко требовать всякого дела от неразумных, чтобы, наставляя их на путь спасения, самому не наполниться яростью, гневом и злопамятством и не погибнуть. А награда тебе одинаковая, послушают или не послушают.
Среди многочисленной братии без ропота, без ослушания и без смирения не бывает. Должен ты и огорчения от них принять, и долготерпение обнаружить, как чадолюбивый отец. Ибо отцы детям копят богатства. Богу нашему слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков.
Зло и неправда в мире с правдой борются от начала мира и доныне. Ибо Бог насеял в мир правду и истину. А дьявол осквернил мир ложью, обманом и неправдой.
Говорят в мире: «Не всякая хвала – добра, не всякая же и хула – худа». Поскольку разная есть похвала, разное и порицание. Духовные люди хвалят духовное и спасительное, а греховное и плоти угодное ненавидят и порицают. А люди, любящие мир и угождающие плоти своей, хвалят угодное плоти и суетное, а духовное порицают и ненавидят. Поэтому и существуют два образа жизни. Мирской, ничтожнейший, и иноческий.
Но и иноки тоже по-разному живут. Есть житие общее и уединенное, скитское и пустынническое. И поэтому я много и старательно трудился, очень заботился, переживал и удивлялся иноческому чину и жизни. Как в нынешние последние времена иссякло и оскудело отеческое благочестие, истинно праведный и спасительный образ жизни иноков. Своевольно и по своим прихотям привыкли поступать и жить иноки, а не по преданию святых отцов. А праведный спасительный путь презирают. И наставников по своим нравам, вкусам и прихотям избирают себе иноки. А отеческое предание извращают и отметают. И словно насмехаются над великим этим ангельским чином, над всем смиренным апостольским собранием и кроткой жизнью. И сами устраивают так, что миряне чаще поднимают их на смех, чем желают принять великий этот ангельский чин и образ.
Поэтому и взял я на себя труд, проявил великое старание и пролил много слез, чтоб для желающих спастись и ищущих истинно спасительный путь, свести в одно место, в маленькую эту книгу, в кратком и удобовразумительном виде, все об иноческом образе жизни и указать истинно спасительный и верный путь.
Сейчас же хочу, прежде всего, сказать кое-что о местах пребывания и образе жизни иноков.
Новопостриженным инокам полезны общежительные монастыри, там постригаться и жить. Средним полезно раздельное житие. А некоторым – скитское или пустынническое, смотря по усердию и по разуму. А совершенным полезна пустынническая жизнь. Однако общее житие, подлинно спасительное, воистину прекращается из-за нашего нерадения и бесчинства. Сейчас даже слышать не хотят иноки об общем житии и не знают подлинного общежития. Бог передал Пахомию Великому устав общего жития. И апостолы, и святые отцы заповедали нам общее житие. Но ныне заветы их отметают и вместо общего жития ведут скандальную жизнь. Всю жизнь свою из-за любой вещи ссорятся и говорят пустое. Любят потакать преокаянной своей воле и суждениям, своенравию, бесчинству и лени. Любят копить имущество, золото и серебро, и иметь собственные вещи. И любят по кельям отдельно есть и пить.
Игумены, сластолюбцы и пьяницы, о стадах своих не радеют. И по этим причинам иноческая жизнь окончательно разрушается. Ибо такого бесчинства не заповедал ни Бог, ни апостолы, ни святые отцы.
А сейчас хочу сказать о спасительной жизни желающим и прилежно ищущим спасения. Если будем проводить жизнь в скиту или в пустыне, о государи мои, должны мы вести отшельнический образ жизни, как написано о том вкратце в главах этой книги.
Если проходим самоуправную жизнь, о братья, то есть обособленную, вынуждаемы тем, что даже если усердно будем желать, не сможем найти мы, из-за нынешнего смутного последнего времени, ни подлинно спасительного общего жития, ни пустынного места, свободного от людских обид и гонений; или тем, что еще не готовы мы к такой жизни. Поскольку это образ жизни совершенных в духе, наделенных силами телесными, опытных во всем и крайне терпеливых. Итак, вынужденно пребывая в особножительстве, должны мы непрестанно Бога иметь пред глазами и страх Божий, помнить о душе своей и обетах своих, и о кончине смертной. Бояться мук и желать Царствия Небесного. И постоянно сидеть, затворясь, в келье своей, словно в гробу. Вне всего мира и суеты.
Если же будем проходить, новопостриженными и новоначальными, общее житие, о дети, то должны мы жить благопристойно, во всем следуя уставу общего жития. Ибо если кто не по чину, не по уставу и не по правилам какого-либо места начинает жить, то сам себя оттуда изгоняет прочь.
И должны мы, в первую очередь, окончательно оставить своеволие, свои привычки и суждения. На всю жизнь, обо всех делах и вещах. И пребывать в послушании без всякого ропота, возражений и препирательств. Поскольку начало послушания в том, чтобы окончательно оставить своеволие, свои привычки и суждения. А итог послушания – пренебрежение телом своим. Немало требуется трудов и стараний, чтоб одолеть своеволие, свои привычки и суждения. Это и есть подлинно иноческое дело. Это и называется иночеством.
И по причине этой перемены именуемся мы и называемся иноками. Поскольку оставляем своеволие, своенравие, привычки и суждения. И становимся во всем иными. Переходим от мирского своеволия и суетных привычек к духовным нравам, делам и одеянию.
А если не изменимся и не одолеем своеволие, своенравие, свои привычки и правила, то мы не иноки и не можем достичь совершенства и спастись, даже если хорошо трудимся. Ибо своеволие, своенравие и привычки наши, уловив, ведут нас к погибели. Своеволие, своенравие и привычки наши – словно железная стена между нами и Богом. И не можем мы приблизиться к Богу. Не пустит она, пока не переменим их и не оставим. Ибо своеволие, своенравие и привычки наши, если чего-либо попросят однажды и мы не удовлетворим их просьбу, в другой раз уже бессильными предстанут и не смогут досадить нам. А если хоть однажды поступим по своей воле, нраву и привычкам, ублажая их, то уже предстанут сильными против нас. Ибо любое дело: и доброе, и злое, от размышления и внутреннего согласия питается, а от сердечного расположения и привычного поведения закрепляется. И в любом деле и вещи будем об этом помнить.
А совершеннейшая и истинная добродетель инока – беспрекословное послушание – дерзновенно ставит его перед Богом. И как не удивиться такой жизни, когда кто-то окончательно отказывается от своеволия во всем, от своенравия, привычек и суждений своих и живет в послушании Бога ради, подчиняясь своему наставнику о Господе.
Подлинные послушники к мученикам причисляются. Ибо такая жизнь заменяет пролитие крови, и жертвой Богу считаются такие люди. Воистину, это путь мудрых и совершенных мужей.
А всякий, не имеющий послушания и не трудящийся, горделив и безумен, лишен любви и милосердия. Не слушает он, что говорит апостол Павел: «…если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2 Фес. 3, 10).
Есть такие злонравные люди. Приходя, не приносят с собой ни одной медной монетки, ни одного зернышка хлебного, только зубы и брюхо приносят в качестве вклада – чем хлеб чужой есть. Обещают работать. А уже первые труды начинают с ропотом и прекословием, следуя своему злонравию. Словно целый век кормят настоятеля и братию. И где такой ропот, шум и смущение, прекословие и бесчинство, там не монастырь и не община. А жилище лихоимцев, ропотников, хлопотунов, спорщиков и собрание разбойничье, а не ангельское.
Горе тем, от которых соблазн приходит к другим. Сильно дьявол губит и крадет спасительное время в таких местах у желающих спастись подобными бесчинствами: неумеренным сном и дремотой, многочисленными помыслами и заботами, без часов и без сторожа, который бы будил братию.
И вместо того, чтобы получать друг от друга пользу и помощь в совершенстве и спасении, и благодать, принимают друг от друга вред, раны душевные и погибель, малодушие, лень, расслабленность и нерадение. И поэтому, ох, как жестоки и губительны для иноков ропот и распри, непослушание и своеволие, потакание своим привычкам и характеру при отсутствии строгого наставника. Ибо окончательно разрушают святоотеческое благочестие. Напастям и погибели предают иноков. Все же эти бедствия происходят между иноками в монастырской жизни – ропот, распри, споры и драки – от своеволия, своенравия, своих привычек и самоуправства.
Что страшнее плохого, непокорного послушника? Хуже беса соблазняет и от Бога отлучает. Как со злой женой или со свирепым львом бороться, так и с непокорным послушником. И хуже чем с врагом: ибо бес незримо смущает и молитвы боится. А непокорный послушник явно соблазняет и все время. Злая жена дом разрушает, а непокорный послушник от Бога отлучает того, у кого под началом. И ему погибель, и начальствующему соблазн. И как злую жену – оставить, так и послушника непокорного нужно прогнать, если некем смирить.
Наставник, едва не пренебрегая собой, оставляя молитвы и моления, заботится и думает передать послушнику полезное и спасительное. А непокорный послушник старается возразить наставнику и не подчиниться, и любое дело сделать по-своему, по собственной воле, привычкам и характеру. Поэтому святые отцы и решили отдавать под начало, чтоб отсечь своеволие, своенравие, привычки и суждения. Ибо не побывавший под твердым началом, не оставивший своеволия, своих привычек и правил, не может стать опытным в понимании греховных страстей и спасительных добродетелей, прелестей мира и века сего и соблазнов бесовских. И не может достичь совершенства и спастись.
Не одним только безмерным подвигом святые отцы достигали совершенства и спасались, но и своим добрым порядком – благочинием ангельским, и апостольским смиренным единением, и очищением ума, души, сердца и тела, и посильными трудами. А некоторые из отцов, твердые и совершенные, и тяжкие труды имели, но к тому же еще и это благочиние.
Даже мы, немощные, старые и молодые, этого благочиния придерживаясь, можем достичь совершенства и спастись. Здоровые и молодые – почитая старших, как отцов и работая, как на отцов, и видя в них ангелов, и повинуясь, словно Христу, настоятелю. А состарившиеся и настоятель – здоровых и молодых, как младенцев, утешая и взирая на них как на своих устроителей и кормильцев. И, как младенцев, обучая и наставляя. И таким образом все достигнем совершенства о Господе и спасемся. И состарившиеся и слабые, и здоровые и молодые.
А еще святые отцы предписали наказания для тех, кто небрежно относится и к малейшим вещам. Ибо что уж ничтожней иголки и огнива, печной кочерги и кувшина?! Но от ничтожной небрежности к великой дерзости способен прийти человек.
Поэтому, очищая себя таким образом, сохраняя заповеди Господа и повеления Его, предания святых апостолов и наставления святых отцов, все достигнем совершенства и спасемся. И кто тогда, видя подобную жизнь, не похвалит и не пожелает ее?
А еще учат святые отцы при спасительном общем житии отсекать своеволие, свои привычки, своенравие и самооправдание. Ибо от своеволия, привычек, своенравия и самооправдания происходят всякие заботы, всякий ропот, всякие ссоры, всякие распри, всякое непослушание, всякая вражда, всякие раздоры, всякий гнев, всякое злопамятство, всякие печали, всякие препятствия, всякие помехи, всякое бесчинство. И поэтому, да будет жизнь наша без хлопот и попечений. Будем помнить только молитву Иисусову и послушание, смерть и муки, и Царство Небесное. И да будет у нас все свято, все спасительно, все смиренно, все кротко, все с любовью, все с терпением, все с умилением, все ангелоподобно.
А еще при спасительном общем житии без спроса, без отчета, без повеления, без указания и без благословения никак нельзя делать ничего, ни-ни, отнюдь! Ни маленького дела, ни большого! Даже ничтожнейших: келью подмести или воды принести, или в рукомойник воды налить, или лучины нащепать, или огонь добыть и всех остальных. Ибо любое дело без спроса и благословения поднимает ропот и гнев. Неблагословленное дело подобает огнем выжигать, а делающего его – наказывать. Спор, даже если о добром деле каждый из двоих говорит хорошо, уже распря. Пусть младший подчиняется старшему и благословения просит. Ибо сладка и приятна всем людям искусная и смиренная речь. Как говорится, ласковый теленок двух маток сосет. Не думай, что это лесть. А всякое духовное дело без трех человек не решай никогда. Без игумена, без духовника и без старца монастырского.
О братья мои возлюбленные! Сколько видел я враждующих, гневающихся и держащих зло друг на друга. И расстающихся друг с другом. И духовных чад, уходящих от келейных старцев своих из-за того, что не исповедали до конца помыслы свои подробно и погибли. И поэтому нет ничего более спасительного в общежительном монастыре, чем каждому из братии исповедовать все свои мысли, дела и провинности. Все сокровенное открывать до конца и подробно отцам своим духовным: игумену, духовнику и старцу своему келейному – кому что подобает. Ибо отцы духовные, старцы и настоятели, видя всякое дело и рассуждая по совести, исправляют и наставляют на путь спасения всякую душу. Такой был обычай и устав у святых отцов: каждому из братии исповедовать отцам своим духовным ежедневно все сокровенное и так очищаться от грехов.
А есть еще и такое бесовское злоумышление в общежительном монастыре. Постоянно, в любом деле бывает. Дьявол обычно одним из новоначальных вредит и вынуждает портить любое дело по неопытности и незнанию, криво и худо делать любое дело. А на других забывчивость и умопомрачение наводит дьявол, чтоб испортили любое дело. А наставникам причиняет огорчения, заставляя считать новоначальных непослушными. И таким образом, и тех, и других злокозненный в гнев и злопамятство приводит и отлучает друг от друга, пасомых от пастырей. И губит, как овец, отбившихся от стада избранных. И поэтому пастырям, наставляющим на путь спасения словесных овец, подобает как следует понимать все: и сердечное расположение, и понуждение вражие, и произволение – доброе и злое – и нападения бесовские. Ибо радость наша и утешение ни в чем ином, как друг в друге. Словно крепкий город, укрепляемся друг другом.
При общем житии нельзя иметь отдельного и скрытого ничего, ни одной монетки. Ничего собственного: ни одежды, ни пищи, ни напитков, ни чего-либо другого. А вина, пива и других хмельных и опьяняющих напитков не пить никогда ни настоятелю, ни братии. Ни женщин, ни юных отроков, ни сыновей, ни племянников, ни животных женского пола, которые рожают, отнюдь, ни-ни, никак не держать в монастыре. И не пускать их в монастырь, никак и никогда. Ни родственников, ни земляков, ни мирских друзей к себе в кельи не пускать, в кельях не кормить, только за общей трапезой, и не устраивать на отдых. Не водить с ними дружбу, не ходить их чествовать ни самому настоятелю, ни братии. А за монастырскую ограду братию не выпускать без благословения настоятеля и без нужд монастырских. А к ночи ворота монастырские запирать, не входить и не выходить из монастыря. Ибо из-за всех этих причин разрушается иноческая жизнь до основания и многие души погибают. Теплота и стремление, искра духовная, окончательно угасает в сердце иноков, желающих спастись. И многие монастыри пустеют. От всех этих причин и соблазнов отреклись мы перед Богом при постриге в обетах наших, перед ангелами и людьми. Имеем только одного Отца Небесного – Иисуса Христа, Бога нашего, восполняющего все наши недостатки.
Святые отцы наложили запрет и не разрешают инокам всего этого. Ибо подлинно спасительное общее житие, согласное с преданием святых отцов, называют святые отцы ангельским чином и апостольским собранием: тихим, смиренным, любовным и незлобливым. Поскольку апостолы ничего отдельного у себя не имели. Но все у них общее было из того, что они имели для своих нужд. Ангелы же ни о чем земном не беспокоятся, не копят ничего. Но непрестанно Бога славят.
А в мир для необходимейших нужд, телесных и духовных, посылай за подаянием братьев, достигших совершенства и состарившихся. Или посылай мирских людей, которые проходят искус, желая постричься и спастись. Ведь такие, что проходят искус, в монастыре есть всегда. Ибо все святые отцы повелевают три года проходить испытание во всем и работать. А молодых и новоначальных в мир не пускай по причине мирских соблазнов, но жить им в монастыре, по обету своему, неотлучно. И заботиться о своем спасении, о монастырском и церковном устроении. Им необходимо учиться, подчиняться и повиноваться, иметь послушание во всяком деле, пребывать в рукоделии и трудах, словно младенцам, которые сосут молоко, находясь подле материнской груди, и молиться Богу.
А у ворот следует быть сторожам днем и ночью и обходить монастырь, стуча в било. А жить братьям в общей киновии, во всем храня единомыслие душ и тел, словно они – один человек. Ибо много членов у человека, а тело одно.
И все иметь одинаковое: и пищу, и одежду, и обувь, и все остальное необходимое. Равное для всех. Какая пища и одежда у игумена, такая и у всей братии. И имущество иметь общее и настоятелю, и всей братии, чтобы не возникало ни у кого зависти и ропота ни о чем. И ежемесячно у всех братьев кельи осматривать. Если отыщется у кого что-то лишнее или окажется лучшим, чем у братии, и держит это без пастырского благословения и без соборного совета, то отнимать и класть в общую для всей братии кладовую.
Так же и в трудах по пекарне и по кухне и в остальных трудах не делать исключения ни для кого и ни в чем во избежание гнева и ропота. Кроме больных, глубоких стариков и совершающих богослужение. Поскольку и так великий труд у совершающих богослужение с усердием.
Тем более, не по вкладу в монастырь, не по знатности происхождения – много ли кто внес вклада, мало ли, или вообще не внес, – судить. А быть во всем равными, как дети у отца: всем одинаковое утешение, и всем слушаться настоятеля с первого слова. Потому мы и называемся братьями. Все дети для отца равны. Но младших больше утешает отец по незрелости их ума и слабости.
А если случится впасть в ослушание кому-либо из братии, пастырю сначала тщательно доискиваться до причины этого перед всей собравшейся братией. Чтобы вина его стала известна всем. И, смотря на его вину, пусть братия учится. Не должен игумен смирять провинившегося один, без братии, чтобы не возроптала вся братия на игумена, не зная о вине непокорного брата. И, думая, что без вины смиряет его игумен.
И, отыскав вину провинившегося, смирять его, по мере вины, духовным смирением, поклонами или постом. Или кормить овсом и сеном, водой и снегом, поставив их на скамейке посреди трапезной. А самого посадив на стул на посрамление, в то время как братия ест. И, обходя братию за обедом, просить такому с поклонами прощения, называя свою вину. Или тяжелыми трудами смирять. Рожь молоть для святой братии. Или в темницу, или на цепь посадить. Или пороть, но слегка, а не чрезмерно. И если не оставит своего дурного нрава, привычек и бесчинств, или непристойного дела, или пьянства, или прекословия, таких после одного, другого и третьего наказания лучше выгонять из обители, чем позволять им своевольничать и наводить беспорядок. И другим заражаться их паршой. Сами погибают и других соблазняют и губят. И тогда будет наша жизнь тихой и безмолвной, спокойной и спасительной.
И следует нам всем единодушно уповать на Бога во всех нуждах наших. И иметь любовь друг к другу – возлюбленную заповедь Господню. А во время страданий, несчастий и бесовских искушений молиться друг за друга Богу. И тогда исцелимся благодатью Христовой.
Таково предание и устав святых отцов, первыми установивших общежитие. И если где нарушают это предание святых отцов, там не увидят Света – Христа. А то место, где заботятся о своих душах и соблюдают это предание святых отцов, не оскудеет ни в чем по благодати Божией.
Следует на такое житие брать благословенную грамоту от святейшего патриарха. Чтобы ограждено было от самочинных насельников впредь до конца. Дабы святейшего патриарха благословению никто не противился. Богу нашему слава всегда была, и ныне, и присно, и во веки веков.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter