Поведал авва Евстафий : Живши в мире, я никогда не вкушал пищи прежде захождения солнца. Когда я сидел в лавке, — книга не выходила из рук моих: рабы мои продавали и принимали товар, а я непрестанно упражнялся в чтении. По средам и пятницам я раздавал милостыню нищим. Когда начинался звон, я спешил в церковь, и никто прежде меня не приходил в нее. Когда я выходил из церкви, то приглашал с собою бывших тут убогих в дом мой, и разделяли они со мною трапезу мою. Когда я стоял в церкви на всенощном бдении, никогда не вздремнулось мне, — и признавал я себя великим подвижником. Все прославляли и почитали меня. Умер сын мой: вельможи города пришли ко мне, чтоб утешить меня; но я не мог утешиться. От великой скорби я впал в болезнь, и был близок к смерти. По прошествии семи месяцев едва поправился. Провел я в дому моем после этого еще четыре года, подвизался по силе моей и не прикасался к жене моей: я жил с нею как с духовною сестрою. Когда случалось мне видеть монаха из Скита, — я приглашал его в дом мой вкусить со мною хлеба. У этих монахов я расспрашивал о чудесах, совершаемых святыми старцами, — и мало помалу пришло мне желание монашества. Жену мою я ввел в женский монастырь, а сам пошел в Скит, к авве Иоанну, с которым был знаком. Он постриг меня в монашество. Имел блаженный кроме меня еще двух учеников. Все, видя меня особенно усердным к церкви, отдавали мне почтение. Провел я в Ските около пяти месяцев, и начал очень беспокоить меня блудный бес, принося мне воспоминания не только жены моей, но и рабынь, которых я имел в дому моем. Не было мне отдыха от брани ни на час. На святого старца я смотрел как на диавола, и святые слова его казались мне уязвляющими меня стрелами. Когда я стоял в церкви на бдении, то не мог открыть глаз от сна, овладевавшего мною, так что не однажды, но несколько раз я приходил в отчаяние. Борол меня и бес чревообъядения, борол до того, что я часто крал остатки хлеба, ел и пил тайно. Что говорить много! помышления мои расположили меня выйти и бежать из Скита, направиться на восток, поместиться в таком городе, в котором никто не знает меня, там предаться любодеянию или жениться. Старец, видя изменение в лице моем, ежедневно увещевал меня, говоря: сын мой! лукавые помыслы нападают на тебя и смущают душу твою, а ты не исповедуешь мне их. Но я отвечал: отец! у меня нет никаких помыслов, но я размышляю о грехах моих и скорблю о них. В обуревании такими скверными и лукавыми помышлениями проведши пятнадцать месяцев, однажды, пред наступлением воскресного дня, увидел я во сне, что нахожусь в Александрии, прихожу поклониться святому апостолу и евангелисту Марку. Вот! внезапно встретило меня множество ефиопов. Они схватили меня, и окружив, разделились как бы на два лика. Они принесли черную змею, связали ею мои руки, а другую змею свернули в кольцо и возложили мне на шею; еще других змей положили мне на плеча, а они прицепились к ушам моим, также змеею препоясали меня по чреслам моим. Потом привели женщин ефиоплянок, которых я имел некогда в дому моем, и начали они целовать меня, и плевать мне в лицо. Нестерпим был для меня смрад их! Змеи начали есть ноги мои, лицо и глаза, а ефиопы, стоявшие вокруг меня, отворили уста мои и влагали в них огненною ложкою нечто, говоря: ешь, и насыться. Также они принесли чашу, говоря: подайте вина и воды и напойте его. И напоили они меня горящею смолою, смешанною с серою. После этого они начали меня бить огненными жезлами, говоря: отведем его в город Едес, и наругаемся ему также и там. Находясь в таком бедствии, я увидел двух светоносных мужей красоты неисповедимой: они выходили из церкви святого Марка. Ефиопы, увидев их, убежали, а я начал взывать к ним: помилуйте меня! Они спросили меня: что случилось с тобою? я отвечал: я шел в церковь поклониться, и попал на разбойников: вот, вы видите, что они сделали со мною. Один из светоносных людей сказал мне на это: и хорошо сделали; с тобою следует поступить еще хуже. Но никто не может разрешить тебя от этих уз, кроме аввы Иоанна, с которым ты живешь, и от которого ты отлучен твоим неверием. Затем светоносные эти мужи оставили меня и ушли, а я начал вопиять к ним: заклинаю вас единосущною Троицею! помилуйте меня! Когда я кричал таким образом, пришли братия и разбудили меня. Я был облит слезами. Встав, я поспешил к преподобному старцу, припал к святым ногам его и рассказал ему по порядку все, виденное мною. Старец сказал мне: ефиопы суть бесы, змеи — скверные помыслы, которых ты не исповедуешь мне; огненная змея — брань беса блудного; жены ефиоплянки суть помышления лукавые, обольщающие и вместе губящие тебя; снедающая тебя змея есть злоречие; огненная лжица, отверзавшая твои уста, суть бесы осуждения; чаша, которою напоили тебя, есть душевное расположение твое, происшедшее от принятых лукавых помыслов, и то отвращение, которое ты ощутил ко мне и к братии; смолою и серою означаются тот хлеб и та вода, которые ты ел и пил украдкой, тайно. Знай, сын мой, что добродетели, которые ты совершал в мире, смешаны были с возношением и гордостию. Твои бдения, твое пощение, твое неупустительное хождение в церковь, милостыни, которые ты раздавал, все это делалось под влиянием похвалы человеческой. По этой причине и диавол тогда не хотел нападать на тебя. Ныне же, увидев, что ты вооружился на него, и он восстал на тебя. На будущее время завещаваю тебе, сын мой, когда усмотришь в себе смущение и бурю от лукавых помыслов, скажи об этом мне, отцу твоему, или братиям, которые живут с тобою, и уповаю на Бога, что помогу тебе, как помог многим. Сделав мне это наставление, старец отпустил меня в мою келлию. С этого времени я начал открывать мои помышления, и уже пребывал во всяком покое[285].
Добродетели монахов и подвиги их отличаются решительною чертою от подвигов и добродетелей мирян. Говорит святой Иоанн Карпафийский монаху: „Никак не позволь себе признать более блаженным мирянина, нежели инока, мирянина, имеющего жену и детей, утешающегося тем, что он благотворит многим и подает обильную милостыню, не подвергаясь никаким искушениям от бесов. Не признай себя, монах, меньшим такого мирянина в благоугождении Богу. Говорю это не потому, чтоб ты жил непорочно, неся на себе труд иноческого подвига, но если ты и очень грешен[286]. Скорбь души твоей, твое злострадание далеко честнее пред Богом возвышеннейших добродетелей мирянина. Твоя великая печаль, твое покаяние, твои воздыхания, сетование, слезы, мучительство совести, недоумение помысла, самоосуждение, рыдания, плач ума, плачевный вопль сердца, сокрушение, смущение, окаявание и уничижение себя, — это все и прочее, тому подобное, постигающее тех, которые ввергаются в железную печь искушений, далеко честнее и благоприятнее Богу, нежели благоугождение мирянина"[287]. Подвиг иноческий основывается на истинном смирении, соединенном естественно с отвержением своего я, при чем возвеличивается пред человеком Бог, и вся надежда спасения возлагается на Бога; напротив того подвиг мирянина, состоящий из внешних дел, естественно растит свое я и умаляет пред человеком Бога. По этой причине видим, что многие великие грешники, вступив в монашество, соделались великими святыми, а знаменитые подвижники мира, вступив в монашество, оказали самое умеренное преуспеяние, а некоторые и расстроились. „Надлежит исследовать, говорит св. Иоанн Лествичник, почему миряне, которые проводят жизнь во бдениях, в посте, в подвижничестве, перешедши к жизни монашеской, в это поприще душевных опытов, удаленное от человеков, оставляют свое прежнее подвижничество растленное и притворное. Я видел многие и различного рода древа добродетелей, насажденные мирянами, напояемые тщеславием, как бы гноем из помойной ямы, при уходе за ними являтельства (совершения дел напоказ или открыто пред человоками), при утучнении земли около их похвалами: эти древа, будучи пересажены на землю пустынную, не посещаемую мирскими, не имеющую смрадной воды тщеславия, немедленно посохли. Воспитанным в неге древам несвойственно расти и приносить плод на жесткой почве иночества"[288]. В Константинополе жили два родные брата. Они были весьма набожны, и постились много. Один из них пошел в Раифу, отвергся мира и принял монашество. По прошествии некоторого времени брат его, мирянин, захотел посетить монаха. Он пришел в Раифу и побыл с монахом некоторое время. Заметив, что монах вкушает в девятом часу (третьем пополудни), он соблазнился и сказал ему: брат! когда ты жил в миру, то не позволял себе вкушать прежде солнечного захождения. Монах отвечал: когда я жил в миру, то питался тщеславием, слыша похвалы от человеков: они облегчали для меня тягость подвига постного[289].
1. Сказал авва Евпрений: Наименованием плотского обозначается все вещественное. Любящий вещество любит преткновения и скорби. Если нам случится утратить что-либо вещественное, — утрату должно принимать с радостию и исповедывать, что она избавила нас от попечения[290].
2. Брат просил наставления у аввы Евпрения, как ему жить? Старец отвечал: ешь траву, в траву одевайся, на траве спи; сердце стяжи железное[291].
3. Он говорил: Святой Давид молился на всякое время (непрестанно) (Пс. 33, 2): молился в полночь, пред рассветом, молился на рассвете, молился утром, в полдень и вечером. Потому-то и сказал он: Седмерицею днем хвалих Тя (Пс. 118, 164)[292].
4. Он говорил: Скудость в брашнах, страх Божий, плач и смирение да пребывают с тобою[293].
5. Он говорил: Зная, что Бог верен и всемогущ, веруй в Него, — и будешь причастником благ Его. Если же ты унываешь и пребываешь в бездействии, то и не веруешь. Все мы веруем, что Бог всесилен, — веруем, что все возможно для Него; но ты яви веру свою в Него и делами, и Он сотворит в тебе чудеса[294].
6. Брат спросил авву Евпрения: как приходит страх Божий в душу? Старец отвечал: если человек будет смиряться, нестяжательствовать, если воздержится от осуждения: то придет к нему страх Божий[295].
7. Однажды обокрадывали авву Евпрения: он помогал ворам выносить из келлии находившееся в ней. Воры вынесли все, и забрав вынесенное, пошли. Только жезл старца остался в келлии. Старец, увидевши это, опечалился. Взяв жезл, он пошел за ворами и отдавал им жезл; но они не хотели принять его по подозрению какого-нибудь умысла против них в действии старца. Старец, встретившись с некоторыми людьми, шедшими по той же дороге, упросил их взять жезл и передать его ворам[296].
1. Сказал авва Евгений: Полезно нам искать одного: пребывания со Иисусом. Богат пребывающий со Иисусом, если он и нищ в вещественном отношении[297].
2. Он сказал: Любящий земное более небесного лишится и небесного и земного. Ищущий же небесного — господин всему миру[298].
3. Он сказал: Да будут потребности чрева малыми, да будет рукоделием малым, — и возможем изработать в безмолвии спасение наше[299].
Поведал авва Евсевий, пресвитер лавры Раифской: К некоторому из здешних старцев пришел бес в образе монаха и постучался в двери келлии. Старец отворил двери и сказал пришедшему: сотвори молитву. Пришедший сказал: и ныне, и присно, и во веки веков, аминь. Старец опять сказал ему: сотвори молитву. Бес опять сказал: и ныне, и присно, и во веки веков, аминь. Старец сказал ему в третий раз: сотвори молитву. Бес и в третий раз сказал: и ныне, и присно, и во веки веков, аминь. Тогда сказал ему старец: так скажи: слава Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков, аминь. Бес, услышав это, исчез, как бы опаленный огнем[300].
Был в некотором монастыре черноризец, по имени Ефросин, неграмотный, но смиренный и Богобоязливый. Он предал себя со всею покорностию в послушание игумену и братии. Они поручили ему служение в поварне, и в течении многих лет оставили его в этом служении. Ефросин никогда не пороптал, не воспрекословил, — исполнял порученное ему дело со всевозможным тщанием, служа человекам, как Богу, а не как человекам. То собирал он зелень, то носил дрова из лесу на плечах своих, топил ими печь и варил сочиво для братии. Занимаясь постоянно исполнением требований послушания своего, редко приходил он и в церковь, но, постоянно смотря на огонь, приводил в сокрушение свою душу, говоря со слезами так: увы, грешная душа! ты не сделала ничего угодного Богу! ты не знаешь закона Божия! ты не научилась читать книги, по которым славословят Бога непрестанно! по этой причине ты недостойна предстоять в церкви с братиею, но осуждена предстоять здесь, пред огнем. По смерти же будешь горько мучиться в будущем неугасимом огне. Таким образом добрый исповедник ежедневно очищал свою душу и тело. — Игумен того монастыря Власий, саном иерей, украшен был всеми добродетелями. Он с юности вступил в служение Богу и угождал Богу постом и молитвою. Этому игумену пришло непреодолимое желание узнать, в какое место вселяются души монахов, подвизавшихся во время земной жизни. Возложив на себя пост и бдение, он начал молить Бога, чтоб Бог открыл ему это. Три года проводил он в келейном бдении каждую ночь. Всеблагий Бог, никогда не презирающий молящихся Ему с верою, исполнил желание и игумена. Однажды ночью стоял он на обычной молитве, и внезапно ощутил себя в состоянии исступления. Ему представилось, что он ходит по какому-то великому полю; на поле был рай Божий. Что такое рай? — этого невозможно передать на человеческом языке. Блаженный Власий, вошедши в рай, увидел древа благовоннейшие, осыпанные различными плодами, и насыщался одним благоуханием, которое издавали из себя эти плоды. В раю он увидел монаха Ефросина, сидящего под одною из яблонь на золотом престоле. Увидев его и достоверно узнав, что это — он, игумен подошел к нему и спросил его: сын мой, Ефросин! что ты здесь делаешь? Ефросин отвечал: владыко! я за твои молитвы, в этом месте святого рая поставлен в стража Богом. Игумен сказал на это: если я попрошу у тебя что-нибудь, — имеешь ли ты власть дать? Ефросин отвечал: чего ни попросишь, — получишь. Игумен, показав на одну из яблонь, сказал: дай мне с этой яблони три яблока. Ефросин тщательно снял три яблока и отдал их игумену. Игумен принял их в мантию, и по принятии тотчас пришел в себя. Он оказался в келлии своей, три яблока были в его мантии. Зазвонили к утрени. По окончании Богослужения игумен приказал братиям, чтоб никто из них не выходил из церкви; призвав из поварни Ефросина, спросил его: сын мой! где был ты этою ночью? Ефросин, опустив глаза в землю, стоял и молчал. Но старец не престал его допрашивать. Тогда Ефросин отвечал: там, авва, где ты видел меня. Старец: и где я видел тебя? Ефросин отвечал: там, где ты просил у меня, чтоб я тебе дал, в святом раю. Старец: что просил я у тебя? Ефросин: то, что я дал тебе: три святые яблока, которые ты и принял. Тогда игумен повергся к ногам его, вынув яблоки из мантии своей, возложил их на святой дискос и сказал братии: эти яблоки, которые вы видите, — из святого рая. В течении трех лет я молил Бога в келлии моей, пребывая без сна все ночи, чтоб Бог показал мне, в какое место отходят по смерти души благочестно подвизающихся монахов. В эту ночь благодатию Божиею я возведен был в святой рай, видел его неизреченные блага и нашел в нем брата нашего Ефросина, который дал мне эти три яблока. Умоляю вас: не уничижайте и не бесчестите неграмотных. Они, с верою служа братии, оказываются у Бога выше всех. Когда игумен говорил это братии, Ефросин вышел из церкви и тайно ушел из монастыря в дальнюю сторону, избегая славы человеческой. Игумен разделил яблоки на благословение братиям; больные, бывшие в братстве, вкусив райских яблоков, выздоровели[301].
1. Авва Зенон, ученик аввы Силуана, говорил: не избирай славного места для жительства твоего и не живи с человеком, имеющим громкое имя[302].
То и другое неприметным образом может ввести в душу тщеславие и высокоумие, — этим не только повредить духовному преуспеянию, но и отнять всю возможность к нему.
2. Он говорил: Кто хочет, чтоб Бог скоро услышал молитву его: тот, когда встанет для совершения ее и прострет руки горе, прежде всякой другой молитвы, даже прежде молитвы о душе своей, да принесет молитву о врагах своих, и ради этого Бог услышит всякую молитву его[303].
Из многих памятников монашества первых веков видно, что монахи предстояли на молитве в уединении келейном, с воздетыми руками горе. Так молились преподобные Пахомий Великий, Сисой Великий; вероятно так молились весьма многие; так советует молиться при особенном наплыве греховных помыслов святой Иоанн Лествичник[304]. Такое положение тела способствует душе придти в подобное положение: устремиться горе. При этом необходимо остеречься от усиленного вытягивания рук и от усиленного направления их вверх, чтоб не придти в состояние разгорячения и восторженности, от которых один шаг до самообольщения и бесовской прелести. Должно воздевать руки умеренно, чтоб дух сохранился в тишине, смирении, умилении; должно давать телу положение висящего на кресте, а не летящего на небо. Глава твоя да будет опущенною вниз, хотя бы руки и были воздеты горе.
3. Сказывали о авве Зеноне, что он был ростом мал, телом сух, преисполнен разума, преисполнен усердия и теплоты к Богу, милования к человекам[305].
4. Поведали о авве Зеноне, что он, живя в Скиту, однажды вышел ночью из келлии, как бы к брату, и, сбившись с дороги, блуждал три дня и три ночи. От труда он изнемог и упал на землю замертво. И вот, предстал ему юноша с хлебом и чашею воды в руках и сказал: встав, укрепись пищею и питием. Авва встал и помолился, из осторожности не доверяя явлению. Юноша сказал: ты сделал хорошо. Услышав это, авва опять помолился; так поступил он и в третий раз. Юноша каждый раз одобрял его действие. После этого авва принял и употребил принесенную пищу. Юноша сказал: сколько ты ходил, настолько удалился от твоей келлии; но встань и следуй за мною. И мгновенно старец очутился близ келлии своей. Старец сказал юноше: войди в келлию, и сотвори молитву о нас. Юноша вошел в келлию старца и сделался невидим[306].
Поучительна осторожность святых и опытных монахов по отношению к чувственным явлениям из мира духов. Благоразумное поведение их в этих случаях как противоположно легкомысленному поведению неведения и неопытности! Неведение и неопытность слепо и опрометчиво вверяются всякому явлению, любопытно и жадно ищут явления духов и общения с ними, в неизбежный вред себе, во вред часто неисцелимый. И для ознакомленных опытно благодатию Божиею с миром духов, мир этот так мало известен и понятен, что величайшая осторожность по отношению к явлениям из него необходима для святых Божиих. Благодать Божия доставляет познания, нужные для спасения, а не такие, каких ищет и требует суетная и тщеславная любознательность мира.
5. Пришли однажды к авве Зенону братия и спросили его: что значит написанное в Иове: Небо нечисто пред Ним (Иов. 15, 15)? Старец сказал на это: братия оставили исследование грехов своих и взялись за исследование небесного. Значение же этих слов таково: чист — один Бог: и потому Писание сказало, что небо нечисто пред Ним[307].
6. Беседуя с некоторым старцем, жившим близ аввы Зенона, мы спросили его: если кого беспокоит греховный помысл, и он прочитает или услышит сказанное отцами о борьбе с таким помыслом, хочет исправить свое душевное настроение, но не может, — хорошо ли исповедать это кому-либо из старцев, или должно руководствоваться прочитанным и удовлетворяться своею совестию? — Старец отвечал нам: должно исповедать отцу, но отцу способному оказать помощь, и не уповать на себя. Боримый страстию не может сам себе принести пользы, в особенности, если страсть обладает им. Со мною, в юности моей, случилось нечто таковое. Душа моя была уязвлена страстию, и я побеждался ею. Слышав об авве Зеноне, что он исцелил многих, я вознамерился идти к нему, и возвестить совершающееся надо мною. Но помысл удерживал меня, внушая мне: ведь ты знаешь, как должно поступить! поступи сообразно прочитанному тобою и не соблазняй старца. Когда я решался идти, брань облегчалась несколько, и я оставлял намерение мое. Тогда снова потопляла меня страсть, и я снова понуждал себя сходить к старцу, но враг опять обольщал меня, не попуская исповедать старцу борющих меня помыслов. Даже не раз я ходил к старцу; но враг не допустил меня до исповеди, принося стыд сердцу моему и представляя, что способ исцеления мне известен. Какая нужда, говорил он, рассказывать о себе кому-либо? Это приносил мне враг, чтоб я не открыл страсти и не получил исцеления. Старец прозирал, что я имею что-то на сердце, но не обличал меня, а ждал, чтоб я сам исповедал ему; вместе с тем он наставлял меня на благое жительство и отпускал с миром. Приходя к себе, я скорбел и плакал, говоря душе моей: доколе, окаянная душа моя, ты отвергаешь врачевание? Издалека приходят к старцу и получают исцеление, а ты не можешь возобладать собою, не хочешь исцелиться, имея врача близ себя! Разжегшись сердцем, я встал и сказал сам себе: пойду к старцу, и если никого не найду у него, то это будет для меня знамением воли Божией, чтоб я исповедал ему мои помыслы. С такою решимостию я пошел к старцу и не нашел у него никого. Старец по обычаю поучал меня спасению души, и как кто может очиститься от скверных помыслов. Победясь опять стыдом и не будучи в состоянии исповедать, я просил отпустить меня. Старец сотворил молитву и, провожая меня, шел впереди меня к дверям, а я, томимый помыслами, сказать ли старцу или не сказать, шел за ним, ступая медленно. Старец, видя, что помыслы очень истомили меня, обратился ко мне, и, прикоснувшись к груди моей, сказал: что делается с тобою? и я человек. Когда старец сказал мне это, — сердце мое как будто отверзлось, и я упал лицом на ноги его, умоляя его помиловать меня. Он сказал мне: что с тобой? Я отвечал: ты знаешь, чем я страдаю. Он сказал: нужно самому тебе обличить твое состояние. Тогда я с великим стыдом исповедал страсть мою. Он сказал мне: чего ты стыдишься? скажи мне: не человек ли я? не три ли года ты приходил сюда, имея эти помыслы и не исповедуя их? Я припал к ногам его и умолял его, говоря: помилуй меня, ради Бога, скажи мне, что мне делать? Он отвечал: поди, усиль молитву твою, и ни о ком не говори худо. Я возвратился в келлию мою, усилил молитву мою, и благодатию Христовою за молитвы старца освободился от смущения этою страстию. По прошествии года пришел мне помысл, что, может быть, Бог помиловал меня по милости Своей, а не ради старца. Я пошел к нему, и, желая испытать его, наедине поклонился ему и сказал: авва! помолись о мне ради того помысла, который я исповедал тебе прошлого года. Он не поднял меня тотчас, но оставил в положении сделанного мною поклонения, и, помолчав немного, сказал: встань, и имей веру. Когда я услышал это, — мне сделалось так стыдно, что от стыда я желал бы, чтоб земля поглотила меня. Я встал и не мог взглянуть на старца; дивясь ему, я возвратился в мою келлию[308].
7. Старец этот ради нашей душевной пользы поведал и следующее: однажды два брата пошли к авве Зенону. Каждый виделся с ним наедине и исповедал ему свои помыслы. После этого случилось им быть вместе, и один сказал другому: когда мы ходили к старцу для исповеди наших помыслов, — получил ли ты пользу от исповеди? — Да, отвечал спрошенный: за молитвы его Бог исцелил меня. Спросивший сказал на это: я хотя и исповедал, но не ощутил исцеления. Получивший пользу спросил: как ты исповедался старцу? Я сказал ему, отвечал первый: авва! помолись о мне: такой-то помысл беспокоит меня. Второй сказал на это: я, исповедуя ему помыслы мои, поливал слезами ноги его, и за молитвы его Бог исцелил меня. — Старец, поведая нам это, хотел объяснить нам, что те, которые исповедуют помыслы свои отцам, должны исповедывать со всею искренностию, с сокрушением сердца, как бы пред Самим Богом: тогда они могут получить милость. Исповедь же, совершаемая с небрежением или с намерением искусить старца, не только не приносит пользы, но и служит к осуждению[309].
1. Некоторый Египтянин, по имени Карион, имел жену и двух детей. Оставив их, он пошел в Скит и принял монашество. По прошествии некоторого времени настал голод в Египте. Приведенная в затруднительное положение жена Кариона пришла в Скит с обоими детьми, из которых сын назывался Захариею: другое дитя было женского пола. Супруга Кариона села под деревом на берегу ручья, против церкви, по обычаю, принятому в Скиту. Обычай был таков: если приходила в Скит женщина для беседы с монахом, или монаху встречалась нужда поговорить с женщиною: то они садились вдали друга от друга, на противоположных берегах речки, и таким образом беседовали между собою. Сказала Кариону жена его: вот ты принял монашество, а наступил великий голод: кто прокормит детей твоих? Карион отвечал: пусть сын придет ко мне, я возьму его и вскормлю в Ските, а ты прими на себя воспитание дочери. Они так и сделали. В Скиту все знали, что при Карионе живет сын его. Несмотря на это, когда Захария стал приходить в возраст, монахи начали роптать по причине его. Карион, узнав, что братия ропщут, сказал Захарии: пойдем отсюда: отцы ропщут. Захария сказал на это: ведь все знают, что я — сын твой. Они удалились в Фиваиду и поместились в келлии. Но и там, по прошествии краткого времени, поднялся из-за них ропот. Они возвратились в Скит; там братия продолжали роптать на них. Тогда Захария пошел к минеральному озеру, и погрузившись в него до ноздрей, пробыл в нем целый час. От этого он сделался как бы прокаженным. Когда он пришел к отцу своему, отец едва узнал его. Вскоре после этого Захарии привелось приступить к святому причащению, и было о нем откровение преподобному Исидору пресвитеру, который сказал ему: сын мой, Захария! в минувший воскресный день ты причастился, как человек, а ныне претворился в Ангела[310].
2. Когда таким образом Захария жил в Скиту, — он сподобился духовного видения, и сказал об этом отцу своему. Старец не был духовным делателем и ничего не знал об этих предметах. Он начал бить сына, говоря: это от неприязни. Но Захария пребывал в состоянии, которое производится видением. Ночью пошел он к авве Пимену и сказал ему все, и как горит внутренность его. Старец, хотя и знал, что духовное состояние от Бога, но послал его к некоторому другому старцу, сказав: как этот скажет тебе, так и поступи. Когда Захария пришел к старцу, — старец, прежде нежели сказал ему что-либо Захария, объяснил ему все, и что видение от Бога. Но, присовокупил старец, повинуйся отцу твоему[311].
Благодатный, духовно мудрый старец позаботился сохранить для Захарии то основание, на котором создалось его духовное преуспеяние. От истинного послушания рождается и истинное смирение: истинное смирение осеняется милостию Божиею. От неправильного и человекоугодливого послушания рождается ложное смирение, отчуждающее человека от даров Божиих, соделывающее его сосудом сатаны.
3. Когда Кариону пришло время преставиться к Богу, то он сказал братии: Много телесных трудов понес я; понес их больше, нежели сын мой Захария; но не пришел в меру его по причине смирения и молчания его. И преставился старец[312].
4. Некогда авва Моисей пришел на колодец почерпнуть воды, и увидел юного монаха Захарию, молящегося при колодце. Дух Божий, в подобии голубя, восседал на главе его. Авва Моисей сказал Захарии: дай мне наставление для моего жительства. Захария, услышав это, пал к ногам старца, говоря: меня ли вопрошаешь, отец? — Старец сказал ему: поверь, сын мой, Захария, что я видел Святого Духа сошедшим на тебя, и нахожу нужным для себя вопросить тебя. Тогда Захария снял куколь с головы, положил его под ноги, и, истоптав, сказал: если человек не будет попран таким образом, то он не может сделаться монахом[313].
Вот кого должны вопрошать желающие получить правильное, душеспасительное наставление! они должны вопрошать людей благодатных, говорящих слово Божие, а не свое.
5. Авва Макарий сказал брату Захарии: скажи мне, в чем заключается дело монаха? Захария отвечал ему: меня ли вопрошаешь, отец? Авва Макарий сказал: открываю тебе, чадо мое, Захария, что есть понуждающий меня вопрошать тебя. Тогда Захария сказал: авва! по мнению моему, монах — тот, кто постоянно понуждает себя на заповеди Божии[314].
6. Поведал авва Пимен: В то время, как умирал брат Захария, вопросил его авва Моисей: что видишь? Захария отвечал: авва! не лучше ли умолчать об этом? Моисей сказал: умолчи, сын мой. В час смерти Захарии сидел у него авва Исидор пресвитер, и, воззрев на небо, сказал: веселись, Захария, чадо мое! тебе отворились врата царствия небесного. Тогда Захария испустил дух, и погребен был Отцами в Скиту[315].
Примечания:
285. Алфавитный Патерик.
286. Здесь разумеется не произвольно греховная жизнь, а признание себя грешником по причине поползновений от немощи своей и злохитрости врага.
287. Слово к инокам от Индии.
288. Лествица, Слово 2.
289. Алфавитный Патерик, буква Е, дополнение к повести о авве Евстафии.
290. Алфавитный Патерик и Достопамятные Сказания.
291. Алфавитный Патерик и Достопамятные Сказания.
292. Алфавитный Патерик.
293. Алфавитный Патерик и Достопамятные Сказания.
294. Алфавитный Патерик и Достопамятные Сказания.
295. Алфавитный Патерик и Достопамятные Сказания.
296. Алфавитный Патерик.
297. Алфавитный Патерик.
298. Алфавитный Патерик.
299. Алфавитный Патерик.
300. Алфавитный Патерик.
301. Алфавитный Патерик.
302. Алфавитный Патерик.
303. Алфавитный Патерик.
304. Лествица, Слово 15.
305. Алфавитный Патерик.
306. Алфавитный Патерик.
307. Алфавитный Патерик.
308. Алфавитный Патерик.
309. Алфавитный Патерик.
310. Алфавитный Патерик.
311. Алфавитный Патерик.
312. Алфавитный Патерик.
313. Алфавитный Патерик.
314. Алфавитный Патерик.
315. Алфавитный Патерик.