ВАЛААМ прорицатель. Валаам принадлежит к числу самых загадочных лиц Священной Истории. Он жил, по свидетельству Кн. Числ. 22—24 и 31, 8, 16, в эпоху исхода евреев из Египта, т. е., в XV столетии до P. X. В истории избранного народа он проявил себя преступными попытками защитить моавитян от евреев, сначала посредством ослабления мужества последних силою своего магического воздействия, (Числ. 22. Втрз. 13, 4—5), a затем чрез сближение их с моавитянами посредством обольстительного распутного культа в честь моавитского идола Ваал-Фегора (Числ. 25, 1—8 и 31, 16).
Случилось это так. Когда евреи по Божию повелению (Быт. 17, 8; Числ. 14, 23: Втрз. 1, 3—4; 2, 7—9, 14, 18—19; Числ. 20, 14—21) подошли к восточной границе земли обетованной, им пришлось для обеспечения себя с фланга и тыла вступить в победоносную борьбу с аморрейским и васанским царями (Числ. 21) и таким образом на несколько месяцев остановиться по соседству с моавитянами и мадианитянами на так называемых «Равнинах Моавитских», близ Иордана, против Иерихона (Числ. 22, 1). Между тем моавитяне и мадианитяне, видя, что евреи в это время занялись завоеванием царств аморрейского и васанского, прониклись мучительным опасением за свою участь и, после неудачной попытки прогнать часть евреев от своих границ вооруженною рукою, решились прибегнуть, по обычаю того времени, к губительной силе магических проклятий, т. е., волшебных вредоносных наговоров.
В то время магия, представлявшая в своих редких действительных фактах не что иное, как сильные гипнотические явления, практиковалась в широких размерах особенно в Халдее среди ее первобытных обитателей аккадов. По имеющимся ныне сведениям, халдейская магия, представлявшая сначала ряд оставшихся в памяти народа загадочных фактов волевого целительного, или вредоносного воздействия, потом превратилась в искусство заклинания (благословения) и проклятия и нашла себе выражение в особых письменных произведениях, трактующих целительные явления магии под именем белой, a вредоносные и разрушительные под именем черной магии. Со временем уверенность в действительности и пользе магических действий из Халдеи проникла и к окружающим Месопотамию племенам и в том числе к моавитянам и мадианитянам. Поэтому, как только для этих племен стало ясным, что они не могут вооруженной рукой прогнать евреев от своих границ, они нашли нужным обратиться к магической защите известного в это время мага Валаама, сына Веорова из Пефора Арамейского (Месопотамского).
Касательно жизни и общественной деятельности этого мага до приглашения его моавитянами не имеется прямых исторических сведений. Известный еврейский писатель Филон в своем жизнеописании Боговидца Моисея на основании предания сообщает только, что Валаам славился своим искусством прорицателя, т. е., предсказания обращающимся к нему людям интересующих их событий из жизни природы и человеческой судьбы. Но так как моавитяне обращались к Валааму с просьбою проклясть евреев (Числ. 22, 6), а не разгадать будущее, то отсюда следует, что Валаам был известен, может быть, гораздо более своею дивною способностью производить желательные ему изменения в жизнедеятельности предметов его магического воздействия посредством произнесения известных слов (магического внушения нужных мыслей и чувств).
По происхождению Валаам был несомненно семит и принадлежал, по всей вероятности, к сирийской ветви, т. е., отдаленным потомкам младшего сына Симова Арама (Быт. 10, 22; 1 Пар. 1, 17). О сущности его занятий и природных дарованиях можно составить понятие отчасти из факта приглашения его моавитянами проклясть евреев, отчасти из наименования его в кн. Иис. Нав. 13, 22 словом косем. Слово косем по новейшим исследованиям есть измененное в устах евреев халдейское (аккадское) какама или какам и означает не только волхва в смысле прозорливца, обладающего даром предсказания будущего, но и в смысле чародея-заклинателя. Отсюда можно заключать, что маг Валаам был не только прорицатель-прозорливец, но и заклинатель и таким образом представлял в своей особе редкое соединение магической способности в полном и совершенном виде, именно обладал могучей волей заклинателя и чуткой проницательностью прозорливца. Намек на эти свойства приглашенного моавитянами месопотамского мага, по-видимому, заключается и в его имени (прозвище) Валаам, представляющем изменение ассирийского (арамейского) Bilamat «господин слова и дела», т. е., сильный в слове и деле.
При таких дарованиях Валаам, подобно всем выдающимся халдейским магам, употреблял свою дивную могучую силу воли в форме проклятия для (мнимого, или действительного) отвращения губительного влияния злых духов, колдунов и устранения других несчастных случаев, которым подвергаются люди. В форме заклинания или «божественной» защиты он мог употреблять магическую силу (гипнотическую) своей воли для ограждения людей от всякого зла, напастей и болезней, для призвания на них защищающей от зла и поспешествующей во благо божественной воли. Вместе с тем, при способности схватывать вещим своим сердцем сокровенную связь мирового процесса во сне (Числ. 22, 8, 19) и в знаменательных явлениях (по особому цвету облаков, блеску молнии, телодвижениям животных) окружающего мира (Числ. 24, 1), Валаам, вероятно, занимался гаданием касательно намерений и судеб отдельных лиц и целых народов и на основании такого гадания давал более или менее полезные советы для выхода из затруднительных обстоятельств. На действительность магических заклинаний и предсказаний Валаама в прошлом, до приглашения его моавитянами, указывает и безоговорочное изложение св. писателем веры моавитян в силу проклятий этого мага (Числ 22, 6) и признание св. писателем за благодеяние избавления евреев от его проклятий (Втрз. 23, 5 и Иис. Нав. 24, 10).
По религиозным убеждениям Валаам, подобно Праведному Иову и его друзьям, был поклонником истинного Бога, Которого и признавал Виновником своей способности прозревать будущее, произносить спасительные заклинания и губительные проклятия (Числ. 22, 8—12, 18—19; 23, 3, 26 и друг.).
Таково общее представление о маге Валааме. Более частные черты его профессии и характера выясняются из его поступков, описанных в 22—25 гл. Кн. Числ. Именно, когда моавитский царь Валак приглашал его через своих послов придти в Моавию и оттуда посредством изречения проклятия на евреев ослабить их (Числ. 22, 5—7), Валаам, хотя и получил во сне воспрещение идти с моавитянами для проклятия евреев, однако исполнил это не вполне искрению и дал понять моавитянам, что сочувствует им в их затруднительном положении. Когда же Валак прислал другое посольство с усиленной просьбою придти и проклясть евреев, и послы рассказали ему о тягостном положении их племени подле воинствующих тогда евреев и передали приглашение их царя с обещанием почестей и золота, Валаам опять настойчиво испрашивал y Бога разрешения пойти и проклясть евреев (Числ. 22, 18, 19) и, наконец, получил позволение идти с послами моавитскими, впрочем делать лишь то, что Господь ему откроет при вступлении в землю Моавитскую (Числ. 22, 20). Однако дорогою Валаам не переставал думать и настойчиво просить Божия соизволения ослабить евреев своим сокрушительным проклятием и этим неправедным желанием раздражил Господа, и воспылал гнев Божий за то, что он пошел с упорным намерением проклясть евреев, и стал Ангел Господень на дороге, чтобы воспрепятствовать ему (Числ. 22, 22), и заставил ослицу, на которой ехал Валаам, свернуть с дорогими пойти в сторону, противоположную от каравана моавитских послов, сопровождавших Валаама. Поглощенный тревожными думами о том, позволит ли Бог проклясть евреев, Валаам сначала не заметил этого Божественного посланника, но странные, показавшиеся знаменательными его магической прозорливости, уклонения ослицы, на которой он ехал, и, наконец, ее неожиданный разговор с ним открыли ему его духовное око, и он увидел Ангела Господня, стоящего на дороге с обнаженным мечем в руке, и преклонился, и пал на лице свое. (Числ. 22, 23—31). И сказал ему Ангел Господень: за что ты бил ослицу твою вот уже три раза? Я вышел, чтобы воспрепятствовать тебе, потому что путь твой неправ предо Мною. И ослица, увидевши Меня, своротила от Меня вот уже три раза; если бы она не своротила от Меня, то я убил бы тебя, a ее оставил бы живою. И сказал Валаам Ангелу Господню: согрешил я, ибо не знал, что Ты стоишь против меня на дороге; итак, если это неприятно в очах твоих, то я возвращусь. И сказал Ангел Господень Валааму: пойди с людьми сими, только говори то, что я буду говорить тебе (Числ. 22, 32—35). Этим видение кончилось. Валаам присоединился опять к каравану моавитских послов и скоро достиг земли Моава.
Но теперь настроение Валаама было весьма не похоже на то, с каким он шел до видения. Тогда он еще утешался время от времени надеждою на соизволение Господа, сильно желал удовлетворить просьбу моавитян и с удовольствием воображал щедрые дары и славное возвращение в отечество. Теперь он чувствовал себя невольным исполнителем чуждых ему планов Вседержителя, и с досадою представлял недовольство моавитян на нежелательные последствия его приглашения. Тогда он горел ожиданием и сомнением, теперь он чувствовал тяжелое утомление. До видения он ощущал свою силу и веровал в нее, теперь ему казалось будто дивная магическая сила оставила его...
Поэтому, когда моавитский царь, услышав о приближении Валаама к границам своей земли, вышел к нему на встречу, Валаам с грустью сказал ему: вот я и пришел к тебе, но могу ли я что от себя сказать: Что вложит Бог в уста мои, то и буду говорить... (Числ. 22, 38).
Однако Валак, при своем языческом воззрении, не понял смысла этих слов. Он понимал под благословением и проклятием те заклинания и проклятия, которыми славились халдейские маги и в числе их Валаам. Эти заклинания и проклятия, по тогдашнему верованию производили, независимо от согласия или несогласия действий мага с законом Божиим и вообще волею Божества, желательное влияние не только на ход стихий природы, но и на деятельность бесплотных могущественных духов. Благословение св. патриархов и пророков, в смысле некоторого (религиозного) действия, означает испрашивание y Вседержителя благословляемым всякого добра, а как результат такого действия — означает всякий дар, ниспосылаемый человеку от Бога или данный богатым человеком неимущему (ср. 2 Кор. 9, 5). Напротив, магическое заклинание, по аккадски (халдейски) еп, т. е., «Божия защита», представляет только условие (орудие) привлечения высшей силы для устранения временного случившегося или приближающегося бедствия. Благословение было живым, исшедшим из уст одного какого либо святого мужа (пророка) изречением или предсказанием милости Божией, или обещанием награды за благочестие; заклинание (магическое благословение), напротив, представляло неизменную, раз навсегда сложенную песнь (заповедное слово), заключающую настойчивое требование высшей помощи на случай какого-либо несчастия независимо от того, существует или нет в данную минуту опасность и страдание; заклинание, напротив, обусловливалось временными, частными проявлениями зла, в виде нападения врагов, бездождия, моровой язвы, болезней. Благословение изрекалось во имя Единого Истинного Бога, по Его внушению: заклинание, напротив, произносилось во имя богов ложных в надежде на силу заклинательной формулы, ради корыстных соображений магов в исполнение заявленного со стороны кого-либо суеверного желания спастись заклинанием от какой-либо беды. Точно также и проклятие св. патриархов и пророков отличается от магического. Св. мужи церкви Божией проклинали кого-либо, будет ли это отдельное лицо, семья, или целый народ, силою Божиею за преступление Божественного закона; y язычников проклятия, или вредоносные наговоры произносились только злыми колдунами, чародеями по злобе и зависти или скверного ради прибытка: Св. патриархи и пророки исполнение своего проклятия предавали на волю Господа Вседержителя, а злые чародеи — шептуны (Ис. 8, 19; Второз. 18, 10) ожидали нужных последствий от силы своего чародейственного наговора, способного якобы принуждать божественную или нечистую силу к совершению того или другого желательного действия.
В силу такого воззрения на условия магических заклинаний и проклятий, Валак, несмотря на заявление Валаама, что он не может от себя произнести проклятия на ненавистных моавитянам евреев, — трижды пытался возводить месопотамского мага на вершины гор, трижды устроял там жертвенники в честь Бога Валаамова (Иеговы), однако, устрашенный грозным предостережением ангела, Валаам всякий раз произносил, вместо проклятий на евреев, вдохновенные ему свыше притчи — благословения. Называя благословения мага Валаама притчами, св. писатель, по-видимому, хотел этим показать, что каждое из этих благословений, представляя по своей сущности и форме небольшую по объему пророческую речь, содержит указание на общие постоянные и неизменные законы, условия и фазисы существования избранного народа. При этом в первых четырех притчах своих Валаам говорит исключительно об избранном народе в его отношениях к родственным племенам, а последние три содержат пророчество о судьбах народов иноплеменных, имевших лишь временное наиболее важное соприкосновение с народом израильским.
В первый раз Валак возвел Валаама на Бамот Ваал, или высоты Вааловы (Числ. 22, 41), откуда виднелся вдали стан израильский. По мнению древних, это нужно было, во-первых, для того, чтобы предмет заклинания был доступен чувствам заклинателя (подобно тому, как гипнотизируемый должен быть виден гипнотизером), и, во-вторых, для того, чтобы быть ближе к наитию Божественной силы, которая, по древнему поверию, охотнее всего открывала себя на высотах. В данном случае Вседержитель благоволил оправдать это поверие. Ибо, когда Валаам, по принесении жертвы из семи тельцов и овнов (по арамейскому обычаю, см. Иов. 42, 8), отступил на некоторое расстояние от Валака и его свиты, чтобы отгадать волю Божества в знаменательных с точки зрения халдейской мантики (гаданий) явлениях природы (цвет облаков, полет птиц, движение змей и т. п.) и прислушаться своим чутким сердцем к мановениям Божественного мироправления, Бог встретился с ним, явил ему Свое присутствие и вложил слово в уста его и сказал ему: возвратись к Валаку и так говори (Числ. 23, 2—5). И Валаам вместо проклятия произнес благословение на избранный народ, засвидетельствовав его вечную многочисленность и благополучное существование (Числ. 23, 7—10). Валак остался очень недоволен этою нежелательною магическою речью Валаама (23, 11), но объяснил ее отчасти, может быть, негодностью этой высоты Божеству, отчасти отдаленностью ее от стана евреев, вследствие чего последний был виден лишь в слабых и неясных очертаниях и не мог, по мнению моавитсого царя, произвести соответствующего на мага впечатления. Поэтому он предложил Валааму пойти с ним на другую более близкую к стану евреев гору — именно на вершину Фасги, именуемую «полем стражей». Валаам исполнил желание главы моавитян, взошел с ним на вершину Фасги, откуда отчетливо виднелся стан евреев (23, 12—14) но и здесь, несмотря на новые жертвы и молитвы, Господь снова внушил Валааму произнести новое благословение на израильтян. В этой второй притче Валаам опровергает надежды Валака на их ослабление и поражение указанием, что среди евреев нет несправедливости и болезней, Господь хранит их Своим присутствием и явлением Своего покровительства в подвигах их вождей, открывает им своевременно Свои определения устами пророков и делает их такими же страшными для врагов, какими являются лев и львица для скотов и зверей (Числ. 23, 21—24).
Но и вторичное превращение проклятия в неприятное моавитскому царю благословение не погасило в последнем надежды на возможность услышать проклятие на ненавистных ему евреев из уст месопотамского мага. «И сказал Валак Валааму пойди, я возьму тебя на другое место, может, быть угодно будет Богу и оттуда проклясть мне его (Израиля). И взял Валак Валаама на верх Фегора, обращенного к пустыне» (Числ. 23, 27—28), точнее к той незаселенной части Иорданской долины, где располагался станом готовый к переходу в Ханаан народ еврейский (ср.Числ. 23, 48; Второз. 3, 29).
Однако на эту возвышенность Валам вступил уже более по настоянию Валака, чем по собственному желанию. Он уже чувствовал себя утомленным и не имел твердого намерения умолять Божество о позволении проклясть загадочный для него народ, вышедший из Египта. В его духе быстро пронеслись события, случившиеся во время его сборов в Моавию и на пути к границам этой земли. С невольным страхом он вспомнил, как свойственное ему бурное темное и грозное настроение мага превращалось в тихий согревающий свет пророческого озарения. Ему все более и более становилось ясно, что Иегова неизменно благоволит шатрам Израиля и дышет на них обилием блага и милости. Поэтому, когда на вершине Фегора были принесены установленные жертвы (Числ. 23, 29—30), Валаам мысленно увидел, что Господу угодно только благословлять Израиля, и не пошел уже, как прежде, на высоты Ваала и Фасги, для волхвования, т. е., высматривания повелений Божества в знаменательных (по учению халдейской астрологии) явлениях окружающей природы, но обратился лицом своим к пустыне (равнине) и увидел Израиля, стоявшего по коленам своим, и был на нем Дух Божий (24, 2). На этот раз месопотамский маг приведен был силою Божиею в состояние высшего духовного (психофизического) возбуждения, неудержимого позыва выразить открытое ему пророчественное созерцание в форме пророческой притчи-песни. По своим внешним обнаружениям это возбуждение y Валаама, как прорицателя вообще, по-видимому, сопровождалось судорогами, трепетанием членов, закатыванием глаз, дрожанием губ, колебанием груди, a с внутренней ощущалась, как тяжкая дремота, соединенная с ужасом, при которой самосознание то потухает, то вспыхивает, a сила самообладания и способность управлять ходом представлений ослабляются, и вообще наступает потемнение сознания внешнего мира вследствие всецелого устремления ума на предмет созерцания. По прекращении этого возбуждения, обусловленного увлечением уже предметом созерцания, наступает второе, полное потемнение сознания, от которого созерцатель как бы пробуждается, т. е., приходит в обычное состояние (подобное состояние отчасти переживали и св. пророки (см. Быт. 2, 21; 15, 12.; Иов. 4, 13—14.; Ев. Лук. 9, 32, 33.; Деян. 10, 10; 22, 17; 2 Кор. 12, 2, 3.).
В силу такого характера (отчасти замеченного и y св. пророков) вдохновенного состояния Валаам должен был под наплывом нисшедшего на него действительного Божественного вдохновения чувствовать истеричную подавленность, так сказать, выйти из себя и в тяжелом полусне упасть на землю (ср. Числ. 22, 31 и 24, 4). И вот в этом состоянии оцепенения и самозабвения в духе Валаама раскрывается радующее видение идеального состояния Израиля — его святости, духовной мощи и мира (полного довольства). Может быть, смутно сознавая то, что говорил его язык, он невольно рисует свое необычайное, полное контраста между состоянием духа и тела, настроение. По его свидетельству, на него, знаменитого сына Веорова, нашло небывалое, неизведанное им доселе вдохновение. Он изрекает небесное с закрытыми глазами. Он отрешился от ощущения чувственности, ничего земного не видит, не слышит и не осязает. В лице его вещает внимающий (теперь) глаголам Крепкого, пророчествует созерцающий видения Всемогущего; Божественный дух поверг его (Валаама) в состояние таинственного полусна, крепкого экстаза; он весь погрузился в глубину своего «внутреннего человека»; в отягчающей дремоте он упал и лежит на земле, но его духовные очи отверсты, как будто бельмо с них спало (Числ. 24, 3—4). В этом состоянии настоящее созерцается без оболочки, и долженствующее придти в будущем становится пред духом как бы в осязаемых чертах и образах. С поразительной ясностью усматривает теперь прозорливец красоту жилищ, т. е., граждански-теократических порядков израильского быта (ср. Иезек. 31, 3—9), и будущее политическое усиление среди народов силою грядущего Вождя. Валаам видит, как Всемогущий победоносно освободил евреев от тягостного подчинения непобедимому доселе Египту и составляет для евреев великолепное и страшное украшение — несокрушимую силу единорога; как грозный лев Израиль уничтожает враждебные ему народы, раздробляет кости их, в качестве военной добычи отнимает все средства к ожирению и в знак полной победы и наступления ненарушимого мира сокрушает свое оружие, свои стрелы (Числ. 24, 5—9).
И воспламенился гнев Валака на Валаама и всплеснул он руками своими, и сказал Валааму: я призвал тебя проклясть врагов моих, а ты благословляешь их вот уже третий раз. И так беги в свое место; я хотел почтить тебя, но вот Господь лишает тебя чести (Числ. 24, 10—11). Но это не прекращает нашедшего на Валаама вдохновенного созерцания, и он, движимый этим пламенем, возвещает Валаку в качестве предостерегающего совета будущие судьбы моавитского народа, имеющие наступить при конце дней (Числ. 24, 12—13). По свидетельству Валаама, пред его духовным взором развертывается беспредельная сцена мировой жизни народов. На горизонте этой сцены, со стороны шатров Израиля, как бы в туманной дали, месопотамский прозорливец видит появление Грядущего, этого идеального Давида (Иез. 34, 23—24) в образе звезды, как эмблемы Божественного достоинства (халдеи представляли Божество в форме лучезарной звезды, понятие Бог они изображали знаком звезды). При некотором приближении эта звезда видится духовному оку прозорливца как подобие человека, облеченного в лучезарное сияние небесного светила. И вот этот Прообраз Давида (ср. 2 Цар. 21, 17), этот таинственный Бог в человеческом образе (cp. Апок. 22, 16) сокрушает князей Моава и сковывает разрушительные порывы буйных сынов злого человекоубийцы (бога войны, по верованию египтян) Сета (2 Цар. 8). К числу их принадлежит племя идумеев. В лице амаликитян они первые причинили зло Израилю (Исх. 17 и Второз. 25, 17—19). И вот этот враждебный Израилю и его идеальному Владыке Эдом будет в наказание за эту свою вражду навсегда во владении других народов, а Израиль, в лице грядущего звездообразного Вождя, явит несокрушимую далеко влияющую силу. В определенный час этот лучезарный Победитель, потомок Иакова, восстанет из своего как бы покоящегося существования и предаст пагубе все то, что помышляло спастись от Его праведного мщения бегством из разрушенного города, т е., из развалин богопротивной гражданственности (Числ. 24, 14—19).
Но этим не кончилось пророческое предсказание месопотамского мага царю моавитскому. Валаам еще не пришел в обычное свое душевное настроение. Подобно медленно погасающему сиянию лучей заходящего солнца, божественное вдохновение, озарившее душу Валаама, погасло не вдруг, а постепенно. Подобно вспышкам вечерней зарницы, оно вспыхнуло еще раза три в душе Валаама, и в лучах его он прозрел судьбы известных ему, соприкосновенных с Израилем, Моавом и Эдомом, народов — амаликитян, кенеев, ассириян и скифов. Погибнут подавшие худой пример ненависти к Израилю амаликитяне, не останутся безнаказанными пользующиеся покровительством евреев неблагодарные кенеи. Грозные ассирияне, по своему обычаю переселять пленных в свою страну, уведут это коварное племя за Евфрат, и оно исчезнет там в разноплеменных волнах могучего Ассирийского государства. Но такова же судьба и грозной Ассирии и родного Валааму Арама. Вот во мгле северных туманов к северо-западу от Киттима (царства хеттеев) мелькают перед озаренным свыше оком Валаама необозримые полчища народов Гога — скифов, Вседержитель выведет их от краев севера (см. Иез. 38 и 39), и они поразят и смирят гордую крепость высокомерных ассириян и подобных им разорителей и грабителей потомков Евера (Иактана), населяющих родной Валааму Арам и Аравию. Но вместе с ними при конце дней всемирной истории погибнут и Гог, и все его полчища (Числ. 24, 20—24).
Таково содержание притч Валаамовых, представляющих как бы абрис исторических судеб народов, представляющих из себя типы того или иного отношения к избранному Богом народу. С точки зрения указанных в них знаменательных фактов следовало бы отвести Валааму почтенное место среди провозвестников истины, поставить его в число светильников земли. Однако его последующее поведение заставляет думать ο нем не так, как бы желалось. В Числ. 31, 16 писатель Пятикнижия передает, что «по совету Валаама Мадианитские женщины были для Израильтян поводом к отступлению от Господа в угождение Фегору, за что и поражение было в обществе Господнем», a в Числ. 25 эта преступная и злополучная история изображается подробно. Как же могло это случиться, каким образом Валаам оказался виновником нечестия и погибели некоторых сынов Израиля?
Согласно изложенному выше, Валаам не произнес своего губительного проклятия на евреев только ради божественного предостережения и вследствие насильственного изменения его настроения и воли силою Духа Божия из зложелательного в благословляющее. Когда же прекратилось это чрезвычайное воздействие Духа Божия на дух Валаама, и он пришел в обычное свое состояние, в нем снова пробудилась злоба на израильтян, как виновников мучительного опасения моавитян и мадианитян, и сочувствие к неприятному положению этих племен. Поэтому, когда на возвратном пути в Арам Валаам случайно остановился y мадианитян, и последние стали опять просить его содействия к выходу из затруднительного положения, Валаам решил посоветовать им сблизиться с евреями и завязать с ними тесные дружеские сношения посредством приглашения их на веселые празднества в честь Ваала-Производителя, соединенные с обжорством, плясками и узаконенным необузданным развратом. Это предложение Валаама с магическою силою объединило моавитян и мадианитян в неодолимом влечении заманить евреев на празднества и поставить им сеть в очаровательном сладострастии их женщин. С другой стороны, и для самих евреев в лице их худших членов слово Валаама оказалось как бы волшебным приворотом. Через несколько дней по исполнении церемоний приглашения избранный народ блудодействовал с дочерьми Моава и кланялся богам их и прилепился к Ваал Фегору (Числ. 25, 1—3). Последствием такой разгульной жизни была моровая язва, смерть 24 000 израильтян, прекращение дружественных отношений с обольстителями, избиение по повелению Моисея мадианитян, как главных виновников сего печального события, и убиение среди них самого Валаама (Числ. 31, 2—8).
Таким образом, из предыдущего явствует, что Валаам с одной стороны был глубоко верующий человек, a с другой — корыстолюбивый, упорный ослушник Божественных велений. Что же он такое и кому уподобить его?
Для нравственной оценки с точки зрения откровения должно принимать во внимание не весь путь земной жизни, не дела вообще, a только дела последних дней земной жизни, состояния, предшествующие непосредственно отрешению человека от телесной оболочки (Иезек. 18, 24; 2 Цар. 11 и 24 гл. Ев. Марка 12, 36). Между тем Валаам в последние дни своей жизни поступал беззаконно (2 Цар. 11, 16), заявил сознательно свое непослушание Вседержителю в отношении к израильтянам, научил мадианитян и моавитян ввести их в соблазн преступным служением Фегору (Числ. 31, 16, 25; Апок. 2, 14. 15), a непокорность такой же грех, что волшебство, и противление тоже, что идолопоклонство (1 Цар. 15, 23). В деле приглашения Валаама моавитянами проклясть евреев, Господь положил пред Валаамом преткновение, и он отступил от правды своей, сделал беззаконие и нераскаянно в нем умер (Числ. 31, 8; Иезек. 18, 24. 26), ибо Господь вразумлял его словами и видениями, чудесной речью ослицы и страшным явлением Ангела с обнаженным мечем (Числ. 24, 4. 16; 22, 22—35). Господь поразил Валаама мечем евреев (Числ. 31, 8; Иис. Нав. 13, 22), потому что сей богато одаренный Богом маг забыл, что принял и слышал, не хранил сего и не покаялся (Апок. 3, 3). Поэтому, несмотря на свое пророчество о пришествии Христа Искупителя (Числ. 24, 17), Валаам не удостоился не только названия пророка, но и человека Божья (cp. 1 Цар. 2, 27—86; 3 Цар. 13, 1—10), а назван общим всем языческим магам словом прорицатель (Иис. Нав. 13, 22).
Но за всем тем может возникнуть вопрос, каким образом он послужил органом откровения о пришествии Избавителя, и есть ли аналогичные ему личности среди избранного народа?
На эти вопросы возможен лишь такой ответ. Как для произрастания, т. е., обнаружения слова Божия пригодна не всякая земля, а только добрая, так и для полного восприятия и яркого выражения даров и откровения Св. Духа годен не всякий верующий, а лишь верующий с особым качеством своего темперамента. Изучение состояний пророков в момент восприятия ими откровения и самой формы выражения ими воспринятых Божественных речей и видений, дает основание думать, что св. пророки по особому Божию смотрению (1 Кор. 12, 10. 29) от прочих святых учителей, также снедаемых ревностью по Боге, отличались пламенным темпераментом и природным поэтическим даром (чуткости и красноречия), который давал им возможность вполне ясно воспринимать глаголы и явления Господа и воспринятое сообщать своим верующим братьям не в форме спокойного, хотя и глубоко назидательного повествования или рассуждения, а в виде увлекающей, яркой, картинной, мерной речи. И вот эти-то два, присущие святым пророкам свойства, т. е., пламенный характер и поэтическое дарование и есть, думается, то общее (у Валаама с пророками) условие, благодаря которому обладающий этими свойствами Валаам, несмотря на свое преступное корыстолюбие и упорное непослушание Богу, оказался способным восприять и выразить Божественное откровение касательно судеб Св. Церкви. Поэтому нужны были только особенные обстоятельства жизни, в роде изображенных в Числ. 22—24 гл., и Валаам при его правоверии и поэтическом чувстве «слышит слова Божии, ощущает в себе ведение Всевышнего, видит видения Всемогущего» (Числ. 24, 4. 16).
И за всем тем Валаам не представляет из себя нечто вполне исключительное в истории Церкви. Напротив, по своим чрезвычайным дарованиям, по особому благословению Господа и по особой превратности судьбы он весьма походит на двух странных еврейских мужей: судию Сампсона и царя Саула. Оба эти мужа были назначены Господом для прославления Господа посредством спасения Его народа (Суд. 13, 5. 25: 1 Цар. 9, 16. 17); оба отличались особенным телесным превосходством (Суд. 16, 3; 1 Цар. 10, 24); оба были способны к пророческому восприятию Духа силы (Суд. 13, 25; 14, 6. 19.; 15, 14; 1 Цар. 10, 10; 11. 6; 19, 23); оба, как бы совсем забывая веления Господа, без всякой внутренней борьбы увлекались своеволием, сообразно отличительным свойствам своей природы: Сампсон — неумеренным половым влечением (Суд. 14, 1—3; 16, 4—17), Саул — упорным своенравием и самонадеянностью (1 Цар. 11, 5. 7. 13; 13, 8. 9. 11; 14, 44; 15, 9. 24), и по сему оба закончили заключительную половину своей жизни тоскливым, мучительным сознанием явного Божественного отвержения (Суд. 16, 17; 1 Цар. 16, 14; 18, 10 и др.) и крайне трагическим концом — самоубийством (Суд. 16, 28—30; 1 Цар. 31, 4—6). И как странная (сама по себе преступная), исключительная страсть Сампсона к дочерям (женщинам) филистимлян (Суд. 14, 1—3 и 15, 1. 4) по устроению Господа послужила для Сампсона поводом к наказанию филистимлян за господство их над евреями (ст. 4), так и в данном случае — корыстолюбие и честолюбие Валаама послужили поводом к тому, чтобы он свой дивный магический дар прорицания употребил на благословение духовных потомков Израиля и посредством своего пророческого дарования (но не призвания) прославил имя Вседержителя пред лицом народов.
Обстоятельное изъяснение истории Валаама можно найти в магистерской диссертации епископа Серафима, «Прорицатель Валаам», изд. в 1899 г. в Санкт-Петербурге и напечатанной в переводе на английский язык в Лондоне в 1900 г. под заглавием: The Soothsayer Balaam bу the very Rev, Seraphim, Bishop of Ostrojsk. London. 1900.
* Серафим, епископ Острожский, магистр богословия
Источник текста: Православная богословская энциклопедия. Том 3, стлб. 73. Издание Петроград. Приложение к духовному журналу "Странник" за 1902 г. Орфография современная.