<<<   БИБЛИОТЕКА   >>>

И.К. Сурский. Отец Иоанн Кронштадский. Том 2

Одним из поразительных случаев было исцеление моей матери по молитве о. Иоанна Кронштадтского. Я жила с семьей в доме моей матери в Полтаве, и когда дне дочери мои окончили гимназию, я их отвезла на курсы в Петербург. Вернувшись домой, через некоторое время я поехала их навестить. Не успела я приехать к ним, как получаю телеграмму, что мать моя заболела воспалением легких. Ей было много за 70 лет.

Первым движением было вернуться домой, но тут же меня остановила мысль: ехать помолиться в монастырь, где похоронен о. Иоанн Кронштадтский.

Послав телеграмму, чтобы меня извещали о ходе болезни, я с дочерьми поехала к обедне. При входе в монастырь, я обратила почему-то внимание на часы. Половина одиннадцатого. Монашка встретила нас и сказала:

— Обедня окончена, а сейчас будут служить панихиду на могиле о. Иоанна.

Мы спустились по лестнице в церковь, где о. Иоанн похоронен, служили панихиду по нем и долго оставаясь, горячо молясь о выздоровлении моей матери, а дочери — за любимую бабушку. Уехали мы с облегченным сердцем. Я стала получать успокоительные телеграммы от доктора.

Когда же я возвратилась домой и вошла в комнату матери, то после приветствия она сказала: «Ты, наверно, была на могиле о. Иоанна». Я подтвердила.

Она начала мне рассказывать, что в тот день, когда они были в монастыре, у нее был кризис и она уснула, как давно не спала. Когда же проснулась, то спросила у сестры милосердия, который час? Это было в половину одиннадцатого.

Тут она рассказала всем, кто был при ней, а потом и мне, когда я приехала, о своем видении.

«Вижу я себя в церкви Реального Училища, где мы всегда бывали, идущей по темному коридору; никого не было, только из церкви через стеклянную дверь я увидела яркий свет. Продолжаю идти по коридору и вижу старика-священника, небольшого роста, узнала, что это о. Иоанн. Подхожу под благословение. Он обнял меня и сказал: «Обедня окончена, сейчас будут служить панихиду».

«Привет тебе от твоих кровных».

Я проснулась после сладкого сна и говорю присутствующим: «Верно мои были на могиле о. Иоанна, я его видела во сне». Спросила который час? Было половина одиннадцатого. С той поры я стала поправляться и еще жила несколько лет. Случай этот был приблизительно в 1909 году.

Моя мать Мария Дмитриевна Королева, вдова чиновника Губернского Правления, жила в г. Полтаве.

Домовладелица г. Орла, а ныне г. Белграда, в Сербии по Венизелосовой ул., дом 34, Евдокия Николаевна Пастухова рассказала, что видела во сне, будто находилась в Белградской русской церкви во имя Святой Троицы, и видела, что в алтаре стоит о. Иоанн Кронштадтский, совершающий службу Божью.

Это сновидение Е. И. Пастуховой должно напомнить всем, что великий молитвенник земли русской о. Иоанн Кронштадтский предстоит у Престола Божья и молится за русских людей.

I. Мне было 18 лет, когда я заболела брюшным тифом. Мы тогда жили с родителями в Петербурге. Заболел той же болезнью и мой брат; он болел легко, но на мое выздоровление надежды не было. Около 6-ти, недель температура держалась на 40°. Мучалась я ужасно; делали мне ванны, завертывали в холодные простыни, но ничего не помогало, не могла спать, отнялся язык, слух и ноги...

В одну ночь вижу я во сие о. Иоанна, который в детстве нашем часто посещал моих родителей в Петербурге. Мы, дети его очень любили, но и боялись, т. к. отец говорил нам, что о. Иоанн прозорливый и знает все наши шалости и проделки. Помню, как ласкал он нас, прижимая наши головки к своему наперсному кресту, было и больно и радостно...

После моего сна во время тифа я умоляла отца пригласить о. Иоанна, но т. к. не могла говорить, то написала на бумаге свою просьбу. Отец послал телеграмму в Кронштадт, но о. Иоанн был на родине. Помню, как вскоре затем, как бы в забытье, я вижу, что к нашей даче подъезжает о. Иоанн в ландо со старушкой в черном платье. Я начинаю делать отчаянные жесты, показывая на дверь. Родители устремляются на лестницу и видят, что о. Иоанн подымается к нам. Не могу выразить чувство радости и покоя, когда о. Иоанн положил на мою голову эпитрахиль и, придерживая рукой, стал служить молебен, сказав до этого: «пусть все, кто веруют, придут помолиться». Собрались две сестры милосердия и доктор Боткин. По окончании молебна о. Иоанн попросил стакан воды и, благословив, вылил воду на мое лицо, к ужасу доктора Боткина, который бросился меня вытирать. О. Иоанн его остановил и пошел повидать брата, а после сел с родителями пить чай. Я сразу заснула, температура спустилась с 40 на 37°, вернулся слух, я стала говорить и поправляться.

Осенью 1919 г. я большевиками на время была освобождена из тюрьмы и почти ежедневно ездила на Карповку к ранней обедне. 22 сентября видела во сне о. Иоанна Кронштадтского, который мне сказал: «Не бойся, я все время с тобой».

Я поехала причаститься на Карповку и вернувшись после Св. Тайн домой, застала у нас засаду, и меня вновь арестовали и повезли на Гороховую. После 2-х недельных мучений, которые описываю в своей книге, в одно утро меня повели на расстрел. Вошли 2 солдата и схватили меня. Я попросила позволить открыть мое маленькое Евангелие. Взгляд упал на 6 ст. 3 гл. от Луки: «И узрит всякая плоть спасение Божие». Луч надежды сверкнул в измученном сердце.

Мы вышли на Невский проспект. Сияло солнце; было 2 часа дня. Сели на трамвай. Публике сочувственно осматривала меня. Мы вышли на Михайловской площади, чтобы пересесть на другой трамвай, который где-то задержался, — не то мосты были разведены, или по другой причине. Большая толпа ожидала. Солдат мне сказал, что он посмотрит, где наш трамвай и побежал направо. В эту минуту ко мне подошел бывший офицер, которому я когда-то помогла и, вынув 500 рублей, сунул мне в руку, говоря, что деньги могут мне пригодиться. Я сняла браслет и просила его отнести матери и сказать, что прощаюсь с ней. В это же время ко мне быстрыми шагами подошла одна из близких домашних о. Иоанна, портниха Дуня, стоявшая с одной из монахинь с Карповки; она воскликнула: «Не давайтесь в руки врагам, идите, я молюсь. Батюшка о. Иоанн спасет вас».

Меня точно кто-то толкнул, и я, ковыляя со своей палочкой, пошла по Михайловской улице, громко взывая: «Господи, спаси меня! Батюшка о. Иоанн, спаси меня!»

Пошла по Перинной линии; оглядываюсь, вижу солдат бежит, но он свернул. Я пошла по Чернышеву переулку, но силы стали слабеть, шапочка с головы свалилась, волосы упали; прохожие вероятно думали, что я безумная.

Дошла до Загородного проспекта. Стоит извозчик. Я к нему. «Занят» говорит. Показываю 500-рублевую бумажку. «Садись» — крикнул он. Умоляла ехать скорее, говоря, что умирает мать; дала адрес на Обводный канал, где жила замужем наша учительница. Подъехав к дому позвонила и упала в глубокий обморок...

Почти год скрывалась я никем не узнанная у добрых людей до отъезда за границу...

Священнической совестью удостоверяю достоверность нижеописанного случая с дворником о. Иоанна.
Протоиерей Иоанн Левицкий, гор. Кибарты в б. Литве.

Как соотечественники — современники Иисуса Христа не верили в силу Его молитв, в Его посланничество с небес, так некоторые и из окружавших о. Иоанна Кронштадтского не верили в его близость к Богу.

Одним из таких был дворник дома, где жил батюшка. Он с удовольствием получал плату, иногда весьма значительную, от приезжавших с разных сторон почитателей о. Иоанна только за то, что пропускал их во двор и этим давал возможность хоть посмотреть на о. Иоанна.

Скопив приличную сумму денег, сей дворник, после смерти о. Иоанна, переехал в Петербург и намеревался открыть торговлю. Когда было все готово и дворник получил деньги из банка, чтобы заплатить за приобретенное предприятие, попущением Божиим деньги сии, как неправедно приобретенные, были по дороге у него украдены.

Несчастный сребролюбец и маловер с горя решил утопиться. Подойдя к морскому каналу, он осмотрелся и, увидя, что поблизости никого нет, бросился в воду с отвесной гранитной набережной. Вдруг какая-то сила выбросила его из воды и он увидел около себя о. Иоанна, который строго ему сказал: «Нельзя — грех» и вдруг, как туман исчез.

Пораженный таким чудесным явлением батюшки из загробного мира, спасенный утопленник воскликнул со слезами благодарности:

«Теперь и я верю, что Иоанн Кронштадтский — святой».

Сребролюбие его исчезло и он взял на себя подвиг «Власа», обратившись в странника, сборщика на святые храмы.

Случай сей мне рассказали в Кронштадте достойные полного доверия люди, лично знавшие сего дворника и от него самого слышавшие вышеприведенное повествование.

В 1916 году в Кронштадте меня пригласили напутствовать св. Тайнами болящую даму. Увидев на левой руке ее сильный шрам наискось верхней стороны кисти, я удивленно полюбопытствовал:

— Что это у вас было?

— Это дорогой батюшка исцелил мою разрубленную руку, — ответила спрошенная.

— Да как же и в чем дело было? — снова спросил я.

— А вот, за 2 месяца до смерти, однажды батюшка за ранней обедней объявил, что кронштадтских никого не будет приобщать, а только приезжих. Я собиралась ехать на родину домой и с досадой подумала: а я все равно причащусь, и другой — такой же священник, как и ты». И с этой мыслью пошла в морской собор и причастилась. Придя домой, я взяла полено и топор, чтобы приготовить щепки. Как махнула топором, так прямо по верху левой кисти руки, которую глубоко разрубила. В больнице при перевязке мне сказали, что может быть заражение, что разрублены жилы и потому завтра необходимо отрезать кисть левой руки. Я чувствовала, что наказана за мысленный укор батюшки, и смирилась. На следующий день родные мне советуют попросить молитв о. Иоанна и Бог исцелит. Я долго не решалась, но, наконец пошла на раннюю обедню в Андреевский собор, где служил всегда батюшка о. Иоанн.

Полон, как всегда, собор народа, не пробиться. Староста и полицеймейстер отказались провести меня к алтарю за недоступностью. Вдруг раздался голос батюшки:

— Пропустите сюда женщину с больною рукой.

А руки-то моей он не видал — она была под ротондой, и повязка скрыта была. Я вынула руку с повязкой и моментально толпа раздвинулась; я свободна прошла к амвону, с которого батюшка причащал народ. Когда я подошла, он, взяв частицу Св. Тайн из чаши, сказал:

— Ну, приими.

Я в трепете причастилась. После причащения меня батюшка ушел в алтарь. Сейчас из алтаря вышел псаломщик, сказавший мне:

— Идите на двор к алтарной двери, батюшка вас благословит.

Я сейчас же вышла. Как только вышел батюшка, сейчас схватил меня за повязанную руку, да так больно, что я вскрикнула.

— Что это у тебя?

— Батюшка, я разрубила...

— Христос исцелит тебя.

Потом взял в руки свой наперсный крест и сказал:

— Вот этот Христос, который за нас умер и воскрес, тебя исцеляет, иди и усни.

Я пошла и уснула. Меня разбудили в 12 час. дня, чтобы идти в больницу на отнятие руки.

Я почувствовала, что опухоль прошла и боли в руке уже нет.

Когда в больнице развязали руку, то так и ахнули:

— Да кто это вам так сделал? Ведь рука-то будто месяц, как зажила.

Я ответила:

— Дорогой батюшка меня исцелил.

Восемь человек медицинского персонала в больнице соглашались подписать корреспонденцию в газету, что явное чудо совершил о. Иоанн. Я спросила батюшку, можно ли написать. Батюшка ответил:

— Не надо.

Я потому с особым удовольствием сообщаю об этом чуде, еще не обнародованном.

У меня, лично молившегося с о. Иоанном, всегда в душе живет чувство глубокого благоговения и благодарности к этому великому праведнику — Солнцу земли Русской.

Паралич левой руки моей матери исцелен по телеграмме к о. Иоанну.

Священство я получил по молитве и предсказанию о. Иоанна.

Мое семейство и я более чем благополучно устроились во время беженства, благодаря панихиде, отслуженной по о. Иоанну с этой целью после предписания властей об эвакуации.

Дочь моя в беженстве получила лучшее место учительницы в Кронштадте, когда я обратился к нему, как к живому: принять ее под свое крылышки. Место с квартирой получила в Доме Трудолюбия, построенном самим о. Иоанном, где и церковь домовая.

В заключение исповедую свою веру, что о. Иоанн — это второй Николай Чудотворец — Российский. О России он сказал в Стрельне, что «ощиплют ее, как курицу, но потом она поправится».

Можно целую книгу составить описанием необнародованных чудес, совершенных при жизни и после смерти о. Иоанном.

Это было в 1900 году в Петербурге в семье военного инженера, генерала В. Я. Молчанова, где заболевает брюшным тифом его дочь, учившаяся в Смольном институте. Брюшной тиф осложнился возвратным и наконец обнаруживается в сильной форме плеврит. Молодой организм подтачивается высокой температурой и всевозможными осложнениями болезни. Лучшие Петербургские доктора, приглашенные на консилиум, заявляют о безнадежном состоянии и подготовляют семью к неизбежному исходу.

Вызывается сестра из Смольного Института, которую подготовили родители и просили, чтобы она, при виде истощенной болящей, не отразила бы своего испуга на лице и не встревожила бы умирающую.

Предупреждение не помогло, так как то, что представилось глазам приехавшей институтки было выше ее ожиданий и она разрыдалась у кровати своей умирающей сестры.

Вид больной был действительно тяжелый: голова была вся острижена, на исхудалом бледном личике выделялись глубоко ввалившиеся большие глаза и от здоровой и цветущей девочки остались кожа да кости. Что еще запечатлелось в памяти приехавшей — это громадный стол, весь заставленный всевозможными лекарствами и длинная карта, изображающая скачки температуры.

Религиозная семья, видя беспомощность медицинской науки, возложила все свои надежды на одного Бога и, много слышав о благодатной силе молитв о. Иоанна Кронштадтского, срочно обратилась к нему, прося приехать.

Весть о приезде Молитвенника разнеслась молниеносно и громадная толпа запрудила улицу, ожидая его приезда.

Потрясающее впечатление произвела молитва прибывшего о. Иоанна, т. к. она отличалась удивительной напряженностью.

После молебствия о. Иоанн возложил руки на голову больной и, взяв со стола, где был приготовлен чай, одну виноградинку, дал ее страдалице и высказал надежду, что Господь услышит его молитву и больная поправится.

К вечеру температура у больной упала и девочка погрузилась в глубокий сон.

Прибывший на другой день врач с удивлением констатировал неожиданный перелом в ходе болезни и подтвердил исчезновение опасности.

Все это произошло в нашей семье и болящая была моя родная сестра, которая и по сей день здравствует и живет сейчас тоже в Польше.

Этот дивный случай укрепил в моей детской душе веру в Господа Бога и эта вера и горячая молитва не покидают меня и не раз спасали во время большевизма из когтей и объятий верной и неминуемой смерти.

Ольга Лелявская. Львов (Польша), 17/ХИ 1933 г.

В средине февраля 1899 г., когда мне было около года, я была сильно больна и медицинская помощь не давала ожидавшихся результатов. Родные сильно беспокоились.

Упорно державшаяся повышенной температура, ежедневные докторские визиты не оставляли ни малейшего сомнения в том, что болезнь принимает катастрофический характер. Проходили бессонные ночи; ни на одну минуту мама не оставляла меня, нося меня все время по комнате на руках. Наконец настала критическая ночь, когда общее мое состояние стало настолько угрожающим, что, потеряв надежду на медицинскую помощь, отец мой решился, не теряя ни одной минуты, обратиться к о. Иоанну Кронштадтскому и просить его молитвы о моем здоровье. Он написал следующую телеграмму:

«Отцу Иоанну Кронштадтскому. Маленькая моя дочь младенец Валентина тяжко больна. Ваши молитвы угодны Господу, очень прошу помолиться о ее выздоровлении».

Дежурный телеграфист эту телеграмму немедленно, в его присутствии, начал передавать.

Отец ушел обратно, удрученный своим горем, но с надеждой, что о. Иоанн помолится и Господь пошлет ожидаемое выздоровление.

Пока он вернулся домой, прошло около часа времени.

— Тише! Тиночка заснула и спокойно спит — встретила папу этими словами, сидящая у моей кроватки мама.

С этой ночи началось мое выздоровление.

В эту тревожную ночь прорвался, оказавшийся у меня глубоко в ухе нарыв, до этого времени не обнаруженный докторами, и к счастью прорвался наружу. Я была положена этим ухом на подушку, на которой утром и были видны следы происшедшего прорыва.

Этот случай укрепил в моих родителях веру в праведность о. Иоанна, в святость его молитвы и в Божью помощь по его молитвам.

Все вышеизложенное я помнила и хранила в душе все мое детство, юность и молодые годы. Теперь, в зрелые годы, я стала молитвенно обращаться к о. Иоанну, прося его молитв в тяжелые дни нашей жизни и всегда чувствовала облегчение и помощь в просимом случае.

Мой муж — человек религиозный, но абсолютно не представляющий себе бессмертие души и жизни вечной. Это меня страшно огорчало и я молилась о. Иоанну, прося помочь ему познать и уверовать в будущую жизнь. Однажды летом в июле мес. 1910 года я просыпаюсь рано утром и вижу бодрствующего, но сильно взволнованного, с утомленным лицом мужа.

— Что случилось? — спросила я, положительно удивленная его невероятным видом. Он ответил, что никогда в жизни он не имел переживаний таких сильных, какие были в эту ночь.

Ему приснилась большая площадь с храмом, на ней много людей. В этот момент кончалась служба в храме и о. Иоанн, выйдя из храма, направился прямо к нему, держа в руках корону. Подойдя к мужу, о. Иоанн надевает ее ему на голову и, крепко придавив рукой, говорит: «Зачем ты сомневаешься? — Верь!» и с этими словами о. Иоанн поворачивается и начинает уходить. Тогда муж почувствовал свою вину и в страшном волнении спешит за ним, чтобы поцеловать его руку и сказать, что будет верить. О. Иоанн все удаляется дальше и дальше. Наконец совершенно измученный этим стремлением он, уже ползя на коленях с простертыми вперед руками, настигает о. Иоанна, целует его ногу и в этот момент просыпается под этим сильным впечатлением. От волнения он так ослабел, что я должна была ему сразу же сварить черный кофе, чтобы поднять немного силы. Однако успокоился он и пришел в себя окончательно только придя со службы домой к обеду.

Я же была несказанно счастлива, что молитва моя к о. Иоанну так ярко и сильно подействовала на мужа во спасение его души.

Родная моя внучка Мария Махина 11 лет от роду, воспитанница школы Хопова монастыря, девочка очень скромная, прилежная, до Рождества Христова 1938 года училась хорошо, в текущем году должна была держать экзамены в 1-й класс среднего учебного заведения. С Рождества Христова, Бог знает почему, учение пошло плохо, так плохо, что начальница школы монахиня, мать Феодора, потеряла всякую надежду на окончание Марией курса школы и полагала, что исключена возможность допустить Мусеньку к экзамену и о том сказала Мусеньке и написала моему зятю священнику Виктору Квачадзе, что Мусенька должна будет остаться еще на год в школе, потому что при всем прилежании Муся одолеть курса 4-го разряда не может. Девочка, убитая горем, стала горько плакать. Что делать и как помочь бедной девочке?

Я не призадумываясь долго, решил обратиться за помощью к угодникам Божиим св. Серафиму Саровскому и Иоанну Кронштадтскому с молитвою. Послал внучке ободрительное письмо и 10 динар и написал: «Не горюй и не плачь, посылаю тебе 10 дин., когда получишь деньги, сейчас же пойди с сестрицей Верочкой в церковь, купи 2 свечечки, поставьте перед иконою св. Серафима Саровского обе свечечки, станьте на колени и усердно с верою помолитесь св. угодникам Божиим и просите их помощи, Серафима Саровского и неканонизированного о. Иоанна Кронштадтского, а у Бога оба святые услышат слезные молитвы отроковиц и Дух Святый осенит твою память, только верь и молись, сама увидишь чудо Божие, начнешь все преподаваемое понимать и пойдешь к экзамену и сдашь экзамен хорошо».

Все, что я написал внучке, она исполнила, сдала экзамен хорошо при Белградской русской гимназии.

Я верю убежденно и иначе ничему не приписываю, как только чуду святых Серафима Саровского и о. Иоанна Кронштадтского.

До сих пор я могу засвидетельствовать неисчислимое число случаев, когда дорогой батюшка помогал и способствовал успеху каждый раз, когда с верой молитвенно призываю его имя.

В 1938 г. в конце ноября я шла по двору, поскользнулась и упала на правую руку, да так неловко на пальцы, что в руке что-то хрустнуло. Дочь и зять отвезли меня в Красный Крест. Доктор нашел, что у меня лопнула жила и нужно делать массаж и теплые ванны. Но мне ничто не помогало, рука болела, я плохо спала и владеть рукой я не могла совершенно. Я попросила батюшку о. Иоанна Сокаля помолиться. Он, со своей обычной ласковостью и добротой, помолился и возложил мне на руку платочек св. о. Иоанна Кронштадтского и воздухи с мощей святителя Иоасафа Белгородского чудотворца. И с тех пор, слава Господу Богу и Его угодникам, рукой владею и премного благодарна уважаемому батюшке о. Иоанну Сокалю.

Служа на приходе в Сербии, иногда я приезжал в один наш женский монастырь помолиться.

В одно из таких посещений, возвращался я после вечерни к себе в гостиницу. Недалеко от гостиницы я нечаянно оступился и вдруг почувствовал такую нестерпимую боль на правой ноге, что почти не мог ходить и, едва передвигаясь, дошел до своей комнаты. Как ни болела нога, я не обратил особенного внимания, думая, что я ушиб ногу и все должно пройти, по, видимо, ошибся: нога не переставала болеть; так провел я вечер, пришла и ночь, нога все болит, пора ложиться отдохнуть; попытался снять сапог с больной ноги, но нельзя не только снять обувь, но и пошевелить ногой: болит страшно, пойти некуда, сказать некому, ночь темная, тишина глубокая.

Вижу, дело плохо. Хотелось завтра пойти в монастырскую церковь на все службы, начиная с полунощницы и кончая божественной литургией, а потом предстоял далекий путь — в свое отдаленное место службы. Перспектива оказаться больным, вдали от своего места и столь неожиданно, не улыбалась никак. Напало раздумье, заскорбел я, думаю — что-то будет? И что же я должен делать?.. Вдруг пришла неожиданно мысль: обратиться немедленно к о. Иоанну Кронштадтскому.

Я взмолился: «Упокой, Господи, душу вернаго раба Твоего и великаго угодника Твоего — о. Иоанна. Батюшка дорогой, о. Иоанн, помоги мне, исцели меня!»

Только я это сказал, не почувствовал никакой боли, встал и прошелся по комнате, тоже никакой бола не чувствуя — как будто ничего и не бывало.

От всей души возблагодарил я Господа и Его великого угодника и чудотворца батюшку о. Иоанна.

Дивен Бог во святых Своих!

В станице Екатериноградской, Терской области, в годы моего детства проживал наш сосед, казак Василий Скворцов, весьма увлекавшийся религиозными вопросами. Он часто ходил по монастырям, побывал в Киеве и любил делиться своими впечатлениями. Около 1897 года он рассказал моим родителям в моем присутствии о происшедшем с ним событии, в результате которого он остался хромым на всю жизнь.

В то время доходило много слухов и рассказов об о. Иоанне Кронштадтском. Среди казаков было много сторонников о. Иоанна, но были и противники, не стеснявшиеся открыто злословить его. Особенно возражали против общей исповеди. Среди этих противников о. Иоанна находился и В. Скворцов.

В девяностых годах он, будучи совершенно здоровым, вновь отправился по монастырям, имея намерение на этот раз посетить Соловки и побывать в Кронштадте. По-видимому, во время своего путешествия Скворцов встретился с новыми противниками и хулителями о. Иоанна и еще больше укрепился в своих оппозиционных взглядах.

Когда он после посещения Соловецкого монастыря прибыл в Кронштадт, то попал как раз на службу, во время которой происходила общая исповедь. Скворцов вознегодовал и стал открыто осуждать о. Иоанна и даже поносить его в присутствии малознакомых людей. Вернувшись к себе на квартиру, Скворцов лег отдохнуть, оставаясь под впечатлением виденного и слышанного. Во сне он ясно увидел, как в комнату к нему вошел о. Иоанн Кронштадтский с посохом в руке и, подойдя к нему ударил его посохом по ноге. В ужасе Скворцов вскочил с постели и сразу почувствовал, что одна нога у него отнялась. С тех пор он мог ходить только с костылем и сильно волочил ногу. Вернувшись в станицу, Скворцов открыто рассказывал всем о своем несчастье.

Характерно, что и после этого происшествия Скворцов оставался ярым противником о. Иоанна.

В ту пору на С. Кавказе стало широко развиваться сектанство (молокане и др.), но принадлежал ли к сектантам Скворцов, сказать не берусь.

II. В конце 1915 г. я возвращался с Западного фронта в Петроград, где находилась моя семья, с которой я намеревался мирно провести свой рождественский отпуск. К моему великому удивлению на вокзале меня встретила вся в слезах моя жена и рассказала, что старший наш сын Александр, 3-х лет, тяжело болен и что Доктор опасается за его жизнь.

Приехав домой, я застал сына в полузабытьи: ему часто давали кислород, он посинел, задыхался и т. д. Доктора находили, что он болен воспалением легких и вели соответствующее лечение. Настроение окружающих было подавленное, т. к. надежд на выздоровление ребенка было очень мало. В эти тяжелые минуты, когда не знали, что предпринимать, кто-то из домашних посоветовал мне съездить помолиться на могилу о. Иоанна Кронштадтского. Я немедленно поехал. На могиле происходили непрерывные службы. Когда дошла очередь до меня, то священник отслужил молебствие о здравии младенца Александра. Несколько успокоенный, я на извозчике вернулся домой на Преображенскую ул., № 33. У самого подъезда дома я неожиданно встретил своего доброго знакомого, который, видя мое встревоженное состояние, осведомился о причине его. Я рассказал о случившемся. Знакомый мой стал убеждать меня немедленно обратиться к другому доктору — Пивоварову, который жил на этой же улице и которого он очень хвалил.

Посоветовавшись с родными, я, не взирая на некоторую неловкость в отношении прежних врачей, отправился к Пивоварову. Он немедленно оделся и пошел со мною; к больному ребенку. Осмотрев сына, доктор заявил, его ошибочно лечили от воспаления легких, что в действительности у него круп (ларенгит) и что надо немедленно вставить в горло трубку, т. к. ребенок уже задыхался. Д-р Пивоваров посоветовал на автомобиле отвезти больного в ближайшую детскую больницу, где ребенку, уже почти потерявшему сознание, вставили трубку и этим спасли его от верной смерти. Затем уже приступили к лечению инъекциями и проч.

Происшедшее произвело на всех нас огромное впечатление. Мы были склонны усмотреть в случившемся не простое совпадение, а заступничество Свыше. Если бы; не поехал на могилу о. Иоанна, то не встретил бы своего знакомого, а, следовательно, не удалось бы спасти от смерти сына.

В 1915 г. в великом посту мне пришлось быть в Петербурге. Приезжая в столицу, я всегда отправлялась на Карповку, в Иоанновский женский монастырь, где находится гробница о. Иоанна Кронштадтского, чтобы преклониться пред его могилкой.

Я очень любила этот уголок. Как сейчас вижу церковь, а с правой стороны белая мраморная гробница, на ней митра с неугасаемой лампадкой внутри, кругом цветы, по бокам масса горящих свечей, а позади нее хор монашенок... Церковь переполнена молящимися, служба идет беспрерывно, молящиеся сменяют друг друга. И каждый раз, едва ступишь в эту церковь, охватывают такие чувства спокойствия, торжественности, молитвенного настроения, каких передать словами нет возможности.

С детства я часто слышала рассказы о силе молитвы батюшки о. Иоанна Кронштадтского, который был духовным отцом моей бабушки и моей матери до ее замужества. Он венчал моих родителей и крестил меня в г.Кронштадте. Запечатлелся у меня рассказ, как бабушка заболела холерой и доктора уже отказались ее спасти. Она уже почернела и начались судороги... Пригласили батюшку. Он принес Св. Дары, помолился над ней, причастил ее и она выздоровела.

Помню, я уже была гимназисткой старших классов, мой старший брат, юнкер, был очень болен, у него был гнойный плеврит, около самой сонной артерии. Спасти можно было только при помощи операции, которая была очень опасна, о чем доктор предупредил. И вот я «потихоньку» от своих родителей, из какого-то ложного стыда, написала письмо в Кронштадт о. Иоанну: «Батюшка, помолитесь за раба Божьего Георгия. Нина».

Операция прошла, слава Богу, благополучно и брат выздоровел.

Осенью 1914 г. я проживала в Петербурге и вдруг 2 ноября, совершенно для себя неожиданно, как будто по какому-то внушению, я, бросив свои дела, быстро собралась и поехала в Варшаву. В том районе на фронте в это время находились мой муж и мои братья — старший после ранения только что вернувшийся в свой полк, и младший недавно выпущенный в офицеры молодой артиллерист.

Вдруг ночью на 10 ноября получаю телеграмму от своего отца: «Б. (мой младший брат) ранен, находится в Варшаве, разыщи его, эвакуируй к нам».

Утром я отправилась разыскивать брата по госпиталям. Нашла его в госпитале Красного Креста. Я так обрадовалась, что нашла его, но мне и в голову не приходило, что он мог быть ранен тяжело. Меня встретила ст. сестра милосердия. Я была озадачена слишком серьезным и каким-то нерешительным видом: в разговоре со мной сестры в ответ на мои слова, что я хочу видеть моего брата. Я невольно спросила:

— Надеюсь, он ранен не опасно?

— Нет, опасно.

— Но не в голову, не в живот?

— В голову, — ответила она. — Сейчас я вам вызову старшего врача, поговорите с ним...

Я стояла ошеломленная. Вошел доктор и сказал мне, что брат 1-го ноября был ранен тяжело и контужен в голову, что 3-го ноября его доставили в бессознательном состоянии к ним в госпиталь, что у него беспрерывные рвоты и находится в полусознательном состоянии. По-видимому без трепанации черепа не обойтись. Что этот вопрос можно решить приблизительно через неделю, а говорить сейчас об эвакуации и не приходится.

Доктор вышел, я опустилась на стул и заплакала. Подошла старшая сестра и строго мне сказала:

— Если вы будете плакать, я не могу вас пустить к больному, успокойтесь и приходите в час дня, когда начнется прием, а мне надо и его подготовить к свиданию.

Я вышла на улицу прямо невменяемая, забежала в церковь, поставила свечку, на почту, послала телеграмму своим, и к знакомой — рассказать и выплакаться... В час я застыла перед открытыми настежь дверями указанной мне палаты, ища глазами брата; я увидела 4 кровати, на трех сидели раненые, на одной лежал кто-то с забинтованными головой и руками, поразивший меня своею бледностью: я не сразу в нем узнала своего брата. Он лежал с закрытыми глазами.

— Он спит? — спросила я тихонько ближайшего раненого.

— Он все время в таком состоянии, — грустно ответил тот.

Я бесшумно подошел к брату. Он открыл глаза.

— Ты, — прошептал он — я тебя давно жду.

Я опустилась перед ним на колени и старалась его приласкать, не потревожив. Когда я вышла из госпиталя, меня охватил такой ужас, что, встречая на улице и в трамвае врачей, я обращалась к ним за советом, надеясь получить хоть какое-нибудь утешение, надежду, но получала ответ: «Раз рвоты не прекращаются, это знак, что поврежден череп, задет мозг».

Значит нет спасения!.. Что делать? Как помочь?!.. И вдруг у меня явилась мысль — о. Иоанн Кронштадтский! К нему с мольбой, он может, он спасет!

Прибежав домой, я быстро написала письмо своей приятельнице в Петербург, тоже большой почитательнице о. Иоанна, прося сейчас же поехать на могилу к нему, поставить свечку и помолиться за моего брата. Опустила письмо и как-то успокоилась; мне показалось, что я сделала самое главное. И вот тут совершилось чудо.

Когда на другой день я вошла в госпиталь, то на лестнице встретила сестру, которая ухаживала за моим братом, она с улыбкой мне сказала: «Вашему брату лучше».

Первые слова брата были: «Рвот со вчерашнего дня уже нет...» А дня через два рассказал он мне, что первые слова, которые он услышал, когда пришел в себя, — говорил один из соседей: — «Не хотел бы я быть так раненым, как этот молодой подпоручик, что же если и выживет, то — верное сумасшествие». Да и мне ст. сестра, на мой вопрос — «а если выздоровеет, последствия останутся?» — ответила: «Да, уж конечно останутся»... А между тем с каждым днем брат оживал, рвоты ни-разу не повторились, сознание вернулось, пищу стал принимать и через несколько дней мне доктора сказали:

«Опасность миновала, можете брата эвакуировать».

В марте месяце он уже ехал снова на фронт в свою бригаду, в которой провел всю Великую войну, а потом сражался и в добровольческой армии.

Брат, за которого я молилась в 1914 г., служил в 26-й артиллерийской бригаде. Сейчас опять я считаю, что «мой крестный» (о. Иоанн Кронштадтский меня крестил) явил свою милость. Неожиданно брата, служащего теперь в отделе кадастра, привезли в больницу на операцию. Ее должны были произвести немедленно. Хирурги за исход ее не ручались (ущемление грыжи, а пока его довезли и освободился доктор, прошло больше 6 час). Я из больницы поехала домой, зажгла лампадку и помолилась о. Иоанну Кронштадтскому и после этого поехала опять в больницу. Операция прошла благополучно, но главное то, что хирург сказал, что брату нельзя кашлять, а у него кашель после войны, когда он потерял свое здоровье, всегда и днем и ночью, и вдруг он прекратился к нашему общему изумлению, совершенно. Объясняю я это только молитвой св. о. Иоанна Кронштадтского.

Я, автор книги «Отец Иоанн Кронштадтский» всегда очень боюсь, чтобы не постыдиться мне Бога перед людьми, ибо Христос сказал: «Кто постыдится Меня и Моих слов в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда придет во славе Отца Своего со святыми Ангелами (Евангелие от Марка, гл. 9, ст. 38).

Поэтому я решил рассказать Вам, моим читателям о великом чуде, совершенном о. Иоанном Кронштадтским 13/26 августа 1941 года.

Еще до начала печатания П-го тома моей книги, я составил подробный рассчет суммы, необходимой для печатания его и советовался по поводу этого рассчета и отдельных его частей с моим добрым другом Алексеем Алексеевичем Быковым, лицом очень опытным, о котором упомянуто выше. Он был так любезен — проверил все мои подсчеты и мы пришли к заключению, что собранных мною по предварительной подписке и пожертвованных Игорем Ивановичем Сикорским и его супругой денег не хватит на издание книги. Поэтому Алексей Алексеевич Быков обещал познакомить меня с подрядчиком венгерцем, который добросовестно выстроил для А. А. Быкова шестиэтажный дом за два с половиной миллиона динар и следовательно имеет значительный капитал. При этом Алексей Алексеевич сказал мне, что подрядчик этот даст мне ссуду, а он примет на себя проценты.

В виду такого обещания Алексея Алексеевича я смело приступил к печатанию книги и напечатал 224 страницы. Всех же печатных страниц моей книги предположено 352.

Затем, когда имевшиеся у меня деньги начали подходить к концу, меня стал озадачивать вопрос о том, какие условия ссуды поставит мне подрядчик.

После войны покупательная способность русских эмигрантов в б. Югославии весьма понизилась, т. к. многие остались без заработка (в том числе и я). Поэтому лишь очень немногие будут иметь возможность купить книгу. Рассылка же книги за границу невозможна.

Ввиду изложенного легко может случиться, что я не только не буду в состоянии исполнить поставленных мне заимодавцем условий ссуды, но и вообще не смогу их принять.

В таком тяжелом положении я 27 июля/9 августа стал на колени перед портретом о. Иоанна Кронштадтского и со слезами горячо помолился ему, Я говорил ему:

«Ты знаешь, что у меня больше нет денег на окончание печатания П-го тома, что 1-й том многих утешил, некоторых отвратил от намерения самоубийства, вследствие невыносимых условий жизни, многих привлек ко Христу, что многие плакали от умиления, читая и перечитывая его; ты знаешь, что П-й том много сильнее 1-го и что он нужен не только для эмиграции, но и для русских, живущих в России, — так дай же мне необходимые средства для окончания издания».

При этом я просил о. Иоанна, чтобы он сам за меня эту книгу написал и сотворил, чтобы она обратила многих к православию и за границей, и в самой России.

13/26 августа 1941 г. я встретил на улице Илью Григорьевича Пиноци, горячего почитателя о. Иоанна, т. к. в семье его было потрясающее чудо о. Иоанна, который меня спросил, как идет печатание 2-го тома моей книги.

Я рассказал ему все вышеизложенное.

Выслушав меня, Илья Григорьевич сказал мне, что ему пришлось ликвидировать имевшееся у него торговое дело, но, несмотря на это, он поможет мне деньгами закончить печатание книги. К этому он добавил: «Если бы до окончания печатания книги я умер, то жена моя даст необходимую на это сумму».

Я пошел к Илье Григорьевичу Пиноци на квартиру и поднес ему 1-й том моей книги в переплете с благодарственной надписью. При этом Илья Григорьевич сказал мне, чтобы я вообще больше ни к кому не обращался за помощью, т. к. он принимает на себя все дело окончания П-го тома, который должен быть закончен во что бы то что стало. Супруга же его Софья Карловна мне сказала, что она всецело разделяет взгляд мужа.

Вы видите, дорогие читатели моей книги, что о. Иоанн услышал и исполнил мою слезную молитву. Исполнил не для меня, но чтобы вы все, русские люди, за рубежом и в России находящиеся, узнали о великих делах Божиих, явленных через о. Иоанна и прославили Бога и о. Иоанна.

Время показало, что чудо, сотворенное о. Иоанном, расположившим сердца Ильи Григорьевича и Софии Карловны Пиноци помочь завершению издания П-го тома моей книги, гораздо глубже и я расскажу Вам почему.

В Сербии у меня нет ни комода, ни шкафа, ни письменного стола, а есть садовая мебель из камыша: круглый стол, два кресла и табуретка, кухонный стол и маленький низенький столик для мытья посуды, железные кровати и 4 табурета.

Первый том я написал на кухонном столе.

В нынешней же квартире я не могу писать на этом столе потому, что в кухне холодный каменный пол и одинарная балконная стеклянная дверь покоробившаяся и там очень холодно.

Второй том я написал на маленьком низеньком столике. Писать приходится согнувшись и локти висят на воздухе. Почерк получается корявый.

Я спросил у Софьи Карловны Пиноци, нет ли у нее лишнего кухонного стола. Она ответила мне, что нет, сказав, что может мне дать один из ее письменных столов и уже вчера (22 октября 1941 г.) мне его дала.

Теперь я пишу удобно, локти лежат на столе, могу писать красивым почерком и ретушировать портреты о. Иоанна. В столе 8 ящиков, в которые я могу поместить рукописи мои, множество разных печатных и письменных материалов, справочные издания, списки подписчиков и многое другое, что до сих пор лежало на полу или на полках в чулане, теперь у меня все под руками и не приходится рыться в пыли па полу.

Ведь это все продолжение чуда о. Иоанна.

 Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter

<<<   СОДЕРЖАНИЕ   >>>