Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterАрх. Филарет (Гумилевский). Святые подвижницы Восточной Церкви
Св. Клеопатра
Дочь благочестивого и богатого палестинского дома, Клеопатра, выдана была в замужество за военного начальника. Он умер на службе царской в Египте, оставив юного сына Иоанна. Для матери-вдовы осталось одно утешение - сын. Она воспитывала его со всей нежной любовью и за него молилась. Когда Уар (Вар), начальник египетской сотни военной, за свободное исповедание Христова имени был мучен и замучен, а тело его брошено было между трупами животных, Клеопатра, без страха и с участием любви смотревшая на подвиги мученика, тайно со слугами своими скрыла святое тело в доме своем, где благоговейно положила его в пещере под своей спальней. Это было в гонение Максимина Геркулия в 313 г. При Константине кончились гонения. Благочестивая Клеопатра, возвращаясь на родину, благоговейно взяла с собой мощи мученика, а это стоило ей многих забот. Мощи положила она в фамильной пещере «в своем поселении Эдре». Каждый день молилась она при мощах мученика и решилась построить храм мученику. Между тем сын пришел в возраст, воспитанный зоркой любовью матери. Это был прекрасный молодой человек, добрый, послушный, готовый на все доброе. Любящая мать озаботилась определить его на военную службу. По просьбе матери и за заслуги отца сын принят был с офицерским чином, для него прислан был военный пояс. Мать очень рада была счастью сына, но сказала: «Пусть милый сын мой вместе со мной перенесет св. мощи в новый храм и тогда отправится он на службу». На освящение храма приглашен был епископ с духовенством, собралось множество народа. Когда совершилось освящение и мощи были перенесены в храм, во время литургии мать горячо молила мученика испросить у Господа для сына то, что угодно святой воле Божией, благой и мудрой. «Более того, — говорила она, — ничего не смею просить, Господь знает полезное для нас».
Для гостей нового храма приготовлено было богатое угощение. Христианская любовь сделала более: мать сама прислуживала при столе, и сын по ее воле также прислуживал. «Мы с тобой после покушаем», — сказала она сыну. В конце обеда сын почувствовал головную боль и лег в постель. Мать собралась вместе с ним покушать, но оказалось, что он в сильном огне. Мать встревожилась и осталась при постели больного сына. К полуночи сын умер. Неутешно рыдала мать о потере единственного сына, единственной радости ее, в волнении души роптала она на мученика за его холодность к ее судьбе. Измученная страданием душевным, она впала в легкий сон. Являются ей мученик и сын ее, оба в блестящем военном наряде и в чудном свете. Мученик говорит матери: «Напрасно ты жалуешься на меня. Знаю и ценю все дела благочестивой любви твоей - и те, что совершила ты в Египте, и те, что ты творила тут. Молился и молюсь я за тебя. По молитве моей Господь простил грехи родных твоих; покоящихся в фамильной пещере твоей. Для сына твоего я выпросил у Господа, что он теперь со мной в чине воинов Царя Небесного, близких к престолу Его. Разве это не благая воля Божия, которой желала ты для сына? Если хочешь, сын может поступить и в службу царю земному. Выбирай, но не обманись». Сын просил мученика не возвращать его в мир, полный грехов и бед, хотя бы мать и хотела этого. Клеопатра, видя сына в такой невиданной славе, сказала: «Возьмите и меня с собой». Святой отвечал: «Возьмем, когда придет время». И стали невидимы оба. Придя в себя, Клеопатра нашла сердце свое полным радости и веселия. Она рассказала видение священникам, и тело сына положено было близ мощей мученика.
Теперь блаженная поняла, что ей надобно еще трудиться над собой для Господа: небесные не говорят неправды. И она удвоила труды свои. Она раздала имение свое бедным и стала жить только для искреннего благочестия. В постановлениях апостольских предписывалось: «Да будет всякая вдовица кротка, молчалива, тиха, незлоблива, не гневлива, не болтлива, не двуязычница, не охотница мешаться в чужие дела... Как премудрая Юдифь, известная целомудрием, ночью и днем умоляла Бога за Израиля (Иуд. 9, 1), так и подобная ей вдовица непрестанно возносит к Богу моление за церковь... Ее и око непорочно, и слух чист, и руки не запачканы, и ноги покойны, и уста говорят должное... Она воздержна, благоговейна, стыдлива — поет псалмы, молится, читает священное, постится». Так жила блаженная Клеопатра. Она день и ночь молилась и соблюдала пост. Иначе, она вела теперь жизнь посвятивших себя Богу. Современный ей Палестинский епископ Евсевий так писал об этой жизни: «В церкви Божией два рода жизни. Один течет выше природы и обычной жизни, не заботится ни о браке, ни о рождении детей, ни о земном счастии, совершенно и во всем отделяется от обычного житья, посвящает себя на служение Богу, по полной любви к небесному; избирающие эту жизнь представляются умершими для смертной жизни, остаются на земле по телу, по духом они на небе». При такой жизни преподобной Клеопатры сын и мученик часто являлись ей с неба. В подвигах высокой духовной жизни провела она семь лет и мирно переселилась к мученику и сыну. Тело ее положено было близ мощей мученика. Это было не позднее 327 года.
Отец блаженной Павлы происходил из рода Агамемнонова, а мать из дома Сципионов и Павла Эмилия; муж ее был потомок дома Юлиева. Блистательной знаменитости происхождения соответствовало богатство супругов. Павла была доброй супругой и матерью пятерых детей. Но счастье земное могло повредить доброму сердцу Павлы. И вот Господь посылает ей тяжелую скорбь: любимый супруг умирает, когда ей было 32 года.
Павла, у которой сердце было нежное, неутешно плакала о смерти мужа. Благочестивая и образованная вдова Маркела послужила ей подпорой. Она смягчала скорби ее христианскими утешениями и обратила сердце ее к Господу. Павла стала евангельской вдовицей. Огромное состояние доставляло ей средства отирать слезы сотням семейств бедных. Не было между бедными умершего, которого не хоронили бы за счет Павлы, не было больного, которому не оказывала бы пособия любовь Павлы. Павла отыскивала бедность и горе в огромном городе, чтобы утешить их. Она считала себя несчастливой, если не ей удавалось оказать пособие страждущей семье. Блаж. Иероним, когда познакомился с ней, считал должным говорить ей: «Нет ли излишеств в благотворительности?» Но сам же сознается, что она обезоружила его словами: «Я желаю быть нищею для Господа, обнищавшего для нас».
Сама для себя была она теперь строга. Связи с веселым миром были ослаблены; малую ошибку свою наказывала она сурово.
Когда св. Епифаний Кипрский и Павлин Антиохийский прибыли в Рим по церковным делам (это было в 328 г.), Епифаний и Иероним жили в доме Павлы и она же доставляла все нужное Павлину; беседы со святителями были для нее самым приятным наслаждением.
Старшая дочь ее, необыкновенно даровитая, жившая с мужем только 7 месяцев, готовилась вступить в монастырь, но умерла. Это было сильным ударом для сердца Павлы. Блаж. Иероним должен был утешать ее. «Дочь твоя, — писал он, — перешла в тот мир с прекрасной решимостью посвятить себя Богу; уже более 4 месяцев очищалась душа ее покоем. Ты и не думаешь о том, что говорит тебе Спаситель: Павла, зачем ты скорбишь о том, что дочь твоя стала Моею. Твои слезы — возмущение против Моих забот, оскорбление Мне. Знаю, что надобно уступать природе матери: но излишняя скорбь — не честь для веры».
Брак сына ее Токсотия последствиями изумил Рим и утешил Павлу. Лета, жена Токсотия, была дочь верховного языческого жреца. Кто бы мог подумать, говорит Иероним, чтобы внучка языческого жреца Альбина родилась по обещанию мученика, чтобы деду улыбающемуся лепечущая внучка пела: «Аллилуйя» — и Христову невесту кормил на коленях своих такой старец? Но мы счастливо надеялись: «святый и верующий дом освещает неверующего»? Старый язычник стал христианином.
Вселенский Собор 381 г. наименовал Иерусалимскую Церковь «матерью всех Церквей», а Рим — что такое в христианской истории? Павла сильно желала быть дщерью Иерусалимской Церкви. Это желание внушено было ей другом ее Маркеллой и поддержано Иеронимом. Нелегко было ей расставаться с детьми и с обширной знатной родней. Но в 385 г. знаменитая и богатая патрицианка отправилась с дочерью опасным морским путем на Восток.
На острове Понтии, который прославлен ссылкой знаменитой патрицианки Флавии Домитиллы при Домитияне, видела келлийки; где долго томилась св. страдалица. В Кипре виделась со св. Епифанием, десять дней проведено здесь не для отдыха, а на посещение обителей и храмов. Потом была она в Антиохии у Павлина. «На берегу в Сарепте входила в малый храм Илии, где поклонялась Господу Спасителю; песками Тира, на которых преклонял колена Павел, достигла Акка, нынешней Птолемаиды; полями мегиддонскими, знающими о смерти Иосии, вошла на землю Филистимскую; дивилась развалинам Дора, когда-то весьма крепкого города; возвратясь, была в Кесарии, где видела дом Корнилия-сотника, обращенный в церковь, и храмины Филиппа, и четырех дев-пророчиц. Видела Лидду, переименованную в Диосполис, славную воскресением Энея; также недалекий от нее Аримафей, селение Иосифа, почтившего погребением тело Спасителя; Иоппию, порт, из которого бежал Иона. Повторив путь, была в Никополе, называвшемся прежде Эммаусом, где Господь узнан был в преломлении хлеба и освятил дом Клеопы в церковь».
В Иерусалиме проконсул приготовил для нее дворец, но она поместилась в маленьком бедном домике. «Она простиралась пред крестом Спасителя, лобызала камень, отваленный Ангелом, и то место, где лежало тело Принявшего на себя грехи всего мира. Сколько тут пролито было слез, сколько вздохов и скорби! Показывали ей столп, окропленный кровью Господа, где, привязанного, Его бичевали. Указывали место, где сошел Дух Святой на 120 верующих».
Раздав бедным что могла, пришла в Вифлеем и посещала пещеру, где родился Христос Господь. «Какое счастье, говорила она, — для бедной грешницы, какова я, лобызать эти ясли, где Спаситель мой лежал младенцем! Надобно ли мне еще искать для себя места, после того, которое избрал для Себя Спаситель мой?»
Посещая окрестности Вифлеема, Павла восходила на Гадер, башню стада, подле которой Иаков пас стада овец (Быт. 37), а бодрствовавшие ночью пастухи удостоились слышать: «Слава в вышних Богу» (Лк. 2, 14). Из Восора была в Есяоле, видела следы дуба Авраамова, Хеврон, Кафар-Сарун и печальное озеро. Потом путешествовала в Иерихон, где видела галгалский лагерь (Ис. Нав. 5); с берега Иордана была в Вефилс и на горе Ефремовой, где отдала честь гробницам Иисуса, сына Навина, и Елеазара, сына Ааропова; прошла чрез Сихем, видела гробницы 12 Патриархов, Севастию или Самарию, где «погребены пророки Елисей и Авдия и тот, которого больше не было из числа рожденных женами, Иоанн Креститель, там поражена и потрясена была она многими странностями. Она видела, как демоны потешались разными мучениями, как люди пред гробницами святых выли по-волчьи, лаяли как собаки, рыкали будто львы, шипели как змеи, мычали как волы, а другие вертелись на голове и через спину макушкой касались земли. Жалела она о всех и о каждом проливала слезы, умоляя Христа о милосердии.
Вдвойне дорогое путешествие: и как совет для благочестия, и как урок для задорного скепсиса поздних полуязычников!
Из Вифлеема мать и дочь отправились посетить пустыни Египта. Они принимали благословение и советы Макарьев, Исидоров, Серапионов и других дивных пустынников.
По возвращении в Вифлеем Павла построила на дороге к Иерусалиму странноприимный дом и монастырь мужской, где бл. Иероним был настоятелем. В Вифлееме устроен был обширный монастырь женский, с тремя отделениями. В воскресенье все собирались на молитву в храм общий, в прочие дни служили богослужение в комнатах молитвы. Все были одеты одинаково, собственности никакой ни у кого, а все было общее; все нужное приготовляли сами работой. Сестрам была предписана строгая воздержанность в речах, ни одно резкое слово не должно было исходить из уст девы, посвятившей себя Богу; «если случалась между ними сварливая, дерзкая, заносчивая, — остановив ее не раз, Павла принуждала ее молиться у дверей трапезы, позади всех сестер, и есть отдельно от них, дабы стыд образумил ту, которую не образумили слова». Той, которая выказывала в одежде более, чем опрятность, говорили, что щегольство ее — вывеска грязной души. О слабых и больных заботливость была ревностная.
Строгая мать Павла была училищем благочестия для сестер ее, смирение ее было изумительное. «Когда она была окружена сонмом дев, то казалась последней между ними и по одежде, и по голосу, и по приемам, и по поступи. Она спала на голой земле, даже в лихорадке, мало вкушала пищи, и притом самой простой, а питалась более слезами. Исключая праздничные дни, она почти вовсе не подбавляла в пищу масла. Когда просили ее поберечь свое слабое здоровье, она отвечала: "Мне надобно обезобразить лицо свое, которое столько раз выставляла я напоказ, натирая красками, в оскорбление воли Божией; справедливость требует истязать тело, которое слишком много вкушало сладостей; надобно мне плакать много, после безумных и преступных веселостей; я должна заменять власяницей роскошные одежды, которые льстили суетности и неге; довольно я старалась нравиться свету, хочу употребить все, чтобы сколько-нибудь быть угодной Богу"».
Господь привел к Павле одну грешницу. В окрестностях Кесарии палестинской подвизался преп. Мартиниан. В бурную ночь пришла к его келлии жена, одетая в рубище, и просила у него покрова. Пустынник принял ее человеколюбиво в переднюю келлию. На другой день видит он жену, одетую в роскошную одежду. Зажегши огонь среди келлии, он стал на него босыми ногами и говорил с собою: «Как кажется тебе, Мартиниан, этот огонь? Ведь это не то, что огонь геенский! Если хочешь геенского огня, пожалуй, подойти к этой женщине». Пораженная самоотречением и его проповедью, грешница бросилась к ногам святого отшельника, исповедала грехи свои и просила у него духовного исцеления. Преподобный отвел ее в монастырь Павлы, и здесь она, под надзором преподобной, проводила строгую жизнь до смерти и почила с миром, с именем преподобной Зои.
Чтение Священного Писания было самым любимым занятием Павлы, и она старалась обращать правила его в жизнь души своей.
Немало оскорблений пришлось вытерпеть блаж. Павле от партии, не умно понимавшей и еще не умнее защищавшей личные мнения Оригена. Когда же не удалось хитростью склонить на свою сторону знаменитую римлянку, а не удалось оттого, что блаж. Иероним был против этой партии, партия стала бросать в Павлу разные оскорбления, выдавали ее за помешанную и говорили: нужно бы оградить ее от расстройства. Дело доходило до того, что блаженный наставник советовал Павле удалиться с Востока. Она отвечала ему: «Ты был бы справедлив, отец мой, если бы где-либо могла я найти любимый мною Вифлеем. И зачем скрываться от людской злости? Надобно превозмогать ее терпением! Почему не одержать победы над гордостью смирением? Почему, получая удар в одну щеку, не подставлять другой?»
Приближалась и кончина св. Павлы. В тяжкой болезни своей она тихо читала псалмы. «Не слишком ли страдаешь ты и не оттого ли не спросишь советов?» — спросил ее духовник. Она отвечала по-гречески: «Мне хорошо». И это были последние слова ее. Иерусалимский архиепископ Иоанн с несколькими другими епископами, множество иноков и инокинь совершали погребение над нею. Псалмы петы были на языках еврейском, греческом, латинском и сирском. Вдовы и бедные указывали на одежды, доставленные ею; толпы нуждающихся кричали, что «потеряли они мать и кормилицу свою». Она почила янв. 26 дня 404 г., на 58 году своей жизни.
По стопам блаженной матери Павлы следовала блаженная дочь Евстохия.
Хотя Евстохия и воспитывалась под надзором благочестивой вдовы Маркеллы, но нелегко было дочери сенаторской, девушке из самого аристократического и богатого дома, решиться на нищету Христову, тем более что Евстохия — первая из благородных дев Рима решалась посвятить себя девству. Родные восстали с силой против ее монашества. Тетка Претекстата, аристократка высшего полета, по воле мужа сбросила с Евстохии смиренную одежду ее и пышно нарядила ее, «желая победить решимость дочери и желание матери». Что же случилось? Бог — помощник добру и против греха. По известию блаж. Иеронима, «в ту же ночь видит она (тетка): явился ей грозный Ангел и говорит: "Ты ли смела предпочесть волю мужа воле Христовой? Ты коснулась святотатственными руками главы девы Божией. Руки твои будут сохнуть, чтобы почувствовала ты себя, спустя 5 месяцев приблизишься ты к гробу. Если будешь упорствовать в нечестии, лишишься и мужа и детей". Все выполнилось в свое время и позднее раскаяние запечатлела смерть». Мужественная девушка твердо шла своим путем и не смотрела на суд гордого мира. Иероним справедливо писал: «Кто храбрее Евстохии, которая обетом девства взяла в плен ворота благородства и гордость консульского рода?»
Блаженный Иероним, содействовавший советом Евстохии в решимости жить девой для Господа, в 383 г. написал для нее обширное сочинение о девстве. «Пока мы живем в этом хрупком теле, — писал он, — пока носим сокровище в глиняном сосуде (2 Кор. 4, 7) и плоть борется с духом, как дух с плотью (Гал. 5, 17), дотоле нет верной победы. Потому постоянно необходимы смирение и труд. Особенно для молодого тела нужно воздержание: свобода, какую дозволяют себе многие в этом отношении, вызывает жалкие последствия. Надобно уклоняться от сношения с лицами, от которых веет мирщиной. Редко ходите и на поклонение мученикам; поклоняйтесь им в келье вашей. Трудно, чтобы душа человеческая не любила ничего, не увлекалась какими-нибудь чувствами. Пусть же плотская любовь побеждается любовью духовной, омывайте слезами ложе ваше, бодрствуйте в уединении; пойте сердцем и устами: "Благослови, душе моя, Господа и не забывай всех воздаяний Его, очищающего вся беззакония твоя, исцеляющаго все недуги твоя". Преимущества девственной жизни слишком высоки, чтобы не уважать и не любить их полной душой». Указывая на средства охранять дорогое сокровище, предлагает как можно более оставаться в уединении, заниматься молитвой, не слушать льстецов. «Не уверяйте себя, будто вы молоды, нежны, слабы и потому не можете заниматься рукоделием. Не отзывайтесь ни о ком дурно; попостясь несколько дней, не думайте, будто превосходите тем в добродетели людей, которые не постятся. Пусть вы и поститесь, но можете быть нетерпеливы, заносчивы; а другой не постится, зато кроток и смирен». Надобно притом опасаться и тщеславия, не выставлять из себя особенности. «Когда поститесь, будьте веселы лицом. Одеяние ваше пусть будет довольно чисто, а не гнусно, чтобы проходящие не указывали пальцем». «Как и тщеславие, скупость — вещь дурная». Изобразив жизнь разных подвижников Востока, говорит: «Не смотрите на тех, которые заботливы о плоти, о приобретении имущества, считают доходы. Не говорите: та и та пользуется своей собственностью, в почете у людей, к ней собираются братья и сестры — и перестала ли она быть девой? Да, сомнительно, чтобы такая была девой. Бог смотрит на нас не так, как люди. Если по телу она и дева, но не знаю, дева ли она по душе? Апостол так определил деву: да будет святою по телу и по душе (1 Кор. 7, 34)... Надобно нам смотреть не на жизнь грешных, а на жизнь святых, мучеников, апостолов».
Прибыв в Иерусалим с матерью, посетив святые места его, побывав у пустынников Востока, Евстохия от имени своего и своей матери писала в Рим к Маркелле письмо, приглашая ее на Восток.
«Начиная со времени вознесения Господня и до сего дня, — писала она, — как многие епископы, мученики, красноречивые учителя посещали Иерусалим. Им как бы недоставало чего-то в их благочестии, уме, добродетели, если бы не поклонялись Христу в тех местах, откуда распространился свет Евангельский, зажегшийся с Креста. И в самом деле, если оратора осуждают за то, когда не изучал он греческих наук в Афинах, а в Ливии, и с латинскими знакомился не в Риме, а в Сицилии, так как каждая провинция имеет свои преимущества, которых нет у другой, — как же верить, что, не посещая христианских Афин, могут восходить на высоту христианской мудрости?»
«Не отвергаем, что Царство Божие внутреннее должно быть внутри нас и что есть великие, святые люди и в других странах. Но мы хотим сказать, что первые, лучшие люди всего света собираются здесь. Мы не принадлежим к первым, а к последним и пришли сюда, чтобы видеть первых всех стран. Лучшие цветы, дорогие камни — это лики иноков. Британия, отделенная от нашей страны, так как хочет успевать в христианском благочестии, должна присылать своих с Запада на Восток, чтобы они могли видеть место, которое знают только по слуху и по описанию Св. Писания. Что сказать об Армении, Персии, Индии, Египте, столько плодовитом иноками, о Понте и Капподакии, о Сирии и Месопотамии и о всем Востоке? Со всех стран спешат сюда, и мы можем видеть разные образцы добродетели. Языки разные, а благочестие одно. Почти столько же ликов поющих, сколько разностей племенных. При этом первая добродетель христиан — обращение, далекое от гордости и суетности; спорят только о том, чтобы превзойти в смирении».
Описав другие добродетели, которые видятся в опытах, обращается к Вифлеему. «Эти ясли, где лежало Божественное Дитя! Ах! Их надобно чтить более молчанием, чем словами. Куда годятся обширные портики, великолепные комнаты, покрытые золотом, высокие здания, убранные трудом голодных и слезами рабов?.. Вот в этой пещере земной родился Творец мира, здесь повит пеленами, посещен пастырями, показан звездой, принял поклонение волхвов. Конечно, и в Риме есть церковь... Но самое величие города, его могущество и слава, надобность видеться и видеть, поздравлять и поздравляться, хвалить и бранить, слушать или говорить, видеть такое множество людей — очень далеки от тишины й покоя иноческого. Если видим приходящих к нам, теряем молчание; если не видим, считают это за гордость. Отдавая визит за визит, переступаем гордый вход, под бранью слуг входим в золоченые двери».
«В городке Христовом сельская простота и молчание; их нарушают только звуки псалмов. Куда ни посмотришь, слышишь хвалы Богу. Поселянин за плугом поет: "Аллилуйя". Жнец, покрытый потом, оглашает себя псалмами, и виноградарь, обрезающий лозу, издает звуки Давидовой песни. Псалмы — единственные песни в этой стороне; это — любимые песни пастуха и песнь пахаря».»
После живого, картинного описания страны Евстохия живо описывает воображаемое пребывание Маркеллы в Святой Земле.
«О! Когда же ангел-путник принесет нам весть: наша Маркелла в гавани палестинской! Когда лики иноков и инокинь суетливо будут готовиться к ее приему!.. Вот наступает день, когда рука об руку вступаем в пещеру Спасителя, плачем на гробе Господа, плачем с сестрой, плачем с матерью, лобызаем Крест, входим на Елеонскую гору и летим на крыльях духа вслед возносящегося Спасителя; видим Лазаря, обернутого погребальными пеленами, видим реку Иордан, который так весел был при крещении Иисуса; посещаем пещеры пастухов и молимся в гробнице Давидовой; видим пророка Амоса, как он на скале играет на пастушеской свирели. Спешим к Аврааму, Исааку и Иакову и к памятникам жен их; видим поток, в котором Филипп крестил евнуха... Идем в Назарет и, по значению имени его, видим прекрасные цветы Галилеи. Невдалеке отсюда встречаем Кану, где Спаситель претворил воду в вино. Потом идем на Фавор и желаем видеть пребывание Спасителя не с Моисеем и Илией, как Петр, а с Отцом и Св. Духом. Потом мы на Геннисаретском озере и отсюда в пустыне, где накормлены раз пять тысяч, в другой — четыре тысячи, четырьмя и семью хлебами (Мф. 14, 22; 15, 38). Идем далее и видим городок Наин, при воротах которого воскрешен сын вдовы; далее в виду гора Хеврон и поток Эндор, при котором побежден Сисара, еще Капернаум, избранное место чудес Христовых. Теперь возвращаемся мы, сопровождаемые Христом, через Силом, Вефиль и другие места, где построены церкви — победные знаки Иисуса, возвращаемся в свою пещеру. Кончив путешествие, мы будем часто плакать и еще чаще петь, молиться непрерывно и, уязвленные любовью к Иисусу, станем повторять: "Я нашла Его, Которого любит душа моя; я нашла Его и держу Его и никогда не отпущу Его" (Песн. пес. 3, 4)».
Маркелла была уже дряхла для дальних путешествий, но письмо к ней о Востоке, без сомнения, произвело в Риме сильные движения. Оно может принести пользу и тем жалким больным, которые больны сомнениями о Евангельской истории.
«И слово, и походка, и жизнь ее — училище добродетелей», — писал Иероним к Лете о Евстохии, советуя отослать дочь к ее тетке. Павла точно воспитывалась у тетки, когда еще была жива св. бабка Павла, и внучка языческого жреца была потом искреннею инокиней.
Когда в 404 г. умерла св. Павла, потеря такой матери была оплакиваема дочерью. В утешение Евстохии Иероним красноречивым пером описал жизнь св. Павлы.
Евстохия теперь начальница общины, чем была мать. Надобно было заботиться о содержании обителей. Но было ли, чем содержать: «Свидетель Иисус, — писал Иероним, — мать не оставила для дочери ни копейки, все роздано бедным; осталась только чужая медь, долги и множество братий и сестер. Содержать их трудно, а отсылать грешно. Но будь покойна, Евстохия: ты богата великим наследством, часть твоя — Господь».
Только с надеждой на Господа Иисуса Христа и управляла общиной Евстохия. Блаж. Иероним продолжал помогать ей советами, ободрял ее утешениями небесными. Он перевел для вифлеемских обителей иноческие правила св. Пахомия. Толкование на пророков Езекииля и Исайю посвятил Евстохии, которая под его руководством давно изучила еврейский язык. После молитвы изучение подлинного смысла Св. Писания было для Евстохии самым приятным и освежающим трудом. Современник Палладий писал: «Дочь блаженной Павлы, Евстохия, и ныне подвизается в Вифлееме; она, говорят, жена самая целомудренная и содержит общежитие 50 дев».
В 416 г. пелагияне, в бешенстве гнева на обличителя их Иеронима, ворвались в его монастырь, убили нескольких людей, в том числе диакона, ограбили и сожгли монастырь его; потом ворвались в монастырь Евстохии, ограбили, что могли захватить; инокини спаслись бегством, но вся прислуга была убита остервенелыми. Блаженная Евстохия и младшая Павла писали, в тоне весьма умеренном, о постигшем их несчастье к П. Иннокентию: не называя по имени бунтовавших, выставляли только беззащитное свое положение. Папа писал настойчивое требование к Иерусалимскому Патриарху Иоанну — обуздать дерзости еретиков. «Если ты не сделаешь того, то сам потребован будешь к церковному суду». Но Иоанн уже умер. Пелагияне усмирены были, по соборному определению, патр. Проилием. В следующем, 418 году, страшное землетрясение навело ужас на всех в Палестине — многие ожидали кончины мира. Ряд скорбей приготовлял подвижницу к переходу в блаженную вечность. Незадолго перед смертью глубокого старца-наставника, 28 сентября 419 г., почила преподобная Евстохия.
Внучка благочестивой Мелании, проводившей последнюю половину жизни своей в обителях Востока, принадлежала к богатейшей и очень древней дворянской фамилии. Блаженная Мелания еще в детском возрасте изъявляла желание посвятить себя на служение Богу. Это желание не слабело в ней с летами, не взирая на жизнь роскошную аристократического дома. Когда минуло ей 13 лет, ее почти насильно соединили браком с Пинианом, сыном префекта Италии и Африки. Любовь к чистоте душевной и телесной была так сильна в ней, что в первое же время брака упрашивала она мужа уволить ее от супружеского сожития. Молодой муж обещал дать ей это дозволение, когда она родит ему сына. Первым плодом брачного сожития была дочь. Мелания дала обет посвятить дочь Господу.
Она снова обращалась с прежней просьбой к мужу, предлагая за выполнение желания ее передать ему все состояние свое, которое было огромно, но он не согласился. Тогда она решилась терпеливо ждать воли Божией, но вместе положила жить уединенно и строго, сколько возможно это будет в ее высоком звании. Она пламенно просила Господа услышать желания сердца ее; особенно горяча была молитва ее о том в день св. Лаврентия. Молитва ее была услышана. При вторых родах Мелания была в смертельной опасности. Муж, очень любивший ее, испугался до крайности. Он бросился в церковь молить Бога о жизни жены. Мелания послала сказать ему, что, если даст он обещание исполнить ее просьбу, сердце ее уверяет, что она останется жива. Муж дал обет, не колеблясь ни минуты. Мелания почувствовала облегчение и родила сына.
Сынок вскоре после крещения умер, потом умерла и дочь. Эти потери горьки были для Пиниана, но они укрепили в Пиниане решимость следовать желаниям благочестивой супруги. Пиниан и Мелания стали жить по правилам Евангелия и ослабили связи с веселым миром. Так, замечает Палладий, исполнились слова Апостола: что веси, жено, аще мужа спасаеши? (1 Кор. 7, 16). Событие это — перемена с Пинианом — относится к августу месяцу 401 г. Тогда минуло семь лет супружества их, Пиниану было 24 года, а Мелании — 20 лет. Пиниан еще не совсем расстался со светской пышностью, но Мелания осторожно перерабатывала сердце его.
Благочестивая бабка Мелании, узнав о доброй перемене в жизни внучки и ее мужа, несмотря на свои шестьдесят лет, прибыла с Востока в Рим. Семейство и родственники встретили ее в Неаполе; отсюда отправилась она в Нолу к св. Павлину, который был ее родственником. Преподав в Риме всем своим совет дорожить чистой верой и оберегаться ереси, отправилась она в Африку по имениям своим. Возвратясь снова в Рим, она настойчиво советовала внукам продать недвижимые имения и расстаться с шумной столицей.
Меланию-старшую все уважали. Дочь ее Альбина, мать младшей Мелании, решилась жить для Господа, как и дочь ее; патрицианка Авхозия, под влиянием Мелании, убедила мужа-язычника принять христианство; Астерий, сын ее, и дочь Евкопия посвятили себя уединенной жизни. В Риме произошло сильное движение в пользу христианского благочестия. По наставлениям благочестивой бабки, Мелания и Пиниан еще более изменили жизнь свою; решено было продавать имения по частям. Мелания бросила все наряды, отдала дорогие платья свои по церквам. Сперва она начала поститься по четыре дня подряд, но потом, умерив ревность, принимала пищу через день. Вместе с мужем посещала она больницы, выкупала содержавшихся за долги, принимала странников и понемногу продавала имения свои.
Брат Пиниана, Север, смотрел, как смотрят люди светские, на дела милосердия супругов. «Это вредная расточительность», — говорил он. Недолго думая, он захватил, что мог, из имений брата. «Надобно спасать, — говорил он, — неумно растрачиваемое богатство». Пиниан и Мелания терпеливо переносили насилия его и молчали. Но императрица Верина, глубоко уважавшая добродетели Мелании, узнав о всем, просила ее к себе. Муж и жена явились во дворец в простой одежде. Смирение их не только не унизило, а возвысило их в глазах императрицы. Она сказала Мелании, что знает все несправедливые поступки Севера и что он будет строго наказан за них. Тогда обиженные обратились в ходатаев за обидевшего и просили об одном — возвратить им собственность, и притом не для них, а для бедных. Императрица, тронутая добротой их, выпросила у императора Гонория полное право продавать имущество и земли без всякого, с чьей бы то ни было стороны, препятствия. Такая воля императора оказалась вдвойне полезной. Покупатели, увидев, что они безопасно могут покупать имения супругов, возвысили цену на имения, и продажа пошла скоро и успешно.
Муж и жена имели земли не только близ Рима, но в целой Италии и Аквитании, в Сицилии и Испании, в Галлии и Англии, в Террачине и Африке. Мелания продала сперва земли отдаленные — в Испании, Галлии и Англии. Прочие сохранила до тех пор, пока смерть отца не дала ей свободы отправиться с мужем на Восток. Доходы с имений оставшихся, как и деньги проданных имений, супруги употребляли на дела богоугодные. Бедные храмы, монастыри, кафедры Запада получили от них богатые приношения. Блаженная Мелания поручила далматскому иеромонаху Павлу большие суммы для раздачи на Востоке: 10.000 златниц дано было для обителей Египта и Фиваиды, столько же для сирских обителей; столько же для церквей на островах и для ссыльных; 15.000 - для Палестины. Сама же она раздавала вчетверо больше. Всем рабам предоставлена была свобода.
Север не переставал тревожить добрых супругов. Но Господь не оставлял их без своей помощи. Наставления бабки и св. Павлина много подкрепляли их. Палладий, епископ Еленопольский, бывший в Риме (в 405 г.) по делу св. Иоанна Златоустого, принят был Меланиею и мужем ее с полной любовью. «Когда мы были в Риме в большом числе, — говорит он, — для блаженного епископа Иоанна, то они приняли нас с великой почестью, покоили нас в гостинице, снабдили нас богатым дорожным запасом. Так они снискивают участие в вечной жизни Господа нашего Иисуса Христа и в лучшем образе жития».
В 407 году скончался отец Мелании. Вслед затем Мелания оставила шумную столицу и поселилась в имении своем, чтобы жить уединенно. Отсюда супруги ездили в Компанию к св. Павлину. Мелания собрала себе несколько дев благочестивых и с ними молилась и подвизалась. Пиниан точно так же стал жить с 30 отшельниками.
Осада Рима Алариком (в 408, 409 и 410 гг.) доказала, как мудр был совет, данный благочестивой бабкой внукам о продаже имений. Готфы разграбили бы имения их, а, выполнив совет, они передали богатую цену имений руками бедных небу. Варвары рассеялись по всей Италии для грабежей. Пиниан и Мелания удалились в Сицилию, где продали оставшееся имущество, потом переехали в Африку.
В Тагасте был епископом Алипий, друг блаж. Августина. Беседы с добрым пастырем были приятны для Мелании и Пиниана. Здесь же надеялись они видеться с великим учителем Августином, но из письма его узнали, что при всем желании никак не мог он быть в Тагасте. Пиниан и Мелания отправились в Гиппон, оставив Албину в Тагасте. Духовная радость свидания всех пяти друзей была возмущена особенным случаем. Народ гиппонский, давно знавший Пиниана, объявил, что избирает Пиниана в пресвитеры, и притом с тем, чтобы он обязался не разлучаться с ними. Сколько Августин, Алипий и Пиниан ни хлопотали о том, чтобы народ не связывал свободы Пиниана, пришлось уступить его настоянию. Впрочем, впоследствии народ, признательный Пиниану, освободил его от данного слова. Благотворительные Пиниан и Мелания и в Африке расточали благотворения свои. В Тагасте они пожертвовали для кафедры Алипия земли и для храма его металлы и дорогие каменья, в пользу бедных дали большую сумму денег; недовольные тем, они построили два монастыря — мужской для 24 иноков и женский для 130 инокинь, обеспечив существование их капиталами. Семь лет прожили они в Африке, пока проданы были здешние имения их. Мелания жила в своем новом монастыре, под управлением игуменьи. В Риме принимала она пищу через день; в Тагасте, двигаясь вперед в жизни духовной, она сперва кушала через три дня один раз, потом один раз через 5 дней и, наконец, только раз в неделю. Келья ее была так мала, что она едва могла встать и повернуться; спала она на рогоже — и только 2 часа в сутки, большую же часть времени посвящала молитве и чтению Писания. Так жила богатейшая аристократка Рима. Многих молодых людей обратила она на путь добра и привлекла к вере Христовой нескольких язычников и евреев.
В 419 г. Мелания с матерью отправилась на Восток. Она виделась в Александрии со св. Кириллом и по прибытии в Иерусалим сильно занемогла. Выздоровев, поспешила поклониться св. местам. Получив в Иерусалиме деньги за проданные имения, раздала их бедным и сама осталась бедной по любви к нищете Христовой. Известный Пелагий сблизился с Меланией. Она настойчиво требовала от него отказаться от заблуждений; хитрый Пелагий отказывался на словах от явных ошибок, но тонкими умствованиями хотел закрыть себя от позора. Мелания передала разговоры свои с ним Августину, и тот прислал Мелании и Албине две книги свои: «О благодати Иисуса Христа» и «О первородном грехе».
Посетив египетских пустынников, Мелания заключилась в елеонской келье на подвиги молитвы; сюда допускала она к себе лишь мать и двоюродную сестру. Последняя любила рассеянную светскую жизнь, но увещания Мелании довели ее до того, что полюбила она уединенную жизнь. В келье своей провела Мелания 14 лет. По настоятельной просьбе некоторых дев и жен устроила она им монастырь. За смертью матери следовала (в 435 г.) смерть супруга, или точнее — брата, благочестивого Пиниана, жившего последние годы в Иерусалимском монастыре. Мелания, по убеждению, что недолго переживет дорогих ей людей, усилила строгость жизни своей. Но ей еще предстоял подвиг.
Дядя ее, Волузиан, несмотря на просьбы сестры и увещания Августина, все еще оставался язычником. Теперь он по особым поручениям западного императора был в Константинополе и сильно желал видеть племянницу. Светлая надежда вывести его из мрака на свет Христов одна могла заставить Меланию, уже слабую, пуститься в путь. Она оставила Иерусалим. В Халкидоне утешена она была чудом. Когда стояла она здесь близ раки св. Евфимии, погруженная в молитву, небесный аромат осенил ее — и в ней исчезло всякое сомнение в успехе доброго намерения ее. В Константинополе остановилась во дворце Лавза, знаменитого префекта, для которого писан Палладием Лавсаик. Дядя ее лежал сильно больным. Бедная и смиренная наружность бывшей аристократки римской изумила Волузиана. Христианка объяснила язычнику, что христиане стремятся к благам более высоким, чем земные, к благам вечным, пред которыми все земное — прах и ничтожество. Это объяснение, оправдывавшееся живым примером, подействовало на Волузиана. Скоро Волузиан почувствовал припадок, грозивший смертью, и он сам потребовал освятить его крещением. Он желал, чтобы Мелания была восприемною матерью его от купели крещения, но сильная боль ноги уже около семи дней не позволяла ей выходить из дома. Узнав о крайнем положении дяди, она, несмотря на страдания, просила нести ее к Волузиану. На дороге извещают ее, что над Волузианом совершает крещение св. Прокл, архиепископ. Радость Мелании об этом событии была так велика, что боль ее внезапно прекратилась и она сама пешком прошла остальную часть дороги. При ней дядя приобщился Тела и Крови Христовой. Пребывание Мелании в Константинополе было полезным для многих. Императрицу Евдокию убедила она посетить св. места. Император Феодосий также с пользой для себя слушал беседу ее. Многие из увлекавшихся ересью Нестория удержаны были на стороне Православия советами Мелании.
По возвращении в Иерусалим Мелания выстроила часовню и при ней основала другой мужской монастырь, соединенный с первым под начальством одного настоятеля. Императрица Евдокия прибыла в Иерусалим (438 г.) и на себе испытала, что в Мелании обитает благодать. Императрица вывихнула ногу и сильно страдала, но едва Мелания коснулась ноги, вся боль прекратилась.
Чувствуя близость кончины своей, святая еще раз обошла святые места Святой Земли, день Рождества Христова провела в Вифлееме. По возвращении в Иерусалим почувствовала озноб, приобщилась Св. Тайн и 31 декабря (439 г.) мирно предала дух свой Богу на 57 году жизни своей.
«Возлюбив чистоту девства, ты склонила к добру и сожителя, расточила множество богатства, построила обители для иночествующих. Потому и вселилась в Обитель Небесную. Помилуй нас, Мелания всечестная». Конд.
В орудие спасения для грешницы Пелагии Господь избрал св. епископа Нонна. Он известен был высокими добродетелями еще в Тавеннском монастыре. В 448 г. он был приглашен на Едесскую кафедру, на место низложенного Ивы. Когда же в 451 г. Хаткидонский Собор возвратил Иве Едесскую кафедру и Антиохийскому Патриарху предоставлено дать блаж. Нонне другую кафедру, то Нонн занял кафедру в Илиополе. Здесь деятельность его была чудная: им обращено было к св. вере до 30.000 арабов. По смерти Ивы св. Нонн в 457 г. опять занял Едесскую кафедру и пробыл на ней до своей кончины, последовавшей в 471 г.
«Святейший епископ Антиохии, — пишет очевидец св. Нонна и Пелагии, — собрал к себе по одному делу восемь епископов: между ними был святый Божий человек, мой епископ Нонн, муж дивный и инок самый крепкий монастыря Тавеннского. За несравненную жизнь свою он взят был из монастыря и поставлен в епископа. Епископ Антиохии повелел собравшимся епископам быть в храме св. муч. Юлиана. Мы вошли и все прочие епископы, сели перед входом храма мученического. Когда сидели епископы, владыку моего Нонна просили сказать поучение. Святый епископ тотчас стал говорить в наставление всех. Все дивились святому поучению его. И вот проходит директриса плясуний и пантомимисток Антиохии; сидя на осле, ехала она с великой пышностью, разряженная так, что на ней видны были только золото, жемчуг и дорогие каменья. Ноги ее покрыты были золотом и жемчугом, с ней был пышный кортеж молодых людей и девиц, одетых в дорогие одежды. На ее шее была цепь. Одни ехали впереди ее, другие сзади. Светская молодежь не могла наглядеться на красоту ее. Когда она проезжала мимо нас, воздух наполнялся мускусом и другими ароматами. Когда епископы увидели ее, проезжавшую без покрывала и так бесстыдно, то вздыхали от души и отворачивались от лица ее, как от греха. Блаженнейший же Нонн пристально и долго смотрел на нее, так что оглядывался на нее, когда и проехала она. Затем, обратись к епископам, говорил: "Вас не заняла красота ее?" Те молчали. Он склонил лицо на колени и вымочил слезами своими не только платок, бывший в руках его, но и все колени свои. Тяжко вздыхая, говорил он епископам: "Вас не заняла красота ее? А я истинно увлечен красотой ее. На эту красоту Бог укажет нам, епископам, на Суде Своем, когда будет судить нас и наше управление. Как думаете, возлюбленные, сколько времени провела эта жена в своей одевальной комнате, моясь, прибираясь, со всем напряжением мыслей осматриваясь в зеркале, чтобы не было какого-нибудь недостатка в уборе, чтобы не быть униженной любовниками, которые ныне живы, а завтра пропали. У нас есть Отец Небесный, Жених Бессмертный, дарующий верным своим награды вечные, которых оценить нельзя. Глаз не видел, ухо не слышало, на ум не входило то, что Бог приготовил любящим Его. Что говорить много! Мы, которым обещана честь видеть великое, светлое несравнимое лицо Жениха, на которое не смеют взирать Херувимы, мы не украшаем себя, не очищаем нечистот с сердец наших бедных, а оставляем их по нерадению".
После того епископ взял меня, грешного диакона, и мы вошли в гостиницу, где дана нам келья. Войдя в спальню, упал на землю лицом своим и, ударяя в грудь свою, плакал и стонал. "Господи Иисусе Христе, — говорил он, — прости меня, грешника и недостойного. Уборы одного дня на блуднице далеко превышают убор души моей. Каким лицом буду смотреть я на Тебя? Как оправдаюсь пред Тобой? Скрыть души моей пред Тобою не могу, Ты видишь все тайны. Горе мне, грешнику! Стою пред престолом Твоим и не выставляю души моей в той красоте, какой желаешь Ты. Она обещала нравиться людям — и нравится. Я обещал угождать Тебе — и солгал от нерадения моего. Нагой я пред небом и землей, не выполняю заповедей Твоих. Итак, нет мне надежды на дела мои, надежда моя только на Твое милосердие, от которого ожидаю спасения". Так говорил он и долго горевал. В тот же день праздновали мы праздник.
В следующий день, который был воскресным, после того как совершили мы ночные молитвы, св. епископ Нонн говорит мне: "Брат диакон! Я видел сон и сильно смущаюсь. Я видел во сне: стоит у алтаря черная голубка, покрытая всякой грязью; она летала около меня, и зловония ее не мог я выносить. Она стояла около меня, пока не совершилась молитва оглашаемых. Когда диакон возгласил: "Оглашенные, изыдите", она уже более не являлась. Когда после молитвы верных и совершения приношения отпущен был народ, голубка, покрытая нечистотами, опять пришла и летала около меня. Протянув руку, я взял ее и опустил в купель преддверия церковного. Голубка вышла из воды совсем чистая и белая, как снег. Летая, понеслась она вверх и исчезла из глаз". Когда святый Божий епископ Нонн высказал свой сон, то взял меня, и мы с прочими епископами пришли в великую церковь, где поздравляли епископа города.
Войдя в церковь, поучал он народ, епископы сидели на кафедрах. После уставного служения или после чтения Евангелия епископ города, подавая св. Евангелие блаженнейшему Нонну, предложил ему сказать поучение народу. Он изрекал премудрость Божию, обитавшую в нем; ничего не говорил он изысканного, или философского, или беспорядочного, но, исполненный Духа Святого, обличал и увещевал народ, со всей искренностью говоря о будущем Суде и о будущем воздаянии. Весь народ сильно сокрушился от его слова, так что пол обливался слезами. По устроению милосердия Божия пришла в ту же церковь и та блудница, о которой говорено было. И дивное дело, та, которая никогда не думала о грехах своих и никогда не ходила в церковь, внезапно поражена была страхом Божиим, проливала потоки слез и никак не могла удержаться от рыданий. Потом она сказала двум слугам своим: "Стойте здесь, когда выйдет епископ Нонн, идите за ним и узнайте, где живет он, потом придите и скажите мне". Слуги поступили так, как приказала госпожа; следуя за нами, пришли в церковь св. мученика Юлиана, где для нас была гостиница, или келья. Потом ушли и сказали госпоже: "Он живет в церкви св. муч. Юлиана". Услышав это, она тотчас прислала с теми же слугами такое письмо: "Святому ученику Христову — грешница и ученица диавола. Слышала я о Боге твоем, что Он преклонил небеса и нисшел на землю, не для праведных, а для того, чтобы спасти грешников. Он столько смирялся, что приближался к мытарю, и Тот, на Кого не смеют смотреть Херувимы, шел между грешниками. И ты, господин мой, в котором так много святости, хотя не видал телесными очами Христа Иисуса, говорившего с самарянкой у колодца, но искренний поклонник Его, как слышала я от христиан. Если же ты ученик Его, то ты не отвержешь меня, желающую через тебя видеть Спасителя". Святый епископ Нонн отвечал ей письмом так: "Все открыто Богу: и дела твои, и желание твое. Но говорю тебе: не искушай смирения моего, я грешный раб Божий. Если ты искренно желаешь благочестия, принять веру и видеть меня, со мною тут другие епископы, и в их присутствии можешь видеть меня, но одного не увидишь". Когда прочитала это грешница, то весьма обрадовалась, бегом пришла в церковь св. муч. Юлиана и дала знать о своем приходе. Святый епископ Нонн, услыхав о том, пригласил к себе епископов и затем приказал ей войти. Войдя туда, где собраны были епископы, она упала на пол и ухватилась за ноги блаж. Нонна-епископа. "Умоляю тебя, владыко мой, — говорила она, -будь подражателем учителя Твоего Господа Иисуса, излей на меня доброту твою, сотвори меня христианкой. Я, владыко мой, море грехов и бездна нечестия. Прошу, чтобы крестили меня". Едва св. епископ мог убедить ее, чтобы встала она. Потом сказал ей: "Правила церковные велят не иначе крестить грешницу, как если представит она поручителей в том, что не будет более валяться в грехах". Выслушав это решение, она опять упала на пол, ухватилась за ноги св. епископа и, омывая их слезами, говорила: "Отдашь ответ Богу за душу мою и на тебя возложу нечестие дел моих, если станешь откладывать крещение гнусной грешницы; не найдешь ты доли у Бога со святыми, если меня не удалишь от злых дел моих". Тогда все епископы и собравшиеся клирики, видя такую грешницу, так горячо желающую благочестия, сказали: "Мы еще не видали такой веры, какова вера этой грешницы". Тотчас послали меня, диакона, к епископу города возвестить ему о всем и просить, чтобы блаженство его приказало прислать одну из диаконисе. Услыхав это, он сказал: "Хорошо, почтенный отец". Тотчас прислал со мной первую из диаконисе, госпожу Роману. Она застала ее еще у ног епископа Нонна. Он едва мог поднять ее. "Встань, дочь, для совершения заклинания, исповедуй все грехи твои". Она отвечала: "Если посмотрю на сердце мое, то не нахожу в себе ни одного доброго дела. Знаю грехи мои, их более, чем песку в море. Уповаю на Бога твоего, что Он Сам взвесит тяжесть грехов моих и призрит на меня". Тогда епископ Нонн спросил: "Как твое имя?" "Родители мои, — сказала она, — назвали меня Пелагиею, а граждане Антиохии зовут меня Маргаритой; по тяжести украшений, которыми украсили меня грехи мои, я краса и сосуд диавола". Св. епископ сказал: "Природное твое имя Пелагия?" — "Точно", — отвечала она. Тогда епископ совершил над нею заклинание и крестил ее, возложил на нее печать Господа и преподал ей Тело Христово. Духовной матерью ее была госпожа Романа, первая диаконисса. Взяв ее, привела она ее в покой оглашенных, потому что и мы там были. Св. епископ Нонн сказал мне: "Брат диакон, возрадуемся ныне с Ангелами Божиими, сверх обычая будем вкушать пищу с елеем и примем вино с веселием духовным ради спасения этой девицы".
Когда мы кушали, вдруг слышится крик как бы человека, которого давят. Диавол кричал: "Увы, увы, что терплю я от этого старика? Не довольно тебе 30.000 арабов, которых ты отнял и крестил и принес Богу твоему. Не довольно тебе Илиополя, который также был моим, все жители его чтили меня, а ты отнял и принес Богу твоему. Теперь ты отнял у меня самую лучшую надежду мою. И я не выношу уловок твоих. Проклят день, в который родился ты". Потом, обратясь к новокрещенной девушке, говорил: "Что это ты делаешь, госпожа моя Пелагия? Ты подражаешь Иуде. Он, увенчанный почестью, предал Господа своего, и ты то же со мной сделала". Святый епископ Нонн говорит ей: "Огради себя крестом Христовым и прокляни его". Она ознаменовалась во имя Христово, дунула на демона — и он тотчас исчез.
Спустя два дня, когда спала она со святой Романой, явился ей ночью диавол, разбудил рабу Божию Пелагию и говорил: "Госпожа моя Маргарита, не обогащена ли ты золотом и серебром? Не украсил ли я тебя жемчугом и каменьями? Чем же оскорблена ты? Отвечай мне, и я все сделаю для тебя, только ты не делай меня посмешищем христиан". Тогда раба Божия Пелагия ознаменовалась и, дунув на демона, сказала: "Бог мой, Который исхитил меня из зубов твоих и ввел в небесный чертог Свой, Он да восстанет за меня против тебя". И диавол более не являлся.
В третий день после крещения своего святая Пелагия позвала слугу своего, который всем у нее заведовал, и сказала ему: "Ступай в гардеробную мою и перепиши все, что есть в серебре и золоте, в нарядах, в дорогих одеждах, и принеси мне". Слуга исполнил волю госпожи и все имущество ей принес. Она тотчас через мать свою святую Роману пригласила святого епископа Нонна и все имущество свое передала в его руки. "Вот, владыка, — говорила она, — богатства, которыми наделил меня сатана. Передаю их в волю святыни твоей: делай с ними, что хочешь. Мне надобно желать даров Господа моего Иисуса Христа". Он позвал старшего хранителя церковного и в ее присутствии все имение отдал в его руки. "Заклинаю тебя, — говорил он, — неразделимо Троицей, ничто из этого не должно поступить в дом епископа или в церковь, а все должно быть роздано нищим, вдовам и сиротам; пусть худо собранное расточено будет умно..." Она пригласила всех слуг и служанок своих и всем дала свободу. Она дала им золотые цепи и сказала: "Спешите освободиться из мира нечестивого, дабы как были мы вместе в этом веке, так пребывать бы нам вместе в той блаженной жизни".
В осьмой день, когда надлежало снять белые одежды, встав ночью, чего не знали мы, сняла она одежду крещения своего и оделась во власяницу и подрясник святого епископа Нонна и с того времени исчезла из города Антиохии. Святая Романа плакала о ней, но святый Нонн утешал ее и говорил: "Не плачь, дочь, а радуйся: Пелагия избрала добрую волю, подобно Марии, которую предпочел Господь Марфе".
Пелагия ушла в Иерусалим и устроила себе келью на Елеонской горе, где молился Господь. Епископы отпущены были каждый в свой город.
Спустя три или четыре года захотелось мне, диакону Иакову, сходить в Иерусалим для поклонения воскресению Господа нашего Иисуса Христа, и я выпросил у епископа моего дозволение на путь. Отпуская меня, сказал он: "Брат диакон! Когда придешь в Иерусалим, отыщи там некоторого брата Пелагия, монаха и евнуха, живущего несколько годов в затворе, истинно ты получишь пользу от него". Это говорил он прикровенно о рабе Божией Пелагии.
Я пришел в Иерусалим, поклонился св. воскресению Господа нашего и на другой день отыскал раба Божия. Я нашел его на Елеонской горе, где молился Господь, в маленькой запертой келлийке, с малым окошечком в стене. Я постучал в окошко. Она отворила и узнала меня, но я не узнал ее. Как мне было узнать ту, которую когда-то видел красавицей и которая теперь была сухой от поста? Глаза ее как бы ввалились в углубления. Она сказала мне: "Откуда пришел ты, брат?" — "Я послан к тебе епископом Нонном", — отвечал я. "Да помолится он обо мне! Он истинно — святый Божий», — сказала она. И тотчас затворила окошко и начала петь третий час. Я молился у стены кельи ее и потом удалился с великой пользой, оттого что видел Ангела. Возвратясь в Иерусалим, начал я обходить монастыри. По обителям носилась великая слава о господине Пелагии. Потому положил я еще раз побывать у него, дабы воспользоваться спасительными наставлениями его. Когда пришел я к келлийке и стал толкать и звать даже по имени, ответа не было. Я ждал другой и третий день, называл по имени Пелагия — и ничего не слыхал. Потому сказал я себе: или тут нет никого, или ушел монах. Потом говорил себе: посмотрю, не умер ли? Я отворил окошко, посмотрел — и вижу умершего. Затворив окошко и замазав глиной, поспешил я в Иерусалим с известием: св. монах Пелагий, творивший чудеса, почил.
Тогда святые отцы пришли с иноками разных монастырей и отворен был вход в келью. Святое тело вынесено было наружу и положено было как драгоценность. Когда святые отцы намащали его миррою, то узнали, что это женщина14. Они хотели скрыть это, но народ узнал, и все восклицали: "Слава тебе, Господи Иисусе, что у Тебя есть сокровенные на земле не только мужи, но и жены". Молва распространилась всюду, и все монастыри девственниц пришли, как из Иерихона, так и с Иордана, со свечами, лампадами и гимнами. Святые останки с честью похоронены были св. отцами.
Так, очищенная водами крещения, Пелагия в четыре года самоотверженной жизни настолько возвысилась, что еще при жизни творила чудеса.
По времени илиопольского пастырства св. Нонна надобно положить, что св. Пелагия скончалась не позднее 461 г.
Западный паломник Антонин в 600 г. видел мощи св. Пелагии.
Русский игумен Даниил в XII в. писал: «На горе Елеонстей есть печера глубока вельми, близ Вознесения Господня, на полдень лицем и в той печере гроб святыя Пелагия блудницы». Инок Зосима в 1420 г. говорил: «Вторая церковь (на горе Елеонской) мала, в ней же Пелагия блудница и гроб ее от стены яко локоть и оле чудо! кто хощет проидти мимо гроба ея, она не пускает, аще не достоин».
Мария Пустынная — образец равноангельской жизни.
В одном из палестинских монастырей славился строгой жизнью инок Зосима, при императоре Юстине-старшем (518-526 гг.), в окрестности Кесарии. Он известен был даже по чудесам и по дару прозорливости. Он 50 лет прожил в своем пустынном уединении и, однако, желал видеть образцы высшей жизни для своего назидания. В одно время человек Божий говорит ему: «Чтобы видеть, какие есть другие пути спасения, иди в Иорданский монастырь». Зосима отправился в указанную обитель. «Для назидания пришел я», — сказал он иноку-привратнику. «Пусть внимает каждый себе, — отвечал тот, — и трезвым смыслом совершает дела при помощи Божией; но так как любовь твоя захотела видеть нас, смиренных, поживи с нами». Зосима скоро убедился в строгой жизни старцев обители. Они постоянно заняты были то псалмопением, то рукоделием; праздное слово не выходило из уст их. Ни о доходах, ни об удобствах жизни не заботились, заботились только об умерщвлении тела. Поучение в слове Божием составляло для них самую приятную пищу.
С давнего времени в обители наблюдалось такое правило. Перед наступлением Великого поста, в воскресный день, совершалось, по обыкновению, таинство и каждый причащался Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа. Приняв несколько пищи, собирались все в храме, и после коленопреклоненной молитвы иноки прощались один с другим; и каждый, падая перед настоятелем, просил молиться за него. Отворялись ворота, и выходили с пением стихов: «Господь Просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся?» Оставался один или двое для охранения монастыря (впрочем, ворам красть было нечего), собственно же для совершения службы. Каждый содержал себя, как хотел или мог. Один нес с собой хлебец, другой финики, иной - размоченные бобы, а у другого не было ничего, кроме одежды. Питались, когда требовала нужда природы, травами пустыни. Правилом положено было не встречаться одному с другим. Перейдя Иордан, ходили вдали один от другого... Каждый жил для себя и Бога, постоянно поя псалмы и в определенное время принимая пищу. Так проводили все время поста, а перед светлым днем Воскресения Христова возвращались в обитель, чтобы торжествовать Праздник Ваий с вайями, по чипу церкви.
По уставу обители Зосима на пост также вышел в пустыню. Дней 20 ходил он в пустыне Иорданской с тайным предчувствием чего-то особенного. Однажды в полдень усердно молился он с лицом, обращенным к востоку, и неожиданно увидел, что кто-то мелькнул мимо него, как привидение. Опасаясь обольщения, он оградил себя крестным знамением и продолжал молитву. Окончив ее, он обратился и увидел, что кто-то тихо идет мимо него. Нагое тело идущего сожжено солнцем, волосы короткие и белые, как снег.
Убежденный, что видит одного из святых жителей пустыни, у которого можно научиться совершенству духовному, Зосима запылал желанием узнать жизнь дивного пустынника. Забывая свои лета, он побежал за явившимся. Тот усиливался уходить от старца и перебежал через пересохшее русло реки. Зосима кричал: «Кто бы ты ни был, служитель Божий, сжалься над хилым стариком, желающим испросить твоих молитв и благословения. Зачем ты бежишь от меня, бедного грешника? Вспомни, что сам Бог, Которому ты служишь, не отвергает никого». На краю русла Зосима услышал ответ: «Умоляю тебя Богом, блаженный Зосима, не приближайся более ко мне; если хочешь говорить со мной, брось мне плащ твой; прикрыв наготу мою, я попрошу тебя благословить грешницу».
Удивленный тем, что его называет по имени женщина, вовсе не известная ему, Зосима понял, что его знает она по откровению. Он бросил ей дырявый плащ свой и отворотился. Тогда незнакомка, прикрытая плащом, перешла на его берег и упала к ногам его, прося благословения. В восторге радости и с чувством уважения Зосима также поклонился и просил благословения. В этой трогательной борьбе смирения святых пустынница защищала свое желание тем, что она жена-грешница. Зосима указывал также на свое недостоинство. «У тебя право священное благословить меня и призвать на меня благодать, ты пресвитер», — сказала явившаяся. «Она знает и то, что я пресвитер», — думал Зосима и еще более утвердился в мысли, что это необыкновенный Божий человек. «Я вижу, блаженная мать, — сказал Зосима, — что на тебе покоится Дух Божий и что, умертвив себя для мира, ты возвысилась до Всемилостивого твоим благочестием: не Сам ли Он открыл тебе мое имя и мой сан? Обилие благодати, живущей в тебе, выше сана моего, который без благочестия — осуждение для меня. Потому умоляю тебя любовию Спасителя нашего, благослови меня и молись за грешника, нуждающегося в твоих молитвах». Пустынница по послушанию сказала: «Бог милосердый, хранитель душ и тел наших, да будет благословен во веки». «Аминь», — отвечал Зосима.
Они поднялись. «Зачем пришел ты к грешнице? Нет, не ты, а Бог привел тебя, чтобы подарить мне духовное подаяние. Скажи же, св. отец, в каком состоянии находится христианство? Как управляется Церковь Божия?» — говорила пустынница. «По благости Иисуса Христа, Бог даровал твердый мир», — отвечал Зосима и просил рабу Божию помолиться о всем мире. Уступив этой новой настойчивой, как и прежняя, просьбе, явившаяся обратилась к востоку, подняла руки к небу и стала молиться так тихо, что Зосима не мог слышать слов ее. Молитва лилась к небу довольно долго. Зосима с изумлением видит, что молящаяся поднялась от земли на воздух более, нежели на локоть. Пораженный и испуганный, старец пал на землю и повторял слова: «Господи Иисусе Христе! Помилуй меня, грешного». Она окончила молитву и, подойдя к Зосиме, сказала: «Зачем, блаженный, впадаешь ты в это смущение? Я не дух, как подозреваешь ты, я — тело и кости, я грешница, но удостоена святого крещения». Затем оградила она крестным знамением чело, глаза и грудь и сказала: «Да избавит нас Господь от искушений демона силой Святого Креста».
Зосима, уверенный, что видит избранную слугу Божию, бросился к ногам ее и умолял рассказать, кто она, как долго живет в пустыне и какую ведет жизнь? Он представлял, что не праздное любопытство просит ее о том, а искреннее желание узнать для себя и других нужное для спасения души. «Я родом из Египта, — говорила пустынница, — мне было не более 12 лет, когда, предпочитая преступную свободу долгу питать родителей, я ушла в Александрию... Без ужаса не могу вспомнить, какую вела я там жизнь. Почти 17 лет предавалась я ужаснейшему распутству, и не для того, чтобы получать деньги, но только для того, чтобы удовлетворять похоти; я не просила денег у любовников, лишь бы они служили мне.
Живя так, на 29 году увидала я в летний день множество людей из Египта и Ливии, которые толпами направлялись к морю. Я спросила у кого-то: что это значит? Мне отвечали, что эти люди отплывают в Палестину — торжествовать в Иерусалиме праздник Воздвижения Креста. Мне вздумалось отправиться с ними. Я не имела ничего, чтобы заплатить за переезд и прокормление, но была уверена, что преступления мои доставят мне все нужное. С наглостью бесстыдной распутницы привязалась я к молодым людям и с ними вошла на корабль. На пути тонула в мерзостях и то же делала в Иерусалиме.
Когда наступил праздник, пошла и я с другими в церковь. Но когда дошла до дверей, невидимая рука с силой отбросила меня от входа. Все входили, и никто никому не препятствовал. Три и четыре раза употребляла я усилие войти в храм, и каждый раз невидимая рука отбрасывала меня на площадь. Полная смущения и стыда, встала я на паперти в углу и размышляла о причине необычайного обстоятельства. Она объяснилась мне, лишь я бросила взгляд на мерзость моей жизни.
Благодать проникла в мое сердце, и я залилась горячими слезами, била себя в грудь безмолвно и терзалась. Рыдая и стеная, подняла я глаза и увидела, что стою перед иконой Божией Матери. Я обратилась к Ней с мольбой умилостивиться над грешницей, открыть ей вход во св. храм. Долго молилась я и с некоторой надеждой пошла к дверям церкви. Трепет объял меня перед входом, но я взошла в церковь. Я вошла и вместе с другими поклонилась Животворящему Кресту. Распростертая пред Ним, я изумлялась в трепете, что допускает Он до Себя такую преступницу.
Возвратясь к образу Пресвятой Богородицы, излила я благодарность за Ее милость и молила Ее горячими слезами указать мне путь покаяния. Тогда послышался мне голос издали: "Перейди Иордан, и там найдешь покой". Я чувствовала, что это относилось ко мне, и с горячими слезами воскликнула: "Владычица, Владычица! Не покидай меня!" Тогда же решилась я следовать голосу.
При выходе кто-то подал мне три монеты со словами: "Прими, нонна!" Я купила на них три хлеба и, узнав дорогу за Иордан, отправилась. Весь день шла я, проливая слезы, и на закате солнца достигла храма Иоанна Крестителя на Иордане. Помолясь, омыла я лицо и руки в водах священной реки и возвратилась в церковь, где присутствовала при богослужении. Съев половину одного из трех хлебов, заснула я на земле, а утром переправилась через Иордан в челноке. Так я достигла пустыни и с тех пор одна, отрешенная от людей, живу здесь в ожидании милосердия Божия, укрепляющего своею благодатью кающихся и искренно обращающихся».
Пустынница принесла исповедь Зосиме в грешной жизни, но ничего не сказала, как жила она в пустыне. Потому Зосима снова просил ее открыть, давно ли она в пустыне, чем питалась и что испытала?
«Прошло около сорока семи лет, — отвечала она, — со времени выхода моего из Иерусалима в пустыню. У меня оставалось два с половиной хлеба, когда переправилась я через Иордан; понемногу съела я их и потом питалась травой. Борьба моя продолжалась 17 лет. Она была такова, что я теперь содрогаюсь. С одной стороны, невыразимо страдала я от голода и жажды. Мука усиливалась воспоминанием о вкусной пище и вине дней разврата моего. Злой дух воскрешал в мыслях со всей живостью распутные песни, которые я пела, и мерзкие, похотливые картины неисчислимых преступлений моих. С другой стороны, одежда, в которой вышла я, совсем распалась, и я подвергалась влиянию всех перемен, всем жестокостям времен года: то солнце жгло раскаленными лучами, то стужа охватывала меня. Тогда падала я на землю, сожженная или оледенелая, чувствовала я, что умираю, а тысячи искушений нападали на меня с демонскою силою.
В этом неизъяснимо жестоком состоянии Пресвятая Богородица была пристанищем. Я горько рыдала и, ударяя себя в грудь, простиралась на земле и молила Владычицу не лишить меня помощи. После рыдания и мольбы свет озарял душу и покой возвращался моему сердцу. Милостивая Царица не отказала мне в своей помощи.
Вспоминая, — продолжала пустынница, от каких зол избавил меня Господь, я питаюсь пищей неистлевающей, надеждой спасения, питаюсь и покрываюсь словом Бога, содержащего все (Втор. 8 гл.). Не одним хлебом живет человек» (Мф. 3 гл.).
Когда Зосима услышал, что пустынница произносит слова Св. Писания, он спросил ее: как знает она Св. Писание? Она улыбнулась и сказала, «что ни в мире не училась она, ни в пустыне не слышала, кто бы читал ей книги; голос Божий, живой и действенный, раздающийся в сердце, один наставник мой. Но довольно, довольно обо мне, я исполнила твое желание».
Упав к ногам Зосимы, она просила благословить ее. Он со слезами произнес: «Да будет благословен Бог, совершающий чудеса! Да будет Он благословен и за милость ко мне».
Пустынница встала и, удержав Зосиму, готового пасть ей в ноги, сказала: «Умоляю тебя именем Спасителя не говорить обо мне никому ничего, пока я не умру. В следующем году ты не выходи из монастыря с другими в начале поста, да и нельзя будет выйти; в великий четверток приди на берег Иордана и принеси сосуд с Телом и Кровью Христовой, дабы я удостоилась приобщиться Св. Тайн. Дай знать о. Иоанну, настоятелю, чтобы смотрел за стадом своим — в нем многое требует исправления. Но об этом скажешь после того, как приобщишь меня».
В следующем году Зосима лежал больной, когда братия в начале поста выходили в пустыню. Он вспомнил тогда слова пустынницы. В Великий четверток отправился он со Св. Дарами к Иордану. Вечером видит он святую на другом берегу. Она осенила крестом воду и пошла по воде, как по суше. Она просила прочитать Символ веры и молитву Господню «Отче наш». Когда приобщилась она Тела и Крови Господа, то, подняв руки к небу, произнесла: «Ныне отпущаешь Ты рабу Твою, Владыко, по глаголу Твоему с миром, очи мои видели спасение души моей». Потом, обратись к старцу, сказала: «И ты, отец Зосима, сотвори для меня любовь, не откажись придти в следующий пост на то место, где в первый раз говорили мы с тобою». Она взяла только три зерна чечевицы и отправилась через реку, как пришла, но воде как по суше.
В следующем году Зосима пришел на то место, где в первый раз виделся с пустынницей. Здесь увидел он мертвое тело праведницы и оросил ноги ее слезами. Он начал петь псалмы, но колебался сомнениями, где похоронить ее? Лицо усопшей обращено было к востоку, а близ головы видит он на песке слова: «Авва Зосима! Погреби здесь тело бедной Марии и, предав землю земле, молись за ту, которая отходит к Господу после приобщения Святой Вечери». Зосима похоронил тело святой в яме, выкопанной львом, явившимся к услугам праведницы. Кончина равноангельной Марии последовала в 522 г., апреля 7 дня.
Зосима, возвратясь в киновию, пересказал о Марии все, что видел и слышал, во славу Божию.
Св. Мария Мастридия и две неизвестные по имени подвижницы
Когда стала известной история дивной Марии, высокие подвиги равноангельной Марии, дивная надежда ее на Господа, оказавшаяся столько верной и сильной, воодушевила не одну деву на подвиги более или менее трудные.
Об одной подвижнице, скончавшейся при жизни св. Кирияка и, следовательно, прежде 557 г., когда почил св. Кирияк, рассказывает Кирилл в житии св. Кирияка.
Иоанн, ученик св. отца Кирияка-отшельника, пишет Кирилл, рассказывал мне следующее:
«За несколько лет перед сим шли мы с другом, братом Парамоном, к отцу Кирияку. И вот вдали видим стоящего человека. Мы, подумав, что это пустынник, поспешили подойти к нему, чтобы поклониться ему. Когда приблизились к этому месту, тот исчез из глаз наших. Мы испугались при мысли, не злой ли это дух. Стали на молитву, и, помолясь, осмотрелись кругом, там и здесь, и нашли пещеру. "Конечно, здесь раб Божий, — сказали мы, — он скрылся от нас сюда". Подойдя к пещере, просили мы, чтобы показался он нам и не лишил нас своих наставлений и благословения. Из пещеры услышали мы ответ: "Какой хотите пользы от женщины, грешной и простой? Куда идете вы?" "Мы идем к отшельнику Кирияку, — сказали мы, — но открой нам Бога ради твое имя, твою жизнь и почему пришла ты сюда?" Она отвечала: "Идите, куда идете, а когда возвратитесь, скажу вам". Мы с клятвой уверяли ее, что не отойдем, пока не выслушаем о ее жизни. Поняв, что не отойдем от нее, она, не показываясь нам, рассказала о себе так: "Я называюсь Мария, была чтицей псалмов при церкви Воскресения Христова, злой дух уязвлял мною многих. Я пришла в страх: как бы не быть мне виновной в соблазне и как бы не приложить грехов к грехам моим. Молилась я усердно Богу — избавить меня он напасти. Раз, умилившись душой от страха Божия, пошла я к Силоаму, налила сосуд водой, взяла корзину с мочеными бобами, ночью вышла из святого города и, поручив себя Богу, отошла в пустыню. Бог привел сюда, и здесь живу я уже восемнадцать лет; благодатью Божией ни вода не истратилась у меня, ни бобы в корзине не убавились. Затем прошу вас — идите теперь к отцу Кирияку и выполните свою службу; когда же будете возвращаться, посетите меня, бедную". Выслушав это, пошли мы к отцу Кирияку, рассказали ему все, что слышали от блаженной Марии. Отец Кирияк, подивившись, сказал: "Слава тебе, Боже наш, у Тебя есть сокровенные святые мужи и жены, тайно служащие Тебе. Идите, дети мои, - прибавил он, — к угоднице Божией и, что скажет вам, сохраняйте". Возвращаясь от отца Кирияка, пришли мы к пещере блаженной Марии. "Раба Божия! — говорили мы. — По твоему приказанию пришли мы к тебе". Но ответа не было. Войдя во вход к пещере, сотворили мы молитву, но ответа опять не было. Тогда вошли мы в саму пещеру и нашли рабу Божию, скончавшуюся о Господе. От святого тела ее выходило сильное благоухание. С нами не было ничего, чем одеть ее. Поспешив в обитель, принесли мы все нужное; одев ее, похоронили ее в пещере и завалили устье пещеры камнем».
О другой палестинской пустыннице рассказывал великий подвижник Сила, подвизавшийся в аравийской пещере, в ските Фара. «За несколько лет перед сим, — говорил он братиям, — жил вблизи меня отшельник, которого я очень любил. Было у нас обыкновение — посещать его в великие праздники, приносить ему нужное и получать благословение его. В праздник Пасхи взял я милоть, несколько бобов и несколько хлеба и пошел к старцу, по обычаю. По смотрению Божию, пришлось мне запутаться в холмах и пустырях; настал дневной зной, я стал изнемогать от жара и труда. И обратился я ко Господу с крепкой молитвой. Изнемогая от жажды и зноя, лежал я без сил и вошел в тонкий сон. Вот подходит ко мне кто-то и говорит: "Будь бодр, авва, ты не заблудился, и труд твой не напрасный". Проснувшись, не видал я никого, но с радостью благодарил Бога; помолился — и вот вижу между холмами следы человека. Я пошел по следам, вижу много хвороста и пещеру; я стал звать: "Благослови меня, отец" — ответа не было. Подошел еще, вижу иного инока, сидящего в молчании. Поклонились мы один другому, и он сказал, чтобы я начал молитву. "Твое это дело, ты пресвитер", — говорил он. Я отказывался, желая скрыть себя. "К чему лгать, авва-пресвитер?" — сказал он. Мы сели, и я терялся в догадках, жена ли это или евнух? "Ты, авва, смущаешься о мне, жена ли или евнух я", — сказал он. Я растерялся от этих слов. "Дай мне слово не говорить обо мне никому до смерти, и я скажу тебе о себе", — сказал пустынный человек. "Бог знает, — отвечал я, — как я желаю знать о подвигах", — и дал слово молчать. "Я дочь эпарха Константинопольского, — так говорила она, — сенатор обручил меня за своего сына, быв другом отцу моему. Мне никак не хотелось выходить замуж, но не говорила я о том родителям. Утешением для меня было заниматься молитвой, и я молила Господа исполнить тайное желание мое. Раз говорит мне отец: "Будь готова к браку, дочь моя, пришло время". "Нельзя мне решиться на то, — отвечала я, — прежде чем исполню обет". "Какой?" — сказал отец. "Обещала я поклониться святым местам", — сказала я. Он шутливо говорит: "Когда выйдешь замуж, тогда исполнишь обещание свое — вместе с мужем". "Нет, — сказала я решительно, — я обещала поклониться девой — и это должно быть выполнено: лгать перед Богом не могу, страшно". Родитель уступил. Со мной отпущено множество слуг, служанок, 3000 золотых. На корабле прибыли мы в святой город. Поклонившись святым местам, отправилась я посетить египетских отцов. Близ великой Лавры Египетской видела я трех великих старцев, один из них особенно показался мне ангелом. По возвращении в святой город надлежало возвратиться в Константинополь. Я приготовила два письма, одно к родителям, другое к младшему брату, который был со мной. В последнем написала я, что не могу я быть в супружестве и посвящаю жизнь свою Господу. Когда выезжали мы уже из города, я сказала брату, что нужно мне побывать в Гефсимании. Оставив письма в одежде моей, с одной служанкой отправилась я в Гефсиманию. Потом, оставив ее здесь, одна поспешила к великому старцу своему. Со слезами просила я его облечь меня в монашенство и дать мне книги, какие у него видела. Он исполнил просьбу мою. Пробыв у него день, сказала я ему: "Теперь благослови меня идти, куда Господь повелит". Со слезами помолившись обо мне, дал он мне свои книги и отпустил с миром. Возложив надежды мои на Господа, пришла я в эту пустыню и вот живу в ней уже 28 лет; ты первый, кого я вижу здесь". Когда окончила она рассказ свой, я просил ее покушать со мною пищи, какая была со мной. — "Тебе нужно подкрепиться пищей, ты устал, а у меня есть другая пища", — сказала она. Изумительно для меня было то, что, столько лет прожив в пустыне, она не потеряла своей красоты. В пещере ее я не чувствовал жажды, но думал: что-то будет после? Она, отвечая на мысль мою, сказала: "Будь покоен, авва, жажда не будет томить тебя, пока не дойдешь до кельи твоей". Прощаясь с ней, просил я ее: "Дозволь мне приходить к тебе для советов". Отправившись в путь, я точно не чувствовал жажды. Спустя некоторое время пошел я к ней, но уже не нашел ее в пещере. За все слава Господу».
О третьей отшельнице, подвизавшейся в той же Иорданской пустыне, где жила равноангельная Мария, читаем рассказ у Иоанна Мосха.
«Пришли мы, — говорит Мосх, — к авве Иоанну-отшельнику, по прозванию Огненному. Он рассказывал нам, что сам слышал от аввы Иоанна Моавитского. В святом городе (Иерусалиме) была дева, посвятившая себя Богу, весьма благочестивая и усердная (по Прологу, именем Мастридия). Диавол, позавидовав деве, зажег в одном молодом человеке сатанинскую любовь к ней. Великая дева, поняв хитрости диавола и видя опасное положение молодого человека, положила в корзину немного размоченных бобов и удалилась в пустыню, дабы через то самое как молодого человека избавить от искушения, так и себе самой найти в пустыне безопасность. Прошло немало времени после того. Дабы высокий подвиг ее не остался в неизвестности, по усмотрению Божию, увидал ее один отшельник Иорданской пустыни. "Мать! Как ты зашла сюда?" -спросил он ее. Она, желая закрыть свое отшельничество, отвечает отшельнику: "Прости меня, я сбилась с пути, сделай милость, ради Бога, отец, укажи мне дорогу". Отшельник, будучи извещен о ней свыше, говорит ей: "Мать! Будь надежна, ты не сбилась с пути; другая дорога не нужна тебе; скажи же откровенно, как ты зашла сюда?" Тогда дева отвечала: "Прости меня, авва! Один молодой человек соблазнялся мною. Признав за лучшее быть здесь, нежели служить соблазном, удалилась я в пустыню". Старец продолжал: "Давно ли ты здесь?" Она отвечала: "По благодати Христовой семнадцать лет". "Чем же ты питаешься?" — спросил старец. Она, вынув корзинку с лежавшими в ней бобами, сказала отшельнику: "Вот эта корзинка, которую ты видишь, отправилась со мной из города с этой пищей, но Бог явил надо мной такую милость, что с тех пор доселе питаюсь тем же и пища не убывает. Не забудь, отец, и того, что так прикрыл меня Бог своей милостью, что 17 лет никто не видел меня, кроме тебя одного, хотя видела я других". Услышав это, отшельник прославил Бога».
Кончина св. Мастридии последовала не позднее 580 года.
Вот и еще тайная, чудная подвижница палестинская того же времени.
«На расстоянии около 20 тысяч шагов (40 верст) от Иерусалима, — говорит блаж. Иоанн Мосх, — есть монастырь, так называемый Сапсас. Из этого монастыря двое отцов ходили поклониться на гору Синай. Возвратись в монастырь, они рассказывали нам следующее. «Поклонившись на святой горе и возвращаясь обратно (так случилось с нами), мы заплутали в пустыне и долго носились по ней, как по морю. В один день, увидев вдали маленькую пещерку, пошли мы к ней. Приближаясь к пещере, увидели небольшой источник, около него несколько травы и след человеческий; верно, сказали мы себе, здесь живет раб Божий. Входя в пещеру, мы никого не видали, только слышали, что кто-то плачет. Осмотрев тщательно, мы нашли что-то вроде яслей, и в них кто-то лежит. Подойдя к рабу Божию, мы просили его сказать нам что-нибудь. Но как он ничего не отвечал, мы взяли его. Тело его еще было тепло, но душа отошла ко Господу. Тут узнали мы, что в то самое время, как входили мы в пещеру, раб Божий скончался. Взяв тело его из того места, в котором лежал, вырыли могилу в той же пещере; один из нас скинул мантию, в которой был, и мы стали завертывать в нее тело; тогда нашли, что это была жена, прославили Бога и, совершив над ней правило, похоронили».
Кончина последовала, вероятно, в 596 г.
Дабы примеры ревностных подвижниц были более сильны для нас, повторим для себя следующие наставления Св. Писания: «Те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями (Гал. 6, 24). Носите бремена друг друга и таким образом исполняйте закон Христов (Гал. 6, 2). Да приступаем с дерзновением к престолу благодати, чтобы получить милость и обрести благодать для благовременной помощи (Евр. 4, 16)».
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter