Прп. Иоанн Кассиан Римлянин. Десять собеседований отцов, пребывающих в Скитской пустыне
Глава 1
В пределах Палестины, близ Фекойской веси, удостоившейся быть местом рождения пророка Амоса, лежит обширная пустыня, простирающаяся до самой Аравии и Мертвого моря, в котором исчезают впадающие в него токи Иордана и холмы пепла Содомского. Монахи, мужи высокой жизни и святости, с давнего времени живущие в этой пустыне, внезапно умерщвлены были толпою сарацинских разбойников. Мы знали, что тела этих убиенных тайно взяты и погребены были между мощами мучеников и что как начальники сей страны, так и все вообще аравляне, при сем случае, оказали такое уважение к ним, что народ, стекшийся из двух городов в неисчетном множестве, из-за этой священной добычи вступил в жестокую распрю между собою, дошедшую до действительного сражения мечами. В благочестивом усердии своем они спорили, кто имеет более права владеть гробами и заключенными в них останками сих пустынных подвижников. Одни выставляли на вид близкое к себе жительство их, другие — родственное происхождение их от себя. Между тем некоторые из братии и мы сами немало соблазнялись этим происшествием; оно возбуждало желание узнать: почему столь достойные и добродетельные мужи так умерщвлены разбойниками и почему Господь попустил совершиться над рабами Своими этому злодеянию, предав в руки нечестивых таких мужей, дивных для всех? Опечалившись этим, мы пошли к святому Феодору, мужу отличному в деятельной жизни. Он имел жительство в Кельях, которые находились между Нитриею и Скитом, в пяти милях от Нитрийских монастырей и от пустыни Скитской, в которой мы пребывали, в восьмидесяти милях. Мы изъявили пред ним наше сожаление об умерщвлении оных мужей, удивляясь вместе столь великому снисхождению Божию, допустившему столь заслуженным мужам быть так убитыми. Мы желали знать, отчего те, которые силою своей святости могли бы избавить других от такого искушения, не могли избавить самих себя от рук нечестивых или почему Бог попустил совершиться над рабами Своими такому злодейству?
Блаженный Феодор отвечал: «Этот вопрос обыкновенно возмущает души тех, которые, имея мало веры и ведения, думают, что заслуги святых вознаграждаются в краткое продолжение сей временной жизни. Но поелику мы не в этой только жизни надеемся на Христа (иначе мы, по Апостолу, были бы «окаяннейши всех человек» (1Кор.15,19), потому что, не получая в этом мире обетовании, лишимся их в будущем за свое неверие), то не должны увлекаться в заблуждение мнениями тех невежд, чтобы, при недостатке верного и определенного понятия колеблясь и страшась, не возмущаться нам в искушениях, когда подвергнемся им, или (что и сказать страшно) чтобы не приписывать Богу неправосудие и непромыслительность о делах человеческих, так как бы Он не был защитником добродетельных и святых мужей во время искушений и не воздавал в настоящей жизни добром за добро и злом за зло, чтобы нам не подвергнуться осуждению с теми, в обличение коих говорит пророк Софония: «глаголют в сердцах своих: не иматъ блага сотворити Господь, ниже имать озлобити» (ср.: Соф.1,12), или чтобы не уподобиться тем, кои в богохульной жалобе своей говорят: «всяк творяй зло добр пред Господем, и в них Сам благоволи: и где есть Бог правды?» (Мал.2, 17). И еще присовокупляют к сему другие богохульные речи, следующие далее в пророческом писании: «суетен работали Богу, и что более, яко сохранихом хранения Его и яко идохом молитвенницы пред лицея Господа Вседержителя; и ныне мы блажим чуждих, и созидаются еси творящий беззаконная, сопротивишася Богови и спасошася» (Мал.3,14-15). Итак, чтобы нам избежать неведения, которое служит главною причиною этого пагубнейшего заблуждения, мы должны прежде всего знать, в чем состоит истинное добро и в чем действительное зло. Если, мы определим то и другое не по ложному людскому понятию о них, а по смыслу Священного Писания, то мы не увлечемся заблуждением неверующих людей.
Все, что есть в этом мире, бывает троякого рода, то есть добро, зло и среднее. Итак, мы должны знать, что собственно добро, зло и что среднее, чтобы вера наша, утвержденная на истинном знании, пребывала непоколебимою во всех искушениях. Во всем, что собственно касается человека, главным образом должно почитать одну только душевную добродетель, которая, приводя нас к Богу, посредством чистой веры, побуждает непрерывно прилепляться к сему неизменному благу. И напротив, злом должно называть один только грех, который, разлучая нас с Благим Богом, заставляет войти в общение с злым диаволом. Среднее между добром и злом есть то, что по воле и расположению человека может быть обращено в ту и другую сторону; таково, например, богатство, власть, честь, телесная крепость, здоровье, красота, самая жизнь или смерть, бедность, немощь плоти, обиды и тому подобное, что человек по свойству своему и расположению может употребить в добрую и худую сторону. Так и богатство часто может служить ко благу, по слову Апостола, который богатым в настоящем веке заповедует быть щедрыми, общительными, собирающими себе сокровище, долженствующее быть добрым основанием для будущего, чтобы достигнуть истинной жизни (см.: 1 Тим.6,17-19); и, по Евангелию, оно полезно тем, которые приобретают себе друзей богатством неправедным (то есть вещественным (см.: Лк. 16,9)). Но то же самое богатство обращается и в зло, как скоро собирается только для сбережения или для роскоши, а не употребляется в пользу нуждающихся. Также (то), что власть, честь, телесная крепость и здоровье составляют нечто среднее, безразличное, это легко доказывается тем, что многие из ветхозаветных святых, обладавшие этими благами, то есть имевшие и великие богатства, и высокие достоинства, и крепость телесную, были, как известно, угодны и Богу. Напротив того, употребившие во зло эти блага и обратившие их на служение своему нечестию, были по заслугам наказаны или погублены, о чем часто повествуют книги Царств. Что самая жизнь и смерть есть вечно среднее, это ясно показывает рождение святого Иоанна или Иуды. Ибо жизнь одного сама по себе столько была благотворна, что рождение его доставило радость и другим, как говорится в Евангелии: «и мнози о рождестве его возрадуются» (Лк. 1, 14); между тем о жизни другого сказано: «добро бы было ему, аще не бы родился человек той» (Мф.26, 24). О смерти Иоанна и всех святых говорится: «честна пред Господем смерть преподобных Его» (Пс.115,6); а о смерти Иуды и подобных ему: «смерть грешников люта» (Пс.33,22). Сколько иногда бывает полезна и немощь плоти, это доказывается блаженством Лазаря, покрытого струпами. Поелику Священное Писание не упоминает ни о каких других заслугах его добродетелей, то это значит, что он заслужил блаженнейшую участь успокоения на лоне Авраама одним тем, что с величайшим терпением переносил нищету и телесную немощь (см. Лк.16,20-25). Нищета, гонения, обиды обыкновенно почитаются злом, но сколь они полезны и необходимы, это ясно доказывается тем, что святые мужи не только никогда не старались избегать их, но еще со всею ревностию желали их или со всею твердостию переносили, чрез что сделались друзьями Божиими и получили награды Вечной Жизни, как говорит святой Апостол: «темже благоволю в немощех, в досаждениих, в бедах, во изгнаниих, в теснотах по Христе: егда бо немощствую, тогда силен есмь... сила бо в немощи совершается «(ср.:2Кор.12,10,9). Итак, ни великие богатства сего мира, ни власть, ни отличия, сколько бы кто ни превозносился ими, не могут почесться существенным благом, которое заключается в одних добродетелях; они суть нечто среднее между благом и злом; ибо как для праведных и правильно употребляющих их по нужде они бывают полезны и пригодны (поелику подают случай к добрым делам и приносят плоды для Вечной Жизни), так, с другой стороны, для тех, которые во зло употребляют их, они бывают бесполезны и вредны, служа поводом к греху и смерти.
Твердо помня сие разделение и зная, что нет блага, кроме одной добродетели, проистекающей из страха и любви к Богу, и что нет зла, кроме одного греха и удаления от Бога, теперь тщательно исследуем, позволял ли Бог когда-нибудь Себе Самому или другому кому-либо подвергать святых Своих этому злу. Без сомнения, ты никак и никогда не найдешь такого случая. Ибо как скоро кто не хотел сам предаться греху и старался противиться сему злу, то другой никогда не мог подвергнуть его оному; подвергался же только тот, кто сам допускал к себе это зло, по невнимательности своего сердца и растлению воли. Когда и диавол хотел подвергнуть сему греховному злу блаженного Иова, употребив для сего все хитрые средства своей злобы, то есть не только лишил его всего имущества и поразил тяжкою и неожиданною скорбию, умертвив семь сынов его, но и самого покрыл от ног до головы несносно мучительными ранами,—и диавол никак не мог запятнать его грехом; поелику он непоколебимо противостоял всем его искушениям и не изъявил ни малейшего согласия на богохульство».
Герман: «В Священном Писании мы неоднократно читаем, что Бог причиняет людям или наводит на них зло. Так, например: «яко несть Бог разве Мене: Аз Господь Бог, и несть еще. Аз устроивши свет и сотворивши тму, творяй мир и зиждяй злая» (Ис.45, 6-7); и в другом месте: «или будет зло во граде, еже Господь не сотвори?» (Ам.3, 6)».
Феодор: «Священное Писание слово зло иногда полагает в значении озлоблений, не потому, чтобы они в существе своем были зло, но потому, что приемлются за зло чувством тех, коим с пользою причиняются. Божественная мудрость, вступая в рассуждение с людьми, по необходимости должна употреблять слова и страсти человеческие. Сечение или прижигание, нежно производимое врачом для исцеления гнилых и заразительных ран, почитают для себя злом те люди, коим нужно переносить оное. И коню неприятно пришпоривание, и грешнику исправление. Всякое учение для тех, коим преподается, сперва кажется горьким, как говорит Апостол: «всякое наказание в настоящее время не мнится радость быти, но печаль: последи же плод мирен наученым тем воздает правды». И еще: «егоже любит Господь, наказуем: биет же всякаго сына, егоже приемлет... Который бо есть сын, егоже не наказуем отец?» (ср.: Евр.12, 11, 6-7). Таким образом, слово зло полагается иногда в значении скорбей, как в следующем изречении: «и раскаяся Бог о зле, еже глаголаше сомворити им, и не сотвори» (Иона. 3,10). И в другом месте: «яко милостив Ты еси, Господи, и щедр, долготерпелив и многомилостив, и каяйся о злобах» (Иона. 4, 2), то есть о напастях и бедствиях, которые вынужден бываешь наводить на нас за грехи наши. Другой Пророк, зная, что эти бедствия для некоторых бывают полезны, не из враждебного к ним чувства, но из желания им спасения, так молитвенно взывает к Богу: «приложи им зла, Господи, приложи зла славным земли» (Ис. 26, 15). И Сам Господь говорит: «се, Аз наведу на них злая» (Иер.11, 11), то есть скорби и опустошение, чтобы настоящим спасительным наказанием заставить их обратиться и прибегнуть ко Мне, Коего они презрели в своем счастии. Посему мы не можем признать бедствия существенным злом: ибо многим они споспешествуют ко благу и служат источником вечных радостей. Таким образом (обратимся к предложенному вопросу), все, что ни делают к озлоблению нашему враги наши или кто бы то ни был другой, не должно быть почитаемо злом; ибо сии озлобления не тем бывают, чем считает их причиняющий оные в раздражении сердца, но чем признает их чувство переносящего. Следовательно, если нанесена будет и смерть святому мужу, не должно думать, чтобы этим нанесено было ему действительное зло, а только нечто среднее, что для грешника хотя и составляет зло, но для праведника покой и избавление от зол. «Смерть бо мужу праведному покой, егоже путь сокровен есть» (Иов. 3, 23). Муж праведный чрез смерть ничего не теряет и ничего особенного не терпит, но что должно было приключиться ему по требованию природы, тому он подвергается по злобе врага не без награды в Вечной Жизни, и тот долг, который по непременному закону каждый должен отдать смерти, он отдает, приобретая притом обильнейший плод за свое страдание и мзду великого воздаяния».
Герман: «Если умерщвленный праведник не только не потерпел никакого зла, но еще получает награду за свое страдание, то как можно обвинять того, кто, чрез такое умерщвление, не вред причинил ему, а доставил пользу?»
Феодор: «Мы рассуждаем о свойстве добра и зла или того, что мы назвали средним, а не о душевном расположении людей, которые совершают их. Человек нечестивый и беззаконный не может остаться ненаказанным потому, что злобою своею не мог повредить праведнику. Ибо терпение и добродетель праведника привлекает награду не тому, кто был причиною его мучений и смерти, но тому, кто великодушно перенес оные. Первый справедливо накажется за зверскую жестокость, по которой он хотел сделать зло, хотя последний и не потерпел от сего никакого зла; потому что, терпеливо перенося искушения и скорби, чрез эту добродетель души своей, он все причиненное ему с злым намерением обратил к улучшению своего состояния и к приобретению блаженства Будущей Жизни.
Таким образом терпение Иова приобрело награду не диаволу, который своими искушениями сделал его более славным, а самому Иову, мужественно перенесшему оные; и Иуда не будет избавлен от вечного мучения, потому что предательство его послужило к спасению рода человеческого. Надобно обращать внимание не на последствие дела, а на расположение делающего. Посему нам надобно твердо сохранять в памяти ту мысль, что никому не может быть нанесено зло другим, если кто сам не навлечет его на себя беспечностию своего сердца и малодушием. Ту же мысль подтверждает святой Апостол в одном стихе: «вемы, яко любящим Бога вся поспешествуют во благое» (ср.: Рим.8,28). Под словом вся он вообще разумеет не только счастие, но и то, что почитается несчастием, как в другом месте пишет о себе тот же Апостол, говоря, что он испытал то и другое. «Оружии правды десными и шуими, то есть славою и безчестием, гаждением и благохвалением: яко лестцы, и истинни... яко скорбяще, присно же радующеся: яко нищи, а многи богатяще — и прочее» (ср.:2Кор.6,7-8,10). Следовательно, все то, что почитается счастием и что святой Апостол относит к десной руке, означая словами слава и благохваление; также и все то, что почитается несчастием и что очевидно Апостол выражает словами безчестие и гаждение, относя это к левой руке,—все это для мужа совершенного делается оружием правды, если он переносит великодушно, то есть если эти так называемые несчастия он употребляет вместо оружия; если он действует ими как некиим луком, мечом и твердым щитом, наступательно и оборонительно, против нападающих на него врагов; то чрез это приобретает более терпения и мужества, и тогда самые смертельные вражеские стрелы доставляют славное торжество его твердости. Ибо, не надмеваясь в счастии, он не отчаивается и в несчастии, но всегда идет ровным путем и царскою стезею: приходит ли к нему радость и ведет его как бы на правую сторону, или устремляются на него беды и овладевшая им скорбь как бы снова влечет его на левую сторону, он нимало не выступает из состояния спокойствия. «Ибо мир мног любящим закон Твой, и несть им соблазна» (Пс.118,165). А о тех, которые, при каждом встречающемся с ними случае, смотря по свойству его, изменяются, в Священном Писании говорится так: «безумный яко луна изменяется» (ср.: Сир. 27, 11). Как о совершенных и мудрых говорится: «любящим Бога вся поспешествуют во благое», так и о немощных и неразумных говорится: «вся противна суть мужеви безумну» (ср.: Притч.14,7), поелику он ни счастливыми обстоятельствами не пользуется, ни несчастными не исправляется. Ибо такое же мужество потребно для того, чтобы сохранить умеренность в радостях, какое нужно и для того, чтобы великодушно переносить скорби; и кого может преодолеть одно из сих искушений, тот, без сомнения, не может устоять и против другого. Впрочем, счастие легче погубляет человека, нежели несчастие. Ибо последнее иногда против воли обуздывает его и смиряет и, приводя в спасительное сокрушение, заставляет его менее грешить или исправляет; между тем первое, обольстительными своими прелестями надмевая ум, низвергает беспечного среди успехов счастия в глубочайшую бездну погибели.
Сии-то совершенные мужи в Священном Писании исключительно называются ободесноручными, каким именно, по сказанию Книги Судей (см.: Суд. 3, 15), был Аод, у которого та и другая рука служила ему десницею. В духовном смысле это означает такую добродетель, которую и мы можем приобресть, если и то, что почитается десным — счастием, и то, что называется левым - несчастием, будем уметь обращать к десной стороне, то есть если будем уметь хорошо и правильно пользоваться и счастием, и несчастием, так чтобы то и другое служило для нас, по Апостолу, оружием «правды» (ср.: 2 Кор.6,7). Подлинно, мы усматриваем во внутреннем нашем человеке две стороны и, так сказать, две руки, и ни один святой не может обойтись без так называемой шуйцы; но совершенная в нем добродетель обнаруживается тем, что он ту и другую руку, посредством доброго употребления, обращает в десницу. Представим свои мысли яснее, для удобнейшего их разумения. Святой человек имеет у себя правую сторону, то есть духовное преспеяние. На этой стороне он находится тогда, когда, горя духом, владычествует над всеми своими вожделениями и похотями; когда, не опасаясь никакого диавольского нападения, без всякого труда и усилия отвергает или удаляет от себя плотские пороки; когда, возвысившись над землею, смотрит на все настоящее и земное как на скоро исчезающий дым, пустую тень и презирает как скоро преходящее; когда в восхищении ума не только пламенно желает будущего, но и ясно видит оное; когда охотно предается духовным созерцаниям; когда ясно видит открытые пред собою Небесные таинства; когда воссылает к Богу чистые и усердные молитвы; когда таким образом, пламенея духом, всем сердцем стремится к невидимому и вечному, так что отнюдь не думает, чтобы он еще пребывал в плоти. Равным образом он имеет у себя и левую сторону, на которой находится тогда, когда обуревается искушениями; когда разжигается сильным огнем плотских вожделений; когда объемлется жестоким пламенем неистового гнева; когда подстрекается гордостию или тщеславием; когда подавляется печалию, причиняющею смерть; когда низлагается оружием уныния и когда, утратив весь духовный жар, цепенеет от некоего охлаждения и безотчетной скуки, так что не только помыслы, горевшие чистым пламенем, оставляют его, но вместе и псалмопение, чтение, молитва, келейное уединение становятся для него скучными и все, что только служит руководством к добродетели, возбуждает в нем ужасное и несносное отвращение к себе. Когда монах подвергается этому, то пусть знает, что левая сторона угнетает его. Итак, кто, обладая совершенствами, которые мы отнесли к правой стороне, нимало не увлечется легко обольщающим тщеславием и, мужественно ратоборствуя против пороков, принадлежащих к стороне левой, не впадает в отчаяние, но с обеих противоположных сторон восприимет оружие терпения, для упражнения своей добродетели, у того обе руки будут служить десницею, и он, действуя победоносно тою и другою, получит победный венец как по отношению к правостороннему, так и левостороннему своему положению. Так мы читаем о блаженном Иове, что он заслужил сей победный венец. По отношению к правой стороне он венчался им тогда, когда, будучи богатым и многоизбыточным отцом семи сынов, ежедневно приносил жертвы Господу для их очищения, желая чрез то сделать их не столько угодными и близкими себе, сколько Богу; когда дверь отверста была у него всякому приходящему; когда он был ногою для хромых и оком для слепых; когда волною овец его согревались рамена немощных; когда он был отцом сирот и вдовиц; когда и в сердце своем не радовался о погибели врага своего. Тот же опять Иов по отношению к левой стороне высотою своей добродетели торжествовал над бедствиями, когда, в одно мгновение лишившись семи сынов, не предался жестокой печали, как естественно отцу, но, как прилично истинному рабу Божию, радовался исполнению над собою воли Творца своего; когда, из богатого сделавшись бедным, из избыточествующего стяжаниями нищим до наготы, из сильного немощным, из знаменитого и славного незнатным и презренным, сохранял непреоборимое мужество в душе своей; когда, наконец, лишившись всего своего имущества и богатства, принужден был сидеть на гноище и, как бы некий жестокий мучитель тела своего, должен был оскабливать черепицею текущий гной и, вложив персты в глубину ран, вынимать из всякой части телесного члена груду червей. При всем этом он нимало не впал в богохульное отчаяние, нисколько не возроптал на своего Создателя, и, не подавленный столь великою тяжестию жестоких искушений, даже последнюю одежду, которая от всего прежнего имущества оставалась еще на теле его и которая одна, служа ему единственным покровом, могла быть спасена от диавольского расхищения, растерзал на себе, и, сбросив ее, отдал тому же лютому врагу в добавок к той наготе, которой он подверг его. Самые волосы головы своей, которые одни оставались неприкосновенными от всех видов славы его, остригши, поверг пред своим жестоким мучителем, произнося к нему со всею силою восторженного чувства сии небесные слова: «аще благая прияхом от руки Господни, злых ли не стерпим?.. наг изыдох от чрева матери моея, наг и отыду тамо: Господь даде, Господь отъят, яко Господеви изволися, тако бысть: буди имя Господне благословенно» (ср.:Иов.2,10;1,21). Ободесноручным справедливо можно назвать и Иосифа, который в счастии был любезен отцу, почтителен к братьям, благоугоден Богу; в злосчастии целомудрен, верен своему господину, в темничных узах кроток, не помнил обид, готов делать добро врагам и, несмотря на всю ненависть к себе братьев своих, не только нежный их брат, но и щедрый благотворитель. Таковые и сим подобные мужи справедливо называются ободесноручными. Ибо они тою и другою рукою действуют как десницею и, проходя исчисляемые Апостолом искушения, подобно ему, говорят: «оружии правды десными и шуими, славою и безчестием, гаждением и благохвалением» — и прочее. О сей деснице и шуйце Соломон в Песни песней говорит от лица невесты таким образом: «шуйца Его под главою моею, и десница Его обымет мя» (ср.: Песн.2,6). Хотя та и другая представляются полезными, однако ж шуйцу полагает невеста под главою своею; поелику противная сторона (несчастия) должна подчиняться главной стороне — сердцу, то есть несчастия служат только к тому, чтобы в известное время упражнять нашу добродетель, умудрять нас в спасение и усовершать в терпении; между тем десницею жениха она желает быть всецело объятою и неразрывно соединиться с ним для того, чтобы быть непрестанно хранимою и утешаемою. Итак, и мы сделаемся ободесноручными, когда ни избыток, ни недостаток временных вещей не изменит нас; когда ни первый не понудит нас предаться пагубному наслаждению, ни последний не повергнет в отчаяние и не исторгнет у нас жалобы; когда, напротив, за то и другое равно благодаря Бога, мы получим одинаковый плод и от благоприятных, и (от) неблагоприятных своих обстоятельств. Действительно, таким ободесноручным был учитель языков, как сам о себе свидетельствует, говоря: «аз бо навыках, в них же есмь, доволен быти: вел и смиритися, вем и избыточествовати: во всем и во всех навыкох, и насыщатися и алкати, и избыточествовати и лишатися, вся могу о укрепляющем мя» (ср.: Флп.4, 11-13).
Хотя мы сказали, что искушение бывает двоякое, то есть в предметах счастия и несчастия, однако ж должно знать, что все люди искушаются по трем причинам: по большей части для испытания, иногда для исправления, нередко для наказания за грехи. Во-первых, для испытания: так искушаем был блаженный Авраам, Иов и многие святые, переносившие, как известно, бесчисленные скорби. Сюда же относится то, что во Второзаконии Моисей говорит народу: «и да помянеши весь путь, имже проведе тебе Господь Бог твой, сие четыредесятое лето в пустыни, да искусит тя и озлобит тя, и уразумеются яже в сердцы твоем, аще сохраниши заповеди Его или ни» (Втор.8,2); также и то, что говорится в псалме: «искусих тя на воде пререкания» (Пс.80,8) и — к Иову: «мниши ли Мя инако тебе сотворша, разве да явишися правдив?» (Иов.40,3). Во-вторых, для очищения: так Господь праведников Своих за некоторые малые и легкие грехи их и для уничтожения высокого их мнения о чистоте своей предает различным искушениям, дабы, в настоящее время очистив их от всякой скверны помыслов и, говоря словами Пророка, «разжегши в чистоту» (ср.: Ис.1,25), представить их в День будущего испытания подобными чистому золоту, не имеющими в себе ничего, что служило бы пищею искушающему судному огню и требовало бы мучительного очищения его. В этом смысле сказано: «многи скорби праведным» (Пс.33,20); также: «сыне, не пренемогай наказанием Господним, ниже ослабей, от Него обличаемь. Егоже бо любит Господь, наказует: биет же всякаго сына, егоже приемлет. Аще наказание терпите, якоже сыновом обретается вам Бог. Который бо есть сын, егоже не наказует отец? Аще же без наказания есте, емуже причастницы быша еси, убо прелюбодейчищи есте, а не сынове» (ср.: Евр.12,5-8); и в Апокалипсисе говорится: «Аз, их же аще люблю, обличаю и наказую» (Апок.3,19). К таковым, под образом Иерусалима, пророк Иеремия от лица Божия простирает следующее слово: «яко сотворю скончание во всех языцех, в няже разсеях тя: тебе же не сотворю во скончание, но накажу тя в суде» (Иер.30,11). О сем же спасительном очищении молится Давид, говоря: «искуси мя, Господи, и испытай мя, разжжи утробы моя и сердце мое» (Пс.25, 2). Понимая пользу сего искушения, пророк Иеремия также взывает: «накажи нас, Господи, обаче в суде, а не в ярости» (Иер.10, 24); и пророк Исайя говорит: «благословлю Тя, Господи, яко разгневался еси на мя, и отвратил еси ярость Твою, и помиловал мя еси» (ср.: Ис.12,1). В-третьих, человек подвергается ударам искушения в наказание за грехи; таким поражением Господь угрожает народу израильскому, говоря: «зубы зверий послю в ня, с яростию пресмыкающихся по земли» (Втор. 32,24); также: «всуе поразих чада ваша, наказания не прилете» (Иер.2,30). Также в псалмах говорится: «многи раны грешному» (Пс.31,10); и в Евангелии: «се, здрав был еси: ктому не согрешай, да не горше ти что будет» (Ин.5,14). Впрочем, мы находим и четвертую причину, по которой люди подвергаются некоторым страданиям и которая также открыта нам в Священном Писании: это есть явление над нами славы и дел Божиих, как именно говорится в Евангелии: «ни сей согреши, ни родителя его, но да явятся дела Божия на нем» (Ин. 9, 3); и еще: «сия болезнь несть к смерти, но о славе Божий, да прославится Сын Божий ея ради» (Ин.11,4). Есть еще и другие роды наказаний, которыми в настоящее время поражаются только те, которые перешли уже меру нечестия. На такое наказание, как известно, осуждены были Дафан, Авирон и Корей, особенно же те, о которых говорит Апостол: «сего ради предаде их Бог в страсти безчестия: и... в неискусен ум» (Рим. 1,26, 28); и это наказание должно почитать тягчайшим из всех прочих. Ибо поражаемые им «в трудех человеческих» не суть, как говорит Псалмопевец, «и с человеки не приимут ран» (Пс.72, 5). Ибо они не заслуживают быть спасенными посещением Господа, ни получить уврачевание посредством временных наказаний, которые, «в нечаяние вложшеся предаша себе студодеянию, в делание всякия нечистоты» (Еф.4, 19), и которые ожесточением своего сердца и удобопреклонностию к грехам превышают способ очищения в этом кратком веке и меру наказания в настоящей жизни. К таковым-то слово Божие с укоризною взывает чрез пророка Амоса: «разорил вы, якоже разори Бог Содому и Гоморру, и бысте яко главня исторжена из огня: и ниже тако обратистеся ко Мне, глаголет Господь» (Ам.4,11); и чрез пророка Иеремию: «погубиша людий Моих...и не обратишася» (Иер.15, 7); и в другом месте: «бил еси их, и не поболеша, сокрушил еси их, и не восхотеша прияти наказания: ожесточиша лица своя паче камене и не хотеша обратитися» (Иер.5,3). Тот же Пророк, видя, что все средства, употребляемые в то время к уврачеванию сих людей, остались тщетными, с некоторым уже отчаянием о спасении их возглашает: «оскуде мех от огня, истле олово: всуе ковачъ сребро кует, лукавства бо их не истаяша. Сребро отриновено нарцыте их, яко Господь отверже их» (Иер.6, 29-30). Сам Господь жалуется, что Он напрасно употребил огненное, спасительное это очищение для тех, которые ожестели в своих злодеяниях, представляя под образом горшка, глубоко покрытого ржавчиною. «Постави его, — говорит Он, — на главнях тощь, яко да распалится, и сгорит медь его, и истает среде его нечистота его, и оскудеет яд его. Много приложено труда о сем, и не изыдет из него многий яд его, ниже чрез огнь. Ненавистна нечистота твоя; поелику Я хотел очистить тебя, но ты не очистился от нечистоты твоея (ср.: Иез. 24, 11 — 13; перевод с подлинника). Таким образом Господь, подобно искуснейшему врачу, употребляет все средства к спасению людей Своих. Но как скоро видит, что не остается уже никакого врачевства против их немощи; то уступает некоторым образом великости их нечестия и как бы принужден бывает отложить милостивое Свое наказание и потому говорит им сии слова: отымется рвение Мое от тебе: и почию, и ктому не попекуся» (ср.: Иез.16,42). Между тем о других, у коих еще не ожестело сердце от множества грехов и кои не имеют нужды в строгом и, так сказать, жгучем врачевании, но достаточно к их спасению и наставления в спасительном слове Божием, говорится: накажу я в слух скорбения их (Ос. 7, 12). Известны нам и другие причины, по которым подвергаются наказанию тяжко согрешающие, именно не для заглаждения их преступлений, не для потребления грехов их, но для устрашения и исправления живущих. Так мы знаем, что Иеровоам, сын Наватов, Вааса, сын Ахиин, также Ахав и Иезавель поражены были различными казнями, как говорится в Священном Писании: «се, Аз наведу на тя злая и попалю задняя твоя, и искореню Ахаавля мочащагося к стене, и содержимыя и оставшихся во Израили: и предам дом твой якоже дом Иеровоама сына Наватова, и якоже дом Ваасы сына Ахиина, о прогневаниих, имиже прогневал Мя еси, и грешити сотворил еси Израиля... пси снедят Иезавель в предградии Иезраеля: умершаго Ахаавля во граде снедят пси, и умершаго его на поли снедят птицы небесныя» (3Цар.21,21-24). Сюда же относится и сия страшная угроза: «не внидет во гроб тело твое со отцы твоими» (3Цар.13,22). Нельзя думать, чтобы столь кратковременное наказание достаточно было к заглаждению гнусного нечестия Иеровоама, который первый поставил золотых тельцов для удержания народа во всегдашнем вероломстве и отступлении от Бога, или к уничтожению бесчисленных и ужасных преступлений, совершенных упомянутыми нечестивцами; но оно должно было постигнуть их, без сомнения, для того, чтобы такой пример заставил страшиться подобных наказаний и других грешников, которые, не обращая внимания на будущее или совершенно не веря оному, могли трогаться одним настоящим, открытым для их взора; чтобы такая строгость для сих последних служила доказательством того, что Верховное Существо, при всем величии Своем, не оставляет без внимания дел человеческих и не отлагает ежедневного промышления о них; и чтобы из сих ужасных примеров яснее они видели, что Бог есть Мздовоздаятель каждому по делам его. Еще мы знаем и то, что некоторые за легчайшие вины подпадали тому же определению временной смерти, какою наказаны и оные вышесказанные виновники святотатственного вероломства. Так поступлено с тем, который собирал дрова в субботу (см.: Чис.15, 32-36), также с Ананием и Сапфирою, которые, по заблуждению неверия, нечто утаили из своего имения (см.: Деян.5,1-11); поступлено не потому, чтобы грехи их были равно тяжки, но потому, что они как первые виновники нового преступления, подавшие прочим пример греха, должны были послужить примером наказания и страха, чтобы всякий, впоследствии покусившийся на то же, знал уже, что и он, подобно тем людям, осужден будет, и что если отлагается в настоящее время его наказание, то оно постигнет его в День будущего судного испытания. Но поелику, желая обозреть роды искушений или наказаний, кажется, мы несколько уклонились от предложенного изъяснения, в котором раскрывали ту мысль, что муж совершенный среди искушения, какого бы рода оно ни было (т.е. в счастии и несчастии), всегда остается непоколебимым, то теперь снова обратимся к сему же предмету.
Итак, ум праведного мужа не должен уподобляться воску или другому какому-либо мягкому веществу, которое, всегда подавляясь наложением печати, принимает на себя ее вид или образ и только до тех пор удерживает на себе оный, пока наложение другой печати не сообщит ему другой формы, а таким образом, никогда не сохраняя своего свойства, непрестанно изменяется соответственно тому, что на нем отпечатлевается: напротив, ум наш должен быть сам как бы некоторою адамантового печатью, чтобы, постоянно сохраняя неизгладимые черты своего свойства, печатлел и отражал на всем, прикасающемся к нему, качество собственного состояния, а сам был бы недоступен никакой печатлеющей силе».
Герман: «Может ли ум наш непрерывно находиться в одном состоянии и всегда иметь одно и то же качество?»
Феодор: «Необходимо, чтобы человек, «обновляясь духом ума своего, преуспевал по вся дни и простирался в предняя», как говорит Апостол (ср.: Еф.4, 23; 2 Кор.4, 16; Флп.3,13); или, если вознерадит, он должен будет обратиться назад и впасть в худшее. Посему ум никак не может быть в одном и том же качестве, подобно тому, как если бы кто стал усиливаться плыть в лодке на веслах против течения бурной реки, то необходимо должен был бы или подниматься вверх, превозмогая силою мышц своих речное течение, или, если ослабеют руки, спускаться вниз по течению реки. Итак, если заметим, что мы ничего более не приобретаем, то это очевидный признак нашей утраты; если в какой-либо день не почувствуем, что мы простерлись вперед, то не должны сомневаться, что мы непременно отступили назад; поелику ум человеческий, как я сказал, не может постоянно пребывать в одинаковом состоянии, и ни один из святых, доколе находится в сей плоти, не достигнет той высоты добродетелей, чтобы мог уже остаться неподвижным. Они, по необходимости, всегда в чем-нибудь или увеличиваются, или уменьшаются; и во всей твари не может быть такого совершенства, которое бы не терпело изменения, как читаем о сем в Книге блаженного Иова: «кто сый человек яко будет непорочен? или аки будущий праведник рожден от жены? Аще во святых не верит, небо же нечисто пред Ним» (ср.: Иов. 15, 14—15). Одного Бога мы признаем неизменяемым, Каким называет Его и слово святого Пророка: «Ты Тойжде еси» (ср.: Пс.101, 28) — и Каким Он Сам Себя именует: «Аз Господь, и не изменятся» (ср.: Мал.3,6); потому что Он один, по Существу Своему, всегда благ и всегда и во всей полноте совершенен, так что в Нем ничто и никогда не может ни увеличиться, ни умалиться. Итак, мы должны с неослабным старанием и ревностью устремляться к подвигам добродетели и непрестанно упражняться в оных, дабы по недостатку преспеяния тотчас не последовало оскудение. Ибо, как мы сказали, в одном и том же состоянии ум не может пребывать, то есть чтобы не получал приращения в совершенстве добродетелей или не терпел ущерба в оном. Ибо не приобресть — значит утратить: поелику оставляющий желание преуспевать в совершенстве не далек от опасности потерять оное.
Из этого видно, что пребывание в келье должно быть неисходное. Ибо кто сколько раз выйдет из нее, столько же раз, по возвращении, придет в замешательство и смущение, как бы новый и еще не привыкший ее обитатель. Поелику если ослабеет духовное его внимание, которое он приобрел, сидя в келье, то уже не возможет возвратить его без труда и скорби, а если и возвратит, то будет помышлять не о потерянном успехе, который мог получить, не оставляя своей кельи, но будет радоваться уже о том, что почувствует себя возвратившимся в то состояние, из которого выходил. Как утраченное и прошедшее время не может быть возвращено, так и потерянные выгоды уже не могут быть получены обратно. Ибо в каком бы напряжении ни было после того духовное внимание, это составляет успех текущего дня и приобретение настоящего времени, а не служит вознаграждением прежде потерянной выгоды.
Изменению подлежат, как мы сказали, и самые Вышние Силы; это ясно показали на себе те, которые, по растлению воли своей, ниспали из числа их. Посему и тех, которые пребывают доселе в том же состоянии блаженства, в каком были сотворены, нельзя почитать по природе своей неизменяемыми потому только, что они, подобно другим, не уклонились в противную сторону. Ибо иное значит иметь неизменяемую природу, и иное — приобресть качество неизменяемости собственным старанием и силою добродетели, при содействии благодати Неизменяемого Бога. Поелику то, что посредством усиленного старания приобретается или сохраняется, может быть и потеряно чрез нерадение. Потому-то и говорится: «прежде смерти не блажи ни когоже» (Сир. 11, 28), то есть хотя бы кто приобык к победам и часто получал победные венцы, однако ж доколе еще находится в борьбе или на поле сражения, дотоле не может быть свободен от страха и сомнения в успехе. И потому один Бог называется Неизменяемым или Благим, Который свойство благости не каким-либо усилием приобретает, но имеет его в природе Своей, Который не может не быть Существом Благим. Человеческая же добродетель, какая бы ни была, не может быть неизменяемою: напротив, если кто, стяжав сию добродетель, захочет непрерывно обладать ею, тот необходимо должен для этого всегда прилагать то же тщание и тот же труд, с каким соединено было приобретение оной, и особенно нужна для сохранения ее помощь благодати Божией.
Впрочем, никак не должно думать, чтобы падение человека происходило внезапно: сперва он или обольщается каким-либо злым внушением, или от продолжительной невнимательности к самому себе теряет мало-помалу душевную силу, а страсти мало-помалу растут, и он подвергается бедственному падению. Ибо прежде сокрушения предваряет досаждение, прежде же падения злопомышление (Притч.16,18). Дом никогда не разрушается внезапным падением, но прежде этого или повреждается его основание, или ветшает его кровля, в которую сперва, от продолжительного небрежения живущих, проникают малейшие капли дождя, а потом, когда он в большей мере раскроется и распадается, льется дождь уже ручьями из многоводных туч. Ибо «в леностех смирится строп, и в празднестве рук прокаплет храмина» (Еккл.10, 18). Это самое в духовном смысле бывает и с душою, как показывают другие слова того же Соломона. «Капли, — говорит oн,— изгоняют человека в день зимен из дому его» (Притч. 27, 15). Прекрасно сравнивается невнимательность души с оставленною в небрежении кровлею. Ибо чрез эту-то невнимательность сперва проникают в душу малейшие капли страстей, которые, по незначительности своей, быв пренебрежены, повреждают здание добродетелей, и тогда льется в нее обильный дождь пороков, чрез которые она в день зимен, то есть во время постигающего ее диавольского искушения, изгонится из жилища добродетелей, где некогда посредством благоразумной внимательности к себе утверждала свое пребывание и как в собственном доме обретала покой свой». Узнав это, мы вкусили беспредельную сладость духовной пищи, так что души наши от этого собеседования исполнились радостию гораздо большею той скорби, какою прежде поражены были об умерщвлении святых. Ибо мы познали не только то, о чем прежде сомневались и просили вразумления, но и то, о чем, по слабости своих понятий, и спросить не умели.
Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter