Святитель Феофан Затворник. Толкование на 118-й псалом
Заголовка к этому восьмистишию аин — глаз.
Глаз есть окно, чрез которое душа видит все, находящееся и происходящее вне ее. Но есть в нас и духовное око, чрез которое созерцается мир духовный, божественный.
Это — ум или дух, ведающий Бога, исповедующий Промысл Его, научающий покорности Ему во всем, стремящийся к Нему и видящий в Нем последнее благо свое. Это первоначальные естественные указания духовного нашего ока. Но в естественном состоянии око это помрачено и не зрит ясно. Отверзается же оно к яснозрению благодатию Святого Духа в верующем христианине, и только после этого начинается настоящее действование зрения духовного. Кто пойдет по его указанию, у того кругозор духовный все более и более расширяется, и мир невидимый раскрывается пред ним в большей ясности. Состояние это есть состояние созерцания. К нему предназначены все христиане, и христиане истинные действительно достигают его (см. Исаак Сирин, сл.55). Тайны, какие видит духовный созерцатель, суть те же, которые открыты нам и в слове Божием, но с тем отличием, что он видит их существенно, а не мысленно только.
Впрочем, много распространяться об этом нет большой пользы; полезнее знать строй духа созерцающего.
Вера представляет все содержание его, любовь обнимает все движения его, надежда составляет основу или опору стояния его. Всеми ими определяется жизнь в Боге, сосредоточенным проявлением которой бывает преданность Богу. Преданный Богу живет в Боге, пребывает то есть в Нем неотлучно своим сознанием и вниманием. Так, когда кто, отворив окно, встретит занимательные предметы и прилепится к ним всем вниманием своим, то впивается в них очами и забывает все окружающее его, как будто, кроме того, ничего нет. Таков и преданный Богу. Оком ума прилепляется он к Богу и забывает все стороннее, словно его нет и не было. В этом одном сладость и рай его; сюда стремятся все желания его; отсюда исходит всякая энергия его, в этом состоят все цели его. О таковом устремлении умных очей к Богу очень часто говорит святой пророк: «очи мои выну ко Господу» (Пс. 24,15);» яко к Тебе. Господи, очи мои» (Пс.140,8); «возведох очи мои в горы» (горе, на небеса) (Пс.120,1); «к Тебе возведох очи мои» (Пс.122,1).Так выражает он «любительное» устремление умных очей к Богу. Но еще чаще говорит пророк об устремлении очей к Богу «уповательном», в преданности в волю Божию: «исчезаете очи мои от еже уповати ми на Бога моего» (Пс.68,4); «очи всех на Тя, Господи, уповают» (Пс.144,15); «се яко очи раб в руку господий своих, яко очи рабыни в руку госпожи своея, тако очи наши ко Господу Богу нашему, дондеже ущедрит ны» (Пс.122,2) . О сем-то последнем у святого пророка идет речь и в настоящем восьмистишии. Сокращенным выражением содержания сего восьмистишия можно назвать стих 123: «очи мои исчезаете во спасение Твое».
Пророк указывает некоторые обстоятельства, с особою силою вызывающие упование и одолеваемые только им одним, выясняя при этом главное условие действенности упования, состоящее в верности воле Божией чрез исполнение святых Его заповедей. По существу дела бывает так: когда совесть нечиста, упованию нет места. Правда, пробивается оно и в состоянии греховном, но не иначе как после того, когда грешник решит в сердце своем не грешить более и положить начало богоугождению. Таким образом, уповающий одно око устремляет в руце Божий, в чаянии получить милость Господию, а другое — на заповеди, чтоб изменою им не заставить правду Божию сжать готовую ущедрить руку Его. Об этом во многих местах говорит святой Давид, равно как и в этом восьмистишии: «сего ради возлюбил заповеди Твоя»(стих 127).
Стих сто двадцать первый
«Сотворих суд и правду, не предаждъ мене обидящим мя».
И преданного Богу окружают неприятности, иногда видимые, но всегда невидимые. Бог—Покровитель тем, которые Свои Ему, и работающие Богу сознают это, исповедуя пред всеми и пред самими собой, что если они еще живы, то потому только, что десница Господня покрывает их. Отыми Господь десницу Свою, и враги живых их пожрут. В чувстве сей-то всегда грозящей беды они и взывают: «не предаждъ мене». Но при этом совесть может заграждать уста иному: взываешь ты — «не предаждь», говорит она ему, а сам себя предаешь тому, что ненавидит Бог,— предаешь греху и всякой неправде. Пророк уверяет, что этого нет за ним, что он не сознает за собою ничего неправого и потому с дерзновением говорит: «сотворих суд и правду», или так: «Тебе, Господи, не за чтопредавать меня врагам моим, не за что отнимать от меня защищающую меня десницу Твою».
Но, однако, кто же чист пред Господом? — «Никтоже, аще и един день житие его на земли» (Иов.14,5).Как же можно сказать: «сотворих суд и правду»?— Можно, но в таком смысле: все, зависящее от меня, я делаю, дабы быть верным правде; сознательно нейду против заповедей Твоих и против воли Твоей: совесть моя не уличает меня в этом. Я всегда хочу и стремлюсь быть верным правде. Есть грехи, но грехи немощи, неведения, нечаянностей; а чтобы задумать грех и злонамеренно привесть его в дело, этого со мною не бывает. Так могут говорить очень немногие. Блаженный Феодорит спрашивает: «Кто имеет столько душевной чистоты, чтобы с дерзновением повторить слова пророка? — Тот, кто, подобно апостолу, может сказать: «похваление наше сие есть — свидетельство совести нашея» (2Кор.1,12). Вот по этому-то свидетельству и говорит так пророк. Правда, и он имел тяжкий грех, но очистил его искренним покаянием. Покаяние смывает нечистоту греха и после греха дает совести дерзновение свидетельствовать: «сотворих суд и правду», особенно когда прямо от Самого Бога изречено прощение».
Итак, если желаешь, чтоб упование осеняло душу твою и ты мог с дерзновением изрекать к Богу: «не предаждь мене»,— будь верен правде, или заповедям Божиим. Упование есть самый нежный цветок в саду духовном, но и самый крепкий. Лишь только повеет на него тлетворное дыхание греха, он увядает; но когда нет этого, никакая сила не может сокрушить его; напротив, сам он укрепляет все благоуханием своим. Береги же этот цветок, храня себя самого от греха. Если же согрешишь, спеши очиститься искренним покаянием с тем, чтоб и от Бога совестию твоею услышать прощение. Давиду изрек его пророк Нафан, а тебе изречет облеченный властию вязать и решить отец твой духовный. И опять оживет в тебе цветок упования и, благоуханием своим проникнув все части естества твоего, сообщит ему несокрушимую крепость. Так действует соль на вещества, сами по себе вялые и удоборастлевающиеся.
Стих сто двадцать второй
«Восприими раба Твоего во благо, да не оклеветают мене гордый».
Враги не всегда явно нападают и причиняют человеку обиду; нередко делают они это и скрытно. Самое обычное для этого у них средство — злословие и клевета. Распускается дурная молва, и человек невиновный видит себя всеми оставленным и терпит всякого рода неприятности. Падает в общественном мнении, падает в своем благосостоянии, затем — бедность и беда за бедою, а откуда все такое — не видно. Главным деятелем в этом случае сатана- клеветник. Он сеет между людьми клеветы, подозрения, пересуды, клевещет даже пред Богом, как, например, на Иова.
Клевета есть наичувствительнейшее зло. Против обидящих пророк говорит: «не предаждь»; а против клеветников: «восприми», то есть возьми меня на руки, подними на такую высоту, чтобы стрелы клеветы не досягали до меня, точно как будто на земле, среди клеветников, даже и Божие ограждение не в состоянии защитить от поражения этими стрелами, пропитанными ядом.
«Восприими во благо», то есть в Твое благорасположение, в Твое благоволительное внимание, так как поднятие выше того уровня, до которого могут досягать стрелы клеветы, означает не тела поднятие, а того, что противоположно клевете — поддержание доброго мнения, и даже возвышение его. У Господа Бога много средств к тому, и Он нередко являет это делом; но Ему не всегда угодно бывает отражать клевету, хотя все же Он приемлет оклеветанного «во благо». Бывает это так, что, оставляя клевету в ее злом среди людей действии, Он дает оклеветываемому ощутить благоволение Свое к нему и вместе с тем благо от самой клеветы. Клевета в таком случае и не поражает сердца; стрелы ее летят мимо, или хоть приражаются, но отскакивают, не причиняя раны. Такое благо есть прямой дар Божий оклеветываемому; его не внесешь в сердце никаким напряжением воли, никакими соображениями в утешение себе.
Вот о чем молит пророк. Но основание той надежды, что он будет услышан, и здесь то же, что выше, то есть усердное работание Богу в исполнении святых Его заповедей. Потому-то и говорит он: «восприими раба Твоего».Усердное работание Богу, безукоризненное свидетельство совести, — вот что дает дерзновение прибегать к заступлению Божию при клевете и что источает в сердце сладостное утешение! Невинному и богопреданному клевета причиняет не боль, а усиливает устремление умных очей его к Богу и разжигает более и более ревность оставаться верным Ему. А знающий за собою грехи бывает как будто пойман клеветою на месте преступления. Может и к нему прийти утешение, но только после немедленного и искреннего раскаяния, дающего дерзновение к Богу.
Стих сто двадцать третий
«Очи мои исчезосте во спасение Твое и в слово правды Твоея».
«Исчезосте»означает усиленное желание — плод любви и приискренней веры в Бога защитителя. «Нимало не колеблюсь, говорит пророк, в уповании на Тебя, надеясь всецелым упованием привлечь заступление Твое. «Исчезаете очи мои во спасение Твое», которое уповаю я получить не от кого иного, а от Тебя единого, Господи».
«Слово правды», по Феодориту, означает «или обетование, в той мысли, что непрестанно ожидаю от Тебя спасения и исполнения обетования», или, по мнению святого Афанасия Великого, указывается этим, что очи уповающего устремлены не на одну всезащитительную и щедродательную десницу Божию, но и на слово правды, то есть на заповеди Его, «еже творити я». Он говорит как бы так: «Хотя иные, живя беззаконно и не имея пред очами своими страха Твоего, отринули закон Твой, но я во всякое время только его исполнял, непрестанно поучаясь в нем». Из сего явствует, что стих этот есть полное изображение истинно уповающего на Бога. Истина непреложная, что неверный заповедям Божиим не может возводить к Богу уповательных очей ума своего. И Спаситель говорит, что Отец услышит всякого просящего во имя Его, но только тогда, когда при этом он любит Его и сохраняет заповеди Его (Ин.14,14-15).
Нельзя пропустить без внимания наведение из этого стиха, делаемое святым Афанасием Великим, который говорит: «очи мои исчезаете во спасение Твое», то есть в Божественное пришествие, от которого я ожидаю спасения и себе, и всему роду человеческому». Верность заповедям есть основа упования; но крылья восхождению упования пред лице Отца Небесного подает вера в Господа Спасителя. Посему Господь и сказал, что молящийся Отцу услышан будет не ради только того, что заповеди Его исполняет, но если при исполнении заповедей просит еще во имя Его. Вера в Бога — дверь пред лице Божие, а шествие к этой двери и прохождение чрез нее есть исполнение воли Божией и хождение по заповедям Его. То и другое: и веровать, и заповеди исполнять — необходимо.
Стих сто двадцать четвертый
«Сотвори с рабом Твоим по милости Твоей, и оправданием Твоим научи мя».
Пророк выразил пред сим полную преданность свою Господу и полную готовность пребывать в воле Его; теперь, и по преданности такой, и по готовности, молится: «сотвори с рабом Твоим по милости Твоей». Исповедуя рабство свое Богу, он не скрывает, что ходит в воле Его; но вместе с тем сознает, что в этом нет никакого твердого основания к получению благ, ожидаемых от Него, потому что сама совесть удостоверяет его, что хотя бы он и все повеленное сотворил, то все-таки был бы не более как раб неключимый: сделал то есть только то, что должно, и не подлежит лишь взысканию, а не то, чтобы получил право на воздаяние. Притом положим, что ты и все поведенное сотворил; да так ли оно Богу угодно, как тебя думается? Ты думаешь, что в делании твоем все хорошо, а Господь всевидящий может все сделанное тобою видеть недобрым. Где же тут похвала? Потому-то и апостол говорит: «ничесоже в себе свем, но ни о сем оправдаюся» — как Бог то есть взглянет на нас. Может быть, во всем добре нашем Он не увидит ничего доброго. Потому лучше прибегать всегда к милости Божией, а не вступать с Ним в состязание по законам правды. Такую мысль в предложенных словах пророка видит блаженный Феодорит: «Делатель толикой добродетели (то есть святой пророк) желает сподобиться милости и просит по милости улучить спасение; не награды требует, но ищет человеколюбия». То же говорит и святой Амвросий: «Ив другом месте то же чувство выражает пророк, говоря: «не вниди в суд с рабом Твоим» (Пс.142,2).И в самом деле, сознавая себя грешными, мы должны прибегать более к милости, а не по праву требовать: милость всегда снисходительна, а правда взыскательна. Какая надежда людям вступать в состязание по законам правды с Богом, от Которого и сокровенное не ускользает, от Которого не сокрыт ни один грех наш? Зная это, пророк исповедует: «Тебе единому согреших» (Пс.50,6). Не отвергая того, что может согрешить и праведник, потому что нет человека без греха, он и молится: «сотвори с рабом Твоим по милости Твоей».Хотя и сделал, может быть, что-либо доброе, но обязан был сделать более как раб. Таким образом, хотя бы мы все повеленное сотворили, не пристало нам тотчас возноситься, но уместнее смиряться; ибо коль скоро мы сделаем что-либо, это не значит, что уже сделали все, лежащее на нас как на рабах».
«Сотвори по милости» — можно разуметь как молитву о благодатной помощи. При всем желании быть верным Тебе, не надеюсь явиться таковым; посему и прошу у милости Твоей помощи себе. «Пророк, пишет святой Иларий, сказал: «сотвори с рабом Твоим», но так как рабствование наше, чтобы пребыть в чине своем, имеет нужду в милостивом вспомоществовании Божием, то прибавил: «по милости Твоей». Естество наше немощно к достижению благих целей. Может оно желать и искать домочадства Богу, но совершить это есть дело Божией милости. Она хотящим помогает, начинающих укрепляет, приступающих приемлет. Но начинать надобно нам, чтоб она доводила дело наше до конца».
С этою мыслию согласуется и последующая мольба: «и оправданием Твоим научи мя». Тут как будто ответ на вопрос: какую тебе сотворить милость? — Никакой, говорит, другой не хочу, кроме той, чтобы Ты научил меня оправданиям Твоим. Горю желанием быть Тебе во всем угодным, но не знаю хорошо, что Тебе угодно; а если бы и узнал, то не сумею сделать так, чтобы дело мое было благоугодно Тебе. Научи же меня и тому, и другому,— и знать, и делать. Но разве нет у тебя в руках писаного закона? Читай и узнаешь. «Так-то так, говорит святой Иларий, да не все, что читается, тотчас и понимается. В законе глубина премудрости, и простое слово его содержит великие тайны. Где мне дойти до того? Просвети же ум мой, введи его в созерцание сокрытого, и уразумею чудеса от закона Твоего».
«Оправданием научи». Тому, кто не может не провиняться почти на каждом шагу, наибольшая потребность знать, как избыть (спастись) от вины и оправдаться. В законе прописан на всякий грех свой способ оправдания; но сила всех их не в них самих, а в Том, Кто есть Творец закона. Он дает настоящее оправдание, не только снятие вины, но и самую праведность, святое нравственное настроение. Его-то прозревать сквозь сень законную и молится пророк, чтоб, оправдавшись в Нем, всегда пребывать в Нем праведным. Христиане, пребывая всегда с Господом, от Него черпают оправдательные силы и влияния. Существо их — слезное покаяние, которое составляет подкладку всей жизни. Нет минуты, чтобы не каялся христианин, нет поэтому момента, чтоб не осеняло его оправдание. Но и этому надо учиться. Потому-то и нам прилично молиться: научи нас, Господи, оправданиям Твоим!
Стих сто двадцать пятый
«Раб Твой есмъ аз: вразуми мя, и увем свидения Твоя».
Когда раб, то значит — работаешь; если работаешь как раб, то конечно знаешь, что и как работать. Чего ж еще просить — «вразуми»?Казалось бы, работать, и только. Так нет, — «раб Твой есмъ аз», говорит, выражая тем всегдашнюю готовность верно работать Господу, а знания и уменья еще не видно. Я вседушно Тебе предан; ничего больше не желаю, как только ходить в воле Твоей, как ходят рабы по воле господ своих; только укажи, что сделать, и я тотчас сделаю, не щадя сил и живота моего. В этом случае он представляется воином, стоящим во всеоружии, готовым на битву и ждущим только команды. Как воин после команды уже не рассуждает, а немедленно бросается туда, куда ему приказано, таков и раб Божий по отношению к объявленной ему воле Божией: только бы познать ее — а там он тотчас принимается за исполнение, не задумываясь. Вот это самое настроение и высказывает пророк: «раб Твой есмъ»,говорит он; скажи только, что сделать, и я сделаю. Остановка не за мною, а за приказом; как только приму к сознанию приказ, тотчас и за дело.
Блаженный Феодорит пишет: «По естеству все люди — рабы Божий, а по расположению — рабы те, которые охотно предают себя владычеству Божию. Пророк именует себя рабом, как принадлежащего к числу последних, и умоляет сподобить его разумения, чтобы познать Божий свидения». Продолжением этой речи можно признать слова святого Илария: «Не найдется никого из нас, кто в молитве или в обычной беседе не называл бы себя рабом Божиим,— что же особенное выражает пророк, говоря о себе то, что и всякий смело приписывает себе? Но иное дело сказать о себе, что раб, а иное — быть рабом. Наше слово выражает только сознание в совести необходимости быть рабами, а не то, что так оно и есть у нас. Пророку можно было исповедать себя рабом Божиим — и он истинно был таким во всех отправлениях жизни своей: ходил ли или сидел, спал или бодрствовал, вкушал ли пищу или постился, голодал или насыщался,— никогда не отступал он от познанной воли Божией. Посему без смущения свободно и исповедует он: «раб Твой семь аз»».
«Вразуми мя».Он просил уже: «научи»;теперь указывает, как бы он хотел быть наученным. Можно изложить учение письменно и дать в руки книгу законоположений. Когда нужно, обращайся к этой книге, там и найдешь требуемое указание. Но такое научение есть внешнее, а с ним никогда не окажешься наученным как следует. Пророк хочет не такого научения, а чтоб изображение воли Божией или одновременно все было написано в разуме его, или оказывалось написанным в нем всякий раз, как то потребуется. «Вразуми»,говорит, вложи то есть в разум, чтоб я носил то всегда с собою и всякий раз сознавал исходящим из разума моего начертание воли Твоей. Когда это совершится, тогда законоположение явится начертанным не на каменных скрижалях, а на плотяных скрижалях сердца. Предзрел пророк то, что имела даровать благодать Христова, и чаяниями сердца своего обнимал это дивное благо. Святой Афанасий пишет: «Просить разума, дарованного Богом и как бы хранящегося у Него в сокровищнице; потому что дух «премудрости и разума»и прочие блага суть Божий дарования».
«Вразуми, и увем». Вложи в разум, и буду знать, — и не просто знать, а знать с удостоверением совести, что такова именно есть святая воля Твоя. Потому и говорит он: «увем свидения Твоя»;уразумею то есть, что в этом состоит прямо от Тебя исходящее свидетельство о воле Твоей. Самое драгоценное благо, сообщаемое только истинным рабам Божиим, состоит в том, чтобы неложно знать святую волю Божию, благую и угодную, во всех обстоятельствах и всех запутанных взаимноотношениях. Уменье неложно видеть для себя и определять для других волю Божию святые отцы называют даром «рассуждения помыслов». Сколько бывает помыслов, как будто и добрых, но следование которым может привести к очень недоброму концу! Получающий вразумление свыше тотчас разберет, где скрыта засада и уловка,— и избежит зла. Для нас же, немощных, какое руководство?— «Вопроси старцев, и рекут тебе» (Втор.32,7).То великая милость Божия, когда Он воздвигает в среде нашей таких мужей; а когда не бывает их, это — кара Божия. Тогда уместно вопиять: увы! «оскуде преподобный», ибо с этим оскудением соединено «умаление истины среди сынов человеческих» (Пс.11,2). Всякий идет тогда по воле сердца своего, уклоняясь от истинных намерений Божиих.
Стих сто двадцать шестой
«Время сотворити Господеви: разориша закон Твой».
Ревнитель богоугодной жизни не о том только ревнует, чтобы самому быть всегда во всем исправным, но и о том, чтоб и все, с кем живет он, отличались верностию заповедям Божиим. Славу Божию видит он в процветании добрых нравов. По силам своим он и старается содействовать сему процветанию, движимый к тому любовию к Богу и преданностию Ему. Успех в этом радует его, а неуспех заставляет скорбеть и мучиться, как мучился, по уверению апостола, Лот среди содомлян, — мучится, но не остается в бездействии: то собственным примером, то словом убеждения во время благопотребное он старается повлиять на сокращение зла и возвращение силы началам добра. Имея такую заботу, он ревностно молится, чтобы Сам Господь Своим воздействием, внутренним ли то или внешним, привзошел в среду разливающегося зла и, разорив гнездо его, развеял, ослабил и уничтожил его. В таком именно положении и представляет себя святой пророк в этом стихе. С сокрушенным печалию по Бозе сердцем видел он, как небоязненно все и всюду разоряют закон Божий, и, видя безуспешность своих усилий противодействовать злу, взывает уповательно к Богу: «Разорили закон Твой, Господи! Время Тебе Самому действовать; человеческие усилия тут уже не помогут».
Слово «время»он употребляет, прозревая в планы Промышления Божия. Бог терпит грехам; но когда уже зло усиливается чрезмерно, Он карательно поражает людей для пресечения зла. Таких опытов было немало. По этому закону был потоп, была погибель Содома и Гоморры, поражение египтян, истребление хананеев. Приводя это на память, пророк взывает: «время».Так понимает это блаженный Феодорит: «Бог, говорит он, распоряжающий все весом и мерою, весьма долго терпит грехи человеческие; но, когда видит, что при долготерпении Его возрастает лукавство, тогда налагает наказание». Посему и пророк говорит здесь как бы так: «Время, Владыко, восстать на помощь обиженным, ибо враги совершенно попрали закон Твой». Взывать таким образом побуждает и ревность о славе Божией, и любовь к людям, как к братьям, и, в некоторой степени, стыд, что так оно есть. Когда несколько русских сделают что-либо нехорошее, всем русским бывает стыдно, в сознании того, что те немногие срамят весь русский народ; так и пророк, объединяя в своем сознании всех людей и видя, как они нечестиво поступают пред Богом, стыдится за всех их и молит Самого Бога отъять этот стыд, словно боязно ему стоять пред Богом, пока на людях, среди которых живет он, лежит то пятно, что они разорили закон Божий. Такое чувство обнаруживал и пророк Исайя, когда, выражая страх от видения славы Божией, говорил, между прочим: «среди людей, нечистые уста имеющих, живу я».
Наши толковники полагают, что святой Давид изрек это, стоя в пророческом духе пред явлением Сына Божия чрез воплощение на спасение наше, когда повсюду господствовали нечестие и разврат. Молитва его есть молитва о пришествии Избавителя. Болезнь созрела; время прийти Тебе, всемощному Врачу, и исцелить от нее больное человечество. Святой Амвросий пишет: «Хорошо сказал: «время сотворити; ибо есть время малчати и время глаюлати» (Еккл.3,7).Пришло ему время говорить — он и заговорил, напоминая, что пришло время пришествия Господа. Так как закон разорен, то да приидет наконец совершение и исполнение закона — Господь Иисус, и дарует нам отпущение грехов и, разодрав, еже на нас, рукописание, спасет всех грешников. «Время», вопиет, «сотворити».Так бывает, когда усиливается болезнь и подвергает опасности жизнь болящего, тогда бегут к врачу и просят его поскорее идти, чтоб не опоздать и не допустить до того, что и помочь уже будет нельзя. Врач тогда особенно желателен, когда больного душат тягчайшие припадки болезни. Так и пророк: видя, как все люди разболелись нравственно, как размножились всюду грехи,— бежит ко Христу, Единому Врачу таких болезней, и понуждает Его молитвою поспешить, так как нельзя уже более медлить: «время сотворити»».
Слова «время сотворити Господеви», вне контекста, можно употреблять пред началом всякого дела, посвящаемого Богу, особенно молитвы. Приступая к ней, может всякий говорить себе: делал ты житейские дела, теперь время начать и дело Божие, делать для Бога. В таком смысле употреблены эти слова в нашем служебнике пред началом литургии.
Стих сто двадцать седьмой
«Сего ради возлюбих заповеди Твоя паче злата и топазия».
«Это, говорит святой Афанасий, согласно с сказанным в стихе 72: «благ мне закон уст Твоих, паче тысящ злата и сребра, и еще: приимите наказание, а не сребро», и «разум паче злата искушена... Лучиш во премудрость камений многоценных, всякое же честное недостойно ея есть» (Притч.8,10-11).«Они, поясняет блаженный Феодорит, пренебрегли закон Твой, а я почитаю заповеди Твои более достолюбезными, нежели золото и драгоценные камни».
Разливающаяся вокруг греховность раздражила и без того не спавшую ревность по Богу и возжгла вящшую любовь к заповедям Божиим. Забыт Бог; померкла слава Божия среди людей, предавшихся всякому греху. Но истинный боголюбец не увлекается общим потоком, а воодушевляется ревностию восстановить эту славу своею верностию заповедям, напоминая окружающим, что есть Бог, ревнитель правды и отмститель за беззакония. Некрепкого духом увлекает недобрая среда, а крепкого вооружает к противодействию.
«Сею ради», то есть ради всего сказанного, ради того, что верность заповедям приближает к Богу, вводит в сродство с Ним и преисполняет благонадежностию, верный заповедям открытым лицом взирает к Богу, благонадежно предается Ему и дерзновенно изрекает Ему свои потребности, и духовные, и вещественные, с уверенностию в том, что он будет услышан. Поелику все в Боге и от Бога, то эта верность, очевидно, приводит к источнику всех благ, всегда открытому и неистощаемому, и дает вкушать их. Вкусивший сего не может не преисполняться чувством благобытия, а это и есть последняя цель всех исканий человеческих. Как не любить заповеди, когда они вводят в такое состояние!
Вот это и есть единое на потребу! Естество наше многосложно. Каждая часть состава его и каждая сила в составе имеет свою потребность, удовлетворения которой требуют они самим присутствием своим в естестве. Но верх всех потребностей составляют те, которые устремляют человека от тварей к Богу, от земли на небо, от времени к вечности. Вот это собственно и есть человеческие потребности, они-то и указывают на норму человеческой жизни. По силе своей и всеобъятности они таковы, что, быв удовлетворены полно и истинно, притупляют остроту всех прочих потребностей, не дают ощущать жгучести их, заглушают докучливость их. Вот почему удовлетворение их есть единое на потребу! Достигший этого состояния бывает доволен, хотя бы все Другие потребности и не были удовлетворяемы или удовлетворяемы не вполне.
Напротив, не имеющий этого удовлетворения предан бывает неприятному и докучливому воздействию всех других потребностей, и терзаем бывает ими в разволоку. Потеряв единое, теряет он норму, куда и как направлять со всех сторон беспокоящие его требования, и неизбежно вдается во многое. Тогда открывается у него множество целей, к целям — множество средств к тому и другому, в действии — разнообразное стечение благоприятствующих и неблагоприятствующих обстоятельств, пособий и препятствий. Попавши в этот круговорот, мечется он, сам себя не понимая, что и почему делает. Вот это и есть суета суетствий, сознать которую дается, однако ж, только тому, кто вышел из нее.
«Паче злата и топазия»будут вообще означать — более всех других предметов, коими удовлетворяются другие потребности. Сердце отклонилось от них, испытав на деле, что они не насыщают, а только разжигают алчбу и жажду. Испытав, напротив того, делом, что хождение в заповедях успокоительно действует на все естество, сердце предается им и прилепляется к ним любовию, паче всяких других привязанностей. Нельзя обойтись и без таких предметов, как пища, одежда, кров, для иных — семья, книги, картины, связи; но все это не занимает настолько сердца, чтобы слишком настойчиво заботиться о стяжании или скорбеть много о лишении их. И сами они, и забота о них — приделок, а не главное дело. И им уделяется время и силы, но в мере их цены пред тем единым, которое занимает все сердце.
Отчего бывает время, когда являются лица, недовольные своим состоянием? — Оттого, что потеряли единое; переиспытав же все прочее, убедились, что оно не дает удовлетворения,— и стали посреди: от того отстали, а это стало, как трава,— вкус притупился. Отсюда туга и самоубийства.
Стих сто двадцать восьмой
«Сего ради ко всем заповедем Твоим направляхся, всяк путь неправды возненавидех».
Пророк продолжает высказанную мысль и излагает подробнее то, чего потребовала от него любовь к заповедям Божиим и в чем она выразилась.
«Возлюбих», говорит, «заповеди»;но чем же свидетельствовал эту любовь? Мыслями, словом? — Нет, я свидетельствую это не словом, а делом, ибо все действия мои направляю по заповедям Твоим и ненавижу всякий путь неправды. Как, научая страху Божию, он всякому хотящему живота и желающему видеть дни благи внушал: «уклонися от зла и сотвори благо» (Пс.33,15), так теперь и о себе свидетельствует, что он не сидел сложа руки, а направлялся ко всем заповедям Божиим, и не равнодушно смотрел на пути неправды, но от всей души ненавидел их. Любовь к первым рождала, возбуждала и поддерживала ненависть к последним.
Откуда такая сила? — От сосредоточения всех сил естества в «едином». У нас, грешных, ум с образом мыслей идет в одну сторону, сердце с чувствами и сочувствиями в другую, воля с своими желаниями и начинаниями в третью. От того нет у нас стройности ни в чем — ни во внутренней жизни, ни во внешних проявлениях ее. Один и тот же является на разных поприщах, и трудно бывает определить характеристику его. У святых же Божиих, посвятивших себя Богу и заповедям Его, нет никакого разделения: внутри все направлено на одно, а затем и все внешнее бывает проникнуто одним духом, как однородные бисеринки, нанизываемые на одну нитку.
Отчего там так, а здесь иначе? — Оттого, что там человек не в своем чине, а здесь в своем; находящийся же не в чине, естественно, бесчинен, не в порядке, тогда как пребывающий в чине — всегда в порядке. Причиною первого — грех, а другого — богоугождение.
Возьмем во внимание наше естественное устроение. Человек состоит из духа, души и тела. Дух, живущий в Боге, властвует над душою и телом и всеми их деяниями, объединяет все в себе, единясь и сам с Богом. Грех отделяет дух от Бога и лишает его власти над душою и телом. Тогда эти многосоставные, многими силами снабженные и многие потребности обнаруживающие части естества нашего устремляются в разные стороны, как стадо без пастыря, и тиранствуют над человеком, властно направляя его то туда, то сюда, — и живет он в смятении и нестроении. Но приходит благодать Божия и оживляет дух. Тогда для духа снова отверзается окно в мир Божий. Идущие оттуда лучи возбуждают в нем страх Божий, движут совесть и приводят к решению снова неутомимо работать Господу. Это решение запечатлевается благодатными средствами; дух вводится в таинственное богообщение, начинает ревностно ходить в воле Божией и трудами доброделания и подвижничества опять восходить в ощущаемое богообщение. И вот опять он силен, опять объединяет все в себе, единясь с Богом. Видимое же выражение такого состояния одно: стремление к исполнению всех заповедей и ненавидение путей неправды.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter