<<<   БИБЛИОТЕКА   >>>

И.К. Сурский. Отец Иоанн Кронштадский. Том 2

Из лекции митрофорного протоиерея Феодора Синъкевича, прочитанной в аудитории Белградского Университета 19-го декабря 1908 г., накануне дня кончины о. Иоанна.

Вот идут по улицам Кронштадта два светских друга, коллеги по своей служебной деятельности, но один из них религиозно настроенный, а другой, напротив, безрелигиозный и относившийся со страшным предубеждением к личности о. Иоанна и к его чудотворениям. Религиозно настроенный и в то же время почитатель батюшки о. Иоанна предлагает своему коллеге приятелю пойти в церковь к обедне, послушать служение и проповедь о. Иоанна. Однако приятель, относившийся совершенно скептически к о. Иоанну, отвечает пренебрежительно: «вот еще не доставало поверить сказкам об о. Иоанне». Но его друг продолжает настаивать на своем. Нехотя соглашается отрицатель пройти в церковь, со словами: «нового, или интересного все равно ничего не увижу и не найду, но если ты настаиваешь, то что ж, пойдем, посмотрим, как он комедию ломает».

Отправились. Пришли в храм и стали оба друга в сторонке. Богослужение близилось к концу. Как вдруг сквозь толпу людей, направляется к неверующему другу церковный сторож, посланный батюшкой и от его имени просит его пожаловать в алтарь. Изумлению неверующего не было границ, однако, он все же не растерялся и стал убеждать сторожа, что произошла ошибка, ибо батюшка его совершенно не знает, да и не может знать, и что зовет он, наверное, кого-то другого, с кем его смешали. Сторож едва соглашается пойти переспросить батюшку. Переспросивши, возвращается снова к этому неверу со словами: «ведь ваше имя такое-то, а фамилия такая-то (называет его имя и фамилию), так это вас-то именно и зовет батюшка». Застигнутый врасплох невер чувствует, как холод прошел по его спине, и обращается за советом к стоявшему с ним рядом верующему своему приятелю: «что мне делать, идти, или же не идти?»

— Да ведь ясно, что тебя зовет батюшка. Иди, и если бы оказалось какое-либо недоразумение, то оно само собою разъяснится в алтаре.

Опавший сразу в лице и растерявшийся, побледневший невер, помимо своего желания, в силу создавшейся необходимости, идет за сторожем в алтарь. Только что он вошел, как о. Иоанн быстро к нему поворачивается с вопросом: «ну, что ж, мой милый, скажи, пожалуйста, как тебе понравилась моя комедия, хорошо ли я ее ломаю?»

При этом вопросе удивление и недоумение вошедшего в алтарь сменилось ужасом и трепетом перед прозорливостью батюшки, а вслед затем и глубоким сознанием своей неправоты. Ноги подкосились и он упал на колени, прося прощения своей дерзости и своего неверия. Наставив словами любви и веры на путь истины, о. Иоанн отпускал его от себя уже обратившегося к Христовой вере доброго и убежденного христианина обрев заблудшую овцу.

А вот другой подобного же рода случай великой прозорливости дивного пастыря.

В одном доме Петербурга ожидают приезда почитаемого батюшки, куда он был приглашен. Чтобы встретить его и повидать, собралось много народа, но в числе присутствовавших была одна дама, разочарованная в жизни и не верившая ни в Бога, ни в чудеса, ни в подвижническую и чудотворную деятельность о. Иоанна. Присутствовала она здесь в силу необходимости, т. к. временно гостила в этом доме. Ни видеть о. Иоанна, ни слышать его она просто не желала и не интересовалась и намеренно ушла в самую отдаленную комнату квартиры и села там на кровати, занявшись рукоделием.

Вот подъезжает к дому экипаж с о. Иоанном. Собравшиеся люди встречают его, ожидая момента, чтобы подойти под благословение, но тут происходит нечто совершенно неожиданное и сразу для присутствующих непонятное. Вместо благословения, или вместо осуществления цели своего приезда — служения молебна — о. Иоанн, ни с кем не поздоровавшись, быстрыми шагами направляется через толпу куда-то в глубь незнакомой ему огромной квартиры и уверенно направляется в ту именно клетушку, где сидит на кровати вяжущая дама. Увидев о. Иоанна, она была так изумлена, что предметы в комнате закружились, как живые, в ее голове. Между тем, о. Иоанн садится рядом с ней и начинает опровергать ее неверие, обличать ее отчаяние, напоминать о милости Божией, говорить о промысле Божием, о покаянии, о вере и словами любви и утешения призывать ее к вере и надежде. К концу этой беседы неверующая прежде женщина заливается горячими слезами раскаяния, а сердце её наполняется той благодатной теплотою сердечной, которая всегда сопровождает первое искреннее обращение христианина к Богу. И только зажегши эту новую лампаду жизни духовной, обратив заблудшую овцу, батюшка о. Иоанн обращается к тому делу, для которого он был приглашен хозяевами дома.

Мой отец генерал Ланской, очень верующий и чтивший батюшку, часто просил его приехать помолиться у него в доме, что о. Иоанн неоднократно и исполнял. Отец мой был болезненный человек и однажды, приехав его навестить, я нашла его грустнее обыкновенного и предложила ему написать батюшке и попросить его навестить отца и помолиться с нами, отец был обрадован и я вскоре получила ответ от о. Иоанна, который назначил день и час своего приезда. Мы собрались у моего отца и батюшка приехал оживленный и добрый ко всем, как всегда. Помолившись и окропив всех св. водой, по просьбе моего отца, батюшка остался выпить чашку чаю и во время разговора встал и стал ходить быстро по гостиной из угла в угол; в это время моя старушка няня, живущая у моего отца в доме, вошла и стала гасить свечу у образов, собираясь унести с собой чашу со св. водой. Батюшка, все ходя но комнате, быстро подошел к ней и сказал: «береги святую воду, скоро понадобится».

Вскоре батюшка уехал. Отец мой был бодр и повеселел, а няня, провозная меня, тревожно сообщила мне слова батюшки, и действительно это было последнее посещение моего отца батюшкой при жизни: через короткое время мой отец опасно занемог; доктора объявили, что это прогрессивный паралич, который в самое короткое время свел отца в могилу. Отцу моему было тогда 67 лет.

Другой случай произошел в семье одного священника. Этот священник (о. Михаил) служил дьяконом в Андреевском соборе в Кронштадте, тесть же его был в этом же соборе много лет священником и сослужил о. Иоанну. О. Иоанн очень любил и о. Михаила, и его тестя и исхлопотал о. Михаилу место настоятеля церкви и законоучителя в Петербурге во 2-м Кадетском Императора Петра Великого корпусе, куда переехал с ним и его тесть, уже преклонного возраста старик, но еще бодрый.

При приездах своих в Петербург, о. Иоанн часто заезжал их навестить, так прошло года два.

Однажды, это было на страстной неделе в Великий четверг, около 9 час. утра, о. Михаил, собиравшийся идти в церковь, услышал на парадной лестнице звонок и пошел сам отворить дверь. Увидав перед собой о. Иоанна, он был очень обрадован, но и удивлен видеть его в такой день и такой ранний час у себя и спросил его, как это случилось. О. Иоанн ответил ему, что приехал проститься с его тестем. Старичок-священник в это время не был болен, но слаб, как всегда, ввиду его преклонного возраста. Пробыв короткое время о. Иоанн уехал, а вечером, придя от всенощной, после чтения 12 св. евангелии, о. Михаил нашел своего тестя мертвым. Он умер во время всенощной.

Вот два случая прозорливости батюшки, бывшие у меня почти на глазах.

В Петербурге в девяностых годах прошлого столетия сестре поручика Фельдегерского Корпуса Пронина 5-ти лет прищемили палец, захлопывая дверцы кареты, и его совсем раздавили. Доктор сказал, что нужно отнять палец. На другой день оказалось заражение крови и доктор сказал, что нужно отрезать руку по локоть. Девочка непрерывно плакала от боли. Когда доктор разбинтовал руку, то распространилось зловоние.

Неожиданно слышат, что о. Иоанн приехал к соседям. Тогда отец девочки побежал и умолял о. Иоанна придти. Он, хотя и был очень занят, но ввиду тяжелого случая, пришел, служил молебен и сказал, что операции делать не надо и что так пройдет. После ухода о. Иоанна отец девочки настаивал на операции, а мать, крепко веровавшая, решила сделать так, как сказал о. Иоанн. Девочка заснула и много спала. Утром пришел доктор и разбинтовал руку. Опухоли не было, дурной запах прошел и висела лишь засохшая жилка, как на ниточке. Жилку отрезали и девочка выздоровела, т. к. заражение крови прошло и доктор заявил, что это чудо, т. к. наука говорила другое.

Рассказ Леонарды Антоновны Янковской, католички, сестры милосердия Красного Креста, проживающей в Сербии, в г. Белграде по улице Воеводы Путника в «Ортопедическом Заводе».

В Крепостном полку крепости Ковно служил подполковник Пригоровский, который был болен при смерти: харкал кровью; врачи признали положение его безнадежным.

Пригоровский имел собственный дом в Оренбурге в Атамановском переулке и, по его просьбе, был переведен в Белебеевский полк, стоявший в Оренбурге, но вследствие болезни не мог двинуться.

Жена его Вера была ученицей о. Иоанна по Кронштадтской гимназии.

Она поехала к о. Иоанну в Кронштадт. Прибыв туда, она вошла в собор во время общей исповеди и думала: «мне не пробраться к о. Иоанну» и была поражена, как толпа ее продвинула к амвону. О. Иоанн увидел ее я говорит: «Верочка, это ты? Не волнуйся, я молюсь, молюсь, ну, помолимся Богу».

Когда о. Иоанн кончил молиться, то сказал ей: «ну, поезжай домой, все будет благополучно, он встанет».

Когда я приехала домой — муж вышел мне навстречу.

И действительно Л. А. Янковская видела, что подполковник Пригоровский встал с постели совсем здоровым и уехал с большой семьей в Оренбург.

В этом случае опять Господь, по молитве о. Иоанна, исцелил безнадежного и сказал о. Иоанну, что молитва его услышана, так что о. Иоанн мог сказать жене больного, что муж ее будет здоров.

Воспоминания вдовы б. Начальника Варшавского Округа пограничной стражи, а во время войны — Начальника 81-ой пехотной дивизии, Ген.-лейтенанта Михаила Дмитриевича Китченко Елены Константиновны Китченко, проживающей в Сербии в

г. Белграде, Вождовац, Н-ой Русский Дом.

Мой первый муж податной инспектор Пудожского уезда Олонецкой губернии статский советник Шульц был большим картежником и часто целые ночи проводил в клубе. Однажды один из партнеров внезапно скончался на его глазах за карточным столом и это произвело на него такое удручающее впечатление, что он некоторое время совсем перестал играть, боясь, чтобы и с ним не случилось то же самое. С каждым днем он все больше и больше стал беспокоиться о своем здоровье.

Когда мы гостили в Петербурге у моих родителей, муж стал себя плохо чувствовать, начал сильно худеть и по ночам повторялись какие-то непонятные припадки страха и боязни смерти. На все мои тревожные вопросы он отвечал лишь криком: «умираю, умираю!» В испуге я бегала за доктором, но ни один не мог понять его болезни, так как он ни на что не жаловался. Симптомы же были такие: он очень много пил воды и совсем мало ел и плохо спал. При этом невероятно худел. Тогда мы решили обратиться к известности и специалисту по нервным болезням. Профессор, выслушав и осмотрев больного, отозвал меня в сторону и сказал, что болезнь его опасна, надо серьезно лечиться, держать строгую диету а приказал мне на следующий день принести ему анализ, все это я в точности исполнила, после чего профессор поставил такой диагноз: сахарная болезнь в очень сильной и запущенной форме, случай почти неизлечимый. Жить может не больше месяца.

Выслушав этот приговор, я от страха почти лишилась чувств. А надо было во что бы то ни стало скрыть от мужа вынесенное впечатление. Он вообще был страшно мнителен и подозрителен, что касалось его болезни.

Надо было после визита к доктору казаться веселой и беззаботной, чтобы его не напугать. Он очень любил жизнь. Шли дни, муж худел не по дням, а по часам. Из полного, здорового мужчины он превращался в скелет. Платья его висели на нем, как на вешалке. Он совсем лишился сна и аппетита. Все видимо шло к концу, как предсказал профессор. И вот тогда наш дом посетил о. Иоанн Кронштадтский, приехавший навестить свою крестницу, дочь домовладельца. Услышав об этом, я и сестры сейчас же выскочили из-за стола (мы обедали в это время) и побежали на лестницу, боясь его пропустить. Муж, хотя и был лютеранин, пошел за ним, желая тоже видеть его. А лестница была полна народа, из всех квартир и с улицы. Толпа не позволяла двигаться. С большим трудом и при моей помощи муж пробрался сквозь толпу и прошел в сторону и стал возле дверей комнаты швейцара. Я же вернулась назад, в надежде получить от о. Иоанна благословение. Он как раз спускался с лестницы очень быстро, не останавливаясь и ни на кого не глядя, занятый только тем, чтобы скорее очутиться на свободе. Впереди его бежал человек, расталкивавший довольно бесцеремонно толпу. Когда о. Иоанну оставалось до дверей несколько шагов, он вдруг остановился. Никем не сдержанная волна людей хлынула к нему, но он сделал несколько шагов в сторону, где тихо стоял муж мой, положил руки ему на голову и внятно, громко и повелительно произнес: «Будь здоров!» Затем сейчас же вышел и сев в карету, уехал.

Муж легко поднялся по лестнице в особенном настроении. Дома никому не сказал ни слова. Мы же с сестрами в перебивку стали рассказывать своим родителям все, что произошло. В эту же первую ночь у мужа не было припадка и он проспал не просыпаясь. Утром с аппетитом напился чаю с булкой (чего давно не делал) а постепенно снова возвращался к жизни и к здоровью. Следующий визит его к профессору показал полное отсутствие в крови сахара. Профессор, ничего не зная, только развел руками и сказал: «Ничего не понимаю, это какое-то чудо!» После этого муж прожил очень долго и умер 65 лет от крупозного воспаления легких.

Вникните, читатели, в этот случай и содрогнитесь.

О. Иоанн никогда не видал статск. советника Шульца, никто ему не говорил о его болезни, кругом была толпа, о. Иоанн стремительно спускался с лестницы, но Дух Святой указал ему на стоявшего в стороне безнадежно больного и повелел о. Иоанну исцелить его.

Прошло немного лет. Мы снова гостили у родителей в том же доме. Приехали мы попрощаться, т. к. муж получил неожиданно новое назначение в Олонецкую губернию в г. Пудож податным инспектором. Он должен был ехать один, а я с двумя детьми, воспитанницей 8-ми лет и собственною грудною девочкой, оставались еще некоторое время, пока он не пришлет мне письма. Я очень боялась этого путешествия. Все пугали меня и отговаривали ехать до весны. Говорили, что такой поздней осенью (это было в конце сентября) уже невозможно рисковать ехать с малыми детьми. В такой нерешительности я прожила у родителей еще недели две, пока не получила письма, что все обстоит благополучно. Квартира нанята, страхов никаких и т. д. Муж очень просил меня поторопиться с приездом и не пропустить последнего рейса. Я не знала кого слушать: родителей, которых я очень любила, или мужа, которого я тоже любила и жалела. Я колебалась. И вдруг прибегает от хозяина мальчишка и говорит, что сейчас к ним приезжает о. Иоанн Кронштадтский. Вот счастье! Я моментально побежала и сестры за мной. Я сразу поняла, что этот приезд его — мое спасение. Настроение мое было какое-то неземное. Таю я и вбежала в комнату и прямо к о. Иоанну. Как я ему рассказала все, не помню. Знаю, что плакала и он рукою утирал мои слезы. И так был ласков... Я сразу успокоилась и только целовала его руки без конца. Он положил руки мне на голову и говорил: «Успокойся, не плачь, все будет хорошо, ведь ты едешь ко мне на родину. Я сам оттуда, там прекрасно, благословляю тебя в путь. Поезжай с Богом!» Потом он отстранил меня немного, взглянул мне в лицо и весело так смеясь сказал: «Да ведь ты француженка!» Я говорю: «нет, я русская». «Неправда, ты француженка!» Я опять, уже смеясь, говорю: «да нет, батюшка, я русская».

После этого, получив его благословение еще раз, я ушла. А сестры бежали за мною, подшучивая надо мной, в комичном духе изображая весь этот эпизод. Но я была в полном экстазе и на их шутки не отвечала, переживая в своей душе все случившееся. Через два дня шел пароход и надо было ехать. Я ничего больше не боялась и ни минуты не колебалась. Меня еще все продолжали пугать, уверяли, что так как я не заказала себе заранее кабинки, то меня на пароход не примут, не будет ни одной свободной каюты. Когда я с детьми, в сопровождении родных, приехала на пароход, меня встретил капитан парохода и развел руками. Он уверял меня, что пароход переполнен, что даже одного человека невозможно вместить. И чтобы убедить меня в этом, повел меня вниз и общую большую каюту, где взрослые и дети в перемешку лежали на полу. Несмотря на то, что пароход еще стоял, его сильно качало и многие уже страдали морской болезнью. Воздух был невозможный. Я еле-еле выбежала на палубу. Капитан смотрел на меня с большим участием и уверял, что путешествие, по-видимому, будет очень тяжелое и бурное. Ко мне снова приступили родители и сестры, убеждая меня ехать домой и отложить свою поездку до весны. Но я все чего-то ждала и не трогалась с места. Вдруг капитан обратился ко мне с просветленным лицом и говорит: «Одно я могу для вас сделать: уступлю вам свою каюту, она на палубе, в ней будет меньше качки и вы будете иметь в ней все удобства, Я же найду себе всегда место где-нибудь».

Я обрадовалась и моментально подумала: «это о. Иоанн внушил ему эту мысль и вспомнила его слова: «Не бойся, все будет хорошо, ты едешь ко мне на родину!» Этого я ждала и наконец дождалась.

Капитан подозвал матроса, приказал вынести из его каюты все его вещи, постлать чистое белье и передавая мне ключ сказал: «Когда все будет готово, затворитесь с детишками на ключ и если вам что-нибудь понадобится, позвоните»

Так я и сделала, поблагодарив его от всего сердца и мысленно о Иоанна Кронштадтского. Я расположилась в удобном помещении. Скоро мы отплыли. Путешествие, как и говорил капитан, было тяжелое и даже сопряжено с опасностью. Я слышала, как бегали и суетились матросы, как кричал капитан. Качка на Ладожском и Онежском озерах была все время круговая. Вся публика и даже многие матросы лежали вповалку. Я же и дети (старшую девочку я привязала веревкою к койке) ни разу не страдали от морской болезни, хотя это было мое первое путешествие водою. Вместо 12 часов (как полагалось) мы плыли l/2 суток и нас почти целый день видели из Петрозаводска, качающимися на волнах, и все на том же месте. Прожили мы в Пудоже 3 года, затем вернулись в Петербург, где муж мой и скончался, спустя много лет в 1909 году 65 лет от роду.

Я часто, часто вспоминала и ярко переживала мое свидание с о. Иоанном Кронштадтским и все думала, почему он так настаивал на том, что я француженка. И поняла я это только много лет спустя, вышедши уже вторично замуж и очутившись с мужем-беженкой в Белграде. Что было делать; за что приняться, чем зарабатывать кусок хлеба? У меня не было никакой специальности. Знала я только очень хорошо говорить по-французски. Этому я научилась от жившей у нас в доме 20 лет француженки, воспитавшей моих трех старших сестер и нас троих последних. К счастью, в тот год французский язык в Сербии вошел в моду. Все родители захотели, чтобы их дети обязательно говорили на этом языке. Мне посчастливилось получить прекрасное место при трех маленьких мальчиках, уже говоривших по-французски. Таким образом я могла содержать и себя и мужа, бывшего без места. И все время, пока я тут живу, до сих пор, я кормлюсь от своего французского языка. Причем меня все и считают настоящей француженкой, по моему выговору и по наружности. Замечательно то, что о. Иоанн меня вовсе не знал, видел в первый раз, никогда не слышал от меня ни одного французского слова, не удивительно ли, как он это все так ясно провидел? Для меня это непостижимо! И сколько бы я еще ни жила на свете, я всегда буду чувствовать на себе тот крест, которым он меня осенил и благословил в путь и его ласковую руку, отиравшую с лица моего слезы экстаза и умиления. Это останется навсегда лучшим воспоминанием моей жизни.

Есть у меня еще одно воспоминание, касающееся не меня, но моей близкой родственницы. Произошло все это на моих глазах. Поэтому я и хочу об этом рассказать.

Мою родственницу звали Ольгой, она была очень красивой, молодой женщиной, но вышла замуж без любви и поэтому была несчастна в супружеской жизни, хотя ее муж был очень достойный человек и любил ее до самозабвения. Она была вообще избалована жизнью. Вечно была окружена поклонниками и вела бурную жизнь. Был у нее маленький сынишка, к несчастью родившийся слабым и больным. Возили его и за границу, показывали всем профессорам, но напрасно. Болезнь его была всеми признана неизлечимой. У него был паралич мозжечка и когда он двигался, его непроизвольно передергивало, он подпрыгивал и корчился, что производило очень тяжелое и жалкое впечатление. Ребенку в то время было около 6 лет и был он умным, вдумчивым, способным к учению, а в особенности к рисованию, мальчиком. Он хорошо сознавал свой недостаток и страшно мучился, тем более, что рядом с ним воспитывался и рос его младший братишка здоровый и нормальный.

Жили они в своем майорате в Калишской губернии. Они часто приезжали в Петербург, у них была там постоянная квартира для зимы, потому что Ольга любила веселиться и выезжать. Несмотря на свое легкомыслие, она была женщиной умной, развитой и хорошей матерью. Вечно она мучилась за своего первенца и дала бы много за то, чтобы он был здоров. Услышав от меня о том, как о. Иоанн чудесно исцелил моего мужа, она вдруг уверовала в него и стала молиться и просить Бога об исцелении ее несчастного сына. Об этом Ольга говорила с ним и внушила ему такую сильную надежду и веру в возможность такого чуда, что мальчик стал ежедневно приставать к матери, чтобы она скорее его везла в Кронштадт. Мы все, ее близкие, ждали чуда. Настал наконец день отъезда. Оба они ехали, как на великий праздник.

В Андреевском соборе, когда она очутилась перед самим о. Иоанном Кронштадтским, собиравшимся причащать исповедников, мальчик весь дрожал от возбуждения и надежды. Но о. Иоанн не обратил внимания на него и причащал других, которые стояли сбоку. Мальчика оттерли, он очутился с Ольгой сзади. Толпа, видя это и жалея больного мальчика, протолкнула его опять вперед. Ольга со слезами стала молить о. Иоанна причастить и исцелить ее сына, но о. Иоанн опять не обращал на него никакого внимания и продолжал причащать стоявших сбоку. В третий раз Ольга с мальчиком подошла, но о. Иоанн опять отвернулся.

Все поняли кругом, что это делалось не спроста и что о. Иоанн намеренно его не причащает. Вся в слезах Ольга с сыном возвращались домой, как с похорон. Вернувшись, она начала рассказывать нам о случившемся. И, когда мы все пришли в негодование, осуждая бесчувственность о. Иоанна Кронштадтского, она плача рассказала нам и призналась, что два года тому назад, в майорате, она сильно заболела. У нее было такое сильное кровотечение, что никто его не мог остановить. Доктора, профессора, созванные мужем, оказались бессильны. Послали в Калиш за священником. Ольга уже до половины туловища похолодела, но исповедовалась, раскаялась, много плакала и дала клятву, если поправится, начать новую жизнь. Никогда больше не изменять мужу и жить по-божески. После соборования, она вернулась к жизни. А когда поправилась совсем, забыла о своей клятве и продолжала свою прежнюю жизнь. Вот причина, по которой о. Иоанн, провидевший все это, был так неумолим к ней.

Спустя 3 года мальчик умер от дифтерита в 3 дня, без жалобы, как святой, утешая свою плачущую мать. Перед смертью он сам захотел причаститься и сделал это с полной верой в Бога, как взрослый человек. Ольга еще живет и поныне. Была одно время буйно помешанной. Прогнивала и лечилась в санатории. Теперь она опять здорова и я недавно еще получила от нее открытку. Она много молится, очень религиозна и ждет смерти, вполне сознательно и по-христиански.

Случай, рассказанный мне бывшим штабс-капитаном по адмиралтейству Иваном Ильичей Шевченко, ныне покойным.

Иван Ильич служил одно время на небольшом военном корабле, которым командовал капитан 2-го ранга А. Покровский в 1900—1901 годах.

«Было воскресенье, или какой-то праздник, — рассказывает Иван Ильич, — командир уехал в Ораниенбаум к знакомым на дачу, предварительно оставив мне свой адрес, так как я оставался за старшего на нашем корабле. Надо сказать, что на военных кораблях хозяйственная часть поручается так называемым «баталерам», которые и ведут отчетность и хозяйство.

Наш баталер, сделав довольно крупную ошибку в отчетности последнего месяца (не знаю — умышленно пли неумышленно), решил ее исправить подлогом, вырвав страницу с ошибкой и вклеив другую в отчетную книгу.

Произведя эту работу он испортил другие страницы и, увидев, что ему не удастся скрыть подлог, пришел в отчаяние и на ремне повесился.

К счастью, кто-то из команды увидал его висящим и поднял тревогу, конечно сейчас же доложив мне. Я бросился в помещение баталеров и, увидав отчетные книги, сразу понял в чем дело и, спрятав книги, немедленно же поехал с докладом к командиру, пока фельдшер приводил в чувство баталера.

До отхода парохода, отходящего в Ораниенбаум, оставалось 5 минут, и я гнал извозчика вовсю. Подъезжая к пароходу, вижу, что он уже дал ход и идет рядом с пристанью. Я соскочил с извозчика и, вскочив на ходу на пароход, повернулся лицом к борту. В это время я почувствовал, что кто-то меня трогает за плечо и говорит: «Поздоровайтесь с батюшкой!» Я оборачиваюсь и вижу батюшку о. Иоанна, который смотрит на меня и приветливо улыбается Я подошел к нему под благословение, а он говорит: «Успокойтесь, успокойтесь, он останется жив и все кончится благополучно!»

Я так и остался стоять, разинув рот. Как же он мог знать о случае, который произошел 15 минут тому назад, да еще в порту, где посторонних не пускают?! Да еще и предсказал о том, что он будет жить.

Все так и произошло — баталер остался жив, а дело покончили домашними средствами, не доводя до скандала. капитан 2-го ранга Иван Казнаков.

Один священник из внутренней губернии России, наслышавшись об о. Иоанне, приехал в Кронштадт и сослужил с ним у ранней обедни. Как известно о. Иоанн произносил молитвы скороговоркой, вскрикивая и повышая тон по временам. Услыхав его, этот священник подумал: «Э, да и ты служишь, как все мы и не отличаешься многим от нас!»

— А что же ты думал? — ответил ему о. Иоанн, — я такой же, как и все вы.

Священник, конечно, остался поражен этим явлением.

Рассказ госпожи М., которая просила не называть ее фамилии, т. к. повествование ее будет касаться женской болезни.

У меня было 2 выкидыша. Обстоятельства эти меня очень волновали, т. к. плод погибал.

Я решилась поехать к о. Иоанну, чтобы просить его помолиться.

Войдя к о. Иоанну, я еще не успела ему сказать о причине и цели моего приезда, как он встретил меня словами: «это ничего — у тебя все от слабости».

Прозорливый угодник Божий прозрел Духом Святым болезнь г-жи М. и ласково утешил ее.

Вследствие слабости легких я 12 лет прожила в Крыму в г. Ялте.

В течение этого периода, когда я была беременна, у меня сделалась какая-то опухоль. Местные врачи отказались поставить диагноз и один из них сопровождал меня в Москву к профессору Снигиреву. Меня переносили на руках.

Когда я прибыла в клинику проф. Снигирева, то он приказал мне три дня спокойно лежать, чтобы отдохнуть от дороги и осмотр назначил через 3 дня.

Из Ялты перед отъездом и из Москвы по приезде я послала о. Иоанну 2 телеграммы с просьбой помолиться.

Когда проф. Снигирев осмотрел меня, то сказал:

«Благодарите Бога! Опухоль прошла, нарыв лопнул и вытек наружу. Если бы он лопнул внутрь, то была бы смерть».

Снигирев отпустил меня домой с тем, чтобы я вернулась к нему за месяц до родов. Я поехала в Нижний Новгород и из Нижнего написала о. Иоанну письмо, которое отправила через знакомую даму.

О. Иоанн, прочитав письмо, сказал этой даме: «пусть ничего не боится, ехать не надо, я помолюсь».

Я послушалась великого молитвенника-прозорливца и чудотворца и не поехала, и благополучнейшим образом разрешилась от бремени.

Потом мне говорили врачи из клиники проф. Снигирева, что это первый случай в их практике, когда такая больная обошлась без операции.

Когда сын мой заболел дифтеритом, я послала о. Иоанну телеграмму в Дом Трудолюбия с тем расчетом, чтобы он получил ее на рассвете.

На другой день пришел доктор и, осмотрев больного, сказал: «это первый случай в моей практике, что дифтерит остановился на одной стороне и не перешел на другую».

После этого сын поправился.

Однажды я просила о. Иоанна помолиться о младшем-сыне, которому учение давалось туго. О. же Иоанн положил руку на голову старшего сына и усердно молился, закончив словами: «Да будет, Господи, воля Твоя святая».

Я думала, что о. Иоанн ошибся.

Через некоторое время старшему сыну пришлось вырезать аденоиды между горлом и носом. При операции он потерял так много крови, что чуть не умер и утратил способность учиться: запоминать и понимать. Его лечили, прекратив учение, и он поправился.

Очевидно о. Иоанн Духом Святым провидел это обстоятельство, а потому и молился об этом сыне, а не о младшем, как я просила.

Михаил Михайлович Родзянко, проживающий в гор. Землине (б. Югославия), сообщил мне в письме от 29 декабря 1927 г. нижеследующее:

Дело было в Пажеском Корпусе в Петрограде; во время гимнастики один мальчик получил сильный удар по голове и после того опасно заболел; лечили его всякие врачи и профессора, но ему лучше не становилось и матери сказали, что ее сын безнадежен и в лучшем случае, если не умрет, то будет идиотом. Тогда мать поехала в Кронштадт, там ей удалось увидеть о. Иоанна, который с ней поехал к больному, помолился и сказал, что ее сын будет здоров. Действительно, от того дня мальчику стало лучше и вскоре он совсем поправился на удивление всех врачей.

В том же письме М. М. Родзянко рассказал мне еще следующий удивительный случай: О. Иоанн был у кого-то в Петербурге. В том же доме жил старик разбитый параличом. Проходя мимо его квартиры, о. Иоанн вдруг туда вошел и прошел к больному, которого благословил и стал утешать. После этого рука больного, бывшая без всякого движения, стала понемногу двигаться.

Рассказ г-жи Дрейлинг, живущей сейчас в г. Белграде, Мутапова ул. 9.

В 1896 году в Архангельске, я возвращалась из города в Соломболи (пригород). Проходя мимо церкви Успения Божией Матери, я увидела толпу около дома настоятеля. Было уже 10 часов вечера, но было совершенно светло, так как в июне у нас ночи светлые. Я спросила почему это случилось, что так много здесь народу. Мне ответили, что приехал о. Иоанн Кронштадтский и по обыкновению остановился у настоятеля церкви, что он уже выходил к народу и больше сейчас не выйдет. Мне очень стало жаль, что я его не увижу и, подняв глаза к церкви, я сказала: «Царица Небесная, мне хочется видеть о. Иоанна!» Народ в это время начал расходиться, но еще оставалось его довольно много. Я стояла в 20 шагах от калитки. В это время открылась калитка, вышел о. Иоанн и, пройдя через толпу, сразу подошел ко мне и сказал: «здравствуйте». Я очень растерялась и не попросила его благословения. Он повернулся и пошел опять в дом.

После этого случая он со мной встречался, как со знакомой.

Три рассказа вдовы действительного статск. советника. Областного Войска Донского Предводителя Дворянства Белград, Рус. Дом. Раисы Михайловны Поляковой

Во имя Отца и Сына и Святого Духа и в прославление памяти незабвенного батюшки о. Иоанна Кронштадтского

Окончив восемь классов гимназии, я выразила желание ехать в Петербург на высшие медицинские курсы. Моя мать не сочувствовала этому, а посоветовала усовершенствоваться в музыке, ехать в консерваторию. Я настаивала на своем желании, тогда она сказала: «хорошо, только с условием — поезжай прежде к батюшке о. Иоанну Кронштадтскому и, если он благословит тебя, тогда я согласна».

Моя тетя, жившая в Петербурге, предложила сопровождать меня в Кронштадт. Когда мы приехали туда, то остановились в Доме Трудолюбия, выстроенном о. Иоанном, и взяли номер. Нам говорили, что батюшку трудно уловить — он всегда занят и очень спешит. В день нашего приезда батюшка приехал в Дом и служил на верхнем этаже молебен и нам сказали, чтобы мы приготовились к его приему, — открыли все номера и ждали его. В ожидании батюшки, публика скопилась на площадке, желая скорее получить его благословение. Вдруг раздалось пение — «Святый Боже». — Батюшка сходил с лестницы поддерживаемый и окруженный толпой; все бросились к нему и мы были притиснуты в угол и я уже не надеялась подойти к нему, как вдруг он быстро протянул руку — толпа раздалась и его рука опустилась на мою голову и он быстро сказал: «я зайду к вам». Мы побежали в номер. Батюшка быстро шел по номерам, иногда останавливаясь в каком-нибудь номере, дошел до нас и начал быстро служить молебен, затем взял крест и кропило со св. водой, повернулся ко мне и положив на голову крест и окропляя св. водой сказал: «Будешь всю жизнь сестрой милосердия». Я запротестовала: «Нет, батюшка, я приехала специально просить вашего благословения, чтобы учиться на доктора».

— Да, да, знаю, учись, учись, девочка, учиться тебе надо, но всю жизнь будешь сестрой милосердия!

Я была расстроена... но поступила на курсы, училась 3 года и в конце концов неожиданно вышла замуж, муж обещал, что я буду продолжать свои курсы. Поехали и деревню после экзаменов, где я занялась лечением своих крестьян и разные семейные обстоятельства затянули меня и я не смогла поехать кончать свое образование «на доктора». Впоследствии получила диплом фельдшерицы и сестры милосердия. Всю жизнь лечила я крестьян и членов своей семьи, ухаживая и до сих пор за ними, как сестра милосердия. Всю войну работала в своем дворянском госпитале в Новочеркасске, как сестра милосердия и попечительница лазарета. Так сбылось предсказание батюшки о. Иоанна Кронштадтского.

Мой дедушка был тяжело болен тифом, его окружали дети и сын доктор медицины. Положение стало тяжелым и дядя доктор сказал, что дедушка недолго проживет: жар до 40° держался и он был без сознания; все плакали и молились о помощи Божией. Вдруг дедушка открывает глаза и говорит: «скорей принимайте батюшку о. Иоанна Кронштадтского».

Все бросились к больному, думая, что он бредит, но он опять громко сказал: «скорей откройте двери залы, принимайте батюшку — он сейчас меня причастил из собственных рук, он в митре и полном облачении и сказал, что я буду здоров».

Выздоровление пошло быстро и дедушка никогда не хотел верить, что о. Иоанна не было около него, что родные его не видели.

Это было за 1000 верст от Кронштадта.

Моя мать, умершая 2 сентября 1940 г. с умиленном часто рассказывала об этом.

Моя мать в молодости была сильно больна крупозным воспалением легких, а затем и воспалением брюшины. Лечили свой доктор — ее брат и им был вызван известный врач из ближайшего города.

Больной все делалось хуже и хуже, температура доходила до 41°, ничто не помогало. Наша бабушка, мать больной, сказала нам: «молитесь, дети, вы», и поставила нас перед иконами, «а я дам телеграмму батюшке о. Иоанну Кронштадтскому, попрошу его помолиться за нашу больную — мать трех детей маленьких.» На другой же день пришел ответ от о. Иоанна: «молюсь, молитесь, будет здорова». Действительно, выздоровление пошло быстро и доктора изумлялись этому чуду — вопреки их предсказаниям.

Когда мама оправилась, она поехала в Кронштадт благодарить Господа и батюшку. Пришла в Андреевский собор, прошла вперед, чтобы попросить батюшку помолиться и он вдруг, проходя мимо нее, взглянул и сказал: «приехала Анна, помолимся».

Это в церкви, где были тысячи народа, он узнал больную, которой помог издалека.

Всегда наша семья с благодарностью помнила помощь батюшки и мысленно к нему обращалась за помощью.

Родной брат наш Владимир Васильевич Степанов, состоя на службе по почтово-телеграфному ведомству чиновником Управления СПБургских городских телеграфов, побуждаемый сокрытыми от нас причинами, возымел желание переменить род своей гражданской службы.

Через посредство лиц, близко стоявших к приснопамятному протоиерею о. Иоанну Ильичу Сергиеву (Кронштадтскому) он, В. Степанов, получил возможность побеседовать наедине с батюшкой, которому открыл о своем благом намерении, просил совета и благословения на новый избранный им путь.

Блаженной памяти батюшка о. Иоанн объяснил брату нашему Владимиру о трудных обязанностях и ответственности духовных пастырей, особенно в наступившее тяжелое время и, подавая ему благословение на этот подвиг, произнес: «ну, хорошо, ты будешь священником, а рукоположение приемлешь от Преосвященного Серафима».

Это случилось в 1907 году.

В. Степанов, получив благословение, с знаменательным к нему добавлением, продолжал службу по почтово-телеграфному ведомству в Петербурге, а во время Великой войны с Германией (1914 г.), будучи прикомандированным в одно из полевых телеграфных учреждений Северо-Западного фронта.

Протекло немало лет, когда, совершенно неожиданно, мы получили от брата Владимира из с. Спасского, близ Томска, закрытое письмо с извещением о том, что: ...«слова дорогого батюшки, сказанные в 1907 году, сбылись ныне надо мною, и где же? — в незнаемой мною Сибири, в г. Томске. В марте месяце 1919 г. я сподобился принять благодать Иерейства через святительское рукоположение от Преосвященного Серафима».

Брат наш, священник Владимир Васильевич Степанов исполнял должность Настоятеля прихода в разных местах, а именно: в с. Спасском, близ Томска, в с. Червышеве, Уральской области и в селе Романовском, Ялуторовского района.

Последнее закрытое, очень краткое по содержанию, письмо было отправлено им из Армавира (Сев. Кавказ), 16 июля 1930 г., полученное на Коневце 24 июня 1938 года и, по независящим с обеих сторон причинам, дальнейшая переписка наша приостановилась и участь брата и его семьи (жена и дочь невеста), нам неизвестна.

Рождественского Коневского монастыря Духовник, Иеромонах Геннадий

(в мире Григорий Васильевич Степанов).

Коневского монастыря послушник

Николай Васильевич Степанов.

Учащаяся молодежь в Кронштадте хорошо была осведомлена о подвижническом священнослужении о. Иоанна Сергиева. Вечерние службы его в Андреевском соборе привлекали особенное внимание воспитанников Морского Инженерного Училища, называвшегося тогда Техническим Училищем Мор. Вед. По окончании его, я был выпущен во 2-й Флотский Ее Величества Королевы Эллинов Экипаж.

Комната, в которой я жил, окнами выходила на улицу, где находился Дом Трудолюбия (основан о. Иоанном), в коем помещалась просторная домовая церковь.

Как-то утром рано я был разбужен шумом народа, запрудившего всю улицу у Дома Трудолюбия. С невероятным трудом я мог проникнуть в церковь, когда о. Иоанн с амвона взывал к народу помолиться вместе о несчастном слепце, поникше стоявшем перед Царскими Вратами:

«Вот слепой... он лютеранин... брат наш во Христе... помолимтесь все вместе за него...»

В таком духе призывал всех батюшка. Начались моления всех с такой силой, что невозможно было не только расслышать, но и разобраться в общем смятении — что именно произошло?.. Затем, среди возгласов «прозрел, прозрел» — невидимое течение несло меня вниз к паперти... на улицу, где я только мог очнуться и придти в себя от ошеломившей всех радости.

Спустя некоторое время, родители моей невесты пожелали, чтобы о. Иоанн посетил их и отслужил молебен (они жили в Ораниенбауме).

Я решил проникнуть в церковь Городской Думы во время служения там о. Иоанна. После отчаяннейших усилии, я был в алтаре. О. Иоанн стоял перед Престолом, я левее северного входа, а еще левее стоял на коленях флотский офицер, с тремя звездочками на погоне, наклонившись в свой молитвенник (в руках). Я решил прервать его молитву и шепотом просил его совета: как мне выполнить мою заветную миссию и привезти о. Иоанна в Ораниенбаум к родителям? Едва повернув свое лицо (покрытое мелкими рябинками точно от оспы), этот лейтенант посоветовал мне: претерпеть до конца причастия всего народа, затем улучить минуту прямо просить батюшку и потом уже, локоть к локтю, не отрываться от него и затем сразу сесть за ним в его кибитку и направить по приезде в Ораниенбаум, к своему дому. Все это было в точности исполнено и мы с невестой после молебна, были вместе с родителями счастливы принять дорогое для нас благословение и слушать его живое слово.

Спустя четверть века, занимая служебный пост в Финляндии, я должен был сопровождать генерала-от-инфантерии П. Д. Ольховского* в служебной его поездке в Архангельск, где нам вместе пришлось посетить местного Владыку, Епископа Архангельского, Михея, очаровавшего нас своей беседой из военного быта. Голос его показался настолько знакомым, что я не удержался от любопытства о его прошлой службе и, к моему изумлению, выяснилось, что он в миру был морским офицером в Кронштадте, и как раз тем лейтенантом, который когда-то дал мне добрый совет, каким образом добиться счастья, чтобы о. Иоанн принял мое приглашение в Ораниенбаум и отслужил молебен в доме родителей моей невесты.

* Ген. Ольховский был тогда Командиром XXI 1-го арм. корпуса и всех войск и учреждений, в Финляндии расположенных, а я был там же начальником штаба.

Владыка Михей поведал нам, как он, по благословению о. Иоанна, принял монашество. Корабль, на котором он, будучи уже капитаном 2-го ранга Алексеевым, состоял на службе, стоял в гавани и готовился к предстоящей летней кампании. Однажды, по окончании дневных работ по вооружению корабля, он спускался по рабочему трапу в рабочий барказ, и, поскользнувшись, упал в барказ, причем уключина вонзилась, ранила челюсть и пошатнула зубы. Пока барказ дошел к пристани, вся его голова так распухла, что закрылись совсем оба глаза, он уже ничего не видел, а вздувшиеся губы не позволяли говорить. Вызванная к пристани жена о докторах и слышать не хотела и повезла его прямо в церковь, где о. Иоанн заканчивал очередное служение.

Пострадавшего с трудом привели в алтарь к о. Иоанну, встречавшему его с крестом в руках. Больному помогли стать на колени.

Покрыв голову епитрахилью, о. Иоанн начал неотступную молитву и продолжительно молился у Престола о здравии и спасении страждущего воина. Во время этого долгого моления, опухоль вся постепенно сошла, глаза открылись и пострадавший мог ясно возблагодарить батюшку за его молитвы у Престола Божия.

«Когда я направился, — говорил Владыка, — к выходу из алтаря, я все же языком почувствовал, что ушибленный зуб как бы болтается в челюсти; я как-то невольно повернулся к о. Иоанну и жалуюсь... «а зуб?» О. Иоанн провел рукою по щеке и промолвил: «ничего... иди... все пройдет...» «Вот этот зуб, — продолжая и указывая пальцем на зуб, — и посейчас цел!» — сказал Владыка.

По увольнении в отставку капитан 2-го ранга Алексеев овдовел и решил принять, с благословения о. Иоанна, монашество, а потом поступил в Духовную Академию. «Высшее духовное образование далось мне нелегко, — говорил Владыка, — и при том я, по неимению средств, дошел почти до нищеты, но не желал никого этим беспокоить; когда же не было уже ничего, даже одежды и обуви, я решил покаяться о сем о. Иоанну. Милосердный не оставил меня в скудости, прислал мне свое белье, рясу и вспомоществование, и очень разгневался за то, что я довел себя до такой крайности и не обратился к нему раньше.

После назначения меня на Архангельскую кафедру, я отправился навестить моего благодетеля в Кронштадте, когда он уже лежал тяжко больным, и в этом последнем посещении имело место необычайное знамение: не успел я открыть двери, как перед ней стоял о. Иоанн, давно уже не встававший со своего одра, и приветствовал словами: «И откуда мне сие, что Епископ Архангельский у меня!» хотя никто не предупреждал батюшку о моем прибытии.

После беседы Владыка Михей дал мне брошюрку, составленную после замечательной беседы о. Иоанна, которую он вел, по приглашению Епископа, с священниками Архангельской Епархии. К сожалению, эта очень интересная запись осталась в родной России.

Г. Сеатль штата Вашингтон.
Генерал А. Я. Ельшин.
(Бывший в Вел. войну начальник 42 пех. Дивизии
и Командир ХХ-го Армейского Корпуса).

 Заметили ошибку в тексте? Выделите её мышкой и нажмите Ctrl+Enter

<<<   СОДЕРЖАНИЕ   >>>