Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+EnterСвятитель Иоанн Златоуст. Беседы на 1-е послание к Коринфянам
Беседа 44
"Если же придет к вам Тимофей, смотрите, чтобы он был у вас безопасен; ибо он делает дело Господне, как и я" (1Кор.16:10).
1. Может быть, кто подумает, что такое увещание не достойно мужества Тимофея; но это сказано не для Тимофея, а для слушателей, чтобы они через какие-нибудь действия против него не причинили вреда самим себе. Он всегда был готов на опасности: "потому что", говорит (Павел), "он, как сын отцу, служил мне в благовествовании" (Фил.2:22); но чтобы они, оскорбляя ученика, не оскорбили учителя и сами не сделались хуже, (апостол) заблаговременно предостерегает их и говорит: "чтобы он был у вас безопасен", т.е. чтобы кто-нибудь из бесстыдных не восстал против него. Ему, может быть, предстояло сделать им замечание за то, о чем писал Павел, для чего он и был послан, как выразил (апостол) в словах: "для сего я послал к вам Тимофея, моего возлюбленного и верного в Господе сына, который напомнит вам о путях моих во Христе, как я учу везде во всякой церкви" (1Кор.4:17). Итак, чтобы они, надеясь на знатность, на богатство, на защиту от народа и на мирскую мудрость, не напали на него, не стали оскорблять его и строить против него козни, негодуя на его обличения, или на вразумления учителя, и желая отомстить последнему в лице первого, (апостол) говорит: "чтобы он был у вас безопасен". Не ссылайтесь, говорит, на внешних — язычников и неверующих; требую этого от вас, для которых писано все послание. Им он внушал страх еще в начале, во вступлении; потому и здесь говорит: "у вас". Затем внушает им доверие (к Тимофею) по самому его служению: "ибо он делает дело Господне". Не смотри на то, говорит, что он не богат, не образован и не стар, а на то, что поручено ему и что он исполняет: "ибо он делает дело Господне"; это заменяет ему и знатность, и богатство, и старость, и мудрость. Не довольствуясь этим, присовокупляет: "как и я"; и выше (говорил): "для сего я послал к вам Тимофея, моего возлюбленного и верного в Господе сына, который напомнит вам о путях моих во Христе" (4:17). Так как он был молод и ему одному поручено было исправление такого общества, а потому то и другое могло быть причиной пренебрежения к нему, то (апостол) справедливо продолжает: "посему никто не пренебрегай его" (ст. 11); и не только этого требует для него, но еще большей чести: "проводите же", говорит, "его с миром", т.е. безопасно, без ссор и словопрений, без вражды и ненависти, но с покорностью и почтительностью к нему, как к учителю. "Чтобы он пришел ко мне, ибо я жду его с братиями"; и этим он внушает им страх, чтобы они, зная, что он расскажет (апостолу) все, с ним случившееся, были более кроткими; для того и присовокупляет: "ибо я жду его". А с другой стороны этим он также внушает доверие (к Тимофею), выражая, что он сам, намереваясь отправиться, ожидает его, и вместе свидетельствует любовь свою к ним, показывая, какого полезного он послал к ним человека. "А что до брата Аполлоса, я очень просил его, чтобы он с братиями пошел к вам; но он никак не хотел идти ныне, а придет, когда ему будет удобно" (ст. 12). Этот, как видно, был образован и старше Тимофея; потому, чтобы они не сказали, почему он не послал к ним этого мужа, а (прислал) вместо него молодого человека, — смотри, как апостол и касательно него успокаивает их, называя его братом и сообщая, что он много просил его (отправиться к ним). И опять, чтобы не подумали, будто он предпочел ему Тимофея и потому не послал его, и чтобы не возбудить в них большей зависти, говорит: "я очень просил его, чтобы он с братиями пошел к вам". Что же? Он не согласился и не послушался, но воспротивился и отказался?
(Павел) не говорит этого, но чтобы и его не обвинить и себя оправдать, замечает: "но он никак не хотел идти ныне, а придет, когда ему будет удобно". Затем, чтобы не сказали, что это только отговорка и предлог, присовокупляет: "придет, когда ему будет удобно". Таким образом он и его оправдал, и их, желавших видеть его, успокоил надеждой на его прибытие. Далее, внушая, что они должны полагать надежду спасения не в учителях, а в себе самих, он говорит: "бодрствуйте, стойте в вере" (ст. 13), не в мудрости внешней, — потому что в ней невозможно стоять твердо, не колеблясь, — а в вере, в которой можно стоять твердо. "Будьте мужественны, тверды. Все у вас да будет с любовью" (ст. 14). В этих словах он, по-видимому, предлагает увещание, а между тем укоряет их за беспечность; и потому говорит им: "бодрствуйте", как спящим, "стойте", как колеблющимся, "будьте мужественны, тверды", как малодушным, "все у вас да будет с любовью", как не имеющим взаимного согласия; одно направлено против обольстителей: "бодрствуйте, стойте": другое против оскорбителей: "будьте мужественны"; третье против возбуждающих несогласие и распри: "все у вас да будет с любовью", — любовью, которая есть союз совершенства, корень и источник благ. Что же значит: "все у вас да будет с любовью"? Обличает ли кто, начальствует ли кто, или повинуется, учится ли кто, или учит, все (должно быть) с любовью, потому что и все упомянутое (зло) произошло от пренебрежения ею. Если бы (любовь) не была пренебрегаема, то они не гордились бы и не говорили бы: "я Павлов"; "я Аполлосов" (1Кор.1:12); если бы она была между ними, то они не судились бы у внешних (язычников), или лучше, не судились бы вовсе; если бы она была между ними, то (блудник) не жил бы с женой своего отца, они не презирали бы немощных братий, не имели бы разделений, не тщеславились бы духовными дарованиями. Потому он и говорит: "все у вас да будет с любовью. Прошу вас, братия (вы знаете семейство Стефаново, что оно есть начаток Ахаии и что они посвятили себя на служение святым)" (ст. 15).
2. Еще в начале послания он упомянул об этом, когда сказал: "крестил я также Стефанов дом" (1Кор.1:16), и теперь называет его начатком не только Коринфа, но и всей Греции.
Немаловажная честь — первым приступить ко Христу. Потому и в послании к Римлянам, похваляя за это некоторых, он сказал: "прежде меня еще уверовавших во Христа" (Рим. XVI, 7).
Не сказал здесь: первые уверовали, но: "есть начаток", выражая, что вместе с верой они показали и прекрасную жизнь, как ее плод, и оказались достойными во всех отношениях.
Подлинно, начаток должен быть лучше прочего, чего он есть начаток, — это Павел и засвидетельствовал об них таким выражением. Они, как я сказал, не только искренне уверовали, но и на деле показали великое благочестие, высокую добродетель и ревность в делах милосердия. И не только этим он доказывает их благоговение, но и тем, что весь дом был исполнен благочестия. А как они были ревностны в добрых делах, это (апостол) показывает в дальнейших словах: "они посвятили себя на служение святым". Слышите ли, какую он воздает похвалу страннолюбию? Не сказал: служат, но: "и что они посвятили себя на служение святым"; такую жизнь они избрали себе навсегда, об этом заботятся. "Будьте и вы почтительны к таковым" (ст. 16), т.е. содействуйте им и денежными пожертвованиями и телесным служением, имейте с ними общение, — потому что и труд для них сделается легче, если они будут иметь сотрудников, и действия благотворительности будут простираться на большее число людей. Не просто сказал: содействуйте, но: повинуйтеся (в русском переводе этого слова нет) им, что бы они вам ни повелели, внушая самое строгое повиновение. Но чтобы не показалось, будто он угождает им, присовокупляет: "и ко всякому содействующему и трудящемуся".
Пусть, говорит, этот закон будет общим; я говорю не об них исключительно, но и всякий, подобный им, пусть получает тоже. Потому, еще начиная говорить о них, он призывает в свидетели самих (коринфян): "прошу вас, братия", говорит, "вы знаете семейство Стефаново". Вы, говорит, сами знаете, как они трудятся, и не имеете нужды слышать об этом от нас. "Я рад прибытию Стефана, Фортуната и Ахаика: они восполнили для меня отсутствие ваше, ибо они мой и ваш дух успокоили. Почитайте таковых" (ст. 17, 18). Так как они могли иметь неудовольствие против этих лиц, потому что это были те самые, которые пришли и возвестили (Павлу) об их смутах, и через которых было писано ему о девстве и о браке, — то, смотри, как он еще в начале послания успокаивал их, когда говорил: "ибо от [домашних] Хлоиных сделалось мне известным о вас, братия мои, что между вами есть споры" (1:11), где, указывая на них, вместе с тем и скрыл их, — а о них, конечно, он упоминает здесь, — теперь же говорит: "восполнили для меня отсутствие ваше, ибо они мой и ваш дух успокоили", и тем показывает, что они пришли к нему вместо всех и за них решились предпринять такое путешествие. Но как это частное действие их может сделаться общим? Если ваше отсутствие вы вознаградите добрым расположением к ним, если станете почитать их, если будете принимать их, если покажете участие в их добром деле. Потому он и говорит: "будьте и вы почтительны к таковым". Похваляя пришедших к нему, он вместе с тем воздает похвалу и другим, с посланными соединяет пославших: "ибо они", говорит, "мой и ваш дух успокоили". "Будьте и вы почтительны к таковым", — потому что для вас они оставили отечество и дом свой. Видишь ли мудрость (апостола)? Не Павлу только, говорит, они оказали услугу, но им, потому что представили в лице своем весь город; а через это он и посланных делал достойными доверия, и пославшим не дозволял отделяться от них, так как они были представителями всех перед Павлом. "Приветствуют вас церкви Асийские" (ст. 19). Он всегда в своих приветствиях сближает и соединяет членов (Церкви). "Приветствуют вас усердно в Господе Акила и Прискилла с домашнею их церковью". У них он жил, как скинотворец. "С домашнею их церковью". И это немаловажная заслуга — обратить дом свой в церковь. "Приветствуют вас все братия. Приветствуйте друг друга святым целованием" (ст. 20). Такое прибавление — лобзанием святым — он делает только здесь. Почему? Потому что (между коринфянами) было великое разделение; они говорили: "я Павлов"; "я Аполлосов"; "я Кифин"; "а я Христов" (1Кор.1:12); одни из них терпели голод, а другие упивались; между ними происходили ссоры, распри и тяжбы: даже из-за самих даров благодати у них была великая зависть и великая надменность. Примирив их своим увещанием, он справедливо повелевает им соединяться и святым целованием; оно могло соединить их и сделать единым телом, — оно свято, если чуждо коварства и лицемерия. "Мое, Павлово, приветствие собственноручно" (ст. 21): выражает, что это послание писано им с великим тщанием; потому присовокупляет и следующее: "кто не любит Господа Иисуса Христа, анафема, маранафа" (ст. 22).
3. Одним этим изречением он приводит в страх всех тех, которые делали члены свои членами блудницы, которые соблазняли братию вкушением жертв идольских, назывались по именам людей, не веровали воскресению, — и не только приводит в страх, но и указывает путь к добродетели и источник пороков. Как любовь (ко Христу), когда она сильна, изгоняет и истребляет все виды грехов, так точно она, когда слаба, позволяет произрастать им. "Маранафа". Для чего сказано это, и притом на еврейском языке? Так как причиной всех зол была надменность, которая происходила от внешней (языческой) мудрости, и эта надменность была главным злом, которое преимущественно разделяло коринфян, то (апостол), желая низложить их надменность, употребляет не греческое, а еврейское выражение, показывая тем, что он не только не стыдится простоты, но, напротив, очень любит ее. Что значит — "Маранафа"? Господь наш пришел. Для чего же он говорит это? Чтобы подтвердить учение о домостроительстве Божием, так как преимущественно в этом заключаются семена воскресения, и еще для того, чтобы пристыдить их, — как бы так говорит: общий Владыка всех благоволил уничижить Себя до такой степени, а вы еще остаетесь в том же положении и продолжаете грешить? Вас не поражает чрезмерная любовь Его, важнейшее из всех благ? Помните только это одно, говорит, и вы будете в состоянии преуспевать во всякой добродетели и истреблять всякий грех. "Благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами" (ст. 23). Учителю свойственно помогать не только советами, но и молитвами. "И любовь моя со всеми вами во Христе Иисусе. Аминь" (ст. 24). Чтобы они не подумали, что он из лести к ним делает такое заключение, говорит: "во Христе Иисусе"; (любовь его) не имеет в себе ничего человеческого, ничего плотского, но есть духовная, и потому самая искренняя; выражения его обнаруживают сильную любовь. Будучи отделен от них по месту, он как бы простирает свою десницу и обнимает их руками любви: любы моя, говорит, с вами; как бы так говорит: я сам со всеми вами. Это показывает, что написанное им происходило не от раздражительности и не от гнева, но от попечения (о коринфянах), если он и после таких обличений не отвращается от них, но любит и обнимает их, несмотря на далекое расстояние, и изливает перед ними (свою душу) в писаниях и посланиях. Так следует поступать всякому, исправляющему других; если он будет делать это с одним только гневом, то будет удовлетворять свою страсть; а если, обличив грешника, окажет и любовь к нему, то докажет, что и укоризны его происходили от любви. Будем же и мы таким образом вразумлять друг друга: и обличающий пусть не гневается, потому что гнев обнаруживает страсть, а не желание исправить; и обличаемый пусть не огорчается, потому что делаемое ему обличение есть врачевство, а не что-нибудь враждебное. Если врачей, когда они делают прижигания, не упрекают, хотя часто они ошибаются в успехе дела, но даже сами больные, подвергаемые прижиганиям и разрезам, считают своими благодетелями причиняющих им такие страдания, то тем более принимающему обличение нужно иметь такое расположение, слушать вразумляющего, как врача, а не как врага. И мы, обличая кого-нибудь, будем приступать к нему с великой кротостью и с великим благоразумием. Если ты видишь согрешающего брата, то обличи его не всенародно, но как повелел Христос: "между тобою и им одним" (Мф.18:15), притом не понося и не нападая на лежащего, но соболезнуя и сокрушаясь; будь и сам готов выслушать обличение, если ты согрешишь в чем-нибудь. Но чтобы сказанное было яснее, представим это посредством примера; впрочем, я не желаю, чтобы такие примеры были в действительности. Положим, что какой-нибудь брат живет вместе с девицей; пусть он будет человек благонравный и целомудренный, но при всем том идет об нем худая молва. Когда до тебя дойдет молва о таком его сожитии, то не оставляй этого без внимания и не говори: разве у него нет своего ума? Разве он сам не знает, что ему полезно?
Без причины люби, но не допускай ненависти без причины (говорит пословица): для чего же мне напрасно навлекать на себя вражду? Такие безумные слова свойственны диким зверям или лучше, демонам. Кто хочет исправить другого, тот не навлекает на себя ненависти напрасно, но действует для достижения великих благ и неизреченных венцов. А против того, что говоришь ты: разве у него нет своего ума? — я скажу тебе, что действительно нет, потому что он опьянен страстью. Если в мирских судилищах подсудимые, будучи волнуемы гневом, бывают не в состоянии говорить сами за себя, хотя, впрочем, такая чувствительность и не ставится им в вину, то во сколько раз хуже состояние человека, преданного порочной страсти? Потому я и говорю, что хотя бы он был тысячу раз умен, но при всем том у него нет бодрственного ума. Кто был благоразумнее Давида, который говорил: "неизвестное и тайное премудрости Твоей Ты явил мне" (Пс.50:8)? Но когда он взглянул нескромными очами на жену воина, то испытал тоже, что обыкновенно случается с людьми, плывущими по бурному морю, как он сам говорит: "и вся мудрость их пропала" (Пс.106:27); и он имел нужду, чтобы другие исправили его, и даже не чувствовал, в какой находился глубине зол; потому, оплакивая грехи свои, он и говорил: "ибо беззакония мои превысили голову мою, подобно тяжелому бремени отяготели на мне. Воссмердели и согнили раны мои от безумия моего" (Пс.37:5, 6).
4. Итак, кто грешит, у того нет ума, потому что он опьянен и омрачен. Потому не говори так, и к словам своим: какая мне нужда? — не прибавляй еще: "каждый понесет свое бремя" (Гал.6:5). Ты навлекаешь и на себя величайшую ответственность, если, видя заблудшего, не хочешь помочь ему.
Если законом иудейским запрещалось оставлять без внимания даже скот врага (Втор.22:1), то какое будет иметь оправдание оставляющий без внимания не скот и не врага, а погибающую душу друга? Не может оправдать нас то, что у него есть свой ум, потому что и мы, многократно преподававшие наставления другим, часто в отношении к себе оказывались несостоятельными и не могли помочь самим себе. Также рассуждай и о другом заблуждающемся, что он скорее может получить добрый совет от тебя, нежели от себя, и не говори: какая мне до него нужда? Вспомни с ужасом о том, кто первый сказал такие слова; они означают тоже, что и слова (Каина): "разве я сторож брату моему?" (Быт.4:9). От того и происходят все роды зла, что мы считаем чужим принадлежащее нашему собственному телу. Что говоришь ты? Тебе нет никакой нужды до брата? Но кому же будет до него нужда?
Неужели неверующему, который радуется его бедствию, поносит его и старается вредить ему? Или диаволу, который преследует его и расставляет ему сети? И почему ты говоришь так?
Потому, скажешь, что мои благонамеренные слова и советы не будут иметь успеха. Но откуда известно, что они не будут иметь успеха? И это опять крайне безумно — не зная последствий, делать себя виновным в явном нерадении. Сам Бог, которому известно будущее, часто говорил без успеха, и однако не переставал говорить, хотя и знал наперед, что Его не послушают.
Если же Тот, Кто наперед знал, что Он ничего не сделает, не переставал принимать меры к исправлению людей, то какое оправдание будешь иметь ты, который совершенно не знаешь будущего, и предаешься беспечности и нерадению? Многие, принимаясь за это дело, имели успех, и когда менее всего надеялись, тогда особенно и успевали. Если же и не сделаешь ничего, то, по крайней мере, исполнишь свой долг. Потому не будь бесчеловечен, несострадателен и нерадив. Слова твои происходят от жестокости и нерадения, как можешь видеть из следующего. Когда у тебя страдает какой-нибудь из членов телесных, то почему ты не говоришь: какая мне до него нужда? И почему ты знаешь, что, если употребишь врачевание, то он выздоровеет? Однако ты принимаешь все меры, чтобы, если и не будешь иметь никакого успеха, то, по крайней мере, не обвинять себя самого, что ты опустил сделать что-нибудь полезное. Так мы заботимся о членах телесных: почему же нерадим о членах Христовых? Какое после того мы будем иметь оправдание? А если тебя не преклоняют слова мои: позаботься о собственном своем члене, — то я напомню тебе о теле Христовом, чтобы ты, хотя из страха, сделался лучше. В самом деле, не ужасно ли видеть тело Его покрытым язвами, и оставаться равнодушным? Когда у тебя слуга или даже осел бывает поражен язвами, ты не остаешься равнодушным; а когда видишь тело Христово в гнойных струпах, то как проходишь мимо? Не достойно ли это тысячи громов? От того у тебя все и извратилось, — от такого бесчеловечия, от такого нерадения!
Итак, увещеваю, оставим эту жестокость: приди к тому, кто живет вместе с девицей, скажи ему по-братски какую-нибудь похвалу, сложив ее из тех достоинств, какие в нем находятся, и такой похвалой, как бы теплой водой, омочи и смягчи опухоль его раны; признайся ему, что и ты находишься в жалком состоянии, представь виновность всего рода человеческого, объясни, что все мы во грехах, попроси прощения, что ты принимаешь на себя дело, которое выше сил твоих, но что любовь побуждает тебя решиться на все; затем и предложи совет, высказывая не повелительно, а по-братски. Когда посредством всего этого ты успокоишь его горячность и смягчишь боль, какая должна будет произойти от действия обличения, и когда, так сказать, свяжешь его неоднократными извинениями и просьбами, чтобы он не гневался, тогда и наноси ему удар, не слишком сильный и не слишком слабый, чтобы в первом случае он не отскочил от тебя, а в последнем не остался невнимательным.
Если ты нанесешь удар недостаточно сильный, то ничего не сделаешь; а если поразишь слишком сильно, то он удалится от тебя. Потому и после всего этого, приступая к обличению, ты опять присоединяй к обличению похвалы; но так как поведение его само по себе не может назваться похвальным, — ведь жить с молодой девицей дело не похвальное, — то ты обратись к намерению живущего с ней и скажи: я знаю, что ты делаешь это для Бога, что ты подал руку помощи этой несчастной, видя ее одинокой и беззащитной. Хотя бы он на самом деле и не руководился такими намерениями, ты говори так, а потом, попросив опять извинения, в дополнение к прежнему скажи: я говорю тебе это не как приказание, но как напоминание; я знаю, что ты делаешь это ради Бога, но посмотрим, не произойдет ли отсюда какое-нибудь зло; если не произойдет никакого, то держи ее у себя и продолжай оказывать ей доброе дело, — никто не препятствует; но если отсюда может произойти вред важнее пользы, то, увещеваю тебя, будем осторожны, чтобы, стараясь доставить спокойствие одной душе, не соблазнить тысячи. Впрочем не представляй ему прямо тех наказаний, какие ожидают соблазнителей, но прими его самого в свидетели и скажи: ты не имеешь нужды узнавать об этом от меня, ты сам знаешь, какому подлежит наказанию тот, "кто соблазнит одного из малых сих" (Мф.18:6); и, таким образом усладив слова свои и успокоив его горячность, прилагай наконец врачевство исправления. Если же он опять будет ссылаться на ее одиночество, то и тогда ты не прямо обличай этот предлог, но скажи ему: это нисколько не должно устрашать тебя; достаточным для тебя оправданием будет опасение — соблазнить других, так как ты оставишь эту заботу не по беспечности, а по желанию блага другим.
5. Притом советы твои пусть будут кратки, потому что он не нуждается в длинных нравоучениях; извинения же пусть будут неоднократны и часты, а больше всего ссылайся на любовь, прикрывая ею строгость речей своих и оставляя дальнейшее на его волю; скажи: я только предлагаю и советую тебе это, а послушаться зависит от тебя; я не заставляю и не принуждаю тебя, но предоставляю все собственному твоему рассуждению. Если таким образом мы будем приниматься за обличение, то мы легко сможем исправлять согрешающих. А то, что мы делаем теперь, свойственно более диким зверям и бессловесным животным, нежели людям. Ныне иные, как скоро услышат о каком-нибудь подобном грешнике, ему не говорят ничего, а сами между собой шепчутся, как пьяные старухи, и уже здесь, кажется, никогда не имеет места пословица: без причины люби, но не допускай ненависти без причины. Когда хотят кого-нибудь злословить, то вовсе не думают, чтобы не навлечь напрасно на себя ненависти, и даже наказания, — это же влечет за собой не только ненависть, но и наказание, — а когда нужно кого-нибудь исправить, то приводят и эту отговорку и множество других предлогов. Тогда-то именно, когда ты злословишь, когда ты клевещешь, и следовало бы держать в уме правила: не навлекай на себя напрасно ненависти, или: не будет никакого успеха, или: мне нет нужды до другого. Между тем теперь в первом случае ты сильно и ревностно хлопочешь, не взирая на происходящую отсюда ненависть и множество зол; а когда нужно позаботиться о спасении брата, тогда ты остаешься без действия и не хочешь быть тягостным для другого. Злословие ненавистно перед людьми и перед Богом, но ты не слишком заботишься об этом; а за совет наедине и за подобные обличения ты приобретаешь себе любовь и от самого обличаемого и от Бога. Если же он возненавидит тебя, то тем более Бог будет любить тебя за это. Впрочем, и он не будет ненавидеть тебя так, как возненавидел бы за злословие; напротив, тогда он стал бы отвращаться от тебя, как от недоброжелателя и врага, а теперь он будет уважать тебя более отца. Хотя по наружности он и огорчится, но внутренне, наедине, воздаст тебе великую благодарность.
6. Итак, помня это, будем пещись о наших членах, а не изощрять язык друг против друга и не говорить речей пагубных, подрывая честь ближнего и, как бы на войне и в сражении, нанося и получая удары. Какая после того будет нам польза от поста или бдения, если язык наш предается невоздержанию, питается пищей сквернее мяса псов, делается кровожадным, извергает грязь и превращает уста наши в поток нечистот, или даже еще хуже? Вытекающее из этих потоков оскверняет тело; а извергаемое им часто заражает душу. Говорю это, жалея не о тех, о ком распространяют дурную молву напрасно, — они даже заслуживают венцов, если переносят клеветы великодушно, — а об вас, распространяющих такую молву. Того, о ком худо говорят напрасно, Писания ублажают; а того, кто худо говорит о другом, лишают святых таинств и даже изгоняют из самых недр (Церкви): "тайно клевещущего на ближнего своего - сего я изгонял", говорит (Псалмопевец) (Пс.100:5), и даже считает такого человека недостойным читать священные книги: "зачем", говорит, "ты проповедуешь уставы Мои и содержишь завет Мой устами твоими?" (Пс.49:16); потом приводит и причину: "сидя (в собрании) на брата твоего ты клеветал" (ст. 20). Здесь не определено, справедливое ли что-нибудь будет говорено, или несправедливое; а в другом месте определено и это и сказано, что, хотя бы ты мог говорить и правду, и в таком случае тебе говорить не следует: "не судите", говорит (Господь), "да не судимы будете" (Мф.7:1). Потому и (фарисей), порицавший мытаря, был осужден, хотя порицал его справедливо. Как же, скажешь, если встретится какой-нибудь человек дерзкий и развратный, — неужели нам не следует обличать его и исправлять? Следует обличать и исправлять, но так, как я выше сказал; а если ты будешь порицать его, то смотри, чтобы тебе не уподобиться фарисею и не потерпеть того же, что потерпел он. Ведь от этого не бывает никакой пользы ни тебе говорящему, ни тому, кто слушает тебя, ни тому, кто порицается; а напротив последний делается еще бесстыднее: он, пока еще не обнаружен, может и стыдиться, а когда делается известным и обесславленным, тогда свергает с себя и последнюю узду; тот же, кто слушает, терпит еще большой вред: если он сознает за собой какие-нибудь достоинства, то укоризны против другого возбуждают в нем гордость и надменность, а если сознает недостатки, то охотнее склоняется на зло; наконец и сам говорящий заслуживает дурное о себе мнение от того, кто слушает его, а тем более навлекает на себя гнев Божий. Потому, увещеваю, оставим всякое злословие и будем говорить только доброе и служащее к назиданию. Или ты желаешь отомстить кому-нибудь? Но для чего вместо него мстишь себе самому? Стараясь отомстить кому-нибудь, оскорбившему тебя, ты мсти так, как повелевает мстить Павел: "если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его" (Рим.12:20). Если же ты не поступаешь так, а только клевещешь, то ты поднимаешь меч на самого себя. Потому когда другой худо говорит о тебе, то мсти ему одобрением и похвалами: таким образом ты и ему отомстишь, и себя избавишь от худого о тебе мнения. Кто огорчается дурной о себе молвой, о том обыкновенно думают, что его мучит нечистая совесть; а кто смеется над такой о себе молвой, тот представляет яснейшее доказательство, что он не знает за собой ничего худого. Итак, если порицаниями ты не приносишь пользы ни слушающему тебя, ни себе самому, ни тому, кого порицаешь, а только поднимаешь меч на самого себя, то вразумись хотя этим. Тебе следовало бы находить побуждения в учении о царстве небесном и воле Божией; но так как ты еще слишком груб и угрызаешь других, как дикий зверь, то вразумись хотя этим, чтобы, сделавшись благоразумнее от вышесказанного, ты мог руководиться единственно волей Божией и, став выше всякой страсти, достигнуть небесных благ, которых да сподобимся все мы благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter