Иов, каноническая учительная книга, получившая свое название от имени лица, о котором она повествует (Ίώβ, איוב от איב „преследуемый“ или от אוב „кающийся, обращающийся к Богу“). По своему содержанию книга Иова разделяется на три части: 1) пролог (гл. 1—2), 2) рассуждение по поводу главного вопроса (3—42, 6) и 3) эпилог (42, 7—17). В прологе сообщаются сведения о лице Иова и повод к излагаемым ниже рассуждениям. Непорочный и боящийся Бога, наделенный всеми земными благами, Иов подвергается, по воле Божией, тяжкому испытанию. По действию сатаны он лишается всего своего имущества, теряет внезапно всех своих детей и, затем, поражается от подошвы ног до темени тяжкою проказой. Получив известие о несчастиях Иова, три его друга, Елифаз феманитянин, Вилфад савхеянин и Софар наамитянин пришли разделить скорбь его и утешить. Семь дней и семь ночей сидели они безмолвно пред Иовом, созерцая страшную картину его страданий. Но наконец, Иов скорбною речью нарушил это молчание и начал рассуждение, излагаемое писателем далее. Это рассуждение, составляющее содержание главной части рассматриваемой книги (3—42, 6), распадается на три отдела: 1) речи Иова и трех его друзей (гл. 3—31, 40), 2) речи четвертого друга — Елиуя (32—37) и 3) речи Иеговы (38—40, 6) с краткими ответами на них Иова. Предметом этих речей служит вопрос о причинах страданий Иова, переходящий, с течением разговора, в более широкий вопрос о причинах страданий праведников вообще. Основные мысли, раскрываемые в намеченных выше отделах, таковы. 1) Под гнетом тяжких страданий, Иов проклинает ночь своего зачатия и день рождения (3, 1—10) выражает желание смерти (3, 1—10) и недоумение по поводу посылаемых людям от Бога страданий (3, 20—26). Разъясняя это недоумение, друзья Иова, говорящие в порядке возраста, стараются установить то общее положение, что в мире действует строгий закон мздовоздаяния, что невинный никогда не погибает, а наказанию подвергаются только нечестивые (4, 7—11. 8, 8—19), счастье которых не может быть продолжительным (20, 4—11). „Вспомни же",— говорит Елифаз — „погибал ли кто невинный и где праведные бывали искореняемы? Как я видал, то орюшие нечестие и сеявшие зле пожинают его“ (4, 7—8). Неоднократным повторением указанного общего положения (15, 17—35) друзья желают навести Иова на мысль, что и его страдания являются последствием его грехов (4, 12—21), и что средством избавления от этих страданий служит покаяние (5, 17—27). Мысль о греховности Иова, как о причине его страданий, в конце беседы высказывается друзьями Иова уже ясно и прямо. „Верно злоба твоя“, — говорит Иову Елифаз, — „велика и беззакониям твоим нет конца. Верно, ты брал залоги от братьев своих ни за что и с полунагих снимал одежду. Утомленному жаждою не подавал воды напиться и голодному отказывал в хлебе, а человеку сильному ты давал землю, и сановитый селился в ней. Вдов ты отсылал ни с чем и сирот оставлял с пустыми руками. За то вокруг тебя петли, и возмутил тебя неожиданный ужас“ (22, 5—10). Отвечая на речи друзей, Иов старается показать неправильность их рассуждений. Он принимает основное положение своих друзей о действии в мире закона мздовоздаяния (27, 11—23). Но, — вопреки своим друзьям, — Иов утверждает, что а) закон мздовоздаяния не всегда строго соблюдается, так как нечестивые не редко благоденствуют (21, 7—34, 24, 1—25), а непорочные гибнут (9, 22), и что б) этот закон несправедливо применен к нему. Раскрывая последнюю мысль, Иов многократно напоминает о тяжести своих страданий, превосходящей меру сил человеческих и не соответствующей величию Божию и степени ничтожности человека (6, 7, 10, 14, 19 и др.). Вместе с этим Иов решительно утверждает свою непорочность и, — в сознании своей невинности, в недоумении о всем происшедшем с ним, — он требует дерзновенно суда Божия. „Пусть взвесят меня на весах правды, и Бог узнает мою непорочность“ (31, 6). „Он знает путь мой; пусть испытает меня, — выйду, как золото. Нога моя твердо держится стези Его: пути Его я хранил и не уклонялся. От заповеди уст Его не отступал“ (23, 10—12). „Скажу Богу: не обвиняй меня; объяви мне, за что Ты со мной борешься“ (10, 2. 13, 23—24. 23, 3—4). 2) Новая точка зрения на обсуждаемый Иовом и тремя друзьями вопрос излагается в речах четвертого друга — Елиуя, первоначально не принимавшего участия в беседе (32, 1—5). В трех первых своих речах Елиуй подвергает разбору несколько общих мыслей, высказанных Иовом (33, 8—9; 34, 5; 35, 3). По главному вопросу, занимающему собеседников, — именно по вопросу о причинах страданий Иова и праведников вообще, — Елиуй высказывает ту новую мысль, что испытания посылаются иногда с целью воспитательной: „чтобы отвесть человека от какого-либо предприятия и удалить от него гордость, чтобы отвесть душу его от пропасти и жизнь его от поражения мечем“ (33, 17—18). В заключительной четвертой речи (36—37) Елиуй подробно раскрывает ранее мимоходом им высказанную мысль о величии Божием, направляя это раскрытие против образа мыслей Иова. 3) Третий отдел главной части составляют речи Иеговы. Эти речи имеют в виду привести Иова и его друзей к сознанию неразумного дерзновения проникнуть в тайны божественного мироправления. В первой речи Иеговы (38—39, 30) изображаются божественная премудрость и всемогущество, величие дел, совершаемых на небе и на земле, в области неодушевленной природы и в мире живых существ. Указывая на эти непостижимые для человека дела, в области видимого мира, Иегова желает внушить Иову, что проявления божественного промысла в сложной жизни нравственных существ еще более для него недоступны. Во второй речи (40—41), — по поводу высказанного Иовом сомнения в божественном правосудии, — показывается несправедливость этого сомнения. Для сего изображаются могущество Божие и ничтожество человека даже в сравнении с некоторыми животными. Но всемогущество в Боге соединяется необходимо, — по природе самого существа Божия, — с внутреннею правотой и святостию (Иов. 34, 17; ср. Иса. 45, 24). Таким образом, в речах Иеговы не дается прямого ответа на вопрос о причинах страданий Иова и праведников вообще. Но изображением божественной премудрости и всемогущества, действующих в мире, внушается мысль, что эти страдания не могут не иметь благой цели и глубокого смысла.
Последние стихи 42 гл. (11—17) составляют эпилог или заключение книги. Здесь сообщается о том, что Господь обличил друзей Иова, говоривших „не так верно“, как он (ст. 8), и упоминается о последующей судьбе Иова после исцеления его от болезни.
Таковы основные мысли, раскрываемые в книге Иова. Должно заметить, что это раскрытие не имеет строго логического характера. В изложенных в книге речах встречаются частые уклонения от обсуждаемого вопроса и лирические отступления. Особенно заметно это в первом отделе главной части, — в речах Иова и трех его друзей (3—31). Указанная черта является, отличительною чертой древнееврейской и вообще семитической письменности, и она должна быть принимаема во внимание при решении вопроса о неповрежденности книги Иова. Многие исследователи признают нынешний состав кн. Иова не первоначальным. Они считают позднейшим добавлением к книге пролог (1—2) и эпилог (42, 7—17), речь Иова (27, 11—28, 28), часть второй речи Иеговы (40, 11—41, 25) и все речи Елиуя (32—37). Некоторые исследователи, при этом, идут так далеко, что всю нынешнюю книгу Иова считают переработкою ее первоначальной редакции. Главным основанием для сомнений в первоначальности теперешнего состава кн. Иова служат указанный выше недостаток логической связи с предшествующим в отвергаемых отделах и несоответствие этих отделов, с предполагаемою критиками идеей книги. Эти основания, однако же, не могут быть признаны убедительными. Требования строгой логичности и последовательности не могут быть предъявляемы к древним произведениям, и если, напр., описание животных, в 40, 11—41, 25 представляется современному читателю отступлением от стройного течения мысли, а речи Елиуя (32—37) только повторением сказанного ранее, то отсюда еще не следует, чтобы названные отделы не могли быть написаны автором, главной части книги, пользовавшимся отличными от наших литературными приемами. Равным образом нельзя отвергать первоначальность некоторых отделов книги только в виду их несоответствия с основною идеей писателя, потому что эта идея обыкновенно произвольно навязывается современным исследователем. Можем ли мы, напр., сказать с уверенностью, что — по первоначальному замыслу автора — книга Иова должна была представлять критику учения о мздовоздаянии и что, поэтому, эпилог, книги, подтверждающий это учение, не может принадлежать самому автору? Есть ли у нас основание думать, что книга Иова, — по намерению ее автора, — должна была служить выражением скептицизма и что только „ортодоксальный“ редактор переработал ее от начала до конца, дабы дать место в каноне „оригинальному произведению Sturm und Drang периода еврейской литературы?“ Без сомнения, никаких, — и ничто не препятствует нам считать настоящий состав книги первоначальным. Должно, впрочем, заметить, что неповрежденным можно признать только подлинный текст книги. В текст же греческий, значительно уклоняющийся от еврейского, вошли некоторые позднейшие дополнения, и между ними важная прибавка, имеющаяся в конце книги: „писано же есть паки востати ему, с ними же Господь возставит и. Тако толкуется от сирския книги“ и пр. Эта прибавка, сообщающая сведения о времени жизни Иова, не принадлежит к первоначальному составу книги: она вошла в текст из некоторой „сирской книги“, — "вероятно, из какого-либо мидрата на кн. Иова.
Происхождение книги Иова. Из исагогических вопросов относительно кн. Иова самым запутанным и трудным является вопрос о ее происхождении. Данные, необходимые для решения этого вопроса, недостаточны, неопределенны и допускают самые разнообразные толкования их: одних исследователей они приводят к заключению, что кн. Иова есть древнейшее из произведений ветхозаветной письменности, других наоборот заставляют считать эту книгу позднейшим. При этом, до последнего времени между исследователями существовало разногласие даже относительно того, следует ли видеть в кн. Иова произведение чисто еврейское или же сохранившийся текст ее нужно считать переводным? В настоящее время признается вообще, что кн. Иова есть произведение еврейское, так как встречающиеся в ней арабизмы и арамаизмы немногочисленны, — в сравнении с чисто еврейскими словами и оборотами речи, — и не дают основания видеть в еврейском тексте книги перевод, а не оригинал. Местом происхождения книги, — вопреки мнениям Гитцига и Гирцеля, — едва ли может считаться Египет. Такие выражения, как 3, 14. 9, 26 (ср. Иса. 18, 2), 28, 1—11 и 29, 18 не содержат ясных указаний на Египет, как местожительство автора кн. Иова. С другой стороны из 40, 18, где представляется особенно хорошо знакомым читателям книги Иордан, можно с уверенностью заключать, что книга составлена в Палестине. Обилие же в книге разнообразных сведений, значительное количество арабизмов, знакомство с жизнью пустыни (ср. 39) указывают, по-видимому, на юг Палестины, как место жительства автора.
Время написания книги Иова многочисленными исследователями ее определяется чрезвычайно различно, и нет столетия в ветхозаветной истории, к которому бы тот или иной автор не приурочивал происхождение рассматриваемой книги. Из разнообразных мнений по данному вопросу наибольшее число защитников и наибольшее количество аргументов имеют три следующие: 1) кн. Иова есть древнейшее произведение библейской письменности и составлена Моисеем во время пребывания его у Мадиамского священника Иофора; 2) кн. Иова принадлежит цветущему периоду библейской письменности — эпохе Соломона и есть, может быть, произведение этого мудрого царя; 3) кн. Иова есть позднейшая книга библейской письменности, происшедшая в век Ездры и Неемии, пред самым заключением канона. Столь значительное разнообразие мнений показывает, что вопрос о времени написания кн. Иова очень трудно решить с уверенностью, и что всякое решение его может быть только вероятным. Из указанных трех мнений, по-видимому, первое, защищавшееся некогда Мефодием, Ефремом Сириным, Иеронимом, а также большинством средневековых экзегетов и из новых Михаэлисом, Яном, Штиром, Эбрордом (см. Cornely, Introductio II, 2, р. 48—49), должно быть отвергнуто. Внешних свидетельств древних в пользу этого мнения нет, потому что свидетельство Талмуда (Тр. Баба Батра 14: „Моисей написал свою книгу, отдел о Валааме и Иова“) не может иметь значения в виду существования в том же Талмуде многих иных преданий об Иове (Marx, Traditio rabbinorum de libr. V. T. 1884, p. 25). Внутренние же основания рассматриваемого мнения не сильны. „Колорит глубокой древности“, отличающий, — по мнению названных авторов, — книгу Иова, справедливо оспаривается другими исследователями и во всяком случае есть нечто субъективное. Факт существования в кн. Иова слов, встречающихся еще только в Пятокнижии (hesita — монета, schemez — малость, achu — болотное растение, abuddax — прислуга и некоторые др.), не может служить доказательством написания кн. Иова писателем Пятокнижия, потому что и позднейший поэт, составивший кн. Иова, мог заимствовать эти слова из Пятокнижия. С другой стороны, обнаруживаемое в кн. Иова знакомство с различными отраслями человеческого знания (с астрономией, естествознанием, историей: ср. 9, 9. 12, 17—25. 40. 41), черты быта, современного автору (1, 4. 3, 14—15. 30, 1—17), некоторые догматические представления книги (ср. 28, 20—22. 2, 1—7), а также указания 22, 24. 28, 16 довольно ясно свидетельствуют о том, что происхождение книги должно искать в более позднем периоде библейской истории. Поэтому на более твердой почве, несомненно, стоят те исследователи, которые считают книгу Иова произведением эпохи Соломона или века Ездры и Неемии. Первое из этих мнений в древности принималось Григорием Богословом и Иоанном Златоустом. Из новейших ученых к нему склоняются Геферник, Кейль, Каулен, Шенц, Корнели (Cornely, Introductio II, 2, р. 49—50). Оно принимается и в нашей учебной литературе. Основания этого мнения таковы: а) Кн. Иова есть одно из величайших произведений библейской письменности. Поэтому и происхождение ее естественно искать в том периоде древнееврейской письменности, который называется „золотым“, б) Сравнение кн. Иова с другими (ср. Иерем. 20, 14—18 и Иов. 3, 3—11. Иер. 20, 7—8 и Иов. 12, 4. 19. Иса. 19, 5 и Иов. 14, 11. Ам. 5, 8—9 и Иов. 9, 8—9) показывает, что она произошла ранее книг пророческих и прежде кн. Притчей (ср. Иов. 15, 7 и Прит. 8, 22. Иов. 28, 18 и Прит. 3, 15), но после псалмов Давида (ср. Пс. 39, 14 и Иов. 9, 27. 10, 20. Пс. 58, 9 и Иов. 3, 16), т. е. в эпоху Соломона, в) Упоминание о растениях (8, 11. 9, 26), замечательных животных (29, 18. 39, 1 сл.), о величественных созданиях человека (3, 14), о перлах и кораллах (28, 18), золоте офирском (22, 24. 28, 16), вообще интерес к внешней стороне жизни, следы процветания ее — также лучше всего подходят ко времени Соломона, г) Общая точка зрения, на которой стоит кн. Иова, более всего соответствует времени Соломона: с одной стороны, в книге видно проникновение религиозно-нравственного мировоззрения духом закона; с другой — универсалистическая точка зрения, сильная рефлексия на закон, показывающая, что от появления закона протек уже значительный период времени. д) Наконец, отдельные догматические представления книги, именно идея шеола (26, 6; ср. 15, 1), учение о божественной премудрости (28, 20—21), соответствуют времени Соломона, насколько мы можем судить о нем по кн. Притчей. Нельзя не признать, что в своей совокупности изложенные аргументы являются очень сильными. Во всяком случае, они не слабее аргументов, приводимых в пользу мнения о написании книги Иова пред заключением канона, в век Ездры и Неемии. Это мнение в нашей русской литературе настойчиво защищается в сочинении архиепископа (впоследствии епископа рижского) Филарета (Филаретова), Происхождение кн. Иова (Киев 1872). Ученый автор названного сочинения указывает такие главные основания для своего мнения: а) Кн. Иова имеет сходные места со всеми библейскими книгами, причем в ней почти буквально приводится и место из кн. пр. Малахии (ср. Иов. 21, 15—16 и Малах. 3, 14—15). Это сходство должно быть объясняемо предположением, что писатель кн. Иова был хорошо знаком со всею библейскою письменностью до кн. Малахии включительно и что, значит, он жил не ранее времени пр. Малахии, современника Ездры и Неемии, б) В книге Иова весьма много арабизмов; из этого, — по мнению названного автора, — следует заключить, что кн. написана в период особенно сильного сближения евреев с иноплеменниками, говорившими по-арабски, а таким было именно время Ездры и Неемии (ср. Неем. 13, 23—24). в) В кн., Иова, далее, встречается много άπαξ λεγάμενα т. е. слов и выражений, употребляемых только в этой книге; отсюда названный автор заключает, что кн. Иова была одним из самых последних произведений библейской письменности, потому что, — в противном случае, — άπαξ λεγόμενα ее были бы повторены каким-либо последующим писателем. г) Такие места книги Иова, как 12, 17—25. 34, 20—26, содержат, — по мнению арх. Филарета, — указание на события эпохи, непосредственно предшествующей плену вавилонскому, на происходившие тогда политические перевороты и, след., заставляют приурочивать время жизни писателя к позднейшему периоду еврейской истории. д) Наконец, представление о сатане в том виде, в каком оно встречается в кн. Иова (гл. 1), принадлежит только позднейшему послепленному времени (ср. Захар. 3, 1. 1 Пар. 29, 1). Трудно, конечно, с точностью установить сравнительную ценность изложенных выше аргументов, приводимых в пользу двух рассматриваемых мнений, но, по-видимому, можно признать, что черты кн. Иова, указываемые в сочинении арх. Филарета, не представляются необъяснимыми и для защитников мнения о происхождении книги в век Соломона. Так, наличие в книге арабизмов может соответствовать и времени Соломона, потому что в его царствование происходили оживленные сношения с соседними народами и в еврейский язык могло проникать много иноземных слов. "Απαξ λεγάμενα книги Иова нет нужды считать признаком позднейшего происхождения ее: возникши в эпоху Соломона, книга Иова, — при ее особенном характере, — также могла иметь много слов, не вошедших в язык других писателей. Названный выше автор придает весьма большое значение тому факту, что кн. Иова имеет сходные места со всеми библейскими книгами, в том числе и с книгою пр. Малахии. Но у нас нет твердых оснований во всех этих сходных местах видеть заимствование со стороны писателя кн. Иова: возможно, что некоторые места, в том числе и Малах. 3, 14 —15, заимствованы из книги Иова. Если так, то сходные с позднейшими библейскими книгами места кн. Иова не исключают мысли о происхождении ее в век Соломона. Что касается ссылки в пользу мнения о послепленном написании рассматриваемой нами книги на 12, 17—25 и 34, 20—26, то свидетельство этих мест неопределенно, и их нельзя приурочивать непременно к событиям, предшествующим плену: перевороты, о которых говорится в указанных местах, несомненно происходили и в более раннее время. Наконец, и представление злого духа, как клеветника (Иов. 1) и наветника, не есть ясная черта послепленного периода, так как это представление встречается уже в кн. Бытия (гл. 3).
Из сказанного видно, что защищаемое Григорием Богословом, Иоанном Златоустом и авторитетными протестантскими и католическими экзегетами мнение о написании книги Иова в век Соломона с вероятностью можно считать наиболее обоснованным.
Исторический характер книги. По вопросу об историческом характере кн. Иова в библиологической литературе высказано три взгляда. Одни исследователи склонны считать кн. Иова строго историческим произведением, в котором события описаны так, как они происходили, а речи изложены так, как они произносились. Но уже в Талмуде есть замечание, что Иов никогда не существовал и не был сотворен, а есть только притча. Такого же мнения о содержании кн. Иова держались Юлий Африкан, Феодор Мопсуестийский. К нему склоняются и весьма многие новейшие экзегеты (Меркс, Зейнеке, Рейсс и др.), считающие кн. Иова поэтическим вымыслом, имеющим в виду какую-либо дидактическую цель. Наконец, есть и третье мнение, среднее между двумя первыми, когда видят в ней поэтическую обработку сказания об Иове. Последнее мнение и должно быть признано правильным. Взгляд на книгу Иова, как на строго историческое произведение, делает ее совершенно непонятною. Непонятным представляется и самый факт философской беседы во время тягчайших страданий, и поэтическая высокохудожественная форма этой беседы и, наконец, точная запись ее. Но, с другой стороны, трудно признать кн. Иова и чистым вымыслом. Для целей автора, развивающего ту или иную идею, естественнее всего было воплотить ее в такой личности, которая имеет исторический характер. Предание иудейское (Иезек. 14, 14—20) и христианское (Иак. 5, 11) рассматривает Иова, как лицо историческое.
На востоке уже в глубокой древности существовали самые живые предания об Иове. Здесь указывали и место жительства Иова и место его страдании. Еще во время Иоанна Златоуста многие пилигримы от концов земли направлялись в Аравию, чтобы видеть ту кучу навоза, на которой лежал Иов и лобызать ту землю, на которой он страдал. Столь живые предания не могли бы образоваться, если бы образ Иова был совершенно вымышленным. Несомненно, таким образом, что в основе книги Иова лежит историческое событие. Но общий характер книги показывает, что оно представлено поэтически. Разделить историческое зерно книги Иова и элементы поэтического творчества писателя, конечно, невозможно. Признается только, что существование Иова, его удивительная судьба и посещение его друзьями суть факты исторические.
При признании исторического характера книги Иова является необходимость определить время жизни Иова. Должно сказать, что и этот вопрос, — подобно другим связанным с рассматриваемою нами книгой, — представляет непреодолимые трудности для разрешения. Трудности эти зависят, во-первых, от того, что не может быть определено с полною уверенностью время составления книги Иова; во-вторых — от невозможности отделить в книге историческую действительность от элементов творчества автора. Вследствие указанных трудностей время жизни Иова определяется исследователями весьма различно: одни считают Иова человеком патриархального времени, другие в условиях его быта, как они описаны в книге, находят признаки более позднего времени (в названном выше исследовании арх. Филарета Иов представляется современником пр. Даниила). Черты патриархального времени усматривают в следующих указаниях книги: 1) богатство Иова, как и богатство патриархов, заключалось в стадах мелкого и крупного скота (1, 1 сл.); 2) Иов пользовался всеобщим уважением (29, 7—10. 21—24) и вообще в его время, как и в период патриархальный, оказывалось предпочтение летам, особенно же старческому возрасту; 3) не будучи священником, Иов сам приносит жертвы (1, 5), как приносили их патриархи; 4) во время Иова придается большое значение снам (33, 15—16), как способу откровения божественной воли (ср. Быт. 28, 12. 41); 5) долголетие Иова также соответствует времени патриархальному. Нельзя не признать подобные указания имеющими значение. Но с другой стороны трудно отрицать и то, что эти указания не решают, окончательно вопроса. Отмеченные черты быта Иова мыслимы и для более позднего времени. С другой стороны, не мало в книге и таких черт, которые прямо указывают на этот позднейший сравнительно с патриархальной эпохой период. Городская жизнь (39, 7. 29, 7—8), общественный строй (12, 17—24. 20, 15. 27, 16—17. 24, 2—11. 35, 9), состояние судопроизводства (29, 16—17. 13, 27. 30, 5—6. 14, 17), военного дела, (7, 1. 14, 14. 16, 14. 39, 19—25. 19, 12. 16, 12—14), искусств (38, 4—6), промышленности (28, 1—11) — все это описывается во время Иова достигшим такой высоты, которая не соответствует, нашим обычным представлениям об эпохе патриархов. Впрочем, мы не имеем, никаких оснований в отыскании времени жизни Иова доходить до времени вавилонского плена (арх. Филарет): черты личности Иова и его быта не представляют, ничего не согласного и с эпохою Соломона.
Местом жительства Иова была земля Уц или — по тексту греческому — земля авситидийская (1, 1). Под этою землею должно разуметь древний Васан, нынешний Хауран или Авран, т. е. восточную заиорданскую область, некогда принадлежавшую израильскому царству, а потом отнятую у него Азаилом, царем сирийским (4 Цар. 10, 32—33). Друзья Иова были из соседних с авситидийскою землей стран: Елифаз из Фемана, города в восточных, пределах Идумеи (Иер. 49, 7. 20. Иезек. 25, 13. Авд. 9), Вилдад из Савхеи (в том же Хауране), Софар из Ноамы, упоминаемой в числе городов колена Иудина (И Нав. 15, 41), Елиуй из Вуза. (Иерем. 25, 23), страны, лежавшей к югу от земли Уц.
Как Иов, так и друзья его не принадлежали (за исключением может быть Софара) к обществу избранного народа. Это были мудрецы языческого мира, сохранившие чистые понятия о Боге. Источником их знаний служили разум, непосредственное наставление от Бога, бывающее во сне (33, 15—16), древнее предание или свидетельство отцов, видимая природа и история человека. Им были известны, по-видимому, и книги Моисеевы (ср. 15, 20—30 и Лев. 26, 16—37).
Литература. A. М. Бухарев (б. арх. Феодор), Св. Иов многострадальный; обозрение его времени и искупления по его книге, Москва 1864. Архим. (еп.) Филарет, Происхождение кн. Иова, Киев 1872. О. проф. Н. А. Елеонский, О времени происхождения кн. Иова („Чтен. в Общ. люб. духов. просв.“ 1879 г.). Еп. Михаил, Библейская наука, кн. IV, Тула 1900. Н. И. Троицкий, Толкование на кн. Иова, Тула. Cornely, Introductio in L. S. II, 2, 1887. Baudissin, Einleitung in die Bücher A. T. 1901. Duhm, Kurzer Hand-Comment. zum A. T. 1897 [cp. еще G. A. Simcox в „The Expositor“ 1895, XI, p. 377—394; Rev. M. Kaufmann ibid. 1898, V, 377,—389; Rev. Prof. T. K. Cheyne ibid. 1897, VI, 401—424,. VII, 22—36; Rev. Prof. D. S. Margoliouth ibid. 1900, VII, 25—36 и в книге: Lines of Defence of the Biblical Revelation, London 1900, а также статьи в Словарях и Энциклопедиях Herzog-Hauck'a Vigouroux. Cheyne and Black. Hastings'a].
* Владимир Петрович Рыбинский,
магистр богословия, экстраординарный
профессор и инспектор Киевской духовной академии
Источник текста: Православная богословская энциклопедия. Том 7, стлб. 200. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу "Странник" за 1906 г. Орфография современная.
Смотрите также:
- Библия. Книга Иова
- Толковая Библия. Толкование на книгу Иова