Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterАрх. Филарет (Гумилевский). Святые подвижницы Восточной Церкви
Свв. Платонида, Вриенна, Феврония, Иерия и Фомаида
Во второй Сирии, иначе — в Месопотамии, отшельническая жизнь явилась рано. В горах, соседних с Низибиею, называемых Синьджар (у греков Сигорон), пещеры служили жилищами для отшельников и отшельниц. К числу подвижников принадлежал св. Иаков, епископ Низибийский (314-350 гг.), известный как подвигами отшельничества, так и великим даром учения. Он уже писал наставления «Чадам обета» и «О девстве». Древнейший из мужеских монастырей Низибии находился под управлением пр. Маркела в 300 г. В то же время тут же была община 50 девственниц.
Основательницей низибийской общины дев была диаконисса Платонида, и она-же была для нее примером богоугодной жизни. Церковная надпись говорит о ней:
«Платонида, носимая в широте небесной,
Добротами просияла по широте земной».
Платонида прославилась обителью своей. Устав ее был особенный и замечательный. Сестры принимали пищу раз в день. В пятницу они не должны были заниматься рукоделием, а с утра до вечера не выходили из дома молитвы; после молитв и пения читалось и объяснялось Св. Писание. В Сирской церкви долго и после того сохранялась любовь к разумению Св. Писания. Известно, как много св. Ефрем Сирский занимался объяснением Св. Писания. Он же усилил в общинах дев пение св. песней. Так уставила св. Платонида и для своей общины.
По правилам ее образовались высокие подвижницы Вриенна, Фомаида, Иерия. Самый же великолепный цветок в этом саду Божием была св. дева Феврония.
Феврония с детства жила в блаженной общине. Она на третьем году жизни отдана была тетке своей блаж. Вриенне, и та надзирала за ней со всей нежной любовью. Красота Февронии была поразительная еще в детском возрасте. Вриенна принимала все меры для сохранения цветка своего. Едва девочка достигла возраста, допускавшего воздержание, ей приказано было принимать пищу через день. Входя в благочестивые мысли тетки своей и замечая, что здоровье нисколько не страдает от поста, Феврония скоро стала употреблять самое малое количество хлеба и воды. К этому она присоединила жизнь самую тесную: спала на узкой и короткой доске; если тревожили ночью мечты, вставала и читала Св. Писание или становилась на молитву.
Когда по смерти Платониды Вриенна стала настоятельницей общины, Февронии приказано было читать по пятницам Св. Писание. Поскольку же из города собиралось много посетительниц слушать слово Божие, то Феврония читала за занавесою, чтобы скрыть свою красоту даже и от особ своего пола. Чтение обыкновенно сопровождалось кратким объяснением, и Феврония так ясно и отчетливо говорила о смысле того или другого отделения Писания, что в целом городе стали говорить об уме толковницы. К этим случаям присоединились похвалы сестер добродетелям и красоте Февронии. От того любопытство городских жительниц было раздражено, и они спешили слушать Февронию.
Особенно сильно заинтересована была Февронией Иерия, вдова сенатора, лишившаяся мужа на восьмом месяце замужества. Она была еще язычница, но искала истину и добро. Рассказы о Февронии воспламенили ее желанием познакомиться с редкой девушкой. Она явилась в обитель. Вриенна встретила ее с почестью, приличной ее сану; но она бросилась к ногам ее и со слезами просила дозволить ей, язычнице, видеться и поговорить с Февронией; при этом, объяснила она, что родные вынуждают ее избрать другого супруга, потому имеет она душевную нужду в совете искренно доброй души. Вриенна отвечала, что племянница ее не может видеться ни с кем — таково правило жизни ее! «Я приняла ее, — говорила настоятельница, — от родителей на третьем году ее жизни, теперь ей 18 лет, и по редкой красоте ее она доселе не показывалась никому из светских людей». Иерия со слезами уверяла в чистоте своих намерений. На слезную настойчивую просьбу ее Вриенна согласилась, но предложено условие: Иерия снимет свой богатый светский убор и явится в одежде послушницы, так как Феврония никогда не видела светских нарядов. Иерия с радостью приняла условие. Они вошли к девственнице. Феврония, приняв Иерию за странницу-отшельницу, пала к ее ногам и обняла ее как сестру о Христе. После краткого разговора Феврония начала читать, и Иерия с такой жаждой слушала поучения, что вся ночь прошла в святом упражнении. На следующее утро настоятельнице стоило большого труда убедить Иерию расстаться с Февронией. Нежно обняв свою юную наставницу, Иерия возвратилась к себе. Сообщив родным о небесных поучениях, слышанных ею, она упрашивала их покинуть язычество и принять христианскую веру. Сама она тогда же приняла христианство и стала самой искренней исповедницей Христовой. И родители ее по ее убеждению также были крещены, со всеми домашними их.
Между тем Феврония расспрашивала у Фомаиды, занимающей второе место после Вриенны, кто была посетительница, которая так горячо плакала при объяснении Св. Писания? Фомаида призналась, что это сенатора Иерия. Феврония с изумлением заметила, что напрасно не предварили ее о том — в незнании говорила она так доверчиво, как говорят только с сестрой о Христе. Фомаида сказала, что посетительница желала того сама и что ей нельзя было отказать по ее значению в обществе.
Иерия часто бывала в общине, и когда Феврония была опасно больна, она прислуживала ей со всем усердием любви, не отходила от нее до ее выздоровления.
В таком состоянии была эта святая община, когда имп. Диоклетиан послал (в 310 г.) в провинцию второй Сирии Лизимаха, сына знаменитого Анфима, и Селения, брата Анфима, для преследования христиан. Селений был человек в высшей степени жестокий и ненавидящий христиан столько же, как и сам император. Лизимах был совсем другой человек. Мать его, христианка, на смертном одре завещала ему со всей настойчивостью покровительствовать христианам. Диоклетиан, очень уважавший Анфима, не хотел по уважению к отцу лишить сына его почетного места, но вместе, подозревая его в благосклонности к христианам, дал место в виде испытания; Селений был назначен более в руководителя, чем в товарища Лизимаху. С ними послан был еще граф Примус, также родственник их.
Город скоро узнал об ожидавших его ужасах. Низибийцы услышали о жестокостях, совершенных Селением в Месопотамии и Сирии пальмирской; там Селений истреблял огнем и мечом столько христиан, сколько попадалось в его руки, оставшихся от пламени и железа предавал на растерзание диким зверям. Лизимах терзался от этих жестокостей. Он не раз говорил наедине Примусу: «Тебе известно, что мать моя была христианка и сильно склоняла к своей вере; я удержался лишь из боязни прогневать императора и отца, но на смертном одре я дал слово не предавать смерти ни одного христианина и обращаться с ними дружелюбно. Но что делает дядя с христианами, попадающимися в его руки? Умоляю тебя — не предавай их ему, а, сколько можешь, помогай тому, чтобы спасались они бегством». Примус склонился на сторону добрых чувств, сдерживал преследование и давал знать христианским общинам, чтобы бежали, кто куда может.
Мучители приближались к Низибии. При вести об их близости пресвитеры, отшельники, сам епископ скрылись, где кто мог. Инокини монастыря Вриенны хотели последовать примеру их и просили ее дозволения. «Враг далеко, — говорила Вриенна, — вы еще не видели его, и уже хотите бежать. Борьба не началась, а вы уже падаете духом. Бедные дети мои! Будьте тверды. Останемся здесь, примем смерть из любви к Тому, Кто за нас пострадал и умер».
Увещание матери на первый раз подействовало на сестер общины, но потом одна из сестер сильно смутила их и они трепетали грубых воинов. Настоятельница дозволила им скрыться. Они уговаривали Февронию бежать вместе с ними, но св. девственница лежала больной и предала себя воле Божией.
Настоятельница, оставшись с Февронией и Фомаидой, молила Господа с воплем и слезами о защите. Фомаида успокаивала ее надеждами на Господа, Который, если не найдет нужным избавить от смерти, подаст силы и крепость пострадать для славы имени Его и для вечного блаженства. Вриенна несколько успокоилась. Но, смотря на больную племянницу, она опять заскорбела. Феврония спрашивала, о чем скорбит та? «О тебе тоска ее, — сказала Фомаида, — смотря на молодость и представляя жестокость мучителей, наша мать не может не содрогаться». «Прошу вас, — отвечала Феврония, — молиться за меня, грешную, дабы Бог обратил милостивый взор Свой на меня; уповаю, что Он не откажет в помощи Своей при ваших молитвах».
Вриенна и Фомаида со всей нежностью уговаривали ее приготовиться к твердой борьбе. Они указывали ей, что их схватят враги и предадут смерти, а ее красота и молодость заставят предлагать ей разные обольщения — и богатство, и молодого жениха, и жизнь роскошную, лишь бы она отреклась от Христа Господа. Но пусть помнит Феврония, что девство — дорогой дар Господу, обет — сохранять девство — страшно нарушать, а отрекаться от Христа — еще страшнее. «Ты всегда была покорной дочерью моей, — говорила Вриенна, — ты знаешь, что взяла я тебя с рук кормилицы и, нежно воспитав, берегла чистоту души твоей!.. Утешь же старость мою верностью Господу. Помни, как весело страдали другие за Господа. Ливии отсекли голову, а другую сестру нашу Леонию сожгли; Евтропия на 12 году замучена вместе с матерью. Ты сама восхищалась тем, что Евтропия, тогда как решили пронзить ее стрелами, могла убежать, но предпочла страдать за Христа».
Феврония благодарила за наставления, внушавшие ей мужество. «Господу Иисусу посвятила я девство мое, — сказала она, — ему отдам и жизнь мою». Ночь прошла в трогательных беседах.
С восходом солнца город был взволнован. Многие христиане были схвачены и отведены в темницу. Язычники донесли Селению об общине Вриенны. Воины выломали двери, схватили настоятельницу и подняли меч над ее головой; Феврония бросилась к их ногам и умоляла сперва умертвить ее, чтобы не видать смерти матери-воспитательницы. Прибыл граф Примус и велел воинам удалиться. Узнав, что отшельницы скрылись, советовал и остальным бежать. Примус, возвратясь из обители, сказал Лизимаху, что в обители остались только две старухи и одна девушка. «Клянусь богами, — прибавил он, — девушка — такая красавица, что если бы не была бедна, лучшей невесты не видать тебе во всю жизнь». Лизимах напомнил, что, по наставлению матери, не может он деву обета отнимать для себя у ее Господа. Он умолял графа спасти жизнь трех дев.
Воин слышал разговор друзей и передал Селению. Селений тотчас послал захватить в обители Февроиию и объявить в городе, что завтра Феврония будет судима.
Воины надели на шею Февронии железное кольцо, сковали ее оковами и повели из обители. Вриенна и Фомаида упрашивали взять и их, но те отвечали, что приказано представить в суд одну Февронию. Со слезами еще раз Вриенна упрашивала Февронию быть твердой для Господа.
Все в городе скорбели о том, что схватили дорогую для них наставницу. Особенно же Иерия громко рыдала. Она с большой свитой отправилась в судебную палату, а на дороге узнала Фомаиду и в мирской одежде с ней пришла на место. Явились Селений и Лизимах. Феврония введена со связанными за спиной руками и с железным ошейником. По желанию Селения Лизимах стал делать допросы.
«Свободная ли ты или раба?» — был первый вопрос. «Раба», — отвечала святая. — «Чья же раба?» — «Раба Господа моего Иисуса Христа». — «Твое имя?» — «Я христианка, и зовут меня Февронией», — отвечала святая.
Селений сказал св. деве: «Клянусь богами, Феврония, что я не должен бы быть снисходительным к тебе. Но твоя красота и скромность берут верх над моим гневом. Слушай же, дочь моя: Боги свидетели, что брат мой Анфим и я избрали для Лизимаха невесту богатую и знатную, но я готов соединить твою руку с рукой Лизимаха. Посмотри на него: он молод, красив, знатен, богат; все состояние мое будет твоим приданым — детей у меня нет. Император прольет милости на Лизимаха. Ты будешь самой счастливой женой. Но знай и то, что если не примешь предложения моего, клянусь всеми же богами, то не проживешь долее трех часов. Выбирай».
«Жених мой, — отвечала Феврония, — бессмертен. На Него не променяю никого. Никакие лестные обещания и никакие угрозы не переменят моего решения. Не нужно вам и тратить слов».
Не ожидавший такого твердого ответа, гордый Селений приказал сорвать с Февронии одежды и набросить лохмотья. Сквозь дырявую ветошь была видна нагота Февронии. Селений с хохотом сказал: «Не стыдно ли быть в таком виде перед нами?».
«Если ты к этому оскорблению, — отвечала Феврония, — присоединишь пытки железом и огнем, я готова и на них. Он, Господь мой, столько страдал за меня. Мне ли не терпеть за Него?».
«Бесстыдная девушка! — закричал Селений. — Ты, гордясь красотой своей, величаешься тем, что выставлена эта красота напоказ всем».
«Нет,— отвечала Феврония твердо, — нет, доселе ни одному мужчине не дозволяла я видеть лица моего; теперь же решаюсь терпеть и пытки — только для Господа моего».
«Хорошо! — закричал рассвирепевший Селений. — Пусть узнает пытки!»
Он приказал привязать ее между четырьмя столбами и разложил тут же огонь, и в то же время, как будет жечь ее огонь, осыпать ее градом ударов. Это выполняли с такой зверской жестокостью, что кровь полилась ручьями и тело падало клочками. Многие из зрителей падали без чувств, другие громко требовали прекратить зверство. Но Селений был бесчеловечен. Уже тогда, как сказали, что Феврония умерла, приказал он остановить мучение.
Фомаида лежала без чувств, Иерия громко кричала: «Феврония — наставница моя! Тебя отнимают у меня, и Фомаиды лишаюсь я».
Страдалица приведена была в чувство водой. Судья сурово сказал: «Удачен был твой первый бой, Феврония? Как находишь ты его?» — «Ты можешь сам судить, — отвечала Феврония, — жестокость твоя победила ли мою слабость?»
«Повесить ее, — сказал мучитель, — драть бока ее железными когтями и жечь до костей». Палачи принялись за работу. Тело лилось вместе с кровью, огонь проникал до внутренностей. Святая сперва говорила: «Спаситель мой! Не покинь меня в страшный час». Потом страдала молча.
Многие из присутствовавших поспешили выйти из судебной палаты. Другие говорили страшному судье, чтобы приказал, по крайней мере, отнять огонь. Селений согласился и потом стал допрашивать мученицу. Феврония не в состоянии была отвечать. Судья велел за дерзость отрезать язык. Но судью остановили. Селений приказал вырвать зубы, и это исполнили.
«Поклонишься ли ты богам?» — кричал Селений. Он велел отрезать груди ее. Святая молилась: «Господи, ты видишь, как страдаю, прими душу мою к Себе».
Когда отвязали ее от столба, она не могла держаться на ногах и упала.
Старица Вриенна оставалась в обители для молитвы; ей дали знать, как тверда питомица ее, и она благодарила Господа.
«Она умерла», — сказал граф Лизимаху, когда Феврония лежала без чувств на земле. «Нет, — отвечал тот, — она еще будет бороться за веру, для спасения других, ты увидишь. Такова христианская твердость!»
Иерия, личность, много значившая в гражданском быту, сказала Селению, что жестокость его оскорбляет человечество и гражданское приличие. Селений, побледнев от гнева, велел представить ее к допросу. «Не отринь и меня, Бог Февронии, наставницы моей! Соедини меня с нею», — сказала благая Иерия и спешила подойти к судье. Тиран начал было допрашивать Иерию. Но ему сказали, что мучение аристократки слишком опасно, народ и без того взволнован. Оставив Иерию в покое, он велел отсечь Февронии руки и ноги. Исполнили и это.
«Довольно, — сказал Лизимах Селению, — пойдем обедать». «Нет, пока не увижу последнего вздоха ее, не уйду», — говорил Селений и велел отрубить Февронии голову.
Придя к обеду, Селений в ярости бешенства размозжил себе голову о столб. Лизимах, узнав о страшной смерти дяди, просил Примуса устроить почетное погребение страдалицы Февронии. Останки мученицы собраны и погребены были в обители с почестями. Примус и Лизимах приняли христианство. В честь страдалицы начали строить храм в Низибии, и он освящен был на шестом году после ее кончины.
Если славной смертью св. Февронии произведено было сильное действие на сторонних людей и на граждан Низибии, то понятно, как много значила эта смерть для сподвижниц — сестер ее. В лучших из них, каковыми оказались и во время страшного испытания — блаженная Вриенна, Иерия и Фомаида, смерть Февронии усилила ревность к подвигам благочестия и одушевила надежды на сильную благодать Божию. Блаженная старица Вриенна окончила подвижническую жизнь свою спустя два года после освящения храма в честь мученицы — питомицы ее (в 318 г.). После нее осталась настоятельницей обители блаженная Фомаида. Пламенная Иерия почила при гробе Февронии. В 322 г. окончила подвиги свои св. Фомаида.
Антиохия — в начале христианства — столица Востока, с 500.000 жителей. Нигде язычество не являлось в такой полноте безобразия своего, как в Антиохии. Здесь был сброд магов, мимов, жрецов, город плясок, вакханалий, оргий исступленных, разврата наглого, роскоши бешеной. Когда явилось тут христианство, чудная перемена произошла в роскошной столице Востока. При св. Златоусте в Антиохии и ее окрестностях были уже целые сонмы чистых дев. Вот что говорит он в одной беседе антиохиянам: «Девы, еще не достигшие двадцатилетнего возраста, проводившие все время в своих покоях, воспитанные в неге, почивавшие на мягком ложе, пропитанные благовониями и дорогими мазями, нежные по природе и еще более изнеженные от усердных ухаживаний, не знавшие в продолжение целого дня другого занятия, как только украшать свою наружность, носить на себе золотые уборы и предаваться сластолюбию, не делавшие ничего даже для себя, но имевшие множество служанок, носившие одежды более нежные, чем самое их тело, употреблявшие тонкие и мягкие покрывала, постоянно наслаждавшиеся запахом роз и подобных благовоний, — эти девы, быв внезапно объяты огнем Христовым, бросили всю эту роскошь и пышность; забыв о своей нежности, о своем возрасте, расстались со всеми удовольствиями и, подобно храбрым борцам, вступили на поприще подвигов. По-видимому, говорю я невероятное, однако ж верное. Я слышал, что эти столь нежные девы достигли такой строгости в жизни, что надевали на свои нагие тела самые грубые власяницы; ноги их оставались босыми, и ложем их были тростниковые прутья, большую часть ночи проводили они без сна. Трапеза у них бывает только вечером, трапеза, на которой нет ни трав, ни хлеба, а только бобы, горох, елей и смоквы. Постоянно заняты они прядением шерсти и другими, более трудными, рукоделиями, чем какими занимались у них служанки. Они взяли на себя труд лечить больных, носить одры их, умывать ноги им. Многие из них занимаются и приготовлением пищи. Такую имеет силу огонь Христов!»
При Златоусте в Антиохии явились даже и порицатели девства, точно такие же, каковы они и ныне. Нового не придумали новые умники, а повторяют старое, изношенное. Для них св. Златоуст писал в Антиохии обширное сочинение о девстве. Дав понятие об истинных девах, показав и то, что между еретиками не может быть истинных дев, как не было их между язычниками, он пишет: «Скажет кто-нибудь: если лучше не касаться жены, то к чему же введен в мире брак? Что помешает быть истреблену людскому роду, если на место умерших не будет рождающихся? Род наш держится не силой брака, а силою Господа, сказавшего: раститеся и множитеся... Без воли Божией брак не умножит людей и девство не уменьшит... Не девство грозит гибелью людскому роду, а грозят беззаконные сожития. Это показано в быстром истреблении всех животных при Ное. Если бы сыны Божий воспротивились гнусной похотливости и не смотрели преступными очами на дщерей человеческих, погибель не пришла бы... Когда мир весь наполнился людьми, остается одна причина брака — предотвращение нечестивой похотливости». Выставив те неудобства, какие влечет за собой второй брак, и показав, что всякий брак есть неотвратимое рабство, картинно изображает, как легче деве, чем замужней, достигать Царства Небесного, и решает кое-какие недоумения.
Христовым огнем, о котором говорил Златоуст, горела душа благородной антиохиянки св. Публии.
Дочь благородных родителей, по их желанию выдана была замуж за благородного антиохийца; но с мужем жила недолго — он скоро умер. Благословенным плодом честного брака был сын Иоанн. Мать воспитала его, как искренняя христианка. Оттого вышло, что Иоанн «немало времени начальствовал над пресвитерами антиохийскими и, быв много раз избираем на апостольскую кафедру, всегда уклонялся от начальствования». Блаженная Публия, со времени вдовства своего, вела жизнь строгую, в посте и молитве. При такой жизни, почтенная священным саном диакониссы, она собрала себе дев и вдов, решившихся, подобно ей, жить для Господа; с ними проводила она жизнь точно так, как писал св. Златоуст, снявший свою картину дев и с общины благородной Публии; с ними постоянно славила она Творца и Спасителя Бога. Так прожила она подвижнически несколько лет. На престол империи взошел Юлиан и открыто стал на сторону язычества. Гордый умом своим, он старался дать языческому богослужению великолепие и возможно лучший смысл, на словах выставлял из себя защитника всякой истины и человечности, а на деле нагло осмеивал святую веру, дозволял гнать и сам гнал христиан. Он прибыл в Антиохию и здесь поступал как фанатик язычества; велел выбросить мощи св. Вавилы из храма, «обещал стереть с лица земли всю породу галилеян» — так называл он христиан, и велел не иначе называть их. Раз он должен был проходить мимо молитвенного дома Публии. Подвижницы пели утренние хвалы Богу. Когда отступник шел мимо обители дев, подвижницы громче обыкновенного запели все вместе, считая гонителя достойным презрения и осмеяния. Идоли язык сребро и злато, дела рук человеческих, — возглашали они с Давидом и, его словами изобразив бесчувственность их, с его негодованием пели: — подобии им да будут творящие я и вси надеющиеся нанъ. Слыша это, нечестивец вспыхнул и с гневом запретил петь псалмы, когда он будет проходить мимо. Тот, кто сердится на правду, выказывает только свою слабость и вызывает против себя новую смелость правды. Когда Юлиан снова проходил мимо обители, св. Публия велела петь: да воскреснет Бог и расточатся врази его (Пс. 67, 2). Юлиан в бешенстве приказал привести к себе начальницу хора. Перед ним предстала старица, достойная всякого почтения и по летам своим и пользовавшаяся общим уважением в Антиохии за высокие добродетели свои. И, однако, он приказал одному из слуг бить по щекам проповедницу правды, и тот обагрил свои руки кровью ее. Бестрепетная диаконисса говорила Юлиану, что жалеет о больной душе его, но считает истину Божию выше всего. С хвалой Богу на устах возвратилась она в свою обитель. Считая Юлиана за одержимого злым духом, как одержим был Саул, она продолжала петь для него священные песни, с теми мыслями, что авось-либо и отступник придет в себя. Недолго после того длилась жизнь ее, она с миром предала дух свой Господу, а Юлиан погиб на войне.
В то же время, как подвизалась блаженная Публия, в Антиохии жил в язычестве сын язычников. Придя в возраст, он женился, но жена его на третьем году супружества умерла. После смерти ее он принял крещение с именем Феофана и, построив себе за городом весьма тесную келлию, проводил жизнь евангельского самоотвержения. Совершая сам строгую подвижническую жизнь, он ревностно учил путям спасения приходивших к нему, особенно же внушат он проводить жизнь чистую, целомудренную.
В таком городе, какова роскошная столица Востока, еще не расставшаяся с грехами грязного язычества, ревность преподобного к чистой жизни оскорблялась многим. Вот слышит он, что в городе женщина, которую называли Пансемниею, живет распутно и увлекает многих в жизнь грязную. Он положил возвратить ее на путь добра. Ап. Иаков учит: обративший грешника от пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов (своих) (Иак. 5, 20). Подвиг прекрасный, высокий, но трудный для выполнения. Подвижник Феофан не доверял себе в успехе, так как знал, что дурные страсти и дух злобы недешево продают победу над ними, не доверял себе и по сознанию своей немощи; он видел, что ему придется из тихого уединения вступить в шумное общество людей легких, рассеянных, где считают забавой завлечь другого в грехи нечистые. Понимая всю опасность предприятия, Феофан долго и горячо молился Господу, чтобы Он или послал ему Свою помощь для выполнения намерения его, или удержал его при самом начале дела.
Покинув свою келью, приходит он к отцу и, сказав, что хочет жениться, выпросил у него нарядное платье и 10 фунтов золота. Язычник отец, очень богатый, охотно дал все. Одевшись щеголем, Феофан является к Пансемнии, как один из стольких умных поклонников ее прелестей. Феофан спрашивает ее: давно ли она так живет, как живет? — «Двенадцать лет, — отвечает она с бесстыдством женщин ее сорта, — из всех мужчин, которых видала, ни одного не любила так, как готова полюбить его». — «Прекрасно, - сказал он, — но если я с тобой сближусь, то хочу, чтобы сближение наше было честное, а не было распутством». Он показал ей и деньги, которыми готов купить супружескую верность ее. Пансемния, вовсе не ожидавшая такого счастья для себя, с восторгом объявила, что она на все согласна.
Получив слово клятвы, Феофан оставил ее и занялся построением кельи вблизи своей кельи. Окончив работу, он опять явился к Пансемнии и объявил, что первое условие его то, что она должна принять христианство. Сперва она очень противилась, но, когда увидела, что намерение его непоколебимо, согласилась принять крещение. В течение семидневного приготовления к крещению открыли ей начальные основания святой веры и особенно объяснили, как правда Божия не терпит греха и разврата и как любовь Божия щедра к кающимся; блаж. Феофан языком живой веры изобразил ей картины вечности, готовой для кающихся и нераскаянных грешников, и вместе молился за нее со смирением и любовью. Когда совершилось над ней крещение, благодать Божия зажгла в душе грешницы горячую любовь к Господу. Пансемния приняла на себя самые строгие подвиги покаяния. Она отпустила всех своих невольников, раздала на богоугодные дела все, что нажила распутством, и заперлась в келлии, построенной для нее. Твердая и непреклонная борьба ее с собой скоро изменила всю душу ее. К славе благодати Христовой, открылся в Пансемнии дар творить чудеса, она исцеляла бесноватых. Спустя 22 месяца после крещения переселилась она ко Господу в один день со святым наставником своим, преподобным Феофаном.
Более поражающий пример обширным действием своим выставлял св. Иоанн милостивый, архиепископ Александрийский, — пример, бывший в той же Сирии, где подвизались Пансемния и Феофан.
«Один отшельник, — говорил он, — шел в Тире по улице. И вот распутная женщина останавливает его криком своим: "Отец мой! Спаси меня, как Иисус Христос спас блудницу". Отшельник, вовсе не думая о том, что подумают, что станут говорить о нем люди, взял ее за руку и пошел с ней в близкий монастырь за город. Видевшие это стали говорить, что он покидает монашество, чтобы жениться на этой женщине. На беду добрым судьям, идя с женщиной в монастырь, отшельник увидал брошенное на дороге дитя, и женщина взяла к себе это дитя из сострадания на воспитание, так что намерение поступить в монастырь осталось до времени неисполненным. Злоязычники не упустили прекрасного для них случая, пустили в ход молву, что дитя прижито от монаха. "Чего же больше? — говорили другие. — Дитя так похоже лицом на монаха, как сын на отца!" Горько было слушать это невинному отшельнику, но он терпел и терпел. Бывшая Порфирия стала уже доброй монахиней Пелагией. Отшельник лежал больным, и Бог открыл ему, что близка кончина его. Душе подвижника тяжело было и то, что люди так легко грешат к беде своей, так несправедливо судят о других. Он просит Пелагию, чтобы она пришла в Тир с ребенком, которому уже было семь лет. В Тире, когда лежал он больным, к нему собралось много посетителей, человек до ста. Он просит, чтобы принесли горячих углей, и, когда принесены они были, он ссыпал их на свою одежду. "Видите, друзья мои, огонь не сжег одежды моей по благодати Божией; так точно Бог сохранил тело мое во всю жизнь от огня похоти, и я не имел плотского сношения ни с одной женщиной". Сказав это, отшельник предал Господу дух свой. Тогда умные судьи чужой совести нехотя сознались, что они были глупы и что у Господа есть тайные рабы Его, до которых если касается дерзкий язык, жестоко обжигается. Тогда и пример Пелагии, оказавшейся искренней подвижницей, а не осмеиваемою грешницей, сильно подействовал на многих: подобные ей решились омыть грешную жизнь свою теплым покаянием, оставили мир и вступили в монастырь. Так Пелагия (окт. 502 г.) не только сама спаслась, но и обратила к Господу примером своим очень многих». Близок Господь ко всем призывающим Его, ко всем призывающим Его во истине. Желание боящихся Его Он исполняет и молитву их слышит и спасает их (Пс. 144, 18). Если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая пред Отцем, Иисуса Христа, Праведника. Он есть умилостивление за грехи наши и не только за наши, но и за грехи всего мира (1 Ин. 2, 1-2).
В Персидской стране, состоявшей в округе Антиохийского патриаршества, христианская вера в IV в. при Сапоре подвергалась жестокому и продолжительному гонению. Св. архиепископ страны Симеон установил: «Дабы общественные молитвы воспевались на два лика, как в Антиохии установил св. Игнатий, ученик св. Иоанна Евангелиста, и клирики должны петь псалмы не по книге, а по памяти». Это особенно должно было исполняться и исполнялось в обителях дев, которые в Персии назывались «сестрами союза». Но гонение Сапора прежде всего пало на великого святителя, и он скончался мученически. Как в других местах, так и в Персии, девственницы были пламенными ученицами Господа Иисуса, и потому они были в числе первых между страдавшими за имя Христово. Так св. Фарба, сестра священномученика Симеона, в 341 г. пострадала вместе с сетрой-вдовой и ее служанкой. В следующем году вместе с епископом Садофом пострадало несколько обетных дев, потом в числе 120 страдальцев было 9 дев, посвятивших себя Господу. В страшное это время Господь хранил на утешение верных избранную рабу свою Яздундокту (по произношению греков Снандулию). Когда страдальцы веры томились в темнице, голодные и измученные, раба Божия находила средства доставлять им разные пособия; после полугодичных истязаний они наконец были обезглавлены. Блаженная Яздундокта скрыла святые мощи мучеников от злобы врагов, предав их земле в месте, удаленном от очей злобы.
В 346 г. приняла мученическую смерть вместе с братом своим, пресвитером Иаковом, девственница Мария. В то же время захвачены были богатый священник Павел и пять дев, первый собственно для того, чтобы воспользоваться его деньгами. Павлу объявили, что, если поклонится он солнцу, получит свои деньги. Павел так любил деньги, что для них отрекся от Христа. Правитель, недовольный тем, что ускользает из его рук богатая нажива, сказал: «Павлу отдать деньги тогда, когда своими руками отсечет головы пяти девам-христианкам». Девы объявили, что безумные пусть кланяются солнцу, но они не отдадут чести творению, принадлежащей Творцу». Это были св. Фекла, две Марии, Марфа и Ама. Павел подошел к ним с мечом в руках. «Несчастный, — сказали они ему, — ты хочешь предавать смерти овец своей паствы, пастырь ли ты? Кровь наша падет на твою голову». Павел отсек им головы с холодностью привычного палача. Правитель, не желавший расставаться с его деньгами, велел тайно задушить его, и он погиб как Иуда. Во все это время сострадательная Яздундокта оказывала великую помощь и услуги мученикам. Будучи богатой аристократкой, она употребляла средства свои на то, чтобы облегчать страдания рабов Христовых. Так поступала она и в 376 г., когда обнародован новый жестокий указ против христиан. Она доставляла пищу христианам, заключенным в арбельской темнице за имя Иисуса Христа. Узнав о горьком положении мучеников (епископа Акепсима, пресвитера Иосифа и диакона Антиллага, истерзанных до крайности за св. веру), она призвала к себе начальника темницы и усердно просила его дозволить взять их из темницы к себе, дабы иметь удовольствие видеть их в своем доме хотя на короткое время. Она дала ему значительную сумму денег. Неохотно, со страхом он согласился на ее просьбу. Ночью послала она своих слуг в темницу, и они привезли блаженных страдальцев в дом ее. Здесь своими руками обвязала она раны их, осыпала поцелуями руки и плечи их и, смотря на горькое положение их, не могла удержаться от слез и стенаний. Они лежали перед ней как мертвые, без чувств. Блаженный Иосиф, придя в себя и увидев ее, горько рыдающую, сказал: «Приятно Богу твое страдание к страждущим, но напрасно так плачешь о нашей смерти». Благочестивая жена отвечала ему: «Я плачу не о том, что вы преданы будете смерти, но о том, что, быв осуждены на смерть, не тотчас преданы ей, а принуждены еще жить так жалко». Блаженный Иосиф отвечал ей: «Все наши несчастья составляют для нас величайшее счастье. Господь сказал: узкие врата и тесный путь вводят в жизнь (Мф. 7, 14). Ты христианка, должна радоваться мучениям христиан: чем продолжительнее и несноснее эти муки, тем большая награда и светлее венцы готовы для них на небе». Перед рассветом следующего дня мученики отвезены были в темницу. После шестимесячного заключения исповедники вновь были терзаемы и наконец объявлено было приказание о страдальцах: побьют камнями. Собрано было множество христиан, взята была и блаженная Яздундокта. Ее принуждали исполнить приказание власти. Она никак не соглашалась проливать невинную кровь пастыря церкви и смело говорила мучителям: «Никогда не бывало того, чтобы женщины исполняли должность палачей; вы требуете от меня противного общему правилу, и что вы делаете? Оружие, приготовленное против неприятеля, обращаете вы против своих граждан; государство, находящееся в мире с соседями, вы волнуете внутренними убийствами». Воины, видя твердость ее, подали ей палку, на конце которой воткнута была игла, и сказали: «Пусть ты считаешь беззаконием бросить камень на человека, который, по твоему мнению, невинен, но проколи этой иглой осужденного—и ты выполнишь указ царя». Она, обливаясь слезами, отвечала: «Вонзите лучше в меня эту иглу, но не в святого подвижника Христова. Если же можете лишить меня жизни за непокорность, не удерживаю вас, я готова умереть вместе с мучеником, только не принуждайте меня проливать кровь его». Во время этого разговора мученик окончил свой подвиг. Блаженная Яздундокта, 40 лет совершавшая подвиги сострадания, также скоро затем переселилась в блаженную вечность.
Блаж. Феодорит Кирский говорит о своей родине, провинции Кирской: «Многие из лиц женского пола избрали жизнь чистую; притом одни ведут жизнь отшельническую, другие живут по 250 вместе, более и менее того, питаются одним хлебом, спят только на циновках, руками прядут шерсть, а уста посвящают священным песням».
Образцами самой высокой жизни выставляет он св. Марану и Киру. И подлинно, это были чудные подвижницы.
«Марана и Кира, - пишет он, — происходили из знатного семейства города Бориа и были воспитаны сообразно положению своему в свете. По любви к Господу Иисусу, они пренебрегли всеми преимуществами состояния своего, всеми приманками мира и избрали жизнь покаяния. Вблизи города нашли они себе ущелье и, войдя в него, заложили вход камнями и глиной. Служанкам своим, которые захотели делить жизнь их, дозволили они жить вблизи, в особом жилье. Из окошечка подвижницы видят, как те живут, и понуждают их к молитве, разогревают любовь их к подвигам благочестия. Сами они не имеют ни дома, ни шалаша, а живут под открытым небом, подвергаясь влиянию всех воздушных перемен. Необходимую пищу принимают в окошко; через то же окошечко беседуют с теми женами, которые приходят к ним. Впрочем, на это определено одно время — Пятидесятница; в другое же — хранят молчание; разговаривает с приходящими одна Марана; другую же никто не слыхал беседующей. Они носят еще на себе цепи, и столько тяжелые, что Кира, слабая телом, всегда согнута до земли и не может подняться. Покрывала на них длинные, так что сзади волочатся по земле и совсем закрывают ноги их; спереди же спускаются до пояса, совсем закрывая лицо, шею, грудь и руки. Я часто видел их, — говорит о себе блаженный, — они приказывали для меня открывать вход, уважая достоинство священства. Знаю я и тяжесть цепей их, и крепкий мужчина не мог бы носить их. После долгой просьбы моей они снимали эти цепи. Но когда удалился я, они опять наложили на себя: на шею — шейную цепь, на чресла — пояс, на руки и ноги — цепи особые. И так они живут не пять или десять лет, а 52 года. Тогда как столько времени подвизались, ревнуют трудиться, как будто недавно начали подвизаться. Плененные красотой Жениха, они легко несут труды подвига и спешат дойти до конца подвига; они видят — в конце стоит Он и показывает венцы победные. По этой-то причине переносят они и дождь, и снег, и зной солнца, не чувствуя ни страданий, ни боли. Подражая посту Моисея, они три раза выдерживали пощение его. Ревнуя примеру Даниила, оставались без пищи три недели. Раз захотелось им видеть святые места Христовых страданий, и они ходили в Иерусалим, но всю дорогу не ели ничего. Когда пришли в город и выполнили поклонение, приняли пищу. Обратный путь совершили опять без пищи. А всего пути не менее 20 дней. Еще захотелось им видеть в Исаврии дом Феклы, знаменитой победительницы, захотелось разогреть в себе любовь к Господу, и они опять ходили туда и сюда, не вкушая пищи. Те, которые украсили женский труд такой жизнью, став образцами для других, явились увенчанными у Господа венцами победы».
По другому известию, св. Марана и Кира, живя на земле, творили чудеса, возвращали зрение слепым, исцеляли бесноватых и хромым давали ходить прямо. Кончина их последовала около 430 г.
«Чудная Домнина, — пишет блаж. Феодорит, — ревновала житию св. Марона. Она в саду матери построила себе маленькую хижину, покрытую соломой. Постоянными слезами омывала она не только колена свои, но и одежду власяную — такая одежда покрывала тело ее. В пение петухов идет она в храм Божий, который стоит невдалеке и, идя с другими мужчинами и женщинами, возносит хвалы Господу. Это делает не только в начале дня, но и по окончании его. Храм Божий благоговейно чтит она и учит тому же других. Но этой причине она много заботится о нем и уговаривает мать и братьев употреблять свое имущество на храм. Пища ее — чечевица, размоченная водой. Тело у нее высохшее и полумертвое, но выносит всякий труд. Тонкая кожа как пергамент обтягивает кости, так как жир и мясо уничтожены трудами. Ее могут видеть все, кто хочет, мужчины и женщины, но она не смотрит ни на чье лицо и своего не показывает другим, покрывало закрывает ее, спускаясь до колен. Голос ее звучный и выразительный, но слова ее всегда сопровождаются слезами. Когда брала она мою правую руку и возлагала ее на глаза свои, то рука опускалась, всегда орошенная слезами, так что с руки падали слезы. Ту, у которой такое богатство философии, плачущую, воздыхающую, стонущую, какое слово в состоянии похвалить достойно? Сильная любовь к Богу рождает эти слезы. Но хотя этим занята она и днем и ночью, не оставляет и других добродетелей. Она заботится о тех, которые приходят к ней. Хотя, по ее распоряжению, живут они у сельского священника, но и сама подает все необходимое. Имущество матери и братьев открыто ей для расходов, и за то мать и братья благословляются небом. Когда я прихожу в ту сторону, это на юге от нас, она присылает и хлеб, и плоды, и смоченную чечевицу».
Так как в то время, как писал Феодорит о св. Домнине, она была, по его словам, еще жива, хотя уже достигла полной духовной зрелости, а он писал боголюбивую историю в 440 г., то надобно положить, что св. Домнина окончила подвижническую жизнь свою около 445 г.
Мать св. Симеона-столпника, подвизавшегося на дивной горе, с юных лет была благочестива. Она не желала выходить замуж. Но родители обещали руку ее известному для них жениху. Не смея противиться воле родителей, но вместе убежденная в святости девства, Марфа долго и от глубины души молилась в храме св. Предтечи о том, дабы открыта была воля Божия о ней. Св. Предтеча повелел ей исполнить волю родителей и дать согласие на брачную жизнь. Потом она молила Предтечу, дабы ниспослано было благословение на чадорождение, и обещала посвятить плод свой Господу. Предтеча объявил ей во сне, что родится ей дивный сын, которого должна она назвать Симеоном. Марфа разрешилась без страдания в 521 г., и спустя 2 года ребенок крещен был в храме Предтечи. Во время землетрясения 526 г. муж погребен был под развалинами дома, как и многие другие антиохийцы, а Марфа с сыном молилась в то время в храме Предтечи и спаслась.
Когда сын на седьмом году удалился в пустыню на подвиги, Марфа проводила жизнь как истинная вдовица Божия.
Она часто постилась и особенно соблюдала пост среды и пятка. Усердно посещала храм Божий и приносила для него свечи, ладан и масло. Первой являлась в храм и последней выходила из него. Если где бывал храмовой праздник, Марфа являлась на всенощное служение и молилась благоговейно. В доме каждую полночь стояла на молитве, проливая слезы.
Благоговейное пребывание ее в храме служило назиданием для других. Она никогда не уставала за богослужением храма, как другие, которые, однако, не устают, проводя ночь в пляске. Никогда не садилась в храме, занятая благоговением перед величием Божиим. Один добрый человек, заметив, что Марфа всегда приходит раньше других в храм и стоит на молитве без отдыха, сказал ей: «Присядь, почтенная мать, тебе нужен отдых». Марфа отвечала: «Слуги постоянно стоят пред господами, которые те же люди, как и они. Как же сметь мне садиться в храме Божием, где совершаются страшные тайны Царя Всевышнего». Она глубоко уважала священников и прислуживала им с любовью.
Любовь ее к другим простиралась до самоотречения. Посещая больницы, она сама прислуживала больным то в том, то в другом; для умирающих давала все нужное к погребению, равно как крещающимся приносила чистое белье, приготовленное ее руками.
Идя к сыну на Дивную гору, увидела она на дороге больных и избитых (разбои своевольных и набеги дикарей были тогда нередки); изорвав свою одежду, перевязала их раны, омыв те наперед вином и елеем.
В ней был особенный дар, ниспосланный Богом за ее добродетели: она укрощала самых свирепых бесноватых одним своим присутствием. Потому часто приглашали ее к этим несчастным, и она всегда готова была на услуги.
Никто не видел ее гневной или ссорящейся; напротив, она любила мирить ссорящихся и мирила успешно. Приемами кротости и любви, напоминанием о виновности всех и каждого перед Богом, разумным советом тушила она раздоры семейные и возвращала покой домам гнева и ненависти.
Слава сына, великого подвижника, окружала ее уважением, но не ослабляла смирения ее. Напротив, она боялась и за сына и нередко предлагала ему зорко смотреть за собой, а вместе молилась за него.
За год до смерти извещена она была свыше, сколько ей жить. Она пришла сказать о том сыну, но тот уже извещен был о том же и объявил о недалекой смерти пустынникам. Когда приблизился назначенный срок смерти Марфы, она опять пришла к сыну и в продолжительном разговоре, как мать горячо заботливая о его духовном совершенстве, умоляла его быть верным Господу и своим обетам до смерти. «Сын мой, — говорила она ему, — вверяю тебя Господу Иисусу; молила и молю Его, да сохранит Он тебя от искушений греха. Умоляю и тебя быть твердым в любви к Господу. Для Господа будь сострадателен к бедным всякого сорта; будь гостеприимен для пришельцев, продолжай склоняться до самых малых и невидных; молись о всех, особенно об отечестве; не гнушайся заблудших. Не забывай в молитвах отца твоего Иоанна и меня, грешную». Она рассказала тогда сыну, каких милостей небесных удостоена была в своей жизни. Это было в понедельник, накануне которого она приобщилась Св. Тайн. Ночью видела она во сне, что ходит в великолепном доме, изумляясь невиданной красоте его, и ей сказано было, что этот дом приготовлен для ее вечного покоя. Прощаясь с иноками, сказала она, что уже не увидится более с ними. И точно, на обратном пути она занемогла и была доставлена другими в дом свой, что был в Дафнийском предместье Антиохии; в следующий день благодарила она Господа за Его милости к ней. Присутствующие подумали, что Господь любит ее по молитвам сына, но она сказала, что сама она любит Господа и провела жизнь в усердных трудах для Него. Затем мирно почила 5 июля 551 г. Перед смертью завещала она похоронить ее между бедняками, но по желанию сына тело ее перенесено было в монастырь его и положено в устроенной иноками гробнице.
Братия обители, по погребении ее, поставили лампаду над гробом ее, дабы горела она день и ночь. И лампада горела. Потом, спустя довольно времени, перестали зажигать ее. Святая, явясь больному эконому, сказала: «Не имею я нужды в вашем светильнике, просвещаемая светом небесным; но для вас нужно, чтобы горел светильник. Когда зажигаете его, то побуждаете меня молиться за вас». Затем исцелила больного.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter