И.К. Сурский. Отец Иоанн Кронштадский. Том 2
ГЛАВА 7
Выписка из личных воспоминаний об о. Иоанне, составленных Параскевой Андреевной Соколовой, проживающей в г. Загребе, в Югославии, матерью Члена 2-го Зарубежного Собора 1938 года Андрея Соколова.
Чтобы познакомиться с Батюшкой о. Иоанном, мы с мужем ездили из Рыбинска, где гостили у родных, в Ярославль, к Архиепископу Агафангелу и в первый раз увидали своими глазами то, что читали в газетах и слышали от очевидцев...
(Далее идет подробное описание пребывания о. Иоанна в Ярославле)....после молебна Батюшка прошел с Владыкой в гостиную, куда приглашены были некоторые лица, в том числе и я с мужем. Нас представили Батюшке. Он очень ласково расспрашивал нас и, узнав, что мы с Волги, Батюшка, как бы пророчески сказал: «А, с Волги, я очень люблю Волгу и мы, наверное, часто будем встречаться с вами».
Слова Батюшки действительно сбылись полностью...
...Ни один приезд наш в Петербург не прошел, чтобы мы не виделись с Батюшкой, разве только когда он бывал в это время в отъезде; обычно или Батюшка приезжал к нам в гостиницу, или мы ехали к нему в Кронштадт.
Был Батюшка в нашем городе С. 3 раза и каждый раз бывал у нас в доме.
Батюшка приезжал в наш город два раза к больным, а один раз на освящение храма, построенного в память его посещения нашего города в честь его св. Ангела Иоанна Рыльского.
В этот раз произошел интересный случай: после освящения храма все духовенство, во главе с Епископом Гурием и официальными лицами города, были приглашены на обед к Городскому Голове.
Все духовенство и приглашенные приехали, а Батюшка заехал к больному и приехал позднее. Когда сказали, что Батюшка приехал, Владыка вышел из гостиной в зал встретить его и первый поклонился ему земным поклоном, а Батюшка, в свою очередь Владыке и оказались оба в коленопреклоненном положении.
Батюшка из С. должен был ехать по Волге до Рыбинска, направляясь на родину в Архангельск. Городской Голова предложил Батюшке свой пароход. И он поехал со своим протоиереем, с личным секретарем и еще 2 — 3-мя лицами, приехавшими с Батюшкой, затем Городской Голова с женой и я с мужем и двумя детьми, посторонней публики не было. Доехали до Нижнего Новгорода, дальше пароход идти не мог из-за мелководья. Тогда мой муж предложил Батюшке небольшой пароход от Нижнего до Рыбинска. Батюшка согласился и так мы путешествовали 5 суток вместе с Батюшкой.
Забыть этой поездки в обществе Батюшки невозможно. С 7-ми час. утра до 11—12 час. ночи бывали мы с ним.
Вставал Батюшка в 5 час. утра и шел на трап молиться.
Капитану было сказано, чтобы каждое утро пароход приставал к какому-нибудь селу, на берегу Волги (от Нижнего Новгорода до Рыбинска очень населенные берега). Часов в 6—7 пароход подходил к пристани, посылался гонец к местному священнику сказать, что отец Иоанн Кронштадтский будет служить литургию. И вот тут начиналось сильное движение: ехали верховые оповещать крестьян, помещиков, народ бежал, ехали на лошадях и собиралось столько пароду, что не только церковь и ограда, но и вся площадь перед церковью полны были собравшегося народа. Пройти обратно на пароход было очень трудно.
По вечерам на пароходе Батюшка служил всенощные, пароходная команда и наши мужчины пели.
Обедали и чай пили все вместе, во главе с батюшкой. Через полчаса после обеда батюшка выходил на палубу и мы все шли за ним. Батюшка читал нам вслух или вел беседу.
В Костроме о. Иоанн служил литургию в соборе. Накануне послана была телеграмма, встречали батюшку очень много духовенства и светские власти.
На Волге для остановок пароходов ставятся «пристани» — это большие баржи, укрепленные якорями и цепями, к берегу с пристани шли широкие и длинные мостки. Когда батюшка возвращался из города на пароход, то выйти ему из кареты у мостков было невозможно, так много было народу, что могли смять батюшку. Тогда лошади с каретой въехали по мосткам на пристань к самому пароходу, а народ удерживала полиция на берегу, но не могла сдержать и народ хлынул в воду, мимо пристани и стояли по пояс в воде, кричали, крестились, молились, а батюшка стоял на палубе парохода и благословлял народ.
Перед Костромой батюшка нас всех исповедал, а в Костроме мы причащались.
Та же картина встречи и проводов батюшки была в Ярославле и Рыбинске.
Бывая у нас в доме, батюшка всегда служил молебен. Сначала к молебну собирались знакомые, а затем уже наполнялись несколько комнат незнакомыми людьми. Перед молебном расставлялись на нескольких столах свежие и глазированные фрукты, мятные пряники, несколько бутылок прованского масла, разлитого в маленькие пузыречки, и несколько мисок с водой. Все это батюшка освящал и благословлял и мы раздавали присутствующим.
Провожать батюшку приходилось через другой, не главный, выход, а в парадном входе стояла громадная толпа и вся улица была запружена народом, — нельзя было пройти.
Наша семья никогда ничего не начинала делать серьезного и важного не спросив телеграммой батюшку и прося у него благословения.
У сестры моего мужа был болен сын 16 лет брюшным тифом. После тифа было осложнение и ноги у него (пятки) были пригнуты к спине. Была очень высокая температура.
Послали телеграмму батюшке, просили помолиться. Батюшка ответил: «молился и еще буду молиться. Господь милосердный поможет и помилует». К получению телеграммы температура у больного упала, ноги распрямились и он начал быстро поправляться.
А вот еще случай. Дочь наша должна была выйти замуж; просили благословения у батюшки. Он ответил — «благословляю». Затем дело затянулось и свадьба расстроилась. Вскоре батюшка приехал в наш город. Говорим ему, что свадьба дочери не состоялась, а батюшки возразил, «а все-таки она выйдет за этого жениха!» Так и случилось.
Похоронен батюшка, как известно, в Петербурге, в Иоанновском монастыре, в нижней церкви, где до революции служились панихиды, целые дни без перерыва.
Однажды, будучи в Петербурге, мы решили поговеть и причаститься у могилы батюшки. После литургии игуменья пригласила нас на завтрак, а когда мы уходили от нее, то матушка игуменья и говорит мне: «я хочу вас попросить, не сделаете ли вы в боковом приделе нижней церкви (где погребен батюшка) мраморный белый иконостас, а то у нас средний-то мраморный, где стоит гробница батюшки, а боковой деревянный». Мы ответили согласием, но заметили: «сейчас у нас нет свободных денег, а как вернемся домой, вышлем». По приезде домой, с неделю или более не посылали денег, муж увлекся накопившимися делами и замедлил посылку денег.
Однажды батюшка приснился мужу: пришел к нам в комнату и грозно спрашивает моего мужа: «Что же ты обещал послать деньги на иконостас, а не посылаешь?!» В этот же день деньги были посланы.
Лет 5 тому назад писали нам, что монастырь разорен, монахини разошлись.
...Бывало после того, как повидаешься с батюшкой, поговоришь с ним, да помолишься за его службой, так с неделю не хочется ни за что приниматься, ни за дела, ни за хозяйство. Все он дорогой и его чудные голубые блестящие глаза стоят перед тобой, а как он молился за литургией, как воодушевлял к молитве! Простоишь бывало 3—4 часа и не заметишь, и не устанешь»...
Выписал из воспоминаний моей мамы Андрей Соколов.
В 1907 году, в конце мая или начале июня, мне пришлось некоторое время быть в Царицыне, на Волге, причем несколько дней я жил на пароходной пристани «Самолет», в одной из кают.
Я заметил, что на берегу Волги начал собираться народ, еще с утра и к вечеру того дня весь правый берег на довольно большом протяжении был покрыт приехавшими из соседних деревень крестьянами. Оказалось: их ожидание было не напрасным, т. к. в Царицын ожидался о. Иоанн из Астрахани, куда он ездил, как потом выяснилось, по приглашению местных горожан для освящения нового храма. Из Астрахани о. Иоанн отплыл на пароходе компании «Кавказ и Меркурий», но в дороге случилась поломка машины, и ему пришлось пересесть на пароход О-ва «Самолет», и к моему счастью его приняла не администрация пароходства «Кавказ и Меркурий», а «Самолета», где я временно жил. Благодаря этому случаю я попал в число представителей духовенства и администрации города и вместе с ними очутился в салоне 1-го класса. Здесь служка о. Иоанна сообщил духовенству, что батюшка все время писал письма и только недавно лег отдохнуть, было уже тогда 12 часов ночи. Не успел он проговорить этого, как вдруг открылась в одной из кают дверь и из нее появился точно в сиянии о. Иоанн, румяные щеки и светло-прозрачные голубые глаза. Сразу же он направился к представителям духовенства, настоятелям храмов и проч. и по обычаю начал приветствовать их братским целованием. Потом батюшка начал благословлять остальных, а их было довольно много, здесь в ряду с другими стоял и я, и как-то случилось, что несмотря на мои усилия и крепкое желание получить благословение, я все же его не получил.
Вижу я, как о. Иоанн энергично повернулся, закончил благословлять, и направился из салона к выходу на палубу. В это время толпа на берегу заметила батюшку и подняла такой крик и вопль, что становилось как-то жутко, слышались отдельные крики: «батюшка, благослови нас, батюшка, пожалей нас, батюшка, не оставь нас!» Я не знал, что мне делать: я не получил благословения. Как же так, тут возле меня был о. Иоанн и я два раза простирал свои руки под благословение, но его не получил, он как будто меня не замечал. Я вижу через маленькую салонную толпу, как батюшку уже берут под руки, чтобы осторожно свести его по трапу вниз на пристань и — о чудо: о. Иоанн энергично оставляет взявших его под руки и быстро, как бы расталкивая толпу, направляется в салон и так же быстро произносит: «во имя Отца и Сына и Святаго Духа» и благословляет меня, как бы на ходу, с сияющим лицом, после чего опять круто поворачивается к выходу, к ожидавшим его.
Как я был счастлив и рад, что и до сих пор чувствую, что только его благословение хранит меня от жизненных невзгод, а их за это время было у каждого из нас немало.
Толпа хлынула к пристани. О. Иоанна взяли на руки и понесли до экипажа. Воздух потрясался неистовыми криками, воплями. О. Иоанн сидит уже в экипаже, но толпа тесно зажала в тиски экипаж, лошадей, полицию. Ехать было невозможно. Полицмейстер поднялся в экипаже и громко объявил, что о. Иоанн будет служить завтра утреню и обедню, и что там в соборе каждый может его видеть и получить благословение, и только после этого заявления толпа отхлынула, лошади рванули и понесли на гору в город.
Я думал, что если я в 4 часа утра приду в собор, то буду одним из первых, по, оказалось, что я едва попал в притвор храма, и только через головы молящихся мог видеть о. Иоанна перед св. престолом, что же касается его возгласов, то они были отчетливо слышны даже в притворе.
После литургии я видел, как по улице вели бесноватого, рвавшегося из крепких рук двух мужчин, с блуждающим взглядом, кричащего; его вели к о. Иоанну в дом настоятеля собора, куда он боковым выходом пришел для подкрепления своих сил.
Бесноватый был введен в дом настоятеля, над ним о. Иоанн отслужил краткий молебен с водосвятием и больной совершенно утих, и я видел его идущим от о. Иоанна совершенно тихим, нормальным человеком, но как бы от стыда он прятал свой взор в землю. Слава Богу, что все это было дано мне видеть и слышать.
Посылаю Вам описание того, чему я был свидетелем. Настанет же пора, когда русские люди снова свободно зажгут лампадочки у св. икон, среди которых будет и икона о. Иоанна, молитвенника Земли Русской.
С почтением С. Ревенко.78, rue Marechal Oudinot Nancy (M. et. M.) France.
Воспоминания В. И. Попова о путешествии с о. Иоанном от Архангельска до Москвы в 1890 году.
О. Иоанн был еще при жизни прославлен Богом даром чудотворений.
Подобно Апостолу Павлу о. Иоанн в одном из поучений в Архангельском соборе сказал, что им совершены многие чудеса, из коих одни известны, а другие еще неизвестны.
На пароходе о. Иоанн чаще всего сидел на палубе, углубившись в свой духовный внутренний мир. Становилось очевидным, что батюшка находился в состоянии духовного бодрствования и подъема, переживая какие-то особенные глубокие чувства, словом — в состоянии «умной» и «духовной» молитвы. Об этом явно свидетельствовали изредка вырывавшиеся из его уст вздохи, а равно и удивительная игра лица, светящегося иногда поразительною, какою-то как бы неземною радостью... В этом-то вот внутреннем состоянии, так свойственного ему, молитвенного настроения и духовного созерцания, он был в общении с Богом, в сопребывании в молитве с Самим Духом Божиим, как говорил св. Апостол Павел (Рим. 8, 26-27).
На одной из станций уже были запряжены лошади, как вдруг в комнату двое дюжих мужичков вводят под руки, с трудом сдерживая, женщину, на вид лет 35—40, одетую в старый полушубок. Женщина была скорчена, согнута почти дугою и дико поводила белками глаз. Страшно мрачное и болезненное состояние с очевидностью было написано на ее лице. И вот, лишь только ее с великим усилием, — при помощи еще двух сопровождавших, — подвели к о. Иоанну, как она, в буквальном смысле слова, начала лаять по-собачьи, чрезвычайно быстро и так пронзительно, что едва выносило ухо. Что же о. Иоанн? Он сразу же положил левую руку на ее голову, а правою начал осенять ее крестным знамением и читать медленно, но и отчетливо молитву: «Да воскреснет Бог и расточатся враги Его».
Однако нечеловеческий вопль-лай больной усиливался; соответственно этому усиливался и резко звучащий голос о. Иоанна. Мы стояли, что называется, ни живы, ни мертвы; становилось жутко и казалось, что волосы на голове поднимаются...
Лицо батюшки было грозно-вдохновенно и выражало в то же время непреклонную силу воли. Капли пота обильно покрывали его чело... Чувствовалось и сознавалось, что тут, в эти 2—3 минуты, шла напряженнейшая, хотя и невидимая борьба, — борьба добра и зла, борьба двух постоянно противящихся друг другу сил, — борьба весьма трудная... Но, благодарение Богу, нечеловеческий вопль болящей стал постепенно стихать и — о, радость, о, счастье! — Больная женщина глубоко вздохнула, вдруг как будто что-то вырвалось из ее уст, она сразу выпрямилась, лицо ее мгновенно изменилось, просветлело, и она с радостным плачем бросилась к ногам дивного целителя, истово крестясь и благодаря Господа.
Так совершилось воочию всех нас, спутников отца Иоанна, это, вне всякого сомнения, — чудо милости Божией, благодатным орудием которой был досточтимый батюшка, праведник. Событие это удивительно напоминает евангельский рассказ об исцелении Иисусом Христом скорченной женщины, над которой умилосердился Господь, ибо она по словам Самого Его, была «связана сатаной уже 18 лет». (Лк. 13, 11 — 13 ст.). Эта же женщина, как говорили ее близкие, болела в течение 7 лет.
По отъезде со станции, во время пути, я вступил в разговор с о. Иоанном по поводу этого чудесного исцеления.
Батюшка сказал, что болезнь женщины-крестьянки — «от лукавого», что она «порченая», ибо действительно могут быть и бывают люди, до такой степени нравственно испорченные, до такой степени злые, гордые, ненавистники и мстительные, что они, так сказать, предались всецело дьяволу и, бесспорно, при его содействии, могут наводить на людей, которым они страстно желают причинить зло (или, вообще какое-либо несчастье, напр., болезнь), наводить зловредную дьявольскую силу.
Таким образом, по убеждению о. Иоанна, подобный же народный взгляд — не есть одно лишь только суеверие, но имеет совершенно реальную, фактическую основу.
Разумеется, это бывает там, где, с другой стороны, подготовлена для воздействия дьявольской силы благоприятная почва — душевное и телесное расслабление, как результат порочной жизни.
— Почему же влияние бесов так сильно сказывается преимущественно в среде простого народа? — спросил я батюшку.
— Это — по попущению Божию, — ответил он, — и имеет свое значение для испытания веры и благочестия нашего народа: дьявол, ведь, особенно зол по отношению к религиозным людям: для образованных же, которые весьма часто и не признают воздействия темной бесовской силы, подобное воздействие со стороны этой силы, так сказать, ни к чему, бесполезно, ибо они (т. е. неверующие) и так уже в ее руках.
Отмечу еще один разговор. По мнению о. Иоанна, мы не только должны молиться за отшедших отцов, братьев и сестер наших, вообще, но если они старались жить благочестиво и умерли, как подобает добрым христианам, то мы можем призывать в своих молитвах и их самих, чтобы и они попросили нам у Бога милость, в особенности, когда мы имеем в себе твердую уверенность, что они находятся в блаженных обителях Отца Небесного.
Тихим теплым вечером, — было уже довольно темно, — подъехали мы к Вологде.
Здесь множество народа шло и даже бежало со всех сторон навстречу батюшке; иные выходили из домов с зажженными свечами.
Какая-то бедно одетая женщина со слезами просила у него помощи. Батюшка сейчас же достает из кармана подрясника большой пакет и подает его женщине. Через минуту женщина подбегает к о. Иоанну и взволнованно говорит ему: «батюшка, вы верно ошиблись: ведь тут тысяча рублей!»
— Ну, что ж такое, — отвечает ей о. Иоанн, — твое счастье: иди, благодари Господа.
Поистине, значит, у о. Иоанна, по Евангелию, по словам Иисуса Христа — «правая рука не знала, что делала левая»...
Необыкновенно восторженные проводы были устроены батюшке в Ярославле на вокзале при отъезде в Москву. Весь перрон настолько был запружен народом, что о. Иоанну, казалось, не было прямо физической возможности протиснуться в вагон. Однако, он, так сказать, ринулся в гущу народную. Но и та, в свою очередь, ринулась на него, хватая за края одежды, целуя его руки и одежду и жадно ища благословения.
Нас обуял страх за батюшку, что его замнут, задавят насмерть... К счастью, он был приподнят стиснувшей его толпой и так над всею толпой, на ее плечах, и был благополучно пронесен до вагона. Бледный, почти задыхавшийся от изнеможения, батюшка, как сноп, повалился на диван... И невольно подумалось тогда: как иногда бывает тяжела для человека вполне заслуженная слава!..
В 1915 г., летом, освящен прекрасный собор в Иоанно-Богословском Сурском монастыре, Архангельской епархии, на родине о. Иоанна. В этом соборе один из приделов остался не освященным — в надежде на будущее прославление о. Иоанна и посвящение его имени.
О, если бы нам этого дня дождаться! С какою великой радостью воззвали бы мы к нему: Святый отче Иоанне, моли Бога о нас!
В. И. Попов закончил это свое чтение в доме Обер-Прокурора Святейшего Синода, предложенное 20-го декабря 1913 года в торжественном собрании «Общества в память о. Иоанна Кронштадтского» следующим стихотворением:
В память вечную праведник будет!
В 1894 г. о. Иоанн проездом посетил г. Ригу.
Среди русского населения довоенной Риги он пользовался большим уважением и любовью. На Московском форштадте в то время не было почти ни одного православного дома, в котором, рядом с иконой, не красовалась, хотя бы Сытинская, красочная литография-портрет о. Иоанна Кронштадтского в темно-малиновой рясе.
Его сочинения «Моя жизнь во Христе», проповеди, религиозные брошюры были настольными книгами у богомольных и религиозных православных русских рижан. Его очень почитали также и православные латыши и эстонцы. Представители рижского русского купечества того времени, бывая в Петербурге, считали своим непременным долгом побывать и в Андреевском Кронштадтском соборе, где служил о. Иоанн, и получить от него благословение, а также сделать какое-либо пожертвование на доброе дело.
Посетив тогда семинарию, о. Иоанн, после краткого молебствия, стал благословлять воспитанников, причем каждому из них говорил текст из Священного писания, который, как потом признавались сами воспитанники, весьма подходил к особенностям и характеру благословляемого...
Генерал Червинский, служивший в г. Риге, пишет, что Рига — город далеко не русский, скорее немецко-латышский. Однажды, когда о. Иоанн был в Риге, он был на улице окружен толпой латышей, немцев и даже евреев, которые разорвали его рясу на куски, так как каждый хотел иметь кусочек. При этом его приветствовали и просили благословения на всех языках, кто как умел, если не знал русского языка.
Другой раз генерал Червинский проезжал из Петербурга на юг. На узловой станции Ровно, очень рано, когда еще каждый, кто может, спит, во время продолжительной остановки поезда, я, пишет генерал Червинский, встал и вышел из вагона на платформу и увидел, что с разных сторон обширного вокзала спешил народ, пассажиры разных поездов, к недалеко стоявшему вагону 1-го класса.
На мой вопрос, «что такое?», мне ответили; «едет о. Иоанн Кронштадтский». Тогда и я поспешил туда же и стал в длинную очередь. О. Иоанн стоял у открытого окна вагона и благословлял всех, проходящих мимо его окна: одного за другим широким русским крестом.
Отец Иоанн мой земляк, уроженец Архангельской губернии, Пинежского уезда, села Суры. Последнее расположено на берегу реки Пинеги, приток Северной Двины.
Не забывая своего родного севера, о. Иоанн в летнее время, чуть ли не ежегодно, приезжал в село Суры через Архангельск.
В Архангельске он останавливался на один или два дня и обязательно совершал литургии в той или иной из многочисленных Архангельских церквей. А затем, по просьбам, посещал дома некоторых местных жителей для совершения молебствий.
Помню, как каждый его приезд вызывал среди православного населения Архангельска приподнятое настроение. И всякий стремился, если уж не принять благословение, то хотя бы лично повидать необыкновенного пастыря.
Весьма понятно, что та церковь, где служил о. Иоанн, переполнялась до отказа молящимися.
Будучи в те годы на службе городским Приставом г. Архангельска, я помню, каких громадных усилий нам стоило тогда поддержание порядка в наэлектризованной религиозным порывом толпе. Особенно было трудно, когда по окончании литургии о. Иоанн выходил из церкви. Чтобы охранить его от возможности быть смятым толпою, мы окружали его плотным кольцом и только таким путем можно было пробиться к выходу.
В окружающей толпе начинались возгласы: «Батюшка, благословите! Батюшка, помогите!» Слышался местами приглушенный скорбный плач.
Хорошо сохранился у меня в памяти еще, кажется, последний его приезд в Архангельск летом 1897 года:
Приезд его совпал с закладкой в г. Архангельске громадного каменного здания, предназначенного для подворья Сурского Женского Монастыря. Самый монастырь находился на месте родины о. Иоанна в с. Суре.
Инициатива этого сооружения исходила от о. Иоанна и им же были собраны и средства. При закладке здания молебен служил сам о. Иоанн.
Время тогда было неспокойное. Россия перегнивала так называемую революцию 1905 г. Наша губерния была переполнена политическими ссыльными. Освободившаяся тогда от цензуры печать левого направления усердно обливала грязью всех, кто шел не с ними. Ею была поднята целая кампания против какой-то шайки Иоаннитов, находившихся якобы в окружении о. Иоанна.
Появилась несходившая со сцены столичных и провинциальных театров злостная пьеса «Черные Вороны». Все описанное косвенно было направлено по адресу почившего старца, с явной целью дискредитировать его популярность в русском народе.
Несомненно, все эти нападки о. Иоанн видел и можно себе представить, как скорбел душою этот великий бессребренник и человек, отдавший себя всего на служение ближнему.
И вот, когда наконец он, надломленный старостью, болезнью и людской неблагодарностью, ушел от нас в вечность, враги России и тут даже не оставили его в покое. В левой печати ими проявлен был особый интерес к имуществу, оставшемуся после покойного. Они предвкушали, что найдутся после его смерти миллионы. И лишь тогда только замолчали, когда выяснилось, что Великий Пастырь, как пришел на землю бедняком, таковым же и ушел от нас.
Да, правда, через его честные руки за долгую жизнь действительно прошли миллионы и все они ушли на дела милосердия. Это общеизвестный факт, не требующий доказательства.
Заложенное о. Иоанном в Архангельске подворье было вскоре выстроено. Будучи расположено на одной из центральных улиц города, оно вмещало в себе общежитие для монахинь и иконописную мастерскую. В верхнем этаже его была устроена просторная, в два света церковь, охотно посещаемая местным населением.
От автора. Мне лично пришлось быть в этом подворье за литургией, после которой настоятель приглашал меня к себе пить кофе. Это было уже после кончины о. Иоанна.
Завязалась дружеская беседа и я попросил батюшку разъяснить мне один религиозный вопрос.
На это он, ласково улыбаясь, ответил мне:
«Уж этого я никак вам разъяснить не могу. Вот если бы вы попросили меня объяснить вам устройство паровых котлов, то я бы вам это подробно объяснил. Я ведь машинист Ораниенбаумской ветки Балтийской железной дороги, постоянно возивший о. Иоанна из Ораниенбаума в Петербург и обратно.
Видя великую силу Божию, постоянно проявляемую через о. Иоанна, у меня зародилась в душе мысль также сделаться служителем Божиим, как о. Иоанн, который дал мне на это свое благословение и устроил меня священником в Архангельское подворье Сурского монастыря.»
Когда, бывало, дьякон выскочит из алтаря во двор или на улицу покурить и возвратится, о. Иоанн говаривал: «как от тебя козлом пахнет»!
И действительно, сколько зла на свете от курения табака.
Сколько пожаров от брошенной спички или папиросы в селах, где сено и солома всюду; сколько лесных пожаров в летнюю жару, где засохшие сучья, кора деревьев и береста, валяющиеся на земле, как порох.
Мне приходилось постоянно наблюдать, как страстный охотник, забывший взять с собою на охоту папиросы или спички, переставал думать об охоте, т. е. не шел туда, где можно было ожидать дичь, а шел туда, где можно было купить табак или спички.
Однажды, когда я был у приятелей-супругов, пришел к ним холостой господин и стал звать госпожу идти с ним в кино. Сначала госпожа заколебалась, т. к. она была из хорошей семьи и поняла, что кино это только предлог. Выкурив же папиросу, она заставила замолчать внутренний голос совести и пошла.
А медицинская сторона дела.
Мой родственник, человек 60-ти лет, заболел в Петербурге воспалением легких. Пришел врач и спросил: «курит?», и получив утвердительный ответ, сказал, что спасения нет.
Посетил я как-то выставку книг. В одной из комнат выставки, лицо, дававшее объяснения, показывало посетителям очень толстую книгу, содержащую научные данные о табаке, и говорил, что никотин гораздо меньше причиняет вреда человеческому организму, чем много других ядов, содержащихся в табаке, которые чрезвычайно вредны для человека.
Все это конечно знал великий прозорливец и потому так не любил табак.
Землю для постройки монастыря во имя 12-ти Апостолов (получившего потом название Иоанновского монастыря) на Песочной улице Аптекарского острова, в Петербурге, пожертвовал о. Иоанну купец Семен Григорьевич Раменский.
В I томе я упустил сказать, что о. Иоанн требовал, чтобы для вынутия частицы из просфор, таковые подавались ему всегда крестом или изображением вверх, а не вниз и не боком, что я и исполнял всегда, когда подавал о Иоанну просфоры.
В I томе я забыл упомянуть в главе 7 «Служение о. Иоанном литургии», что о. Иоанн подстригал свои усы, чтоб во время причащения Крови Христовой из чаши, они не мокались в Кровь Христову и с них бы не капало.
Путь следования погребальной процессии был назначен с таким расчетом, чтобы процессия прошла мимо здания Синода, около которого состоялась лития. Тут присутствовавшие вспомнили, что когда Государь назначил о. Иоанна Членом Синода, то о. Иоанн сказал, что за недостатком времени, он не имеет возможности присутствовать в заседаниях Синода, но когда-нибудь заедет на 5 минут. Некоторые лица истолковали эти слова прозорливца, как предсказание этой пятиминутной литии, когда, хотя и в гробу, он заехал к Синоду на 5 минут.
Патриарх Варнава получил высшее богословское образование в С.-Петербургской Духовной Академии, которую о. Иоанн очень любил и посещал во все Академические праздники, садясь на свое прежнее студенческое место.
Вследствие этого Патриарх Варнава многократно встречался с о. Иоанном и хорошо знал, кто такой о. Иоанн.
Когда я приехал в Королевство Сербов, Хорватов и Словенцев, то озаботился переводом на сербский язык сохранившегося у меня устава «Общества в память о. Иоанна Кронштадтского», составил прошение, подписанное митрополитом Антонием, Архиепископом Гермогеном, протоиереем о. Феодором Синькевичем, Сенатором Трегубовым и др., и все это подал тогдашнему Патриарху Димитрию, с просьбой утвердить устав.
Спустя короткое время Председатель Сербского Синода Митрополит Скоплянский Варнава сказал мне, что Патриарх Димитрий отказал нам в утверждении устава ввиду того, что бывший в то время Настоятель Белградской русской церкви сказал Патриарху, что Общество это сектантское, эксплуататорское, а если Митрополит Антоний подписал проект устава, то он сам не знал, что подписывал.
Я объяснил Митрополиту Скоплянскому Варнаве, что это все не соответствует действительности и показал ему 1-й отчет Общества, из коего видно, что членами Об-ва были Архиепископ Тихон, впоследствии Патриарх Московский и всея России, Митрополиты: Московский Макарий и Петербургский Владимир, Обер-Прокурор Святейшего Синода князь Ширинский-Шихматов и много высших духовных и светских лиц. Таким образом не может быть и речи о том, что общество сектантское.
Далее я указал Митрополиту Варнаве на то место отчета, где упомянуто, что Общество имело двухэтажный Странноприимный Дом, в котором паломники получали бесплатное помещение, кипяток для чая и горячее блюдо на обед. Кроме того Обществу был пожертвован трехэтажный каменный дом № 6 по Большой Пушкарской ул., где Правление учредило приют для девочек сирот.
Общество выдавало ежегодно нищим по нескольку тысяч очень хороших бесплатных поминальных обедов, а в чайной Общества отпускался ежедневно от 9 час. утра до 5 ч. дня чай.
Отсюда ясно, что Общество не было эксплуататорским.
Наконец неверно и то, будто Митрополит Антоний не знал «Общества в память о. Иоанна Кронштадтского», которое знало все духовенство России по издававшемуся Обществом журналу «Кронштадтский Пастырь».
Рассмотрев печатный отчет, Митрополит Варнава сказал мне, что он все это видит и понимает, но не берется переубедить престарелого Патриарха Димитрия.
Вскоре Патриарх Димитрий скончался и на Сербский Патриарший Престол взошел Митрополит Варнава. Я пошел его поздравить. Он меня сразу спросил: «а как же ваше Общество в память о. Иоанна Кронштадтского?»
Я ответил, что я об этом не думал.
Через несколько дней после этого я увидел во сне будто о. Иоанн сидит на диване в бывшей моей комнате, в квартире моего отца, и беседует с моими покойными родителями, я же только на другой день, раскаявшись в том, что не взял благословения у о. Иоанна, спросил прислугу: «что о. Иоанн еще здесь, или уехал?» и получил ответ: «уехал».
Этот сон, в коем я небрежно отнесся к о. Иоанну, вразумил меня, что я небрежно отнесся и к делу учреждения в Югославии Общества в память его.
Я тотчас пошел к Патриарху Варнаве и сказал ему: «меня сам Святейший Патриарх спросил, как ваше Общество в память о. Иоанна, а я, окаянный, ответил ему, что больше об этом не думал». Я рассказал Патриарху о сновидении и просил его разрешения представить ему тот же проект устава Общества, но в значительно сокращенном виде, ибо я успел убедиться, что сербы не любят длинных бумаг. Патриарх согласился и назначил мне вечер, когда он меня примет.
Когда я пришел, он пригласил меня в свой кабинет, посадил около себя и стал читать громко проект устава, зачеркнул слово «Общество» и написал «Братство», объяснив мне, что он имеет власть утверждать «Братства». В ст. 1 он прибавил: «Братство устраивает лекции и издает книги и брошюры в духе учения Православной Церкви».
Затем Патриарх оторвал последнюю страницу проекта, на которой были 15 установленных подписей и сказал мне, что прикажет перепечатать 1 лист и приклеить ко второму, и чтобы я пришел через 2 дня, все будет готово.
Я пришел и получил от Патриарха утвержденный им устав. При этом я сказал ему, что нам нужно еще и утверждение министра внутренних дел и просил его послать туда своего секретаря. Патриарх ответил мне «ну хорошо». И вскоре я получил утвержденный министром внутренних дел устав.
Всегда, когда я бывал у Патриарха, он говаривал мне: «заходите побеседовать». Мне совестно было злоупотреблять и я очень редко приходил к нему. Теперь жалею, потому что общение с этим премудрым, поистине великим человеком, понимавшим и любившим Россию и русских, было наслаждением и душевным отдыхом от всего окружающего.
Принимал он меня за самоваром и угощал чаем.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter