Кто насмехается над произведением, тот насмехается над самим художником. Ругаяйся человеку раздражает Сотворшего его (Притч. 17, 5). Кто посмевается над созданием Всеведущего, тот, сам того не разумея, посмевается над Творцом; потому что посмеяние над тварью от твари переходит к Творцу (прп. Ефрем Сирин, 34, 346—347).
***
И малые дети часто смеются, когда мы говорим о предметах серьезных и занимаемся вещами необходимыми, но смех (их) служит доказательством не ничтожности осмеиваемых предметов, а неразумия смеющихся (свт. Иоанн Златоуст, 45, 401).
***
Удивительно для тебя, говоришь ты, что Бог не щадит святилищ Своих, когда в страх приводит землю. Но точное объяснение этого имеешь в божественных книгах. И не смущайся, смотря на совершающееся ныне. Ибо если не пощадил святого Ковчега, но вместе с законопреступными жрецами предал иноплеменникам и град святыни, и херувимов славы, и первосвященническую ризу, и пророчество, и помазание, и явление отдал в попрание и осквернение язычникам, то и ныне не щадит Пречистых Тайн, чтобы непощадением дворов Своих привести в страх согрешающих, внушив им, что они за дела свои должны ожидать себе еще более грозного наказания. Рыдай, кипарис, ибо упал кедр (Зах. 11,2). Когда падает крепкое, да вразумляется сим немощное! (прп. Исидор Пелусиот, 60, 52-53).
***
...Погрешаем и в этом, когда мстим за сделанное против нас и оставляем без внимания сделанное против Бога. Ибо, когда обижены мы, всего полезнее кротость, а когда оскорблено Божество (что возможно только в представлении обезумевших, потому что никакой вред не может простираться на оное неприкосновенное Естество), тогда раздражение прекраснее скромности. Но мы поступаем напротив: к своим врагам неснисходительны, а к вооружающим язык на Бога кротки и снисходительны. Вознегодовал некогда прекроткий Моисей на сделавших тельца негодованием, лучшим всякой кротости; вознегодовал и Илия на идолослужителей, и Иоанн на Ирода, и Павел на Елиму, защищая не себя, но Божество, которое Само для Себя достаточно, но одобряет ненависть к злу добродетельных, презиравших оскорбления, им самим наносимые. Ибо эту добродетель почитали они любомудрием (прп. Исидор Пелусиот, 62, 290—291).
***
Один благочестивый человек, питавший особенную любовь к святому великомученику Артемию, взял свечей и масла и пошел к мощам его. На пути ему встретился знакомый и спросил: «Куда, друг, свечи и масло несешь?» «Иду помолиться святому Артемию», — был ответ. Тот, насмехаясь, сказал: «Не забудь, друг, от него болезнь захватить и сюда принести, когда назад пойдешь». Не отвечая на насмешку, путник поспешил к мощам святого и, совершив там молитву, пошел домой.
Что же? На обратном пути его действительно постигла болезнь; он почувствовал нестерпимую боль в теле, которое стало местами отекать, и он не в состоянии был дойти до дома. Неподалеку находился дом того самого друга, который насмехался над ним. С величайшим трудом путник добрел туда и почувствовал, что ему стало еще хуже. На него напало нечто вроде беснования, язык его онемел, и болезнь казалась смертельной. Однако вскоре он пришел в себя и, полагая, что несчастье случилось из-за кощунственных слов насмешника, подумал: «За что я так страдаю? Не ради ли насмешки моего друга?» Друг же, со своей стороны, вновь начал насмехаться над ним, и дело дошло уже до явной ссоры, так что многие прохожие останавливались, интересуясь, что же произошло? Больной поведал им о своей встрече на пути к святому Артемию с другом и о его кощунстве, а сказав это, тотчас почувствовал себя совершенно здоровым.
Но, о ужас! Его болезнь мгновенно перешла на кощунника, который начал кричать: «Увы мне! горе мне!» Присутствовавшие ужаснулись, видя это, и, прославив Бога и святого Артемия, сказали: «Праведен суд Божий! Ты бо еже искал еси, обрел, и прочии тобою да вразумлени будут не вменяти в хулу и посмех чудеса, бывающие от Бога святыми Его угодниками» (112, 121 —122).