Однажды преподобный Давид сидел в своей келье, и ему предстал Ангел Господень, возвестивший следующее:
— Давид, Господь Бог простил тебе грехи твои, отселе ты будешь совершать знамения.
— Не могу поверить, — отвечал он Ангелу, — что в столь короткое время я заслужил прощение моих грехов, которые многочисленнее песка морского.
— Если я не пощадил Захарию, не поверившего мне, когда я возвестил ему о рождении сына, но связал язык его в наказание за неверие словам моим, пощажу ли тебя? — сказал Ангел. — Отныне ты лишен будешь дара слова...— Как?! Когда я был в мире и совершал безбожные дела и кровопролитие, вскричал Давид, бросившись к ногам Ангела, — я мог говорить, а теперь, желая служить Богу и возносить Ему хвалу, теперь ли свяжешь мой язык?!
— Ты не будешь лишен дара слова во время Божественной службы, а во все остальное время будешь молчать навсегда!
Так и было. И много знамений явил Бог чрез него. Он пел псалмы, но других речей — ни длинных, ни кратких — никто не слыхал от него (102, 132).
***
Преподобному Дионисию случилось быть в местечке, называемом Турия, для исповеди тамошних христиан, так как они питали чувство особенного благоговения и преданности к нему. Однако был там один давний враг сего Божественного таинства и насмехавшийся над всеми, кто исповедовался. Узнав об этом несчастном, святой Дионисий просил, чтобы убедили его прийти к нему для беседы. Тот послушался, но и перед ним начал отвергать силу исповеди, так что преподобный, сильно огорченный его демонским вольномыслием, строго изрек слова апостола Павла: так как ты развращаешь правые пути Господни и издеваешься над словами Моими и над заповедями Христовыми, несчастный, — то вот рука Господня на тебе, и гнев без милости на доме твоем (ср.: Деян. 13,10 — 11). Пусть через тебя уцеломудрятся и другие!»
С этими словами преподобный удалился в свою пустыню. Суд Божий не замедлил. Едва только удалился преподобный, беззаконник впал со всем домом своим в недуг, от которого умерло его семейство. Тогда некоторые из его сродников известили святого и убедительно просили его прийти и оказать помощь несчастному. Сострадательный старец отправился в селение, но прежде, нежели он прибыл туда, несчастный испустил дух без христианского напутствия. Преподобный горько жалел об этом (95, 213—214).
***
Некто из богатых киевлян заболел проказой. Много лечился он у волхвов и врачей, и у иноверцев искал помощи и не получил, а его состояние только ухудшилось. Один из его друзей дал ему совет пойти в Печерский монастырь и просить отцов, чтобы они помолились о нем. Когда привели больного в монастырь, игумен велел напоить его из колодезя святого Феодосия и помочить ему голову и лицо. И вдруг за неверие свое вскипел он гноем, так что все стали бегать от смрада, который исходил от него. Плача и сетуя, возвратился он в дом свой и от смрада много дней не мог выйти оттуда. И говорил он друзьям своим: «Стыд покрывает лицо мое. Чужим стал я для братьев моих и незнакомым для сынов матери моей (ср.: Пс. 68, 8—9), потому что без веры пришел к святым Антонию и Феодосию». И всякий день ожидал он смерти. Наконец пришел в себя, размыслил о своем согрешении и, пришедши к преподобному Алипию, покаялся ему. Блаженный же сказал: «Сын мой! Ты хорошо сделал, что исповедал Богу грехи свои перед моим недостоинством. Пророк Давид говорит: исповедаю Господу преступления мои, и Ты снял с меня вину греха моего (Пс. 31, 5)». И много поучивши его о спасении души, преподобный взял сосуд с красками, которыми писал иконы, покрыл ими лицо больного, закрасил гнойные струпья и возвратил ему прежнее благообразие. Потом привел его в Печерскую церковь, дал ему причаститься Святых Тайн , и велел умыться святой водой. И тотчас спали с прокаженного струпья. Преподобный же Алипий, указывая на исцеленного, сказал бывшим тут: «Никакой слуга не может служить двум господам (Лк. 16, 13). Вот он прежде служил врагу грехом чарования, а потом пришел к Богу; прежде отчаивался в своем спасении, и сильнее напала на него проказа за его неверие; просите, Господь сказал, и не просто просите, но с верою просите, и приимете (ср.: Мф. 21, 22). Когда же он покаялся Богу, поставив меня свидетелем, Скорый на милость сжалился над ним и исцелил его» (100, 144—146).
***
В 1711 году пришел в Почаев из Брацлава некий пан Каминский с двумя своими братьями и просил игумена Иосифа Добрянского дозволить им в храме помолиться. Брат его Владислав, увидя нетленные мощи преподобного Иова, усомнился в их святости и подумал, что иноки ради корысти «одного из старцев усушили себе, дабы прельщать людей и собирать сокровище». Затем, отстояв службу, братья пошли в дом свой. В ту же ночь Каминский внезапно был пробужден криком Владислава: «Отселе уже не буду». В недоумении он разбудил брата и спросил его, по какой причине он так кричит и устрашается? «Или ты не видишь страшного сего старца, с палицею, — отвечал Владислав, — грозящего мне, чтобы я не смел хульно говорить о святых Божиих? Спасите меня из рук блаженного Иова». На другой день братья все трое снова прибыли в обитель Почаевскую и здесь, усердно помолившись над ракою преподобного о прощении грехов своих, клятвенно засвидетельствовали сие событие пред лицом игумена (109, 184—185).
***
Инок Троице-Сергиевой Лавры о. Исаакий поведал о себе: «Родители мои были исполнены веры, благочестия и любви к Богу, чему и я был ими научен. Святое настроение я сохранял до пятого класса семинарии. С вступлением моим в пятый класс нашлись недобрые люди, которые дали мне почитать несколько книг антирелигиозного содержания. Мой юный ум был отравлен, как ядом, и я стал безбожником. Убеждения свои, исполненные неверия, я даже осмелился высказать своему отцу, который говорил мне: «Ох, Иван, не летай в гордости своей так высоко. Смотри, там тебя духовный ястреб-диавол склюет».
Время близилось к окончанию семинарии, а я по убеждению был безбожник. В день выпускного акта все воспитанники семинарии пожелали отслужить молебен Царице Небесной, пред Ее чудотворным образом Смоленской. Торжественное шествие с чудотворной иконой из собора в семинарию должно было проходить по улице, где находились дома падших женщин, которые сами погибали в тяжком грехе и многих собою привлекали на грех блуда. Видимо, Царице Небесной неугодно было идти этой дорогой, и лишь только шествие свернуло на эту улицу, свершилось дивное чудо. Икона Божией Матери встала, и никакая сила не могла двинуть ее с места. Это знамение свидетельствует, сколь противен грех плотской скверны для Царицы Небесной. Оно послужило великим вразумлением для всего народа, в особенности же для питомцев семинарии. И на мою грешную душу подействовало это чудо. Я мгновенно прозрел душою. Мне ясна стала святая истина о действии благодати Божией, которую исповедует и проповедует Православная Церковь.
Шествие свернуло на другую улицу, и чудотворная икона свободно двинулась дальше по направлению к семинарии.
С того дня, по милости Божией и Царицы Небесной, все мои внутренние чувства непрестанно освящались мыслию о дивном том знамении, бывшем от иконы Царицы Небесной. Верую, что я именно за молитвы моих родителей переродился душою и сердцем. Неверие и злоба против величества Божия во мне бесследно исчезли. А я до сих пор сознаю свою неописуемую виновность пред Богом, и думается, что мне не хватит слез всей моей жизни, чтобы загладить свое преступление и дерзость против Бога» (114, 54—57).